Книга: Записки диверсанта
Назад: Глава 19. Ухожу в партизаны
Дальше: Глава 21. Перемены

Глава 20.
В новой должности

От Наркомата обороны до Центрального штаба партизанского движения (ЦШПД) было рукой подать, однако передумал я за этот путь немало. Значение Центрального штаба понятно: централизация руководства партизанским движением крайне необходима, и создание ЦШПД — событие чрезвычайной важности! Непонятно только, зачем понадобилось отзывать с фронта и направлять в ЦШПД именно меня? Правда, я несколько раз писал П. К. Пономаренко, назначенному начальником ЦШПД, предлагал создать бригады для нарушения работы вражеского тыла. Может быть, эти письма?..
Центральный штаб партизанского движения работал во вместительном старинном строении с мезонином и ложными колоннами во дворе особняка, где теперь находится» Музей Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Двор был плотно обставлен бывшими конюшнями и дровяными сараями, приспособленными под гараж и помещение охраны.
Предъявив дежурному документы, я поднялся по лестнице с ковровой дорожкой на второй этаж. Все сверкало: натертый паркет, медь хорошо начищенных дверных ручек, свежая краска плинтусов и стен. Адъютант Пономаренко, докладывая обо мне, задержался в кабинете начальника штаба минут на пять. Наконец появился, пригласил войти.
Пономаренко сидел за большим полированным столом в новеньком, с иголочки, кителе, плотно облегавшем тяжеловатую фигуру. Поднялся навстречу, с улыбкой выслушал представление, предложил сесть, придвинул к себе лежащую на столе папку, постучал по бумагам указательным пальцем:
— Вот понимаете, просматриваю ваше личное дело и никак не могу решить, кем вас назначить!
Как было реагировать на эти слова? Отзывая меня с фронта, должны были, конечно же, заранее определить род моей деятельности, но, может быть, в последний момент передумали или в штабе имеется несколько вакансий?
Я счел, что могу помочь Пономаренко:
— Пантелеймон Кондратьевич, насколько мне известно, в тылу врага партизанских штабов еще нет.
— Да. Нет.
— Так, может быть, создать такой штаб в тылу врага на Западном направлении, в одном из партизанских краев? На первых порах можно забросить в тыл гитлеровцев оперативную группу Центрального штаба партизанского движения.
— Нет. Одно дело оперативно–инженерные группы на фронте, а другое — руководство партизанской войной в тылу врага. Там движением руководят партийные органы, подменять их мы не должны.
— Я имел в виду не политическое руководство, Пантелеймон Кондратьевич! Оперативная группа штаба занималась бы подготовкой специалистов диверсионной работы, планированием и координацией действий партизанских бригад и отрядов.
— Нет, товарищ Старинов, не нужны нам никакие оперативные группы и дополнительные штабы в тылу врага! — твердо сказал Пономаренко. — Совершенно не нужны!
— Тогда можно сформировать диверсионную бригаду. Я могу подготовить ее и вылететь с нею во вражеский тыл через две–три недели!
Пономаренко снова покачал головой:
— Не то. Неужели вы думаете, что я добивался вашего перевода в Центральный штаб, чтобы тут же отправить за линию фронта? Я считаю, нужно организовать что-то вроде партизанской академии. Скажем скромнее — высшую партизанскую школу. Кроме того, штабу необходим начальник технического отдела. Вот и думаю, какое место вам больше подойдет. И еще: не совместить ли эти две должности — начальника технического отдела и начальника высшей школы и не назначить ли на такую должность именно вас?
— Это не мне решать, Пантелеймон Кондратьевич.
— Наладить производство различных мин вы сумеете, опыт подготовки диверсантов у вас большой…
Пономаренко вызвал начальника отдела кадров штаба подполковника Тимошенко:
— Займитесь оформлением товарища Старинова. Он возглавит у нас технический отдел и партизанскую школу при штабе. Структуру школы продумайте вместе, а уж кадры для нее товарищ Старинов подберет сам. Он и людей знает, и куда нужно обратиться сумеет.
Опираясь ладонями на стол, Пономаренко поднялся, выпрямился:
— На сегодня все, товарищ Старинов. Приступайте к делам.
* * *

 

К моменту моего появления в Центральном штабе партизанского движения там уже шла работа по выявлению и учету всех партизанских отрядов, по установлению с ними радиосвязи, предпринимались усилия по снабжению партизан взрывчаткой, оружием и медикаментами, по организации лечения и эвакуации тяжелораненых и больных в советский тыл.
Общее руководство Центральным штабом партизанского движения (ЦШПД) осуществлял от ГКО К. Е. Ворошилов. Кстати сказать, при обсуждении в ГКО вопроса о названии штаба Ворошилов предложил назвать его, как это было при Ленине, Главным штабом партизанских отрядов или партизанских сил. Однако возобладала иная точка зрения.
Рассказал мне об этом давнишний знакомый, товарищ по сраженьям в Испании Хаджи Джиорович Мамсуров. Я встретил его, по–прежнему стройного, смуглого, красивого, в коридоре штаба. Оказалось, полковник Мамсуров возглавляет здешнее разведывательное управление.
— Я считаю, что предложение Клементия Ефремовича было более правильным! — категорично заметил Мамсуров. — Штаб есть орган планирования и разработки операций, задуманных командующим. А разве может быть командующий «движением»? Не может. Вот Главнокомандующий партизанскими силами — может! Ладно, об этом потом. Еще будет время!
На Мамсурове лежала огромная ответственность за правильность сведений о противнике, исходящих от ЦШПД. Сведения от партизан — пусть отрывочные и нерегулярные — поступали, но любые разведывательные сведения требуют перепроверки и подтверждений, причем своевременных. Получить же проверенные, подтвержденные данные при тогдашнем состоянии связи было крайне трудно. Не легче, чем Мамсурову, было и другим работникам штаба. Например, осуществлять снабжение партизан взрывчаткой, минной техникой, вооружением и боеприпасами можно было лишь при наличии устойчивой, недоступной для противника радиосвязи. Но что мог сделать начальник отдела связи штаба полковник Иван Николаевич Артемьев, хотя и являлся крупным специалистом в радиотехнике, если надежно работающие рации имелись только у шестой части учтенных штабом партизанских отрядов и соединений?!
Неторопливый, сдержанный, Иван Николаевич выслушивал претензии Мамсурова и начальника оперативного отдела полковника Василия Федоровича Соколова, не показывая своих чувств, только розовел. А затем негромко советовал собеседникам обратиться по адресу: в ГКО, а еще лучше — прямо к Главнокомандующему, чтобы дали достаточное количество раций, а заодно уж — и самолетов для полетов в тыл врага…
В ту пору многое еще не было решено окончательно: отделы штаба только–только укомплектовывались, должностные обязанности некоторых работников еще уточнялись, формы контактов с Генеральным штабом, со штабами различных родов войск лишь начинали устанавливаться. Впрочем, ЦШПД и создан был всего два месяца назад, и даже единого мнения о возможностях партизан, о методах руководства партизанскими отрядами и соединениями, о самых эффективных способах ведения партизанской войны в нем пока не существовало.
* * *

 

Начальником новой школы при ЦШПД меня назначили приказом от 1 августа 1942 года. Создавать новую школу, получившую название Высшей оперативной школы особого назначения (ВОШОН), начали с того, что затребовали из 5–й бригады бывших работников ОУЦ и испанских товарищей. Начальник инженерных войск Калининским фронтом полковник Косарев поначалу разгневался, но потом вошел в мое положение и требование удовлетворил. Правда, ветераны партизанской борьбы радости по поводу отзыва в Москву не выразили. Затем я обратился с письмом к командующему воздушно–десантными войсками генералу Глазунову, попросил откомандировать в школу тридцать десантников. Вскоре они прибыли: молодые, рослые, физически крепкие. Откликнулся на нашу просьбу и Высший военно–политический институт, прислал выпускников. Тоже молодые, в новеньких гимнастерках со скрипучими портупеями, они нет–нет да и посматривали на золотые звезды, нашитые на рукава, и на алые кубики, пришпиленные к петлицам. Многие из этих политработников имели опыт партийной и советской работы, хорошую военную подготовку, но о партизанской войне в тылу врага разве что у Фадеева читали.
Я не раз назову их имена на страницах этой книги, К особой категории личного состава школы принадлежали знакомые читателю инструкторы минно–подрывного дела, работавшие когда-то в ОУЦ, потом в Харькове, Ростове и на Калининском фронте: Мария Степановна Белова, капитан Семен Петрович Минеев, капитан Владимир Павлович Чепига и еще несколько товарищей. Преподавая в ВОШОН минно–подрывное дело. они и сами учились, осваивая тактику действия в тылу врага. Ну и, разумеется, совершенствовали знания, делились опытом с новичками ветераны–диверсанты Кампильо, Лоренте, Конисарес, Санчес Коронадо, Виеске, Фусиманья, Франсиско Гульон, Анхел Альберка, Бенито Устаррес, Хоакин Гомес.
Я приказал привлечь к обучению и административно–хозяйственных работников школы: пусть хотя бы знают, кого, чем и для каких целей должны обеспечивать. Отдать такой приказ вынудил начальник финансовой части ВОШОН капитан А. С. Егоров, человек замечательный, работник прекрасный, но именно поэтому не позволяющий руководству школы ни на йоту отступать от бесчисленных параграфов бесчисленных инструкций, регламентирующих финансирование. Втайне я надеялся, что Егоров увлечется минно–подрывным делом и станет помягче. Увы, эта моя «диверсия» не удалась: минно–подрывное дело и тактику действия в тылу врага начфин изучил досконально, всего год спустя стал заместителем по диверсиям у Героя Советского Союза А. Ф. Федорова, но поблажек мне и моим помощникам, пока оставался начфином школы, не сделал ни разу.
Нашлись среди обслуживающего персонала школы и другие товарищи, ставшие энтузиастами минно–подрывного дела, дерзко сражавшиеся в тылу врага. Среди них — начальник санчасти школы Б. Н. Казаков.
Просто решился вопрос о переводчике для занятий с испанскими курсантами: я вызвал из эвакуации жену с детьми, и Анна, знакомая испанцам еще по вылазкам под Хаеном и Гренадой, сама неплохо знающая минно–подрывное дело, свободно владеющая испанским языком, снова стала верной моей помощницей.
Назад: Глава 19. Ухожу в партизаны
Дальше: Глава 21. Перемены