Разгромив на Курской дуге тридцать отборных фашистских дивизий, советские войска в сентябре рвались к Днепру и Молочной: врагу не давали возможности превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустыню.

Мы с нетерпением ожидали прибытия в Харьков Строкача: обстановка могла потребовать уточнений и даже изменений в оперативном плане усиления партизанского движения на Украине, и делать это без Тимофея Амвросиевича было бы затруднительно. Строкач прилетел десятого или одиннадцатого сентября, точно не помню. С аэродрома поехали в штаб. Я доложил о работе, проделанной оперативной группой, сообщил, что командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин ждет звонка Тимофея Амвросиевича. Строкач позвонил в Военный совет Воронежского фронта, сказал о своем прибытии в Харьков, выслушал командующего и, положив трубку, поднял на нас с Соколовым глаза:

— Завтра ознакомлюсь в штабе фронта с оперативной обстановкой, выслушаю пожелания членов Военного совета, и доработаем план. Времени в обрез. Надо успеть к четырнадцатому числу.

Доработка плана помощи войскам Красной Армии при форсировании Десны, Днепра и Припяти началась на следующий же. день. Этот план предусматривал захват и удержание партизанами до подхода наших армий двух существующих севернее Киева переправ через Днепр, двух переправ через Десну, а также паромных и недавно построенных противником переправ через эти реки и через Припять. Намечалось и создание партизанами плацдармов на западных берегах Десны, Днепра и Припяти, нанесение партизанами ударов с северо–востока и запада в направлении Киева, чтобы способствовать освобождению столицы Украины.

Главная роль отводилась партизанским соединениям и отрядам, находящимся в партизанской зоне между Десной и Днепром. Учитывались возможности и других соединений и отрядов, также державших под контролем многочисленные и достаточно обширные территории в тылу врага.

В предстоящих операциях должны были участвовать соединения и отряды численностью в 17 000 человек. Предполагалось, что уже на первом этапе боевых действий они смогут выделить для захвата переправ примерно 12 000 хорошо вооруженных бойцов, а затем, получив вооружение и боеприпасы, в течение 10–15 суток доведут численность действующих на реках частей до 25 000 человек. Партизанам предполагалось выбросить 286 тонн оружия и боеприпасов, 20 орудий и 100 человек прислуги к ним. Для этого требовалось сделать с 17 по 30 сентября 125 самолето–вылетов Си-47.

Предложенный УШПД план Военный совет Воронежского фронта утвердил 15 сентября.

Уже 17 сентября передовые части советских войск с помощью партизан форсировали в нескольких местах Десну, а партизанские соединения и отряды, получившие приказ УШПД, двинулись или вышли в указанные им места боевых действий. Первые радиограммы с докладами о выполнении приказа начали поступать 19 сентября.

Между тем Т. А. Строкачу утром 23 сентября предстояло убыть во главе оперативной группы из пятнадцати человек в расположение Военного совета Воронежского фронта, покинувшего Харьков и двигавшегося за войсками.

— Останетесь за меня. Приказ подписан, — сказал Строкач. — В случае чего, действуйте решительно. Но думаю, ничего непредвиденного не произойдет.

Непредвиденное в таких случаях происходит непременно.

Уже 24 сентября, когда соединение Наумова вело жестокий бой у Майдановки с крупными силами вражеской пехоты, поддержанной танками, поступили радиограммы от B. C. Ушакова, Г. Ф. Покровского и А. Н. Сабурова. Ушаков и Покровский докладывали, что вышли к указанным приказом вражеским переправам, Сабуров же донес непосредственно Военному совету Воронежского фронта, что не смог преодолеть железную дорогу Овруч–Мозырь и отступает в исходный район.

Наумов, израсходовав боезапас и не получив поддержки со стороны мощной ударной группы Сабурова, также был вынужден отойти на запад от Киева.

Таким образом, первоначальный большой успех не был развит, а помочь чем-либо Сабурову и Наумову мы из Харькова не могли. Но этим не кончилось.

В первых числах октября, работая в штабном кабинете, я услышал громкие голоса в приемной. Открылась дверь. Дежурный офицер едва успел произнести: «К вам командующий воздушно–десантными войсками генерал Затевахин», — как на пороге возник, отодвинул дежурного, решительно вошел в комнату и быстро направился ко мне очень высокий и очень бледный генерал–лейтенант.

Появление в партизанском штабе командующего воздушно–десантными войсками само по себе было чрезвычайным событием, а крайне напряженный, взволнованный вид И. И. Затевахина без слов говорил: случилось из ряда вон выходящее.

Я пригласил генерала садиться, дал знак дежурному выйти, но спросить ни о чем не успел. Первым заговорил Затевахин:

— Вы замещаете Строкача?

— Да, товарищ генерал.

— Выручайте! Надежда только на партизан!

Затевахин сообщил, что 25 сентября началась выброска десантов в правобережные районы Черкасской области с целью создать ударную группу советских войск в тылу двух пехотных и одной танковой дивизии противника западнее так называемого Букринского плацдарма. Десантирование в ряде случаев производилось неудачно, многие десантники оказались в расположении немецко–фашистских войск, часть групп погибла, другие либо ведут тяжелые бои с гитлеровцами, либо рассеялись. Связь с ними утрачена.

— Есть в тех районах партизаны? — спросил Затевахин.

— Конечно, товарищ генерал.

— А связь с ними держите?

— Держим.

— Можно что-нибудь сделать для наших ребят? Найти и собрать рассеявшиеся группы, поддержать, связаться с ними?

— Все сделаем, что в наших силах, товарищ генерал!

Говоря командующему воздушно–десантными войсками, что сделаем все возможное для выручки десантников, я первым делом подумал о партизанском отряде «Истребитель» и его командире Д. А. Коршикове. Отряд сформировало представительство УШПД при Военном совете 1–го Украинского (бывшего Воронежского) фронта как раз для выброса на западный берег Днепра. С 26 сентября отряд ожидал команды на вылет.

Я попросил Затевахина немного подождать, вышел в приемную и осведомился у дежурного, где Коршиков. Оказалось, в штабе.

— Вызовите его!

Дмитрий Александрович Коршиков, коренастый, спокойный, уверенный в себе, явился минут через пять. Узнав о создавшемся положении, осведомился, когда нужно вылететь.

— Места хорошо знаете? Найдете моих? — тревожился Затевахин.

— Не беспокойтесь, товарищ генерал, все будет в порядке, — твердо сказал Коршиков.

Партизанский отряд «Истребитель» десантировали в нужный район той же ночью. И уже на следующий день Коршиков известил, что обнаружил и вывел из-под вражеского удара подразделение десантников старшего лейтенанта Ткачева. Впоследствии Коршиков нашел и присоединил к отряду еще несколько подразделений воздушно–десантных войск, с которыми успешно действовал в тылу врага до середины ноября.

К оказанию помощи воздушным десантникам Украинский штаб партизанского движения немедленно подключил также отряды партизан, действующие в Каневском, Миргородском, Ржищевском и Смелянском районах Черкасской области.

Выполняя приказ УШПД, партизанский отряд Г. К. Иващенко 9 октября объединился с обнаруженными ими группами десантников, отряд Д. Ф. Горячего поддержал огнем и спас большую группу десантников, окруженных на Мошнянских холмах, а отряд К. К. Солодченко собрал и включил в свой состав других парашютистов.

К середине октября партизанские отряды, пополненные десантниками, сосредоточились по приказу УШПД в районе Тагачанского леса. Тут они наголову разбили посланных против них карателей, а позднее, в ноябре, были передвинуты ближе к Днепру, помогли войскам Красной Армии захватить важный плацдарм, облегчили их действия на Кировоградском направлении.

Помогли партизаны и тем частям Красной Армии, которые после форсирования Днепра оказались отрезанными противником от реки. Командиры этих частей поступили разумно: двинулись на соединение с партизанам. Подразделения двух полков 148–й стрелковой Черниговской дивизии, 8–й стрелковой дивизии и приданные им артдивизионы с помощью партизанского соединения Салая вышли в урочище Бовицы — Кливины, связались оттуда по партизанской рации с командованием 15–го стрелкового корпуса, а затем были выведены партизанами к Припяти, где и соединились с корпусом.