29
Взято из
МАТЕРИАЛОВ, СОБРАННЫХ ИНСПЕКТОРОМ КЕЙТЛИН БЕННЕТ:
ВЫДЕРЖКА ИЗ ДНЕВНИКА НАТАШИ ХОУЛЕНД
На репетиции мы мало читали пьесу. Мистер Джонс сказал, что это по сути игра характеров. Эти люди на самом деле существовали. Джон Проктор погиб, потому что не захотел пойти против своих убеждений. Он не мог признаться в том, чего не делал, даже чтобы спастись.
Я считаю, что Джон Проктор должен был хорошенько подумать, прежде чем совать свой член служанке-подростку между ног.
Мистер Джонс ходил взад и вперед, пока рассказывал, и все девочки восхищенно смотрели на него, приоткрыв рты, – подсознательно готовые к тому, чтобы переспать с ним или что-то вроде того (боже, я стала более грубой после того, как умерла), будто он был каким-то голливудским сердцеедом. Мистер Джонс зацепил даже мальчишек. Он обладает всем, чего они хотят. Уверенность, легкость. Пьеса была сексуально заряжена, и помещение буквально вибрировало от этой энергии. Иногда мне кажется, что в школах больше сексуального напряжения, чем где-либо еще. Даже я иногда это чувствую. Как тут, в зале.
Мы стали репетировать общую сцену, где мне нужно было вести своих танцовщиц. Тех девочек, которых Эбигейл Вильямс берет с собой в лес, чтобы наложить заклятие на бедную Элизабет Проктор. Когда мы попытались сымпровизировать то, что они делали, я размышляла над тем, сколько во всем этом иронии, и хотела сказать Дженни: «Ох, подтекст!», когда она подошла, нервная и робкая, как и ее персонаж Мэри Уоррен. Руки, подергиваясь, висели вдоль туловища, а глаза были опущены, хотя мы еще не начинали играть, но я сомневаюсь, что Дженни знает, что такое подтекст. Я вспомнила о той поляне в лесу – нашей поляне. Окурки, обертка от шоколадного батончика. Пока я болтала с Мейси и Эллой (Рут Путнем и Мерси Льюис – обе изливали на нас с Дженни свой восторг, будто, получив эти роли, они стали почти что Барби), могу поспорить, Дженни тоже об этом думала. У нее покрасневшие глаза. Слезы? Недостаток сна? Наркотики? Зная Дженни – а я ее знала, – это, скорее всего, наркотики, но, может, и всё вместе. Может, мне снилась темнота, а ей – лес.
Я осмотрелась в поисках Хейли – за это время насчитала тринадцать тонких деревянных панелей на стене, – она была в другом конце зала, репетировала с Джеймсом Энсором. Им нужно было сымпровизировать ненаписанную сцену, где Элизабет узнает о романе Проктора с Эбигейл, то есть со мной. Она подняла глаза, будто почувствовала, что я смотрю на нее, и нерешительно улыбнулась, а я задалась вопросом, часто ли она смотрит в мою сторону. Шутки ради я не ответила ей тем же. Она побледнела. Мне было это видно даже на таком расстоянии.
Они мои Барби. Тут моя власть. Пока еще.
Бекка сидела в сторонке за столом, чертя схемы на большом листе бумаги. Ханны рядом с ней не было. Она была где-то за кулисами, перебирала костюмы в шкафу и доставала заготовки для мизансцены и панелей. Тем не менее я слышала, как она говорила Бекке, что будет делать. Интересно, они ругались? Ханна пыталась быть жесткой, но она всегда чувствовала чужую боль.
Бекка метнула взгляд вверх, наверное, к занавесу и такелажу, раздумывая, что она может с этим сделать. Она на самом деле очень креативная, хоть у нее все и основывается на логике – как раз то, что нужно нашему театру. Так как это школа исполнительских искусств, музыкальное и драматическое отделения приносили больше всего прибыли. Местные любительские труппы (насколько это трагично? Печальные обломки людей, цепляющихся за давно ушедшие мечты) использовали наш зал для своих летних выступлений, когда школьники были на каникулах.
Во время перерыва, когда остальные сбились в кучку, я подошла к ней. Сказала, что это хорошо выглядит, хотя не совсем понимала, что передо мной. Она делала зарисовки углем, и это было, как будто ты видишь дизайнерский эскиз платья и пытаешься представить, как эта вещь будет выглядеть в реальности.
– Я думаю сделать сцену в центре, – сказала она, – чтобы зрители сидели со всех сторон. Тогда основной состав все время будет на сцене, и актеры, когда они не задействованы, просто будут отходить в сторону и наблюдать за происходящим.
– Это круто, правда, – сказала я, действительно так считая. – Это умно. Акцентирует внимание на том, что общество всегда наблюдает за каждым.
Она улыбнулась.
– Правда, нужно, чтобы еще мистер Джонс это утвердил.
– Что это?
Мы обе подняли глаза на Хейли. В ее тоне звучало скорее любопытство, чем недовольство.
– Вот здесь. – Подойдя ближе, она ткнула пальцем в то место на эскизе, где находился угол сцены.
Бекка терпеливо объяснила, что так она обозначила осветитель. Она бросила на меня заговорщицкий взгляд, в котором читался намек на наш тайный союз.
– Нужно будет сделать так, чтобы источники света были расположены по сторонам квадрата. С этим не должно быть проблем, Кейси может этим заняться, она классно все делает на высоте. А первую линию осветительных приборов мы можем оставить на месте – вдруг директор захочет провести здесь какое-то мероприятие до спектакля.
Бекка была на коне, чувствовала себя комфортно в своей стихии, но я видела, что Хейли ее не понимает. Логическое мышление – не ее конек, так что для нее это были просто наброски на бумаге.
– Я собиралась пойти перекурить, – сказала она. – Пойдешь? – Она не смотрела на меня, но у нее на скулах появились ярко-розовые пятна.
– Конечно, – ответила Бекка через мгновение. – Почему бы нет?
Она была хороша. Даже не оглянулась, когда они неторопливо побрели к выходу. Я посмотрела на Дженни. Они с Хейли в ту же секунду обменялась взглядами.
У всего этого был подтекст, тут, в этом гуле театра. Внутри нас жужжали секреты.
Что за паутину вы плетете? Я думала об этом, переводя взгляд с одной идеальной лучшей подруги на другую. Дженни, нервная Дженни, ошеломленно смотрела на меня. Я, опустив голову, стала рассматривать наброски Бекки.
– Хороши, правда? – Голос был похож на звуки, издаваемые потекшим краном, хлюпающие и раздражающие. Ханна.
Я не ответила, просто пренебрежительно посмотрела на нее, хихикнула и отошла. Ханна взяла сумку и ушла. Я видела, что она кому-то пишет эсэмэску. Наверное, сообщает Бекке, что уходит. Она злилась на меня, и, несмотря на это, все еще была прихвостнем Бекки. Она всегда была такой. Еще в детском саду. Я помню, как она три раза описалась. Она была такой девочкой.
* * *
Наконец репетиция закончилась и нам похлопали за наши экспромты. Все были радостно возбуждены, как будто знали, что эта пьеса может стать чем-то особенным, если постановка будет удачной. Мы должны стать командой, сказал мистер Джонс, он имел в виду пирамиду, выстраиваемую группой поддержки. Те, кто внизу, поддерживают тех, кто наверху.
После того как все мы напились воды, которую мистер Джонс принес из своего колодца, он покинул театр, и группа раскололась. Дженни пробормотала что-то про шкафчики и направилась к главному зданию школы, а я, Хейли и Бекка шли не спеша, стараясь держаться непринужденно, хотя внутренне были напряжены.
Бекка шла посередине – веточка терна меж белых роз, – когда мы вышли в морозную ночь. Несмотря на позднее время, в школе все еще было многолюдно. Кроме нашей репетиции, были и другие внеклассные занятия. Мальчишки в грязной футбольной форме залезали на задние сиденья ожидающих их внедорожников или, смеясь и дурачась, направлялись к магазинам, где, несомненно, набьют свои сумки жирными чипсами.
У меня заурчало в животе. Как чудесно быть парнем, иметь возможность есть все, что захочется. И даже гордиться этим, а не чувствовать себя преступником.
Кто-то нас окликнул:
– Наташа! Хейли! – и помахал нам рукой.
Я нахмурила брови, поскольку не могла разглядеть, кто это, только силуэт на фоне яркого света фар. Фигура в темноте. Интересно, прошепчет ли она сейчас мое имя? Я не считала припаркованные машины. Я знала, что их тринадцать.
– Это твой папа? – спросила Бекка.
Да, точно, он. Я испытала невероятное облегчение, а потом почувствовала себя глупо из-за того, что запаниковала. Мне не из-за чего было паниковать. (Если доктор Харви когда-либо это прочтет, она действительно решит, что я чокнутая и запрет меня. Лучше я это сожгу.)
Потом Хейли радостно спросила:
– Что он здесь делает?
Мне кажется, что она немного влюблена в моего отца, как бы дико это ни звучало. Мы наконец подошли к нему, сначала Хейли, потом я, а после нас Бекка, неловкий хвостик. Он, наверное, рано освободился, поэтому приехал, чтобы нас подвезти. Дойдя до дороги, мы увидели, как он улыбается, приятно удивленный.
– Я бы могла сама дойти, пап. – В моем голосе улавливалось недовольство, но его улыбка не дрогнула. Он был настроен оставаться довольным.
– Но я уже здесь. И на улице холодно, – сказал он. – Хейли, поужинай с нами, если хочешь. У нас всегда наготовлено на целую роту.
Он наконец увидел Бекку, сбоку-припёку, которая слегка махнула ему рукой, а потом, снова уткнувшись в телефон, стала набирать сообщение. Без сомнения, она переписывалась с Ханной, пыталась с ней помириться. То, что папа удивился, увидев ее, напомнило Бекке, что она не Барби. Кем бы она ни была, но она не одна из нас.
– На самом деле я очень устала, – сказала я. – И мне еще делать домашнее задание. – Я улыбнулась Хейли – ну просто сама невинность, и она сразу же начала мне поддакивать, хотя я знала, что она крайне разочарована.
– Тебя подбросить? Я могу завезти Ташу, а потом тебя. Пять минут дела.
В этот жуткий момент меня осенило, что, возможно, папе тоже немного нравится Хейли. Я видела, что она растерялась. Было холодно, а ехать в автобусе в час пик – это просто ужас. Я молчала и сохраняла бесстрастное лицо, и она не знала, как поступить.
– Нет, все в порядке, Гэри, – наконец сказала она и стала что-то говорить о встрече с Дженни, но это был всего лишь предлог, вежливый отказ.
Как только она это сделала, я предложила Бекке подвезти ее – и будто всадила нож в спину Хейли и слегка его крутнула.
– Нет, не стоит, – сказала Бекка. – Все в порядке. Честно.
Я не спорила. На самом деле мне хотелось проехаться в тишине, да и мы с Бекс не могли говорить при моем папе о том, что было для нас важно. Он бы подумал, что мы сумасшедшие. Что он вообще о нас знает? Наши родители думают, что понимают нас, но это не так. Для них мы все еще дети.
Я надеялась, что Бекка не будет сегодня вечером встречаться с Эйденом. Может, он сильно переживает из-за того, что его могут арестовать, и не захочет с ней увидеться. А может, его уже арестовали. Нет. Это не так. Я бы знала – мне бы сказали. Я та золотая девочка, что умерла на тринадцать минут. Меня раздражает то, что у Бекки он все время на первом месте. И правда, Эйден! Я этого не понимаю. И это важно. Это вопрос жизни и смерти. Это я.
* * *
Они извивались, как червяк на крючке, мои лучшие подруги. Именно так я подумала, когда закончила говорить с Беккой. Я лежала на кровати и похлопывала телефоном по одеялу, размышляя над этим. Мой взгляд рассеянно блуждал по шахматной доске. Бекка передает разговор практически слово в слово – знает, что надо запоминать. Без расплывчатых ну, они вроде так сказали или там было что-то в этом роде. Детали имеют значение, и Бекка это знает.
Она сказала, что, когда они вышли покурить, Хейли засыпала ее вопросами. Неудивительно. Хотела узнать, что я вспомнила. Бекка сказала, что не имеет ни малейшего понятия. Хейли очень старалась быть с ней милой. Раздраженная. Нервная. Извинялась за то, что вела себя как стерва, и ностальгировала по былым временам. Сказала, что нам всем нужно чаще гулять вместе. Бекка подыгрывала ей, но не перестаралась. Была милой, но держалась слегка настороженно. Она спросила у Хейли, правда ли, что мы поссорились, и Хейли опять отрицала это, но Бекка сказала мне, что она напряглась. Не смотрела ей в глаза. Так что Бекка сменила тему, не желая слишком сильно давить на нее.
Интересно, что для начала они решили попытаться снова подружиться с Беккой, возможно, думая, что она будет им за это настолько благодарна, что расскажет все, что я «вспомнила» (если бы!). Наверняка они понимают, что им это не удастся, но, похоже, у них нет выбора. Может, они уже впали в отчаяние, поняв, что я выстраиваю линию фронта. У меня скрутило желудок, когда я об этом подумала. Все выбилось из колеи.
Я проверила «Facebook» с телефона. Ни одна из них не была онлайн, и они не обновляли свои страницы. Это странно, особенно для Хейли. Нам нравилось собирать лайки, а потом сравнивать их количество. Я знаю, Хейли просто счастлива, когда у нее их больше, чем у меня. Будто она может со мной соперничать.
Я продолжаю проверять уведомления. Мой пост, который я написала, вернувшись домой, о том, как мне нравится пьеса и люди, участвующие в ней, собрал уже больше сорока лайков и двадцать комментариев, а девочки, которых я отметила, перепостили его, в восторге от того, что я их упомянула. Я не читала комментарии. После случившегося со мной лайкать все, что бы я ни написала, стало законом «Facebook». Хотя, честно говоря, до этого все было практически так же. Я отправила Бекс запрос на добавление в друзья. Я должна была сделать это раньше, но некоторые вещи не терпят спешки. Сейчас подходящее время. Теперь у нас есть свои секреты. И нам стоит быть друзьями хотя бы в «Facebook».
Я, сама не знаю почему, зашла на страницу Эйдена. У него информация скрыта, поэтому я могла видеть только его фото, на котором он запечатлен играющим на гитаре на сцене какого-то дерьмового клуба. Его мокрые от пота волосы упали на лицо (о боже, это же клише образа всех так называемых рок-звезд, и, о боже, какая же я стерва), а на обложке было размещено фото какой-то группы, о которой я никогда не слышала и не хотела слышать. Но на странице еще было написано, что он в отношениях с Ребеккой, Бекс, Крисп, и что он работает музыкантом. Я вспомнила его выражение лица, когда я смеялась над ним, лежащим на земле, и мои пальцы пробежались по маленькой клавиатуре. Я кликнула сначала на «добавить друга», а потом на «написать сообщение».
Привет, просто хотела поздороваться и сказать, что не думаю, что ты как-то связан с произошедшим со мной. Просто чтобы ты знал. Обнимаю, целую, Таша.
Когда я это отправила, в животе завибрировало от волнения, и я все еще думала, что, может, не стоило ему писать, особенно после того, как им заинтересовалась полиция, но что сделано, то сделано. Я еще раз поискала в онлайне Хейли и Дженни, но они пока не появлялись.
Посмотрев на шахматную доску, я вдруг ясно увидела свой следующий ход. Бекка забрала коня и две пешки, но мы обе играли агрессивно, и у нее тоже были потери. Вдруг я поняла, как заставить ее ферзя покинуть безопасную позицию и забрать одного из ее слонов. Я послала ей сообщение со своим ходом.
И еще я отправила сообщение Дженни, чтобы немного ее встряхнуть. Пусть они обе попотеют в выходные.
Что ты сделала, Джен?
Я знаю, что вы с Хейли что-то сделали.
Телефон сразу завибрировал, но это была Бекка.
Хороший ход! Корова!
Так и есть, решила я, не дождавшись ответа от Дженни. Это был хороший ход. Они запаниковали и уже созвонились? О чем они говорят? Я представила их, извивающихся на крючках, и в моем воображении они постепенно превратились в опарышей, слепых и тупых, отчаянно пытающихся освободиться.
* * *
Я все еще думала об опарышах, когда легла спать. Не хотела, но думала. Представила, как они кишат в раздутом посиневшем трупе Николы Монро. Я представила, как обвисшая кожа сползает с нее, пока ее вытаскивают из реки, и, возможно, при этом опарыши или что-то подобное, извиваясь, падали в ледяную воду. От этих мыслей у меня все тело зачесалось. Я стала глубоко дышать и пыталась думать о другом. Пьеса. Неровная почва моей дружбы. Поляна. Мне хотелось надеть спортивные штаны и пойти побегать, чтобы ни о чем этом не думать, но тогда мне бы пришлось объясняться с родителями – мою тайную пробежку выдали бы грязные, пропитанные потом вещи, и ни мама, ни папа не поняли бы меня, испытывающую потребность в уединении.
Я выключила свет в положенное время, прокричав до этого обязательное пожелание спокойной ночи и закрыв дверь на замок, чтобы мама не могла вторгнуться в мое личное пространство. Раньше она соглашалась с тем, что оно мне необходимо, но после этого происшествия стала довольно назойливой. Она гладит мои волосы, как в детстве, а если она теряет бдительность – обычно, когда выпивает слишком много вина, – я вижу страх в ее глазах. Она страшится того, что могло случиться, что почти произошло. Мне ее жаль, но я не могу ей помочь. Я пережила это. Это я была мертва тринадцать минут. Если я могу с этим справиться, то она тоже сможет.
Чтобы я могла уснуть, доктор Харви предложила мне принимать нитол , после того как я перестала пить сильное снотворное. Я не хотела ничего сильнодействующего. Ничего, что могло насильно погрузить меня в сон. Я должна контролировать ситуацию. Не знаю, действуют они или нет, но я все равно их принимала. Думаю, что слабо, но действуют. Я чувствовала, как мое дыхание замедлилось, несмотря на то, что я боролась с затопляющей меня темнотой, цепляясь, в том числе и головой, полной опарышей, за ветви сознания.
В конце концов бесконечная тьма заявила на меня свои права. Возможно, какая-то часть меня хочет уйти в пустоту. Она ужасает меня, но также и очаровывает. Она холодная, необъятная. И я снова слышала шепот.
На этот раз я слушала.