Марьяша нависала над Семой, дразня гроздью винограда, зажатой в зубах. Ягодки касались губ любимого и одна за одной исчезали во рту грустного блондина.

Леопард, однако, был без эмоций. Ни тени улыбки. Игривое настроение спутницы жизни никак не могло побороть его печаль. Грустно, когда приходит человек в черном и обещает скорейшую смерть. Но Мария была не из тех, кто легко отступает при первом отпоре. Сложно было вернуть его из пустыни, а выбить улыбку с утра в мягкой кровати - дело пары минут.

Виноград полетел в тарелку на прикроватной тумбочке. Маша пригнулась, вихрастыми кудрями щекоча щеки терпивца. Локоны нависли над его лицом, скрывая от взгляда манящую грудь с напрягшимися сосками. Глаза блондина потеплели и предательски постарались проникнуть сквозь волосы, чтобы рассмотреть хоть что-то. Попытался убрать взор, отстраниться, тут грусть о смерти, о близкой, неминуемой кончине, не до веселья, но...внутренний зверь неумолим. Куда там до него тотему леопарда.

Сие действие не осталось незамеченной для Марии. Завладеть вниманием - уже половина дела сделано. До победы один шаг! Наклонилась еще ближе, медленно лизнув в губы. Язык прошелся по верхней и нижней, стал спускаться до подбородка.

Как назло начинающаяся щетина остановила нежный натиск.

- Бр-р, побрейся.

- А, извини.

Сема высвободил руку из-под покрывала и провел по подбородку. Мелкие волоски остались в руке, словно на ладони были десятки лезвий. Кожа заблестела, чистая и освобожденная.

- Так-то лучше, - кивнула Марьяша, сдуло волоски и прикусила за ухо. Горячий поток воздуха проник в перепонку, приятно щекоча. Приятная волна отдалась во всем теле Семена.

"М-да, некоторые поражения достойнее победы... и приятнее", - подумал Сема, не в силах больше сдерживать улыбку. Подхватив Машу ее за поясницу и чуть ниже, перевернул на бок.

Машка не сдалась и продолжила катиться, переворачивая и его. Кровать была огромная, но и ее ресурс оказался бессильным под натиском двух влюбленных.

Рухнули на пол, запутавшись в одеялах и покрывалах. Высота небольшая, пол мягкий, стеленный ковром с длинным ворсом. К тому же одеяло сползло чуть раньше. Не ушиблись.

Мария все равно оказалась сверху, показывая язык. Сема прижал к себе и поймал язык губами, затем, приблизив ее к себе, утонул среди грудей, отдавая предпочтение то одной то другой...

Ласки продолжались треть часа. Так и не поднялись с пола. Разве что стянули с кровати все подушки.

В молчании застыли в объятиях друг друга, приходя в себя. Слова не нужны там, где просто хочется быть друг с другом рядом, ощущать родное тепло, дарить и получать любовь. Любить и быть любимым, утопая в обоюдных чувствах единения.

Мария приложила щеку к широкой груди, изредка по инерции целуя горячую кожу любимого. Сема теребил кончики ее волос, наматывал на палец. И каждый ощущал беззаветную преданность второй половины. Любовь, в которую люди верят все меньше и меньше, но которая есть и будет всегда.

- Когда ты уже согласишься выйти за меня замуж? - Глядя в плиточный потолок, обронил блондин.

- Ты после каждой командировки спрашиваешь. Каждый раз отвечаю: через два месяца, после защиты диплома...

- Прости, память короткая.

- Это коротковременная то? А такое событие в долговременную не можешь отложить?

Сема попытался улыбнуться, но вновь ощутил, как голову берет в тиски. Черное облако постепенно стало захватывать сознание, отодвигая все приятное на второй план. Слабость полилась по телу. Но не та, приятная, после любовных ласк, а другая, холодная и чужая.

Стиснув зубы, попытался заставить ее уйти.

"Только не сейчас. Только не при ней. НЕТ! ПОТОМ!"

Открыл глаза. Маша вновь нависла над ним. Лицо тревожное, что-то почувствовала, прочла в глазах. Все видит, все ощущает.

Это лицо можно сделать безучастным, запретить мускулам выдавать те эмоции, которые ощущаешь на самом деле. Это месяцы тренировок мимикрии, оточенные до блеска. Это не сложно. Но глаза так быстро менять настрой не в состоянии.

- Сема, тебя точно отправили в отпуск? - Осторожно начала Мария.

- Да, - честно признался Сема.

- Тогда скажи мне, что он не медицинский, - потребовала любимая. - Докажи.

Блондин ненароком отвел взгляд, буркнул:

- Все отпуска в какой-то степени медицинские...

- В глаза смотреть!

Прикусив губу, Сема вернул взор во власть ее очей.

- Ну... мне что-то нездоровится с последнего задания. На солнце вроде как на море перегрелся. Ох уж мне эти теплые моря...

- Тебе нездоровится только в том случае, если прошит пулеметной очередью крест накрест.

- У-у, садистка. Любимая девушка не должна так говорить.

- Сема, - она взяла прядь рукой, перебрала меж пальцев. - Расскажи мне. Все расскажи. От любимой ничего не скроешь. Все равно же узнаю.

Глаза просящие, требовательные, губы стянуты в строгую линию.

"Переживает... Проклятый Меченый, откуда ты свалился? Я не могу ее покинуть! Это сильнее меня!".

- Родная моя, я буду в порядке, если...

Взгляд Марии стал еще пристальнее. Ловит каждое слово. Только глаза наливаются влагой. Женский козырь.

- ...если верну Скорпиона, - продолжил Сема, взвешивая каждое слово. - Он... должен помочь. Да, он поможет. Брат любит сложные ситуации. Мы же живем в последние годы только в двух режимах. Это "тяжелый" и "очень тяжелый". Есть еще "невозможный", но от него потихоньку отказываемся - люди же, а не боги. Так кому еще помочь, как не ему? Брат, он же с такой кровью в жилах, что мама не горюй.

- Сема... - Маша прижалась, обхватывая за шею. - Так вытащи его... Это... Это очень важно, понимаешь?

"Важно выжить или заставить вернуться? Что-то в ее слезах есть еще", - подумал Сема.

- Конечно. Конечно, любимая. Вытащу, верну, вразумлю и даже отшлепаю, но только ради тебя, - поспешно забормотал Леопард, покрывая взволнованное личико поспешными поцелуями, но сам постепенно сконцентрировался на мысле-сфере, расширил, обхватывая теплом любимую, и... увидел.

Этот крошечный зарод жизни, недоверчиво ответивший на тепло и принявший его, как должное, поселился в ней. Сема послал ему внутреннюю улыбку и заверил, что мир, в котором ему суждено родиться, ждет его. Защита и любовь будут ему обеспечены. Без тревог и печалей. Только на глаза навернулись слезы - у них будет ребенок. И это в тот момент, когда над головой висит древнее проклятье. Неужели тот самый невозможный режим жизни пришел?

"Проклятье или не проклятье, я выживу! Кто бы что ни говорил, я буду жить!", - твердо решил для себя Леопард.

- Маша...

- Что?

"Хм, а ведь она еще и сама не знает".

- Я люблю тебя. Я... выживу. Отпусти в тайгу. Пара дней там и я буду сиять здоровьем. Отпустишь?

- Я тебя никогда и не держала, - поспешно отстранилась Маша, делая какие-то одной ей ведомые выводы.

Любимая поднялась и зашлепала по паркету босыми ногами по коридору, свернула в ванную. Послышался плеск воды из открытых кранов.

Сема взял с тумбочки ручку, нашарил в выдвигашке листик бумаги и поспешно застрочил:

...Родная моя, у нас будет ребенок. Он уже в тебе. Третья-четвертая неделя. Сделай тесты, сходи к гинекологу, если не веришь. Я не мог ошибиться. Только не делай УЗИ, оно портит ребенку здоровье, влияет на ДНК. Вернусь - купим кольца, и я все-таки заставлю тебя пройтись по бутикам, подбирая платье. На руках понесу. Целую, скоро вернусь...

Сема за две минуты оделся и подготовил себя к выходу. Еще через минуту едва слышно хлопнула входная дверь.

Маша, выйдя из душа, вновь ощутила пустую квартиру. И что толку, что она элитная и в центре города, рядом с институтом? Какой с этого прок, если ей приходится снова находиться в ней одной?

Вся мировая общественность приникла к экранам многочисленных телевизоров, мониторов, проекторов. Трансляция шла по всей планете. Очередной полет с людьми на борту до Марса, как-никак. Предтеча, первая ласточка к колонизации. Первый шажок к решению вопроса перенаселения.

"Якобы. Можно подумать, сразу удастся отправить за колыбель человечества хотя бы сотню-другую миллионов людей. Даже отправляй один Китай по триста пятьдесят миллионов человек - это будет всего лишь ежегодный прирост его населения, не более. С такой страной невозможно воевать. Она уже доминирует на планете - только если телепортом половину страны выселить разом", - додумал Дмитрий Александрович.

Научно-конструкторский корпус космодрома Свободный с особым интересом посматривал на огромные кинескопы. На одних в разных ракурсах прямой трансляцией крупнейших телекомпаний из Майами с мыса Канаверал шел волнующий репортаж о подготовке к запуску первого пилотируемого корабля с тремя астронавтами на борту.

На других экранах передавались шпионские съемки центра управления полетом, крупные планы самого корабля, схемы, добытые антисистемниками. Разведка структуры работала превосходно.

Космовед, как и весь свой подручный состав, смотрел пристально, молча, к комментариям не прислушивался. Зубы на нервной почве грызли губы. Мало того, что шелушатся от нехватки витаминов, которых некогда принимать, а чаще просто забываешь, так еще и стресс.

Снова этот проклятый стресс!

Годы Перестройки, Смута воинственных девяностых, гламурно-транжирные годы рыночного безумия, периодические кризисы, все это отбросило освоение космоса родиной. Пока разбирались что к чему, время шло.

Время не прощает ошибок недальновидной политики государства.

Не сразу взялись за восстановление космических программ, а когда взялись вплотную, форсированной, бешенной гонки не хватило, чтобы догнать Штаты. Скудное финансирование, забытые, стареющие кадры, организация работ с демократическим подходом - все летело в трубу десятки лет. И что теперь, за несколько лет, нужно было сделать чудо? Но народ-то остался прежним и в чудеса верить разучился, пусть даже из этого народа выжаты все стремящиеся вверх сливки научно-технического гения.

Семи лет существования Антисистемы не хватило, чтобы догнать и перегнать. Корабль, стоящий в ангаре, был готов лишь на пятьдесят девять процентов. Пусть и превосходил по характеристикам тот, который запустило НАСА почти в два с половиной раза, двигатели и вовсе были построены на иных концепций физико-математических законов. Но кому какое до этого дело, если мир помнит только первых?

Дмитрий ругался про себя и с горя пил коньяк. На сегодня устроил всем выходной день. Но маньяки до космоса домой не спешили. Грустные лица, печальные глаза. Все здесь. Конечно, общечеловеческая победа, но сами-то в печали.

"Могли бы и сами, черт бы всех побрал! Но именно эти додумались лететь на красную планету на жалком подобии жестяной банки, которую во всю восхваляют с десятков экранов, а не они на гении космического чуда на инопланетных технологиях. Запчасти у НАСА отваливаются еще на старте, никакого запаса прочности. Сколько раз откладывали полет? Официально два. Разведка же говорит, что семь. Это все равно, что на запряженной в плуг лошади путешествовать вокруг Земли. "Клуб" особо не вкладывал ресурсов в освоение космоса и дальнейшие колонизации. Их все устраивало и на Земле, где под контролем почти девяносто процентов всего происходящего в мире. И пусть НАСА получала сотни миллиардов, но ведь столько же вкладывали и в разработку нового стирального порошка, духов, автомобилей, сверх вкусных чипсов, сверх удобных сидений для унитазов, во все сферы тотального потребления, бессмысленный профессиональный спорт с бесконечными кубками, турнирами, первенствами, где добывался один лишь престиж и соревновались фармакологические компании и, конечно же, в новые системы вооружения, способные уже не десятки, но сотни раз уничтожить хрупкий, чуткий до агрессии мир. Без бряцанья оружием и замерами, у кого длиннее дуло автомата, и где миру надо воевать, штаты давно были бы уничтожена реваншем за спонсирование Первой Мировой, Второй Мировой, развал культур, передела десятка стран, используемых как полигоны для опытов, свержения режимов, смены идеологий, деформаций концепций развития всего мира", - вновь и вновь вертелось в голове.

Дмитрий Александрович чуть пригубил коньяка. Поморщился. Пить не любил и не пил никогда. И маленькая бутылочка в кармане халата и рюмка в другом были скорее знаком траура, флагом скорби для сотрудников. Каждый, косо посматривая, отмечал с хмурой улыбкой, что рюмка шефа за несколько часов стояния на столе опустела едва ли на пол пальца.

Сема ворвался в помещение наблюдательной рубки стремительный, как вихрь. Не особо интересуясь мировыми событиями, вяло мазнул взглядом по телевизорам, собравшемуся люду. Отыскал взглядом Дмитрия и почти подбежал.

- Привет, пап.

Обнялись.

- Здравствуй, сын, - улыбнулся Дмитрий, привыкший, что детей у него много. По одному даже успел соскучиться даже в вечной суете своей работы.

Да, Семен стал для него новым сыном. Понял это несколько лет назад, когда перестал ощущать различие в произнесенном слове "папа", когда говорила Лада или Семен.

- Торопишься? Откуда такой запыхавшийся?

- Бегу. С Хабаровска на струннике до Свободного, потом на автомобиле к вам при полном спидометре. Почему ветку от города до космодрома не кинете?

- Сема, космодром это все-таки космодром, а не музей или зоопарк. То, что тебя охрана знает, не значит, что кому-то еще создают такие зеленые коридоры от города.

- Батя, давай без лирики, я спешу. Запиши все претензии на бумажку, перепиши в компьютер и кинь на мэйл. Или эсэмэской кинь, прочту позже.

- Куда спешишь? - Вздохнул Дмитрий, не ввязываясь в дискуссию. Сам семь лет спешил, спешил, рвался к финишу и вот... все равно обогнали. Несмотря на все авралы и порванные жилы. Больно, до скрипа зубов больно и обидно, что не лучшее - а вот так - кое-как.

- Скорпиона пора вернуть. Срок подошел. А то еще гнить начнет, надо проветривать. Мало ли. Я ж заботливый. - Ответил Семен.

Дмитрий ощутил, как кольнуло в сердце. Так остро захотелось к домашнему очагу. Захотелось тепла, уюта. Собраться всей семьей. Увидеть всех детей, собрать друзей. Какого черта поселился жить на космодроме?

"Куда постоянно несусь? Кому это все нужно"?

Вслух же ответил, натягивая на лицо маску улыбки:

- О, ну это дело нужное. И что тебе, родительского благословения не хватает?

- Я за "тарелкой", - просто ответил Сема, словно попросил передать сахарницу за столом.

- За тарелкой?!

Сема имел в виду случайно угнанный пять лет назад со сверхсекретной американской базы летательный аппарат, который и доставил его вовремя в Нью-Йорк. А после событий в пентхаусе одного из небоскребов, когда все сильные мира сего исчезли вместе с братом, сей же аппарат доставил его обратно в Россию. Перед скитаниями по пустыне Сема пригнал тарелку Дмитрию на космодром. Для изучения. На благо прогресса. Но видимо хозяева тарелки хотели вернуть свой аппарат. Почти год вокруг космодрома происходило столько событий классифицирующихся как "явления НЛО", что Антиситеме пришлось расширять космодром и глубоко под землей. Там и происходило изучение летательного объекта. И двигатели нового создаваемого корабля были сконструированы с Их технологий. Кого "их", структура так и не разобралась. Только Даниил Харламов на Совете упрямо твердил о трех расах, но ничего толком объяснить не мог. Конечно, Дмитрий верил его рассказам о путешествиях по Луне, ведь собственная семья не раз сбивала скептический настрой напрочь, но подтвердить как-то иначе слова одного из Совета не представлялось возможным. Потому эту тему разговора не развивали, постепенно привыкнув к НЛО над космодромом, как к солнцу и Луне.

- Да. За тарелкой. В тайге все пригодится.

- Ты понятия не имеешь, какую ценность для науки она имеет, - начал осторожно Дмитрий.

Сема сделал просящие глаза, как щенок у стола хозяина за лакомый кусочек.

- Я же верну. Туда и обратно. Честно. Вы же не сильно ее порезали? Запчасти на месте?

- На месте. Ее невозможно порезать. По-крайней мере нашими методами. Едва внутрь забрались. И то лишь два раза. "Дверь" открывается только под воздействием сильнейших электромагнитных полей. А это весьма энерго-затратно. Даже для Космодрома. Знаешь, какой потом счет пришел от энергетических систем?

- Я оплачу. Но вы ошибаетесь, она открывается не только под воздействием электромагнитных полей.

- А что еще может ее откупорить? - Приподнял бровь Дмитрий Александрович.

- Простой приказ мозга, - улыбнулся Сема. - Наверное не всех. Но каждому свое. Можно и магнитами, наверное. Не пробовал. Я не до конца понял принципы управления. Мне волевой посыл приятней и доступней, это вы все тут извращенцы от науки - все традиционные методы используете.

- Как ты можешь ее брать, если даже не совсем понял, как ей управлять! А вдруг разобьешь...ся? - с легкой запинкой переспросил Космовед.

Разволновавшись, Дмитрий даже уронил рюмку. Коньяк и стекло разлетелись-разлились по белому полу.

- Ты был не в себе! - Не обратил внимания на потерю отец. - На сильном эмоциональном подъеме. Возможно, это разблокировал некие участки в мозгу, что позволило активировать инопланетные системы. Мозг слабо изучен.

"Рассказать ему о пришельце? Нет, и так весь на нервах", - быстро прикинул Сема, не решившись.

- Ты сейчас тоже не в себе немного, но это пройдет, папа. Хомо обыкновенный еще долго не сможет управлять чем-то подобным. У человека слишком много блоков в голове, что на эмоциях, что в состоянии аффекта. А я часть снял. Ну, меня еще в детстве уронили, потом еще попинали для порядку, братик в том числе, но я вспомню, как управлять, не переживай.

- Да зачем она тебе?! Ты прекрасно знаешь, где купол... брата.

- Дело в том, что тарелка генерирует поле, опрокидывающее физические законы. Я думаю, это поле поможет мне пробить купол. Я же пытался сам, не получилось. А сейчас надо, отец, надо. Время такое, что все нужно. И сразу.

Дмитрий прищурился, не столько вслушиваясь в болтовню блондина, сколько в общий смысл. Элементы доходили. Но не сразу.

- То есть ты знал о поле и нам ничего... А мы тут года потратили!

"Если вам все рассказывать - поседеете. Я же берегу тебя, отец. Зачем тебе знать, что находится на другой стороне Луны?".

- Вы смогли ее "завести"? - переспросил Сема, пропустив упрек мимо ушей.

Дмитрий опустил голову, словно провинившийся ученик, тихо ответил:

- Нет.

- Вот. Так что учиться вам еще и учиться... Пап, скоро верну. Где она? В катакомбах?

Блеск в глазах голубоглазого сына так просто не возникал. А когда возникал, Сема по обыкновению начинал чудить. И эти причуды странным образом открывали перед ним некие новые возможности, разобраться в которых не представлялось возможным всему научному отделу Антисистемы. Чаще просто принимали как есть.

- Я...покажу, - смирился Космовед с потерей самого важного экспоната своей научной выставки.

Быстро побрели по помещениям, свернув к лифту. Кабина доставила под землю. Автоматизированная охрана проверила и перепроверила. У последней двери, не до конца доверяя автоматике, дежурили двое охранников.

Дмитрий перекинулся с ними парой слов, и дверь распахнулась, зажегся свет по всему периметру обширного помещения.

Она стояла посреди просторного зала. Старая Семина знакомая, вокруг которой за последние несколько лет только сегодня не суетились люди в халатах, ставя бесконечные опыты, тестируя, измеряя, проверяя и перепроверяя, едва ли ни пробуя гладкую поверхность на вкус.

Серебристый сплав чуть заметно блестел. Он не отражал света ламп, скорее излучал свой, но слишком слабый, чтобы разогнать что-то большее, чем сумерки.

- Ладно, лети, - вздохнул Дмитрий, смирившись с возвращением хозяина машинки. - Запустишь, и я вскрою потолок.

"Надо будет придумать какую-нибудь альтернативу асфальту над головой, если он будет летать на ней больше чем раз. Не сомневаюсь, что запустит. Сема полон причуд", - додумал Дмитрий Александрович.

- Я быстро, пап. Туда и обратно. Моргнуть не успеешь. - Кивнул отцу Сема и подбежал к летающей тарелке.

Секунд десять блондин просто стоял рядом, видимо пытаясь что-то вспомнить. Дмитрий видел только спину и склоненную голову. Потом рука коснулась металла и... дверь открылась.

- М-да, придется переоборудовать короб хранения под ангар, - хмыкнул отец.

Сема махнул на прощание и исчез внутри. "Дверь" тут же закрылась. Это словно был живой металл, на какое-то время создавший проход, а затем закрывший, затянувший его. Без зазоров.

Дмитрий пробежался пальцами по клавиатуре, ввел двадцатизначный пароль из вязи бессмысленных букв и цифр. Четыре массивные плиты над головой, разрывая асфальтовое покрытие, поползли в стороны, обнажая подземное обиталище солнцу.

Глава космодрома не особо удивился, когда тарелка засветилась бледно-голубым и легко оторвалась от земли. Затем, покачавшись из стороны в сторону, словно настраиваясь, резво рванула вверх.

- Дети, - вздохнул Дмитрий.