В ночь перед похоронами нервы Бекки были натянуты как струны. Она пребывала в прострации, несмотря на то, что после смерти Ханны, может, только пару раз забила косяк. Время от времени она даже сомневалась в том, что будет еще когда-либо курить траву, но иногда ей хотелось накуриться до одурения. Она ждала, пока стемнеет, перед тем как выйти из дома, и никому не звонила заранее. Она целыми днями никому не звонила. Кто-то слил ее номер телефона прессе, и теперь «iPhone» блокировал все звонки, кроме родителей и Эйдена. Впрочем, ей не нужно было видеть на экране номер мамы, чтобы понять, кто звонит. Кроме тех моментов, когда она была в полиции и на консультации у этого врача-мозгоправа, она все время находилась в мамином поле зрения.

Эйден пришел к ней домой, но даже он не знал, как ей помочь в этой ситуации. Дело было не только в смерти Ханны, что само по себе было хреново, но и в том, что именно Бекка управляла осветительной установкой. Как они должны были это обсуждать? Он все это с трудом воспринимал и чувствовал себя неловко, хотя обнимал ее и говорил, что все будет в порядке. Он приходил накуренным, что мало помогало. Она в нем нуждалась – разве он этого не понимал? И та легкость в отношениях между ними исчезла.

Но ей нужно было с кем-то поговорить, и она в конце концов пришла сюда.

– Она у себя в комнате, – сказала Элисон Хоуленд, сжимая руку Бекки. – Поднимайся. Уверена, она будет рада тебя видеть. У вас обеих завтра тяжелый день.

Она говорила членораздельно, но очень быстро, и Бекка заметила бутылку вина на кухонном столе. Она была открыта и на две трети пуста. Бекка не могла ее винить. Таша чуть не умерла. Дважды. Она удивится, если Хоуленды снова выпустят дочь из дома.

– Хочешь что-нибудь попить? Или что-то съесть?

Бекка отрицательно помотала головой и, выйдя из теплой кухни, стала подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Ее душила забота взрослых. Они хотели как лучше. Но что они могли?

Дверь в Ташину комнату была не заперта, и Бекка тихонько ее приоткрыла, внезапно разнервничавшись. Волноваться было глупо, потому что для этого не было повода, но без общения по телефону и в социальных сетях ей казалось, будто она находится в вакууме. Она привыкла, нажав кнопку, узнавать, как человек себя чувствует, чем занимается. Но теперь этому пришел конец.

– Привет, – сказала она. – Я просто подумала, что… – Она пожала плечами. – Ну, знаешь… по поводу завтра.

Таша подняла на нее глаза. Она сидела на кровати и изучала содержимое старой коробки из-под обуви, которая стояла возле нее.

– Заходи, – наконец произнесла она, подвинувшись, чтобы Бекка могла сесть на кровать. – Рада тебя видеть. У меня такое чувство, что я полжизни не видела никого, кроме Беннет и родителей.

– Понимаю, что ты имеешь в виду. Такое впечатление, что мы в тюрьме.

– Ты в порядке? – спросила Таша.

Бекка кивнула, но сосредоточилась на содержимом коробки. Она была не готова обсуждать свои чувства.

– Что это за фигня? – спросила она.

Там были старые значки, билеты на концерты, пряди волос, засушенный цветок и тому подобный хлам.

– О, просто всякая всячина. Мне нравится хранить вещи, напоминающие о хороших временах. – Она вытащила засушенный фиолетовый цветок. – Это память о том дне, когда мы нашли поляну и сделали ее своим секретным местом. Я увидела его по пути домой. Мне он показался очень красивым на фоне зелени.

Рассматривая содержимое коробки, Бекка заметила знакомую вещицу.

– О, это мой старый браслет «Livestrong» ?

Таша вытащила его из коробки.

– Ага! Мы тогда учились в шестом классе, и у нас было тестирование. Ну, ты прошла, а я так и не закончила. Ты тогда дала его мне, помнишь?

Бекка улыбнулась и кивнула, от нахлынувших воспоминаний у нее на сердце потеплело. Эта коробка была не только для Барби. Она там тоже была. В сокровищнице воспоминаний. Она подумала о Хейли и Дженни.

– Как они могли? – тихо спросила она, а Таша тем временем аккуратно закрыла коробку и задвинула ее под кровать.

Наташе не нужно было спрашивать, о ком она говорит.

– Не думаю, что они хотели меня убить, – произнесла она, теребя пододеяльник. – По крайней мере, не в первый раз. Они хотели меня напугать. Напоили снотворным и бросили в лесу. Но я не думаю, что они хотели моей смерти. – Она помолчала. – Просто все вышло из-под контроля.

– Что ты помнишь? – спросила Бекка.

Таша казалась такой хрупкой, волосы закрывали ее лицо. Она теперь не была похожа на великолепную королеву пчел, и Бекка сжала ее руку. Она была холодной.

– О господи, я не хочу об этом говорить. Такое чувство, что я повторяю это снова и снова – Беннет, в прокуратуре, всем.

– Извини, я не подумала.

– Это из-за того, что я увидела Ханну так близко. И шок, должно быть, что-то обратно переключил в моем мозге, и он снова нормально заработал. Было такое ощущение, словно открыли кран. – Она посмотрела на Бекку. – А ты-то как? Она была твоей подругой. Она была хорошей девушкой.

Сколько людей теперь так говорили о Ханне! Ученица, многого добившаяся, милая девушка и тому подобное, но ведь на самом деле даже учителя редко замечали ее присутствие.

– Не думаю, что до меня это уже окончательно дошло. – Бекка чувствовала, как к горлу подступает тошнота. – Я продолжаю видеть панель управления. Когда закрываю глаза, то вижу, как ору на нее и двигаю ползунок, все это одновременно. Не думаю, что это видение когда-нибудь исчезнет.

– Это не твоя вина. Ты же знаешь. Они это сделали. – Она отклонилась назад и посмотрела Бекке в глаза. – Это не мы. Я не виновата в том, что не стояла там, и ты не виновата, что осветитель упал. – Она ссутулилась. – Вот бы у меня все еще был дневник, который доктор Харви заставила меня вести. Может, я заведу другой. Знаешь, это расслабляет. Не думала, что когда-нибудь буду вести дневник, но он помог мне выкинуть мусор из головы.

– А где он?

– В полиции. Они забрали его, как только я о нем упомянула.

Они обе издали стон.

– Боже, как я хочу курить! – сказала Бекка. – Думаешь, журналистам видно окно с того места, где они припарковались?

– Мне уже все равно. Я не выхожу из дома, не считая посещений полицейского участка. Надеюсь, завтра они отстанут.

– Может, погибнет еще какой-то подросток, и это их отвлечет, – пробормотала Бекка, а затем поняла, насколько ужасно то, что она произнесла. Впрочем, это не помешало им обеим рассмеяться. Черный юмор. Что еще оставалось?

– Давай сядем на пол возле окна, – сказала Таша, приоткрыв его на пару дюймов. – Я выключу свет. И они смогут увидеть только светящийся кончик сигареты. Подумаешь!

Холодный воздух проникал через щель, и Бекка села к стене, положив подбородок на колени. Она стала зеркальным отражением Таши, только менее изящным и с полноватыми бедрами. Чуть приоткрытого окна было недостаточно, чтобы комната, а то и весь второй этаж не пропах сигаретным дымом, но сегодня, да и потом, Хоулендов это вряд ли станет беспокоить. Элисон просто нальет себе очередной бокал вина и будет размышлять над тем, что она как мать сделала не так, не осознавая, что весь этот жуткий бред не имеет ни малейшего отношения к воспитанию – хорошему или плохому, да какому угодно. Дело в них самих. В их мире. И их родители ни хрена не могли поделать с этим.

– Хочешь, вместе пойдем на похороны? – спросила Таша после того, как выключила свет. – Пусть зеваки немного выпустят пар. Там их будет много.

– Конечно, – ответила Бекка.

Она испытала облегчение, такое сильное, что сердце потеплело и начало гнать это тепло к конечностям. Она не хотела, чтобы люди пялились на нее одну. А Таша в данной ситуации была трагической жертвой – не настолько трагичной, как Ханна, но Ханны больше не было. Наташа была центром всего этого. Если она будет рядом, то, может, люди не будут видеть в ней жуткого монстра. Девушка, которая случайно убила свою лучшую подругу. Может быть, кто-то из улья вообще считает, что она была заодно с теми двумя. Она знала, что происходит в гудящем рое. Любую историю там стараются приукрасить.

– Я попрошу папу подъехать к твоему дому, а потом мы поедем следом за вашей машиной, хорошо? – спросила она, выпуская струю дыма. От сигареты у нее немного кружилась голова, но курение не спасало от легкого подташнивания, с которым она училась жить. Она целыми днями практически ничего не ела и почти не курила. Во рту было гадко, но она снова затянулась.

– Хорошо, – сказала Таша. – Пусть уже это поскорее произойдет, пусть все закончится.

– Я тоже этого хочу.

Бедная Ханна! Даже сейчас, на этом последнем для нее, столь значимом мероприятии, когда наконец она, которая с трудом могла наскрести пять или шесть друзей для празднования дня рождения, все-таки соберет бо`льшую часть старшеклассников, от нее все равно пытаются отмахнуться. «Извини, Ханна, – мысленно произнесла Бекка, запрокинув голову, чтобы остановить жгучие слезы, которые вытекали из колодца жалости и стыда внутри нее. – Извини, что я была такой стервой».

– Ты собираешься в школу в понедельник? – спросила Бекка.

– Да. А ты?

Бекка кивнула.

– Я бы хотела пойти в какое-нибудь другое место, но тогда вместо детей и учителей, которых я знаю, на меня будут пялиться незнакомцы.

– Ну и ну! Тебе кто-то писал?

– Нет. Я отключила телефон. Мне нужна новая симка. К тому же я не очень хочу обсуждать все это.

– У нас был кое-кто из учителей, но я с ними практически не разговаривала, – сказала Таша. – Предоставила это маме. Хотя я заглядывала в «Facebook». Куча людей пишет на наших страницах, если ты не видела. – Она слегка улыбнулась. – Мы теперь вроде как мини-знаменитости.

Бекка могла поспорить, что на стене Таши отметилось намного больше людей, чем на ее, но все равно было приятно слышать, что о них думают.

– Страницы Хейли и Дженни удалены, – тихим голосом продолжала Таша. – Думаю, их убрала полиция или их родители. Скорее всего, полиция. – Она помолчала. – А страница Ханны осталась. Мы не были друг у друга в друзьях. Но я на самом деле даже рада этому. Было бы странно видеть ее последние записи. – Она посмотрела на Бекку. – Извини. Я не подумала. Для тебя это ужаснее, чем для меня. Она была твоей подругой. И ты… ну, ты и сама знаешь, что тогда случилось.

Я наклонила осветитель. Да, она это сделала. Намеренно или нет, она, Ребекка Крисп, убила свою лучшую подругу. Это была ее схема освещения, это она позволила Хейли залезть на стремянку и подвинуть осветитель, несмотря на все свои подозрения и на ее неподготовленность. Это ее роковая ошибка. Она тем самым им подсобила.

– И эти кучи дерьма о мистере Геррике, – сказала Таша. – Хоть теперь я и вспомнила, все равно мне это кажется таким странным. В смысле, из всех учителей – мистер Геррик? Ему далеко до мистера Джонса, правда? Мистера Джонса я бы, наверное, смогла понять. Но мистер Геррик? – Она покачала головой. – Я знала, что Дженни спала со всеми, но я думала, что она разборчивее.

Бекка фыркнула, а потом захихикала, может, чтобы не позволить слезам жалости, в том числе и к себе, вырваться наружу.

– Я просто не могу представить, как они этим занимаются. – Только она это сказала, ее воображение выдало картинку. Дженни и мистер Геррик на его столе, его спущенные штаны едва держатся на бедрах, пока он трудится. – Ох, черт, теперь я это вообразила!

– Ты хотя бы не видела этого в реальности! – сказала Таша.

Они снова рассмеялись, но их тихий смех вскоре угас. Они обе через столько всего прошли и слишком устали для смеха до колик в животе. «Мы чересчур опустошенные для этого, – подумала Бекка. – Из нас высосали все эмоции».

– Мне он нравился, – наконец сказала она, стрельнув в окно непогасший окурок. – Он был добрым, если ты понимаешь, о чем я.

– Да уж, – ответила Таша. – Думаю, что понимаю.

– И он окончательно испортил себе жизнь. В смысле он же не просто переспал со старшеклассницей. Он причастен и ко всему остальному дерьму. К тому, что они сделали, чтобы сохранить все это в секрете. – Она посмотрела на Ташу. – Как думаешь, что он чувствует? – Она помолчала. – Как они себя чувствуют?

Не нужно было называть их имена. С этих пор «они» всегда будет означать двух остальных Барби.

Таша повернулась к окну и посмотрела на улицу. Она долго молчала.

– Пойманными и напуганными, – наконец сказала она. – И им жаль, что все так вышло. – После паузы она добавила: – Очень, очень жаль.

– Да, – сказала Бекка. – Думаю, ты права.

Таша поднялась и включила свет.

– А ты видела эту девушку, Эмму? В «Facebook». Подружку Эйдена.

– Кого? – У Бекки скрутило живот, но она уже этому не удивлялась. – Я туда не заходила.

– Я просто видела, что она написала на его стене что-то вроде «рада, что во всем разобрались». – Таша протянула Бекке руку и помогла ей подняться. – Так что я зашла на ее страницу, а там не оказалось настроек приватности, и еще она написала во вторник, что вроде бы спасла парня от тюрьмы. О чем это она? Ты ее знаешь?

Бекке стало плохо. Нет, она ее не знала. Каким образом она могла спасти Эйдена? Это Бекка спасла Эйдена, заставив Беннет обыскать шкафчики девочек. Или Беннет их обыскала, потому что эта девушка каким-то образом обеспечила Эйдену алиби? Он неохотно рассказывал о допросе, просто сказал, что им нужно было кое-что обсудить. И вдобавок ко всему, как Таша попадает на страницу Эйдена в «Facebook»? Они теперь друзья? Он ее добавил?

– Не уверена, – ответила она. – Может, и знаю. Я иногда путаюсь. У него много друзей-музыкантов. – Она надеялась, что это прозвучало непринужденно, но внутри у нее все пылало. Он странно себя вел, но она думала, что это из-за Ханны, а не потому, что сделал что-то такое.

– Он ничего тебе об этом не сказал? – Таша пристально смотрела на нее.

Бекка покачала головой. Почему-то она почувствовала себя неудачницей.

– Тогда, может, я все неправильно поняла, – сказала Таша. – Откуда нам знать, о чем это она? Может, вообще о ком-то другом. Или просто пошутила.

– Да, наверное, что-то в этом роде. – Бекке вдруг захотелось побыть одной, чтобы тараканы в ее голове не метались как угорелые и ей не приходилось бы делать вид, что она кого-то слушает. – В любом случае мне пора домой. Мама, наверное, уже психует. Она не хотела, чтобы я вообще выходила из дома.

– Я тебя понимаю. С моей то же самое. Так вы завтра заедете к нам? Давай в десять?

– Конечно. Не хочу прийти туда одна. Лучше с тобой.

Таша заключила ее в такие крепкие объятия, что Бекка почувствовала ее частое сердцебиение.

– Спасибо за все, Бекка. Ты замечательная. Я не знаю, как бы я без тебя справилась. Правда не знаю.

Бекка обняла ее в ответ, при этом думая о Ханне.

– До завтра, – сказала она. – Давай покончим со всем этим.

Она помахала рукой Элисон Хоуленд, которая все еще пила в кухне, и ушла. Выйдя на улицу, надвинула на лицо капюшон и опустила голову.

Журналисты, которые все еще сидели в засаде возле ее и Наташиного домов, могли ее сфотографировать, но снимок был бы неудачным. Да и что такого, если в газетах сообщат, что два пострадавших подростка встречались перед похоронами? Какое это имеет значение? Бекка понимала, что ее все меньше и меньше волнует окружающий мир. Она просто хотела, чтобы их оставили в покое и дали им возможность прийти в себя.

На полпути к дому ее телефон завибрировал. Это была эсэмэска от Эйдена, он интересовался, как она, а еще написал, что, если она хочет, он может пойти на похороны. Джейми тоже решил пойти, он все равно будет его подвозить. Три смайлика и поцелуй в конце. Ее пальцы зудели. Все зудело, кроме сердца, – оно болело. Джейми захотел, чтобы он подвез его завтра, и он вдруг решил, что пойдет на похороны? Было ли ей место в этой картине? Почему он не захотел пойти туда из-за нее? Он же вроде как любит ее! Гнев отхлынул от ее головы к пальцам, и они забегали по экрану.

Пауза. Казалось, что его ответа пришлось ждать вечность.

Ее гнев был поглощен стыдом.

На глаза навернулись слезы. Она сдерживала их, пока думала о Ханне, но сейчас уже не могла. Какое дерьмо! Ханна умерла, но расплакалась она от мысли, что Эйден ее бросает.

Она застонала от ярости и чуть не зашвырнула телефон в ближайшие кусты. Теперь она чувствовала себя обиженной и глупой. Зачем она это сделала? Не могла просто спустить все на тормозах и подождать? И все же, почему он ей об этом не рассказал? И почему он был так холоден? После всего, что случилось, всего, что она пережила – и все еще переживала, – почему он не мог просто быть милым? Он знал, что она иногда ведет себя не вполне адекватно, и мог хотя бы попытаться ее успокоить. И почему ей всегда приходится извиняться за то, что она вела себя как дура?

Бекка шла как в тумане, а придя домой, хлопнула дверью и побежала наверх, в свое святилище, чтобы мама ее не перехватила. Она бросилась на кровать и расплакалась. Убеждая себя, что плачет из-за Ханны, она понимала, что это неправда. Как бы жалко это ни выглядело, но она плакала из-за себя.