25

Взято из МАТЕРИАЛОВ, СОБРАННЫХ ИНСПЕКТОРОМ КЕЙТЛИН БЕННЕТ:

ВЫДЕРЖКА ИЗ ДНЕВНИКА НАТАШИ ХОУЛЕНД

Итак, у меня наконец есть зацепка и союзник в том, чтобы выяснить, что на самом деле произошло в ту ночь. Мне уже немного лучше. День был долгим, но я хочу все это записать перед тем, как (попытаюсь) уснуть.

У меня что-то зудит в голове, и это досаждало мне всю прошлую ночь, так что даже когда я проснулась (хватая ртом воздух, что уже вошло в привычку с тех пор, как я вернулась домой), это было первым, о чем я подумала. Не о шепчущем голосе в пустоте моих снов. Не о числе тринадцать, которое мне мерещится повсюду. (Вчера на моей расческе осталось тринадцать волосков. Точно тринадцать. Я осторожно вытащила их и пересчитала. Я разложила их на туалетном столике. Тринадцать мертвых минут, тринадцать мертвых волосков. Поди разберись.) И не о Николе Монро и ее раздутом трупе. Я, пожалуй, считаю, что это подсознательное нечто есть дар. Но ощущается это так, будто это короста, которая зудит и сводит меня с ума.

Они думают, что Эйден имеет какое-то отношение ко всему этому. Но это же смешно. Он не убивал Николу Монро и уж точно не бросал меня в реку. Я это знаю. Я знаю это, поскольку что-то зудит в моей голове. Не память – она все еще не возвращается, – но что-то другое. Что-то, что я должна была уловить, но оно остается вне досягаемости.

Когда я проснулась, была всего лишь половина пятого утра, но я вытащила свою форму для бега с нижней полки шкафа. Я оделась в темноте, собралась, а потом вылезла в окно, спустилась по дереву и вышла через боковую калитку, так же, как должна была сделать в ту ночь. Я поймала свой обычный темп и позволила моему сознанию расслабиться. Странно, что мне так понравилось бегать. Мне этого не хватало всю прошлую неделю или около того, и я радовалась возможности размять ноги и стряхнуть с них тяжесть бездействия. Я выросла сильной. Мне нравится чувствовать, как работают мышцы и сухожилия, когда я бегу по темным дорожкам. Через пару минут я уже не чувствовала холода и раскраснелась, хотя мне было не так уж тяжело дышать. Я знала свой ритм. Интересно, как бы это прокомментировала Хейли, если бы меня увидела? Наташа бегунья. У всех свои секреты.

Было темно, и город почти весь еще спал. Я держалась подальше от главной дороги, и тут было устрашающе тихо, только глухой стук кроссовок и мое ровное дыхание. Я бежала через лес вдоль реки. Я думала, что мне должно быть страшно находиться здесь одной в темноте и так близко к реке, но это было не так. Я, пожалуй, ощущала себя воодушевленной. Когда я направилась домой сразу после пяти, я хорошо себя чувствовала. Гордилась собой. Я даже могла бы проигнорировать то, что мысленно считала шаги и начинала заново каждый раз, когда доходила до тринадцати.

День прошел как в тумане. В школе, встретившись с Хейли и Дженни, я рассказала им о том, что полицейские думают, будто мое происшествие и смерть Николы Монро могут быть связаны. Но на самом деле мысли мои были не об этом. Они спросили, почему полиция решила допросить Бекку, и я пожала плечами. Я не сказала им про Эйдена. И хотя они обе кивнули, я видела, как они переглянулись, и короста в моей голове зачесалась сильнее. Я думала о том, что они скрывают. Было ли что-то, о чем они мне не говорят? В течение всего дня они душили меня своим обожанием, и когда после уроков мы пошли на репетицию, я уже с трудом могла это переносить. У меня было такое чувство, что я снова в реке.

Я улыбнулась Бекке. Она выглядела уставшей. Интересно, она уже проснулась, когда я бегала этим утром? Она улыбнулась в ответ, и я видела, что она испытывает облегчение от того, что между нами все в порядке. Рядом с ней стояла Ханна, которая смотрела на меня, как мышка на кошку. Я лишь мельком взглянула не нее. Она на самом деле никто. Возможно, Бекка решила, что я буду игнорировать ее из-за этой неразберихи с Эйденом. Она ошиблась. Я подумала, а не отправить ли ей эсэмэску с моим следующим шахматным ходом, пока я не участвовала в читке пьесы? От мыслей об эсэмэсках короста снова зачесалась. Я посмотрела на Хейли и Дженни. Короста в голове затихла, и я поняла, что меня терзало: сообщение с незнакомого номера.

Тогда я осознала, что нужно поговорить с Беккой.

* * *

Она, конечно, не хотела выходить на улицу, потому что собиралась встретиться со своим парнем. Бекка все спрашивала, какого черта мы тут делаем и как это поможет Эйдену. Но я нуждалась в ней, а она никогда не могла мне отказать. Она продолжала ворчать, хотя я видела, что она испытала облегчение от того, что я никому не рассказала о том, какие вопросы полиция задавала нам об Эйдене. Она замерзла и выглядела жалкой, да и я так толком ничего ей не объяснила, но мне нужно было, чтобы она пошла со мной. Чтобы тоже увидела это, если там вообще есть на что смотреть.

У нас были фонари, огромные отцовские квадратные фонари из нашего гаража, не такие, как мамы держат под раковиной. Я сказала маме, что буду у Бекки, она предупредила свою, что будет у меня. Они обе не обрадовались бы, если бы узнали, что мы отправились в лес в темноте. Пожалуй, они обе впали бы в истерику.

– Это касается сообщения, которое я получила в ту ночь, – пыталась объяснить я, наклоняясь, чтобы не задевать ветки.

Тропинки были скользкими от грязи и талого снега. От фонариков перед нами падали широкие полосы белого света, и казалось, будто мы идем при свете двух лун.

– А что с ним? – спросила она.

– Мне незнаком этот номер, так что оно могло быть от кого угодно, но в нем говорилось о встрече в обычном месте.

– И?

Бекка, идя позади меня, выругалась себе под нос, зацепившись за ветку.

Я продолжала энергично шагать, на ходу все еще пытаясь разъяснить Бекке ситуацию. Я сказала полицейским, что мне это ни о чем не говорит, что было правдой. Не говорило. Но потом я подумала, что это из-за того, что я не знала, чей это номер. В противном случае, возможно, это что-то значило бы. Я идеально рассчитала конец пути и рассказа – для драматического эффекта. Отодвинув последнюю ветку, я вышла на круглую поляну – наше с Хейли и Дженни тайное место встречи.

Узнав, что мы здесь встречались, Бекка удивленно распахнула глаза.

Мы не встречались здесь постоянно, но это всегда было нашим местом, куда можно было уйти от всех. Место, где мы могли бы нанюхаться. Слушать музыку. Ничем не заниматься.

Я видела, что это ранило Бекку из-за того, что она не была частью этого.

– Мы иногда его так называли, когда по телефону назначали встречу. «В обычном месте?» или «На нашем месте?» – очень похоже на то сообщение.

– Но почему ты тогда не ответила? – спросила Бекка. – И зачем бы кому-то из них использовать другой телефон?

Хорошие вопросы. Я не знаю на них ответов. Бекка курила, глубоко затягиваясь.

– Я не знаю, – медленно произнесла я. – Но мысли об этом не дают мне покоя. Я весь день думала об этом, и у меня возникло странное ощущение, как будто ко мне возвращается память. Может, мы приходили сюда в ту пятницу ночью? В смысле, могут ли они действительно подтвердить свое алиби? Они сказали, что были дома, но я тоже должна была быть дома. А в моих снах я нахожусь в ужасной темноте и слышу, как эта девушка шепчет мое имя, и не могу пошевелиться. Может, это не страх воды. Может, это имеет какое-то отношение к ним.

Бекка пристально смотрела на меня, и я не могла понять, считает она меня сумасшедшей или нет. Я бормотала, как идиотка, это точно. Нужно было найти доказательство. Нормальное доказательство, чтобы убедить ее.

Я стала светить фонарем на землю, двигаясь в сторону упавшего бревна.

– У меня целый день зудело в голове, и я все-таки решила прийти сюда и посмотреть. Мне нужно было, чтобы ты пошла со мной, я не хотела идти одна. Давай все здесь осмотрим, может, что-нибудь тут и найдем. И тогда я перестану думать, что схожу с ума.

Было видно, что Бекку тронуло то, что я обратилась к ней. Но кого, как не ее, я могла попросить? Кому я могла доверять так, как доверяла ей?

Бекка светила фонариком, внимательно все осматривая, я занималась тем же. Мы обе затихли.

– Смотри. – Бекка присела и уставилась на что-то.

Я тоже посветила туда, и свет стал таким ярким, что даже резало глаза.

А потом я их увидела. Грязные и разваливающиеся, после того как пробыли какое-то время под снегом, но я знала, что это. Что это означает.

Она произнесла это первой.

– Окурки от сигарет «Vogue», – сказала она, взяв один.

Хейли.

Я стала рассуждать.

– Они не могут быть слишком старыми. Она не так давно курит эти сигареты. С тех пор как пару месяцев назад она упала и ходила с фиксатором запястья. Тогда она и перешла на них – я это помню, потому что Дженни написала «Vogue» на ее повязке. Но мы очень давно не приходили сюда. Наверное, не были здесь с прошлого февраля.

Бекка задумчиво посмотрела на меня.

– Может, ты и не была, а они приходили? Ты говорила, что они странно себя ведут. Стали скрытными? Может, они ходили сюда без тебя.

Я тоже размышляла об этом. Бекка на самом деле умнее, чем она считает. Поэтому она хорошо играет в шахматы. Она просчитывает все возможные ходы и помнит предыдущие. Я повернула фонарик, луч скользнул по земле к дереву, и там блеснуло что-то золотое и серебряное. Легче заметить, чем окурок. Обертка от шоколадного батончика. Я произнесла это вслух, для Бекки:

– Я была здесь: «Кранчи» стали моим шоколадным наркотиком только в этом году.

Бекка осторожно пересекла небольшую поляну. Она не прикасалась к обертке.

– Дженни вечно на диете, а Хейли ест шоколад, только когда тренируется перед зачетным забегом, – я снова размышляла вслух.

– Ты и правда ничего не помнишь?

Я покачала головой, совершенно сбитая с толку. Уже была ночь, начинало холодать, и мы в свете фонариков, наверное, выглядели, как персонажи какого-то псевдодокументального фильма ужасов.

– Ну да, в последнее время Хейли и Дженни ведут себя иначе, будто они что-то от меня скрывают, но они ведь не причинили бы мне вреда, правда?

Я уставилась на Бекс, ожидая услышать от нее подтверждение этому, но она промолчала и посмотрела за дерево, а потом начала водить лучом вниз и вверх по стволу. Ее лицо было напряженным, серьезным. Она побледнела, и не только от холода.

– В смысле, это же ненормально, – сказала я. Вдруг мне захотелось покурить, несмотря на то, что я вообще-то не курю, так, пробовала один раз, когда мне было тринадцать, но у меня тогда сильно закружилась голова и меня чуть не вырвало. Все становилось слишком реальным. – Это сумасшествие. О чем я вообще думаю? Они мои лучшие подруги.

– Посмотри вон туда, – сказала Бекка. – С той стороны дерева.

Я подошла ближе, чтобы увидеть то, на что она указывала. Это был обрывок потертой веревки, зеленой палаточной веревки, из-за мха на коре дерева почти не различимой.

– Может, они привязали тебя к дереву, – сказала Бекка. – Твою ж мать! В смысле охренеть, Таша. Как они могли такое сделать? Сделали ли бы они такое?

Пару секунд мы молчали, тишину нарушало только наше прерывистое дыхание. У нас обеих учащенно забилось сердце даже от одной лишь мысли об этом.

– Зачем им это делать? – спросила я.

Она не ответила. Я заметила, что она напряглась, насторожилась. Стала сосредоточенной. Бекка предложила осмотреть всю поляну, искать что-то странное, и я, как и она, нагнувшись, стала выискивать любую подсказку для понимания того, что здесь произошло. Мы низко склонились над раскисшей землей. У меня текло из носа, видно, у Бекки тоже, потому что мы обе громко шмыгали.

– Но зачем им меня связывать? – все же спросила я через несколько минут. – И зачем потом отпускать?

Бекка снова посмотрела на дерево.

– Может, тебе удалось освободиться и ты убежала? Может, это была шутка, которая зашла слишком далеко? Может, ты упала в реку после того, как убежала?

Я уставилась не нее:

– Но мы же говорим о Хейли. Хейли и Дженни.

Она, не пытаясь сгладить впечатление, еще раз прошлась по фактам:

– Мы все еще не знаем, что здесь произошло, но вот что известно: в сообщении предлагалось прийти на обычное место. И оно выглядит так, будто вы все тут были, к тому же недавно. И если вы все тут были и просто проводили время… – она сделала паузу, чтобы подчеркнуть то, что я не хотела слышать, -…тогда почему они ничего тебе об этом не сказали? Почему они ничего не сказали, когда тебя нашли?

– Я не знаю, – пробормотала я, притопывая, чтобы согреться.

– Раз ты привела меня сюда, – продолжила Бекка, – значит, какая-то часть тебя считает, что они как-то с этим связаны.

– Но что случилось с Николой Монро?

– А что с ней? – Бекка выпрямилась и снова принялась рассуждать. – Ее нашли в реке. Это не доказывает связи с тем, что произошло с тобой; она могла упасть в реку или ее бросили выше по течению, возле Мейпула, а потом ее снесло сюда. Эйден пока остается единственным связующим звеном, а он практически ее не знал, да и вообще не сделал ничего плохого. – Меня умилило то, как вызывающе Бекка вскинула подбородок, говоря это. Хотя ей не нужно было меня убеждать в этом. Я ей верю. Я знаю, что Эйден невиновен. – И он же не преследовал тебя или что-то в этом роде, так ведь? – закончила она.

Ей явно хотелось, чтобы вопрос прозвучал как утверждение, но я уловила в нем сомнение – ей была необходима поддержка.

– Конечно нет. Я уже практически о нем забыла. – Я очень осторожно подбирала слова. Даже если мне этого было не понять, он был целым миром для Бекки. Я не хотела ее расстроить или оттолкнуть. Она мне нужна.

– Вполне возможно, что случившееся с ней и с тобой – это никак не связанные события, – заключила Бекка, окидывая взглядом поляну. – Может, стоит позвонить этой Беннет. Рассказать ей об этом. – Она посмотрела на меня. – Я не могу этого сделать, она подумает, что я просто пытаюсь избавить Эйдена от неприятностей.

Я поняла, что я ей тоже нужна.

– Но что это доказывает? – Я беспомощно пожала плечами. – Ничего. Просто не так давно мы все были здесь. Или они могут сказать, что приходили сюда без меня и одна из них съела этот батончик. Или что кто-то совершенно незнакомый выгуливал собаку тут в лесу. Здесь нет ничего, что бы доказывало, что мы приходили сюда той ночью.

Она знала, что я права. Это выглядело в лучшем случае неубедительно. И они мои подруги. Я не хочу идти в полицию и обвинять их в том, в чем сама не уверена. В смысле, черт… А что, если у меня просто проблемы с головой? Они, наверное, тут вообще ни при чем.

Бекка положила окурок своей сигареты в карман – наверняка не хотела наследить на месте происшествия, – а потом прикурила другую. Она прищурилась, о чем-то напряженно размышляя.

– Нам нужно выманить их, – наконец сказала она. – Проверить.

Лицо стало щипать от холода, я так разволновалась, что у меня внутри что-то начало вибрировать.

– Притворись, что начинаешь вспоминать, – сказала Бекка; она оживилась, когда в ее голове начал выстраиваться план. – Ничего серьезного, просто скажи, что время от времени возникают расплывчатые образы, но ты пока не понимаешь, что они означают. Держись с ними слегка настороженно. Что-то в этом роде.

– И что потом? – Я знала, что она собирается сказать, но хотела услышать это от нее.

– Посмотришь, как они будут реагировать. Что будут делать.

Она уже дрожала от холода, и мы пошли обратно, осторожно пробираясь между деревьями к такой знакомой мне узкой тропинке, а потом к реке. Наконец мы вышли на главную дорогу. Когда мы уже могли спокойно идти рядом, я взяла ее под руку, будто она была моим парнем. С тех пор как мы в последний раз так ходили, прошло много времени. Я ощущала ее тепло, и меня это успокаивало. Мне не хватало Бекки, я была удивлена, осознав это.

– Я напишу тебе, приглашу пообедать с нами, – сказала я. – Тогда я это и сделаю. Так мы обе сможем понаблюдать за их реакцией.

Бекка, к моему облегчению, не попросила пригласить и Ханну. Я правда не хочу, чтобы кто-то видел, как я обедаю с Ханной. Это не должно иметь значения, но имеет. Бедная Ханна, ее так легко бросают!

Бекка все еще пыталась разобраться в случившемся.

– Что-то произошло в тот промежуток времени, которого ты не помнишь, – сказала она. – Должно было произойти. Что-то вынудило тебя встретиться с ними посреди ночи и, в конечном счете, чуть не погибнуть. – Она говорила еле слышно, будто это было настолько ужасно, что невозможно было говорить об этом громко.

– Но что могло случиться? Мама говорит, что в четверг ночью я была дома, в своей комнате, а в пятницу, как всегда, пошла в школу. Судя по тому, что говорят все остальные, это был совершенно обычный день.

– Может, со стороны это так и выглядело, – заметила Бекка. – Но кто знает, как оно было на самом деле? Моя мама понятия не имеет, чем я занимаюсь. Если бы ее спросили, что я делала в прошлую пятницу, она бы и словом не обмолвилась о наркотиках и выедании мною мозга у моего парня.

– А что, если они ничего не сделали? Если они просто мне угождают? – спросила я.

– Тогда все Барби воссоединятся и…

От этих слов я замерла и пристально посмотрела на нее.

– Барби? – переспросила я. – Даже ты нас так называешь?

Ее рука под моей напряглась.

– Иногда. Это просто прозвище. Я была первой, кто вас так назвал. Несколько лет назад. – Она помедлила. – И тогда это не было комплиментом.

– Да ну? – Настала моя очередь высказаться. – Барби, – повторила я. – Значит, это ты придумала. Ну ты и сука!

Я буквально чувствовала, как от болезненного румянца на щеках Бекки исходит жар, и вдруг рассмеялась. Я так хохотала, что нам пришлось остановиться. Бекка смотрела на меня как на сумасшедшую, а потом тоже начала смеяться, и в конце концов мы обе стали задыхаться и плакать между приступами неконтролируемого смеха. Барби. Так это ее оскорбительное прозвище мы взяли и присвоили. Мы, наша троица, гордились тем, что нас так называют. Барби. И я, и Бекка видели нас такими. Пустыми, пластиковыми, но красивыми. Я все еще этим гордилась. Ничего не могла с собой поделать. Я действительно Барби.

В конце концов мы перестали смеяться, и нам снова стало холодно. Я вытерла слезы, чувствуя, что лицо болит от хохота, и сказала:

– Ладно. Давай все должным образом спланируем.

Нам уже было не до смеха. Дело серьезное.

Мы пригоним коней на водопой и посмотрим, станут ли они пить. Мне нравится планировать, обсуждать все детали. Я не люблю импровизировать. Но мы обе играем в шахматы, и если кто и может устроить хорошую ловушку, так это мы.

Отправить