Когда Роберт Карри рядом, любая работа по плечу, руки не опускаются. Холщовая сумка с инструментами – рыба-мим – всегда таит ровно то, что нужно. Несколько раз за эти утра и вечера с Робертом Карри Мод вспоминает дедушку Рэя, как они вдвоем в гараже из готовых деталей собирали шлюпку, пахло клеем и смолой, пропаном из радиатора. Волосы она тогда заплетала в косу, в ладошках приносила деду инструменты. Играло радио. Старик тихонько насвистывал. Какая-то висячая лампа на гибком шнуре.

Ничего такого она Роберту Карри не рассказывает. Говорят разве что о яхте, по делу. Ставят новый носовой роульс, новый битенг. Прикручивают рым-болты – по одному по бокам кокпита, пониже, чтобы Мод, говоря теоретически, могла пристегнуться, еще не выйдя из кают-компании; два по бортам ближе к баку – все посажены на крепежные пластины и привинчены контргайками.

Приходит такелажник. Сидр сочится из пор. Глаза как у напуганной лошади. Роберт Карри говорит с ним, успокаивает, словно такелажник взаправду лошадь и напуган. Такелажник приступает, взбирается на топ мачты, на плечо надев канатную бухту. Возится полдня, а закончив, вроде бы приходит в чувство менее катастрофического толка. Принимает у Мод кружку чаю. Ухмыляется, показывая остатки зубов.

День ото дня погода лучше. Мод работает в футболке и джинсах, по палубе ходит босиком. На фургоне доставляют ветровой автопилот – трехлетний «Гидровейн» с чичестерской верфи. Отдельными деталями разлегшись по понтону, он смахивает на обломки кукурузника, протаранившего дом. В половине пятого Роберт Карри бросает «Динь-Донну», шагает через двор. Спускает тузик на воду у кормы «Киносуры», измеряет, затем сверлит стеклопластик, а Мод, свесившись из-под релинга, придерживает крепеж. Десять минут в эллинге – получаем шесть крепежных пластин в три четверти дюйма. Без двадцати восемь, после того как побежден переклинивший болт в основании привода и миновала досадная минута, когда показалось, что маловат нейлоновый чехол, система установлена.

– Это твой новый лучший друг, – говорит Роберт Карри, повернув автопилот на оси и посмотрев, как крыло возвращается на место. – Обычно им дают имена. Придумала уже имя?

– Автопилоту?

Он хохочет, видя, какое у нее лицо.

– Имя необязательно, – говорит он, – а вот выпить за него не помешает. Соблюдем морскую традицию. Есть на борту чего?

Она уходит вниз, возвращается с бутылкой темного алкоголя и двумя пластмассовыми стаканами.

– Ром, – отмечает Карри, щурясь на бутылку. – Не ожидал от тебя.

– Это Тим купил, – говорит она.

– А, ну да, – говорит Роберт Карри. – На крайний случай.

– Он считал, на лодке должен быть ром.

– Может, он и прав.

– Да, – говорит она.

Он подставляет стаканы, и она льет ром.

– Спасибо, – говорит она.

– Всегда пожалуйста.

Солнце трогает дом на склоне холма за рекой – фермерский, наверное, – и высекает искру из темноты.

Спустя два дня Мод выходит на яхте в гавань. Ветер десять узлов, апрельское небо в вышине размыто облаками, мерцают скалы. Сбалансировав лодку, Мод закрепляет румпель, вынимает шпильку автопилота и поворачивает крыло к ветру. Забивается в угол кокпита и наблюдает за ним, за легким креном и вздрогами крыла в оранжевом нейлоновом чехле. Проверяет компас, смотрит на кильватерную струю. Автопилот работает, но корректирует избыточно, яхта идет рыскливо. Мод подправляет угол, отклоняет от вертикали. Так лучше, устойчивее, но чтобы добиться желаемого, подправлять приходится еще трижды. Она идет в бейдевинд, на пяти узлах, по ребристой блистающей воде, и по левому борту, не выше палубы, летит чайка. Невероятно, однако яхта держит курс, и ведет ее железка, прикрученная к транцу. Свобода! Свобода делать все, что сделать надлежит. Убирать парус, вести наблюдение. Пойти вниз сварить кофе. Пойти вниз поспать.

Управляющими концами Мод сдвигает крыло автопилота, и яхта плавно уваливается под ветер. Мод слегка травит стаксель, чувствует, как яхта снова балансируется. Мод совершенно растворилась в этой новой игре, где она посредничает между ветром и механизмом. Ее роль изменилась. Уже странно, что прежде она справлялась одна, носилась туда-сюда, как персонаж немого кино. Теперь она эдакий техник. Больше не надо хвататься за лебедку, когда судно приводится к ветру. Не надо мчаться на бак, травить конец – а лодка уже развернулась. Из кают-компании Мод достает табак, садится на корточки в кокпите, чтобы табак не разлетелся, сворачивает самокрутку и выпрямляется, размышляя, в чем слабости автопилота, как его погнет высокая волна, как починить его среди ночи. Все ломается; Мод это понимает. В конце концов сломается все; это она тоже понимает, что уж тут. Но автопилот – эта откалиброванная простота – по виду судя, протянет долго. Мод нравится даже ярко-оранжевый чехол. Флаг, вымпел. Он утешителен, и уже за это она благодарна.

До истечения стоянки у понтона остается четыре дня. Потом либо продлевать, либо перебираться к швартовной бочке. Мод работает с Робертом Карри – иногда до поздней ночи, и нужно надевать налобные фонарики, а то не видно, что делаешь, – и теперь над автопилотом стоят стальные трубчатые опоры, а к перекладине привинчена пара пятидесятиваттных жестких солнечных панелей. Это обеспечит яхту электричеством – во всяком случае, гораздо реже придется врубать двигатель. Карри обещает поставить инвертор.

– Сможешь подключать технику, – говорит он. – Плейер, фен, инструменты. Телефон заряжать.

Он, как выясняется, знает одного человека – у того в сарае валяется лишний «Виктрон». И человек этот готов расстаться с «Виктроном» за бутылку пива.

Мод запасается водой, закупает кое-какую еду. Утром пятого дня отчаливает от понтона и под мотором выходит к прежней стоянке. Когда яхта пришвартована и носом режет накатывающий прилив, Мод идет вниз, через форлюк выпихивает наружу все парусные чехлы, а потом сидит под мачтой, ощупывает паруса, ищет прорехи, торчащие нитки, признаки обветшания. За грот и стаксель она спокойна. Остальные прилагались к яхте – все, кроме красного спинакера, которым она толком не пользовалась, опасается ставить в одиночку. Есть генуя, можно прицепить на пустой штаг (лишняя снасть – нововведение времен Джона Фантэма). Еще один стаксель – галсовый угол уже латан-перелатан; и маленький штормовой, заскорузлый и потрепанный, как ему и полагается, однако придраться, кажется, не к чему.

Мод пакует их и через форлюк бросает обратно в каюту. Время за полдень. Мод жарит яичницу, ест, сидя на сходном трапе, глядя в кают-компанию. Справа УКВ-радиоприемник, новый монитор аккумулятора, регулировщик зарядки солнечных батарей. Под ними – НАВТЕКС, GPS, радар, собственно штурманский столик, где штурмана ждут лишь кофейная кружка, пепельница, прокладчик и латунный циркуль. В глубине, на полке над столом, – «Альманах Ридса», справочник океанских портов, старая «Лоция пролива Ла-Манш» Джона Фантэма. Выше, в сетчатом кармане, – мобильный GPS «Гармин», пара зажигалок, телефон (выключен), солнечные очки, пропуск в кройдонскую больницу. Подле щеки Мод в деревянной ячейке – цейссовский бинокль и фонарик, а другой фонарик где-то под спальником в «гробу». За спиной, в рундуках кокпита, – парашютные ракеты и фальшфейеры (Мод видела, как Роберт Карри проверял на них дату годности). Еще там кранцы и запасные швартовы. Страховочные обвязки, туманный горн, здоровое холщовое ведро – может, хватит, чтоб сделать из него морской якорь.

Кое-что – парусные нитки, леска – уже потерялось или неведомо как вычеркнулось из плана лодки, который Мод держит в голове. Кое-чего еще – паяльника, мерного стакана, запасных наручных часов, бумаги для письма, купальника (у нее, правда, имеются шорты и футболки – уж наверняка сойдет за купальник) – попросту нет. Но если ей среди ночи перерубят концы и она проснется в море, ей довольно, более чем довольно, чтобы выжить, чтобы не останавливаться. Яхта готова. Яхта готова, и ничего больше не надо – только решить, зачем все это.

Женщина, одна, на яхте. Что тут странного? И однако Мод словно очутилась в эпицентре невозможного, и на четыре или пять вздохов на нее наваливается невероятная слабость. Тягать веревки, делать тысячу дел, необходимых в наиобычнейший день на море, – сама мысль невыносима. И как-то далека, будто Мод раздумывает о том, чего никогда в жизни делать не станет.

Она толчком поднимает себя с трапа и кладет тарелку в стальную раковину. Встает на колени, открывает рундук под левой банкой, роется там и выуживает зеленый рюкзак. Расстегивает молнию, заглядывает внутрь, нюхает и принимается по всей яхте собирать вещи – сначала выкладывает на красную банку, затем аккуратно пакует. Это будет экстренная сумка, всегда под рукой, схватить, если все потеряно, – последнее прибежище. Вкладыши для бюстгальтера и лишняя ночная рубашка на сей раз не понадобятся. Понадобятся ручной компас, пара сигнальных дымовых ракет, сигнальное зеркало, хороший нож. Не помешала бы, если найдется, леска. Леска, крючки и наживка…