Вадим Панов (В.П.): Добрый день! Прежде чем начать семинар, хочу сказать, что после его объявления в предварительной программе фестиваля я получил довольно много писем от удивленных друзей и читателей, которые спрашивали, почему семинар будет посвящен «Детскому миру»? Но если изначально заявленная тема вызвала недоумение, то сейчас, уверен, многие из вас уже поняли, почему я решил поговорить об этой литературе: примерно месяц назад увидела свет книга «Ириска и Звезда Забвения», написанная в новом для меня жанре фэнтези для подростков. Работа над этой книгой стала своего рода вехой – не побоюсь этого громкого слова, – и многому меня научила. Точнее, мне многому пришлось научиться, и теперь я хочу поделиться впечатлениями, которые остались от работы, и приобретенным опытом.

Вопрос: Какой был мотив перехода к литературе для подростков?

В.П.: Во-первых, пришло время. За свою карьеру я писал книги на самые разные темы: фэнтези, городское фэнтези, киберпанк, стимпанк, современная мистика, постапокалипсис, и, как мне кажется, новое направление стало естественным продолжением поиска. Во-вторых, это действительно интереснейшая тема и настоящий вызов для писателя, потому что, на мой взгляд, самая сложная из существующих литература – для детей. Сложнее нет по целому ряду причин, и о некоторых из них мы сегодня поговорим. В-третьих, я взялся за работу, будучи основательно подготовленным, ведь книга об Ириске родилась из долгих сказок на ночь, из не связанных друг с другом историй, а некоторые из них рождались, что называется, «на ходу»: в машине во время долгого путешествия, в поездках или на пляже; родилась из персонажей, о которых меня просили рассказывать снова и снова. Вокруг меня постепенно накапливались законченные эпизоды, полностью описанные персонажи, эпизоды, которые складывались в сюжет, и оставалось лишь связать их крепкой нитью.

Таким был мой путь в «детскую лигу». А теперь давайте приступим к семинару.

Этот первый момент я выделил еще до начала работы, понял, что впервые в жизни обращаюсь к конкретной аудитории. «Ириска» – «семейная» книга, ее читают и взрослые, и подростки, но в первую очередь – подростки, и это обстоятельство я не мог игнорировать и постоянно держал его в голове. И если при работе над «взрослыми» книгами я показываю тестерам уже законченные версии, то при написании «Ириски» приходилось советоваться с будущими читателями начиная с самых ранних этапов, чтобы выяснить, понятна ли им история, сюжетная канва, мотивация персонажей и многое-многое другое. В том числе – понятны ли им слова, которые используются в тексте. Мы, взрослые, не задумываемся над тем, как много на самом деле знаем, помним или же просто понимаем. Наш лексикон формировался годами, у нас в голове огромный массив информации, к которому идет постоянное обращение, многие слова мы используем «по умолчанию», абсолютно точно зная их смысл, и напрочь позабыли о том, как некогда узнавали значения слов и понятий. Сейчас мы считаем их элементарными, не стоящими нашего внимания, а они, оказывается, совершенно непонятны детям. Соответственно, приходилось внимательно выискивать такие слова и либо давать разъяснения в тексте, либо делать сноску с определением.

Вопрос: Какие слова, например?

В.П.: Разные и иногда – совершенно неожиданные для меня. Например, «нокаут». Не могу назвать себя записным драчуном, но это слово знаю с раннего детства, уже в первом классе мы с ребятами азартно обсуждали бокс, ну и уличные столкновения у нас, разумеется, были, куда же без них. Так что слово в повседневных разговорах звучало довольно часто. А вот многие девочки, как выяснилось, понятия не имеют, что оно означает, и этот факт стал для меня большим сюрпризом.

То есть приходилось обращать внимание не только на те слова, которые дети и подростки могут не знать в силу возраста, но и учитывать гендерные отличия, определять, что понятно мальчикам, а что – девочкам.

Вопрос: А не легче было перенять для книги сленг современных подростков?

В.П.: Легче, разумеется, но какой в этом смысл? Сленг – это поветрие, он быстро приходит и быстро уходит. У каждого поколения детей есть свои особые словечки, присказки и обороты речи. Например, те слова, которые я употреблял, будучи подростком, мои дети практически не используют, для них они звучат очень странно, а значения некоторых наших общепринятых оборотов они даже не понимают. И это нормально: время тех слов прошло, поколение сменилось, даже мир вокруг изменился и теперь «рулят» абсолютно другие термины. Такова жизнь. Если немного отвлечься, то можно сравнить это со стилем письма: в XIX веке романы писались долго, и они были толстыми. Эта традиция сохранялась примерно до середины ХХ века, но постепенно размывалась, и теперь толстый роман на двадцать и более авторских листов – большая редкость. Или другой пример: советская литературная школа породила не только великих писателей, таких как Шукшин, Распутин, Астафьев, но и множество авторов, тяготеющих к уныло-официозному стилю, которым нелепо писать книги для современных читателей. Поэтому использование текущего сленга бессмысленно: через пару лет от него останется в лучшем случае два-три всем понятных и доросших до общеупотребительного уровня слова, как это произошло с некоторыми выражениями «олбанского языка» и прочих «модных течений».

Более того, в такой огромной стране, как наша, сленговые термины меняются от области к области, то есть даже в рамках одного поколения существуют различные вариации «современного молодежного сленга» и не факт, что их состав совпадает.

Однако самая главная причина, по которой я избегал современных словечек, заключается в том, что, по моему глубокому убеждению, язык должен быть изначально предельно правильным, особенно когда книга пишется для подростков. Нельзя идти по легкому пути и писать на том языке, на котором они говорят с друзьями и родителями, нельзя чрезмерно упрощать, чтобы «стало понятнее». Книга – это не компьютерная игра, книга призвана развивать человека, учить думать и задавать ориентиры. Ориентир нормального человека – правильный, качественный, литературный язык, а ему нужно учиться, к нему нужно привыкать, его нужно ценить. Если книга подарит читателю пару-тройку новых понятий – это хорошо, поэтому я нарочно не заменял некоторые непонятные слова, а делал сноски, давая их определение и помогая, надеюсь, развиваться.

Современная жизнь быстра, мы вечно торопимся и в том числе – торопимся писать. Наши SMS и посты в соцсетях переполнены орфографическими ошибками и грубыми сокращениями, имитирующими разговорную речь. О пунктуации я вообще молчу… Но мы, во всяком случае, многие из нас, обладаем качественным образованием и способны эти же тексты набрать правильно, на нормальном русском языке. Чуть медленнее, но правильно. В этом преимущество образованного человека – планка изначально выше. Он сможет спуститься до уровня сленга или нарочито обедненной речи, но может быстро вернуться на свой уровень. И ни в коем случае нельзя делать эталоном нечто упрощенное или изначально неправильное, потому что именно это и называется деградацией.

Итак, краткий вывод: язык подростковой книги должен быть не сложным, но не упрощенным, без изысков, но не бедным, и не надо бояться вводить в него новые, возможно – незнакомые слова.

Следующее, о чем пришлось очень серьезно подумать, – о злодеях. Точнее, об описании отрицательных персонажей вообще и главного антагониста в особенности, ведь его фигура неимоверно важна для любой книги, не только для фэнтези.

Каким он должен быть?

Разумеется, могущественным, очень сильным и очень опасным для всей Вселенной. По возможности главный злодей должен представлять глобальную угрозу, его цель – кардинально поменять структуру описываемого мира, но важно не переборщить с дифирамбами в его адрес, поскольку литература знает огромное количество «чОрных колдунов, мечтающих покорить мир», разной степени достоверности, и необходимо добиться того, чтобы наш «плохой парень» выгодно отличался от коллег по нелегкому злодейскому ремеслу. Он должен быть предельно реальным, в него нужно верить. Главный злодей должен быть фигурой демонической, но чтобы в его угрозу поверили, необходимо дать его внутренний мир; и возникает вопрос: какой он в данном случае? Как описать мерзавца в книге для подростков?

Мы, люди взрослые, понимаем, что мир, даже мир фэнтези, не может быть черно-белым, мы понимаем, что у каждой стороны конфликта есть своя правда, которую она отстаивает. Мы понимаем, что каждый человек преследует свои интересы, и если нам он видится злодеем, врагом, подлецом, то для своей стороны, для тех, ради кого он идет на войну или на преступление, этот же персонаж является героем и образцом для подражания. Мы понимаем, что сторонники могут оправдать любой поступок «своего».

Мы это понимаем.

Но мы – взрослые. У каждого из нас есть большой багаж знаний, сложившиеся принципы, личный опыт и определенные этические установки. Мы твердо знаем, что такое хорошо и что такое плохо, и в том числе – благодаря полученной в детстве информации. Благодаря тому, что раньше мы не путались и нас не пытались запутать. Поэтому я сознательно исключил полутона из описания отрицательных персонажей. Проводя аналогию, я не хотел и не показал в романе, что вампир может быть хорошим, как это, к примеру, сделано во многих современных книгах. Я хотел дать четкое понимание, что есть добро и есть зло – два безусловных полюса, которые никогда не сойдутся, и, надеюсь, показал.

Однако эта принципиальная позиция породила другую проблему: как избежать «картонности» отрицательных персонажей? Ведь чем больше делаешь злодеев черными, злыми, тем более плоскими, ненастоящими они становятся, и в какой-то момент в них перестают верить. История превращается в сказку в плохом смысле слова и становится слишком простой для сопереживания.

И поэтому для описания главного отрицательного персонажа я решил использовать его подчиненных, вспомнив поговорку: «Короля играет свита». То есть давать главного антагониста не столько самостоятельно, сколько через помощников, благо их у Захариуса Удомо оказалось предостаточно. Помощники получились разные, каждый со своим характером и положением в иерархии темной армии, и поэтому образ Захариуса, сформированный из диалогов, отношения и отзывов о нем, получился достаточно выпуклым. Но не настолько, чтобы зло стало привлекательным.

Я знаю, что «плохие парни» часто получаются яркими, смотрятся гораздо выигрышнее главного героя, и старательно избегал этого эффекта.

Вопрос: Какой допустимый уровень насилия в детской книге, для той аудитории, для которой вы пишете?

В.П.: Этот вопрос тесно переплетается с сюжетом и жанром книги, напрямую зависит от того, чем будут заниматься и в каком окружении пребывать персонажи. Поскольку мы говорим о фэнтези, то история, безусловно, должна быть приключенческой. А там, где приключения, там обязательно присутствуют сражения: против армий, разбойников, драконов – не важно. Важно то, что схватки являются органической частью повествования, и значимой частью, поскольку абсолютное зло должно быть уничтожено. Однако на мой взгляд, многие авторы подростковых книг злоупотребляют описанием, а иногда даже смакуют жестокие подробности, пытаясь привлечь читателей тем, что «у меня – как в жизни». В арсенале писателя имеется достаточно средств, чтобы передать ужас сражения или чьей-то гибели, не скатываясь в дешевый натурализм, а вот низменные приемы не красят ни детскую книгу, ни взрослую. Художественное произведение не должно иметь ничего общего с лекцией по анатомии, и авторам следует избегать излишнего натурализма.

Хотя бы потому, что это пошло.

Я искренне считаю, что благодаря нашим масс-медиа, точнее, их безумной погоне за высоким рейтингом, читатели любого возраста видят достаточно насилия: в кинофильмах, играх и даже программах новостей. К насилию привыкли и не воспринимают с той смесью ужаса и отвращения, как даже 30–40 лет назад. Насилие стало частью повседневной картинки, но книга не может, да и не должна соревноваться с художниками и создателями спецэффектов в его описании и уж тем более – в его смаковании. Книга – это Слово. А Слово – это интеллект. И потому, переворачивая страницы, мы должны находить на них в первую очередь пищу для ума. Вульгарное описание подробностей обращает книгу в фильм ужасов категории «В», в то время, как истинно писательское умение позволит создать эталонный триллер.

Как вы уже поняли, я против натурализма.

Читателя должна увлекать история, сюжетные повороты, неожиданные ходы (не путать с «роялями в кустах»), внезапно выстреливающие ружья, но уж никак не грязные детали, больше подходящие для «желтой» прессы.

И самое главное: любое сражение, любой бой – это этап становления человека. Даже из банальной уличной драки герой может выйти не таким, каким в нее попал, и именно этот момент мне наиболее интересен. Особенно в финале, в главном сражении книги, которое становится для главной героини, для Ириски, своего рода переходом через Калинов мост. С одной стороны, это отчаянный бой с силами зла, с другой – сражение внутреннее, сражение со своим страхом, сражение за себя, чтобы победить и стать другой.

Есть широко распространенное мнение, что главный герой детской книги должен обязательно вызывать жалость, должен быть несчастным по определению и печальной историей своей жизни вызывать у читателя сочувствие, а лучше – вышибать слезу. Золушка, Оливер Твист, Гарри Поттер – все они глубоко несчастные дети, лишенные любви, тепла, ласки, и тем сразу же накидывают на читателя «крючочек» жалости к себе. Читателю хочется, чтобы у них все получилось, чтобы им наконец повезло в жизни, читатель сразу оказывается на их стороне, что хорошо для восприятия книги… Но мне такой подход кажется не совсем честным приемом, ведь получается, что мальчик или девочка, у которых присутствуют оба родителя и все хорошо в семье и жизни, не имеют шанса на читательское признание, если, конечно, их зовут не Алиса и они не бегут за белым кроликом. Я понимаю, что идти проторенной и проверенной дорожкой не только легко, но и благоразумно, однако сознательно лишил главную героиню поводов для жалости.

Герои в ней не нуждаются.

Ириска – обыкновенная девочка, оказавшаяся в необыкновенной ситуации и вынужденная вступить в противоборство со страшным врагом. Она может отказаться от сражения в любой момент, но обстоятельства сложились так, что от ее решения зависит будущее целого мира, и девочка понимает эту ответственность. И сражается.

Какая в этих обстоятельствах разница, полная или неполная у нее семья? На мой взгляд – никакой.

Хорошая детская книга не может обойтись без большого количества интересных и забавных персонажей. В хорошей книге – как и в хорошем фильме, – обязательно должны быть короткие, но запоминающиеся эпизоды, раскрывающие героя с разных сторон и, соответственно, звезды этих эпизодов. И не важно, комедийным будет эпизод или трагическим, появится сей персонаж дальше или навсегда сойдет со сцены, главное, что он запомнится, обратит на себя внимание.

Важность эпизодов невозможно переоценить, они наполняют глубиной не только героя, но историю и сам мир. Эпизоды – те самые мелочи, детали, из которых складывается Вселенная книги, мелочи, которые делают ее живой и настоящей.

Бытует мнение, что эпизод «тормозит» развитие сюжета и снижает динамику, но я с этим категорически не согласен. Во-первых, потому что любой эпизод можно написать достаточно энергично, во-вторых, потому что грамотное добавление не тормозит историю, а украшает.

К сожалению, современный мир пытается навязать и авторам, и читателям свои правила. Скорость жизни сейчас неимоверно высока, особенно в больших городах, и многим отчего-то кажется, что книга «должна соответствовать», быть такой же быстрой, как пост в социальной сети, а главное, что в ней «не должно быть ничего лишнего». Я с этим мнением категорически не согласен. Хорошую книгу я читаю медленно, мне нравится узнавать то, что осталось за рамками сюжета, нравится погружаться в мир, который меня увлек, и я благодарен тем авторам, которые создают для меня небольшие, но такие значимые эпизоды. И тем же стараюсь радовать своих читателей. Я обожаю придумывать «звезд эпизодов» – смешных и умных, глуповатых и гадких, «постоянных» и проходных, обожаю возиться с ними, подбирать им словечки и отличительные черты. Они – полноправные члены мира.

Но больше «звезд эпизодов» для книги важны спутники главного героя…

Вопрос: Обязательно должны быть Страшила и Железный Дровосек?

В.П.: И Трусливый Лев. На самом деле, спутники главного героя являются обязательными персонажами и особенно – для детской книги. Причем у каждого из них есть своя, ярко выраженная «специализация»: один обязательно «умник», который очевидно знает больше других, способен разгадать загадку, вспомнить нужное событие из истории или прочитанной книги и составить внятный план действий; другой – «верный солдат», преданный, честный, в меру сильный (или очень сильный), который без колебаний бросается в любое приключение или же закрывает главного героя собой, этому персонажу частенько выпадает умереть во имя сюжета. Возможны и другие помощники, но они встречаются редко, поскольку мало кто рискнет перенасытить «основную компанию», то есть группу главного героя и спутников, увеличив их количество – в этом случае остается риск, что кому-то из персонажей либо не хватит места в сюжете, либо второстепенные герои начнут закрывать главного. И если во взрослой книге (вспомним, хотя бы, «Три мушкетера») эксперименты с количеством основных действующих лиц допустимы, то в детских книгах стараются не рисковать.

Вопрос: Насколько важно для вас, когда вы планируете главного героя и его спутника, чтобы второстепенные герои не затмевали по яркости главного?

В.П.: Если честно, предсказать этот момент очень и очень трудно, поскольку главный герой наиболее понятен читателю. Да, можно придумать ему сложную историю, необычные мотивы, глубокие внутренние переживания, другими словами – создать сложнейший, противоречивый образ, но… Но перед нами все равно останется главный герой. Каким бы сложным ни был его внутренний мир, он все равно поступит как главный герой, он все равно окажется «хорошим» и положительным. И подсознательно об этом знает любой читатель.

А вот помощники главного героя такими жесткими рамками не связаны, и им разрешены многие вещи, которые главному герою недозволительны. Быть жадным, себе на уме или не очень честным, или глуповатым, вечно влипающим в истории, из которых его приходится выручать главному герою. Или же наоборот: быть честным и верным на фоне чересчур хитроумного главного героя, при этом сильным и смелым.

После окончания «Анклавов», я как-то провел опрос, попросив проголосовать за любимого героя, и первое место в нем занял Олово, классический «второй номер», тень главного героя, его слуга и телохранитель. Олово, который всегда оставался самим собой и не раздумывая исполнял любой приказ Кирилла. И его полюбили. Кирилла и Мертвого уважали, к Патриции с самого начала было двойственное отношение, а Олово полюбили. Затмил ли он главных? Не думаю. Но он крепко запомнился.

Но затмить главного героя могут не только его помощники. Еще одна опасность, которая подстерегает авторов, – чересчур качественный злодей. Его роль для повествования огромна, в действительности он «тащит» на себе изрядную часть истории, и не случайно среди голливудских продюсеров бытует мнение, что «Качественный злодей – это 80 % успеха картины». Отрицательные персонажи обладают известным «обаянием зла», весьма притягательным для некоторых людей, и при определенных условиях способны перевернуть историю, заставив читателя встать на свою сторону.

Как видите, любой персонаж способен оказаться на первых ролях, и потому одна из задач писателя заключается в том, чтобы каждому персонажу указать его законное место и проследить, чтобы он его не покидал.

В заключение нашего семинара хочу сказать, что работа с детской литературой оказалась для меня не только тяжелой, но и необычайно интересной. Я учился, писал, снова учился и снова работал над текстом. Роман «Ириска и Звезда Забвения» потребовал от меня полтора года напряженного труда, но я по-настоящему доволен результатом. И надеюсь, опыт, которым я поделился, будет вам интересен и полезен.