Глава 6
– Кого? – не понял Пол.
– Члена Sturmabteilung. Штурмовиков. Коричневорубашечников. Они вроде партийной гвардии. Считай, гитлеровская банда. – Морган покачал головой. – Нам это ничего хорошего не сулит. Этот тип не в форме, значит он из коричневой элиты, из верхушки.
– Как он узнал обо мне?
– Не уверен, что он искал именно тебя. Он стоял в телефонной будке и приглядывался ко всем прохожим.
– Я его не видел, – отозвался Пол, злясь на себя за то, что не заметил слежку. Все здесь было не так, непонятно, на что обращать внимание, на что – нет.
– Едва ты свернул в проулок, он двинулся за тобой. По-моему, он просто решил проверить, что ты, чужак, делаешь в этом районе. Каждая группа контролирует определенный район. Вероятно, это его территория. – Морган нахмурился. – Вот только настороженность его непонятна. Почему высокопоставленный штурмовик следит за прохожими? Такое рядовым поручают. Может, их оповестили об опасности? – Морган снова взглянул на труп. – В любом случае у нас проблема. Когда полиция обнаружит его, они не успокоятся, пока не разыщут убийцу. Искать они умеют. В городе их десятки тысяч. Они как тараканы.
Шок от выстрела прошел, инстинкты восстанавливались. Из ответвления-тупика Пол вернулся в основную часть Дрезденского проулка. Она по-прежнему пустовала, в окнах свет не горел, двери не открывались. Пол жестом велел Моргану молчать, дошагал до начала проулка и глянул из-за угла на пивную. Немногочисленные посетители выстрела явно не слышали.
Пол доложил Моргану, что все тихо, и спросил:
– Где гильза?
– Какая еще гильза?
– Стреляная, от твоего пистолета.
Оба осматривали мостовую, пока Пол не заметил маленький желтый цилиндр. Он поднял его, вытер носовым платком, на случай если остались отпечатки пальцев Моргана, и бросил в водосток. Гильза подребезжала и с плеском упала в воду.
– Мне говорили, что ты хорош, – кивнул Морган.
Хорош, а в Штатах попался полиции. И все из-за такой вот гильзочки.
Морган раскрыл старый перочинный нож и сказал:
– Срежем с его одежды все этикетки и знаки отличия. Потом уйдем отсюда, и побыстрее, пока они его не нашли.
– Кто такие «они»?
– В Германии это все, – невесело рассмеялся Морган.
– Штурмовики делают татуировки? Свастику, например, или буквы СА?
– Вполне вероятно.
– Тогда ищи татуировку, – сказал Пол. – На груди или на плече.
– А если найду? – хмуро спросил Морган. – Что с того?
Пол показал на нож.
– Ты шутишь? – не понял Морган.
Судя по выражению лица Шумана, он и не думал шутить.
– Я не смогу, – прошептал Морган.
– Тогда смогу я. Это необходимо. Нельзя, чтобы его опознали.
Опустившись на колени, Пол расстегнул пиджак и рубашку убитого. Он понимал слабость Моргана, только киллер – та же профессия. Либо отдаешь ей себя целиком, либо подыскиваешь новую. Крошечная татуировка порой определяет, жить тебе или погибнуть.
Впрочем, отметин не обнаружилось, кожу срезать не пришлось.
Крик.
Оба замерли. Морган оглядел проулок и взялся за пистолет. Пол тоже взял парабеллум убитого штурмовика.
Снова крик. Потом воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом транспорта. Секунду спустя Пол уловил жуткий вой сирен. Вой звучал все ближе и ближе.
– Уходи! – велел Морган. – Я сам с ним закончу. – Он задумался. – Встретимся через сорок пять минут. К северо-западу от Александерплац на Розенталерштрассе есть ресторан «Летний сад». Один мой информатор добыл сведения об Эрнсте. В ресторане мы с ним и встретимся. Возвращайся к пивной, там поймаешь такси. Трамваи и автобусы частенько проверяет полиция, поэтому лови такси или, если получится, ходи пешком. Смотри прямо перед собой, в глаза никому не заглядывай.
– «Летний сад», – повторил Шуман, поднял портфель, отряхнул от грязи и спрятал в него парабеллум. – Дальше давай говорить по-немецки. Меньше подозрений.
– Отличная мысль, – по-немецки отозвался Морган. – Ты говоришь хорошо, лучше, чем я думал. Только «г» смягчай, у берлинцев оно мягкое.
Снова крик. Вой сирен совсем близко.
– Шуман… если я не приду через час… Гордон говорил тебе о рации в посольском здании?..
Пол кивнул.
– Позвонишь Гордону и скажешь, что тебе нужны новые указания. – Морган невесело засмеялся. – Заодно сообщишь, что я погиб. Ну, иди! Смотри вперед как ни в чем не бывало. Что бы ни случилось, не беги.
– Не бежать? Почему?
– В этой стране слишком много людей побежит лишь потому, что бежишь ты. Ну, иди скорее!
Морган принялся работать перочинным ножом с ловкостью портного.
Грязный, помятый автомобиль притормозил у проулка, который охраняли трое шутцполицейских, шупо, в безукоризненной зеленой форме с оранжевыми пластинками по углам воротников и в черно-зеленых киверах.
Немолодой усатый мужчина в бежевой льняной тройке встал с пассажирского сиденья, и оно, освободившись от его внушительного веса, тотчас поднялось на несколько дюймов. Голову – волосы старательно зачесаны назад – он прикрыл панамой и вытряхнул тлеющий табак из пенковой трубки.
Мотор захрипел, кашлянул и, наконец, заглох. Инспектор Вилли Коль спрятал желтеющую трубку в карман и раздраженно посмотрел на машину. Командиры СС и следователи гестапо разъезжали на «БМВ» и «мерседесах», а инспекторам крипо, то есть уголовной полиции, даже старшим вроде Коля, полагались автомобили концерна «Ауто унион». Логотип концерна – четыре перекрещивающихся кольца, символизирующие материнские компании: «Ауди», «ДКВ», «Хорьх» и «Вандерер». Разумеется, Колю предоставили двухлетнюю «ДКВ», авто скромнейшей из четырех марок. Машина, нужно отдать ей должное, ездила на бензине, но чувствовалось, что изначально компания производила паровые двигатели.
Конрад Янссен, как и многие инспекторы-кандидаты, гладко брился и шляпу не носил. Он слез с водительского сиденья, застегнул двубортный пиджак из зеленого шелка, достал из багажника портфель и фотоаппарат «лейку».
Коль похлопал себя по карманам, проверяя, взял ли блокнот и конверты для вещдоков, и зашагал к полицейским.
– Хайль Гитлер, инспектор! – поприветствовал старший из троицы.
Прозвучало довольно фамильярно. Коль не узнал его и стал гадать, встречались ли они раньше. Шупо, городские патрульные, порой помогают инспекторам, но структурно не находятся в подчинении у крипо. Коль пересекался с ними лишь периодически. Он поднял в ответ руку наподобие партийного салюта, затем спросил:
– Где труп?
– Здесь, герр инспектор, в Дрезденском проулке.
Двое полицейских помладше стояли чуть ли не по стойке смирно. Не охрана, а сама осторожность! Шупо отлично ловит нарушителей правил дорожного движения и карманников, блестяще сдерживает толпу, когда Гитлер едет по широкому бульвару Унтер-ден-Линден, а вот сегодняшнее убийство требовало проницательности. Если убийца – вор, следовало бдительно караулить место преступления, а если это дело рук члена СА или СС, следовало поскорее исчезнуть и забыть увиденное.
– Расскажите, что вам известно, – потребовал Коль у старшего.
– Конечно, герр инспектор, только рассказывать почти нечего. В тиргартенский участок поступил звонок, и я сразу примчался сюда. Первым оказался.
– Кто звонил? – Спрашивая, Коль шагнул в проулок, обернулся и нетерпеливо махнул рукой: за мной, мол, скорее.
– Женщина. Не представилась. Сказала, что слышала здесь выстрел.
– Когда это было?
– Около полудня, герр инспектор.
– А когда вы сюда прибыли?
– Как только мой командир сообщил мне о звонке.
– Когда вы сюда прибыли? – повторил Коль.
– В двадцать минут первого. Или в половине первого.
Полицейский жестом показал на узкое ответвление проулка, заводящее в тупик.
На мостовой навзничь лежал тучный мужчина лет за сорок. Смерть, вне сомнений, наступила от выстрела в висок, погибший потерял много крови. Волосы взъерошены, карманы вывернуты… Убили его в этом самом месте: форма кровавых пятен исключала иные варианты.
– Поищите свидетелей, особенно в начале и в конце проулка, – велел инспектор молодым патрульным. – И в окрестных домах. – Он кивнул на два примыкающих кирпичных здания, но тут же отметил, что они без окон. – И в кафе, которое мы проезжали. «Бирхаус», так оно называется.
– Так точно, герр инспектор! – Полицейские резво сорвались с места.
– Убитого обыскали?
– Нет, – ответил старший и тотчас уточнил: – Разумеется, мы удостоверились, что он не еврей.
– Так, значит, обыскали?
– Я просто расстегнул ему брюки. Потом, как видите, снова застегнул.
«Интересно, придавший убийствам обрезанных меньшую важность в курсе, что порой по медицинским показаниям такую операцию делают и арийским младенцам?» – подумал Коль.
Инспектор порылся в карманах убитого, но удостоверения личности не обнаружил. Он вообще ничего не обнаружил. Любопытно.
– Вы ничего не забрали? Документы убитого видели? А личные вещи?
– Нет, герр инспектор.
Тяжело дыша, Коль опустился на колени, внимательно осмотрел труп и выяснил, что ладони у убитого без мозолей. Заговорил он, обращаясь наполовину к себе, наполовину к Конраду Янссену:
– Руки мягкие, ногти и волосы аккуратно подстрижены, на коже следы талька… Вряд ли он занимался физическим трудом. Чернила на ладонях есть, но немного, значит он не типографский работник. Так пачкаются при письме – убитый вел корреспонденцию или заполнял гроссбухи. Он не журналист: следов грифеля на руках я не вижу…
Коль говорил уверенно: с тех пор как к власти пришли национал-социалисты, он расследовал дюжину убийств журналистов. Ни одно из них не велось как полагается, ни одно не было раскрыто.
– …человек свободной профессии, бизнесмен, госслужащий, правительственный…
– Герр инспектор, под ногтями тоже чисто.
Коль кивнул и ощупал ноги убитого.
– Занимался интеллектуальным трудом, однако мускулист. Посмотрите, как туфли сносил! От одного взгляда на них у меня самого ноги ноют! Думаю, прогулки он любил или походы.
– Пообедает рано – и гулять.
– Скорее всего. Вот зубочистка, возможно, что убитого.
Коль поднял ее и понюхал. Чесночный запах. Он наклонился к губам убитого и уловил тот же запах.
– Да, верно.
Он убрал зубочистку в коричневый конверт и запечатал его.
– Так его ограбили? – спросил Янссен.
– Не исключено, – медленно проговорил Коль. – Но мне так не кажется. Вор забрал у жертвы абсолютно все? Ни на шее, ни на ухе пороховых ожогов нет. Значит, стреляли с расстояния. Грабитель подошел бы ближе и оказался бы лицом к лицу с жертвой. Этому человеку стреляли в висок сзади. – Лизнув огрызок карандаша, Коль записал эти наблюдения в мятый блокнот. – Да-да, я в курсе, что иные грабители сидят в засаде, стреляют в жертву, потом грабят, но ведь большинство воров действуют иначе.
Члены СА, СС и гестапо тоже действуют иначе – стреляют в упор в переднюю часть мозга или в заднюю.
– Чем же убитый занимался в проулке? – задумчиво спросил инспектор-кандидат, разглядывая мостовую, словно ответ лежал среди булыжников.
– Янссен, этот вопрос нас пока не интересует. Дрезденским проулком пользуются многие: это быстрый и короткий путь со Шпенерштрассе к Кальвинштрассе. Может, убитый и замышлял нечто противозаконное, но об этом нам расскажут другие улики. Маршрут не в счет.
Коль снова осмотрел рану на голове, потом стену, значительная часть которой была забрызгана кровью.
– Ах! – радостно воскликнул инспектор.
Он нашел пулю на том самом месте, где кирпичная стена упиралась в булыжник. Пуля лишь слегка деформировалась, и Коль сразу ее узнал: девятимиллиметровая. Получается, стреляли из автоматического пистолета, который выбрасывает стреляные латунные гильзы.
– Пожалуйста, обыщите мостовую, буквально каждый сантиметр, – велел Коль старшему полицейскому. – Нужна латунная гильза.
– Есть, герр инспектор!
Коль достал из кармана жилета монокль и, прищурившись, осмотрел находку.
– Пуля в отличном состоянии. Это радует. Интересно, что в штаб-квартире, в «Алексе», удастся выжать из следов от полей нарезов и их граней? Они довольно четкие.
– Значит, у убийцы новый пистолет? – предположил Янссен и уточнил: – Или старый, но редко используется.
– Отлично, прямо с языка у меня сняли.
Коль спрятал пулю в другой коричневый конверт, запечатал и сделал запись в блокноте. Янссен снова оглядел труп.
– Раз его не ограбили, то зачем их вывернули? – спросил он. – Карманы.
– Я и не говорю, что его вообще не грабили. Я просто не уверен, что ограбление было основным мотивом… Вот как… Пожалуйста, расстегните ему пиджак.
Янссен повиновался.
– Видите нитки?
– Где?
– Вот здесь! – показал Коль.
– Да, герр инспектор.
– Бирку срезали. На других его вещах то же самое?
– Опознание, – кивнув, проговорил инспектор-кандидат. – Убийца не хотел, чтобы мы установили личность его жертвы.
– На обуви бирки есть?
Янссен разул убитого и проверил туфли.
– Нет, герр инспектор.
Коль рассмотрел их, потом ощупал пиджак убитого.
– Костюм сшит… из эрзац-ткани.
Инспектор едва не сказал «из гитлеровской», мол, материал искусственный, из древесных волокон. Многие шутили: порвешь костюм – полей и выставь под солнце, дыра мигом зарастет. Фюрер объявил, что сделает страну независимой от иностранного импорта. Эластик, маргарин, бензин, моторное масло, резина, ткань – все изготавливалось из заменителей, доступных в Германии. Вот только, как и везде, с заменителями возникла проблема – они сильно уступали по качеству, и люди пренебрежительно называли их гитлеровскими товарами. Прозвище это на людях употреблять не следовало: донесут, не ровен час.
Суть открытия заключалась в том, что убитый, вероятно, немец. У большинства иностранцев имелась валюта и, как следствие, высокая покупательная способность. По своей воле никто из них не приобретет дешевую одежду вроде этой.
Так зачем убийце препятствовать опознанию жертвы? Эрзац-ткань свидетельствовала, что ничего особенного он собой не представлял. С другой стороны, мало зарабатывали и высокие чиновники национал-социалистической партии. Те, кто получал неплохо, часто носили эрзац-одежду из верности фюреру. Неужели мотив убийства – партийная работа жертвы или его служба в правительстве?
– Интересно, – проговорил Коль, тяжело поднимаясь. – Киллер стреляет в жертву в людной части города. Он понимает, что выстрел могут услышать, но рискует быть застигнутым ради того, чтобы срезать бирки с одежды жертвы. Для меня это дополнительный повод выяснить, кто этот несчастный господин. Янссен, снимите у него отпечатки пальцев, а то когда еще коронер постарается.
– Есть, герр инспектор!
Янссен достал из портфеля принадлежности и взялся за дело.
Коль всмотрелся в булыжную мостовую.
– Я говорю «киллер» и «убийца», то есть в единственном числе, хотя их могла быть добрая дюжина. На мостовой я следов не вижу.
На открытом месте пыльный ветер Берлина запечатлел бы хореографию случившегося на земле, а тут закрытый проулок.
– Герр инспектор! – позвал старший полицейский. – Я обыскал проулок полностью, но гильзу не нашел.
Коля это известие встревожило, Янссен заметил, как он изменился в лице.
– Получается, убийца не только срезал бирки с одежды жертвы, но и гильзу разыскать потрудился, – проговорил инспектор.
– Итак, он профессионал.
– Янссен, когда строите дедуктивные выводы, не подменивайте достоверности собственными заключениями. В таких случаях вы подсознательно отсекаете другие варианты. Лучше предположите, что подозреваемый – человек аккуратный и педантичный. Может, он профессиональный преступник, может – нет. Может, блестящую вещицу утащили крысы или птицы. Может, школьник поднял ее и убежал, испугавшись мертвеца. Может, убийца – бедняк, который сдаст латунь на переработку.
– Да, герр инспектор, – закивал Янссен, словно запоминал слова Коля.
За недолгое время совместной работы инспектор узнал о Янссене две вещи: парень не умеет шутить, зато учится молниеносно. Второе качество стало находкой для нетерпеливого инспектора. Касательно первого, Колю хотелось, чтобы молодой напарник шутил почаще: для стража порядка юмор ценится на вес золота.
Янссен снял отпечатки пальцев, что удавалось ему мастерски.
– Теперь покройте булыжник вокруг трупа дактилоскопическим порошком. Если обнаружатся отпечатки пальцев, сфотографируйте. Вдруг киллеру хватило ума срезать этикетки с одежды, а не касаться при этом земли он не догадался.
Добрых пять минут Янссен посыпал порошком булыжник вокруг трупа, потом объявил:
– Герр инспектор, кое-что есть. Посмотрите!
– Да, хорошие отпечатки. Сфотографируйте их.
Янссен сфотографировал следы, потом, отступив на шаг, сделал еще несколько снимков тела и места преступления. Инспектор медленно обошел труп, снова вытащил из кармана монокль и повесил себе на шею на зеленом шнуре, который сплела на Рождество дочка Ханна. Рассмотреть он решил булыжник у самого трупа.
– По-моему, тут чешуйки кожи. – Коль внимательно взглянул на них. – Сухие и старые. Коричневые. Для перчаток слишком жесткие. Скорее, от обуви или от ремня, от сумки или от портфеля, которые могли принадлежать как убийце, так и убитому.
Коль собрал чешуйки, высыпал в очередной коричневый конверт и запечатал его.
– Герр инспектор, у нас свидетель! – крикнул молодой шутцполицейский. – Только помогать не очень стремится.
Свидетель? Великолепно! Коль вернулся в начало проулка. Другой патрульный вел ему навстречу мужчину лет сорока в рабочей одежде. Левый глаз стеклянный, правая рука висит как плеть – этот мужчина пережил войну, но неведомое происшествие непоправимо искорежило ему тело. Таких, как он, четыре миллиона.
Полицейский подтолкнул рабочего к Колю.
– Достаточно, благодарю вас, – строго сказал патрульному инспектор и повернулся к свидетелю. – Предъявите удостоверение личности!
Мужчина протянул бумагу, Коль пробежал ее глазами. Имя и фамилию рабочего он забыл, едва вернув удостоверение, но даже быстрая проверка документов делает свидетелей невероятно покладистыми.
Хотя не каждого.
– Я хочу помочь, но уже рассказал все полицейскому. Видел я немного. – Свидетель замолчал.
– Хорошо, хорошо, расскажите о том, что вы видели, – нетерпеливо махнул пухлой рукой Коль.
– Да, герр инспектор. Я мыл подвальную лестницу в сорок восьмом доме. Вон там. – Мужчина показал на дом за проулком. – Как видите, я был ниже уровня тротуара. Мне показалось, я услышал хлопок в карбюраторе.
Коль аж крякнул. С тридцать третьего года только идиоты думают о хлопках в карбюраторе. Теперь все думают о пулях.
– Я решил, что ничего страшного, и стал мыть дальше. – В доказательство мужчина продемонстрировал влажные брюки и рубашку. – Минут через десять раздался свист.
– Свист? Свист полицейского?
– Нет, герр инспектор, свистели не в свисток, а сквозь зубы. Очень громко. Я поднял голову и увидел, как из проулка выходит мужчина. Свистел он, чтобы поймать такси. Машина притормозила напротив сорок восьмого дома, и я услышал, как тот человек просит отвезти его к ресторану «Летний сад».
«Свист, как странно, – подумал Коль. – Свистом подзывают собак и лошадей, а таксист мог оскорбиться. В Германии все профессии в почете. Так подозрительный тип – иностранец? Или просто грубиян?»
Он записал услышанное в блокнот и для проформы спросил:
– Номер такси?
– Не помню, герр инспектор, – был ожидаемый ответ.
– «Летний сад» – название расхожее. Который именно ресторан?
– Кажется, я слышал, что на Розенталерштрассе.
Коль кивнул, радуясь, что так много узнал уже на раннем этапе расследования.
– Так, быстро… Опишите того мужчину.
– Герр инспектор, я же стоял под лестницей. Того мужчину я видел со спины, когда он такси останавливал. Ростом он за два метра. Крупный, но не толстый. Еще у него акцент.
– Какой акцент? Как у жителя другого района Германии? Как у иностранца?
– Вроде как у южан. Хотя у меня брат в Мюнхене, и он говорит иначе.
– Значит, как у иностранца? Их тут сейчас много. Олимпиада же.
– Не знаю, герр инспектор. Я всю жизнь живу в Берлине. За границей бывал лишь раз. – Мужчина показал на безжизненную руку.
– Кожаная сумка у того человека была?
– По-моему, да.
– Вот откуда кожаные чешуйки, – сказал Коль Янссену, а у свидетеля спросил: – Лица вы не видели?
– Нет, герр инспектор, как и говорил.
Коль понизил голос:
– А если пообещаю не записывать ваше имя, чтобы больше никуда не вызывать, вспомните, как он выглядел?
– Честное слово, герр инспектор. Лица его я не видел.
– А возраст?
Свидетель покачал головой.
– Помню только, что он крупный, одет в легкий костюм… Боюсь, цвет я не разобрал… Ах да! У него была шляпа, как у министра авиации Геринга.
– Это какая?
– С узкими полями. Коричневая.
– Вот, ценная информация. – Коль оглядел уборщика с головы до ног. – Благодарю вас, можете идти.
– Хайль Гитлер! – с пафосом воскликнул мужчина и выбросил вперед руку. Вероятно, энтузиазм он хотел компенсировать тем, что салютовал левой рукой.
– Хайль! – рассеянно ответил инспектор, вернулся к трупу и вместе с Янссеном быстро собрал свои принадлежности. – К «Летнему саду», скорее!
Они зашагали обратно к машине. Вилли Коль смотрел себе под ноги и морщился. Даже баснословно дорогие кожаные ботинки и мягчайшая ягнячья шерсть почти не помогали его страдающим пальцам и сводам стоп. Булыжник – сущая пытка.
Шедший рядом Янссен внезапно сбавил шаг и шепнул:
– Гестапо!
Приунывший Коль поднял голову: к ним направлялся Петер Краусс в поношенном коричневом костюме и фетровой шляпе трилби в тон. Два его помощника, молодые люди, ровесники Янссена, держались поодаль.
Только не сейчас! В эту самую минуту подозреваемый может сидеть в ресторане, не догадываясь, что его выследили.
Краусс неторопливо шагал к инспекторам крипо. Министр пропаганды Геббельс постоянно направлял партийных фотографов снимать образцовых арийцев и их семьи, чтобы потом использовать в публикациях. Высокий стройный блондин Петер Краусс мог бы блистать на доброй сотне таких фото. Его, бывшего коллегу Коля, пригласили в гестапо благодаря опыту работы в отделе «1А» уголовной полиции, занимавшемся политическими преступлениями. Сразу после прихода к власти национал-социалистов отдел расформировали и превратили в гестапо. Как у многих пруссаков, в жилах Краусса текла скандинавская кровь с примесью славянской. Впрочем, в уголовной полиции болтали, что Краусс бросил их ради службы на Принц-Альбрехтштрассе лишь после того, как изменил имя: от Петра чересчур разило славянами.
Коль слышал, что Краусс – следователь методичный, хотя вместе им работать не доводилось. Инспектор вечно отказывался вести политические дела, а сейчас их крипо не поручали.
– Добрый день, Вилли! – поздоровался Краусс.
– Хайль! Петер, что привело тебя сюда?
Янссен кивнул, следователь гестапо ответил тем же и пояснил:
– Со мной связался по телефону наш босс.
«Неужели сам Генрих Гиммлер?» – подумал Коль.
Такое не исключалось. Ровно месяц назад Гиммлер взял все полицейские силы Германии под личный контроль и создал зипо, «полицию в штатском», объединяющую гестапо, крипо и знаменитую СД, разведывательное подразделение СС. Гиммлера только что назначили шефом немецкой полиции. Коль считал, что этот титул чересчур скромен для самого влиятельного правоохранителя на земле.
– Фюрер велел ему чистить город от скверны во время Олимпиады. Нам приказано расследовать все серьезные преступления в окрестностях стадиона, Олимпийской деревни и центра города, а также следить, чтобы виновных оперативно задерживали. А тут убийство в двух шагах от Тиргартена! – Краусс потрясенно зацокал языком.
Коль, не таясь, взглянул на часы: ему нужно в «Летний сад», и поскорее!
– Петер, боюсь, мне пора.
Следователь гестапо присел на корточки и внимательно осмотрел труп:
– В городе столько иностранных журналистов… Сложно их отслеживать и контролировать.
– Да-да, но…
– Преступление нужно раскрыть прежде, чем о нем станет известно. – Краусс поднялся и медленно обошел труп. – Личность убитого установлена?
– Пока не установлена: при нем нет удостоверения. Петер, скажи, СС или СА тут никак не замешаны?
– Насколько я знаю, нет, – ответил Краусс и нахмурился. – А что?
– По пути сюда мы с Янссеном заметили куда больше патрулей, чем обычно. То и дело останавливают, документы проверяют. Нам ни о какой операции не сообщали.
– Ничего особенного, рядовой вопрос правопорядка, – пренебрежительно отмахнулся Краусс. – Немного усилили меры безопасности. Крипо волноваться не о чем.
Коль снова взглянул на часы:
– Петер, мне действительно пора.
– Убитого ограбили? – не унимался гестаповец.
– В карманах у него пусто, – нетерпеливо ответил Коль.
Краусс долго рассматривал труп, а Коль думал лишь о подозреваемом в «Летнем саду»: тот небось уже съел полпорции шницеля или колбасы.
– Нам пора возвращаться, – объявил Коль.
– Секунду! – Краусс все изучал труп, потом, не поднимая головы, изрек: – Не исключено, что убийца – иностранец.
– Иностранец? Так ведь… – начал Янссен, подняв брови.
Недовольный взгляд Коля заставил его замолчать.
– Так ведь что? – заинтересовался Краусс.
– Так ведь непонятно, откуда такое предположение, – быстро нашелся инспектор-кандидат.
– Глухой проулок, отсутствие удостоверения личности, хладнокровный расстрел… С опытом, инспектор-кандидат, вы научитесь интуитивно чувствовать совершивших подобные убийства.
– Какие «подобные»? – не удержавшись, уточнил Коль.
Человек, застреленный в глухом проулке, – в сегодняшнем Берлине такое уникальным не считалось.
Краусс не ответил.
– Думаю, это цыган или поляк. Агрессия у них в крови, да и поводов убивать невинных немцев хоть отбавляй. Или убийца – чех, с востока, конечно, не из Судетской области. Они вечно в спину стреляют.
«Как и штурмовики», – едва не добавил Коль, но вслух сказал:
– Тогда можно надеяться, что преступник окажется славянином.
Краусс не отреагировал на упоминание своих предков. Он снова взглянул на труп.
– Вилли, я наведу об этом справки. Прикажу помощникам связаться с нашими агентами в этом районе.
– Использовать партийных информаторов – мысль отличная! – сказал Коль. – Их же так много!
– В самом деле.
Янссен – вот молодец! – нетерпеливо глянул на часы и напомнил:
– Герр инспектор, мы на встречу опаздываем.
– Да-да, опаздываем. – Коль попятился в проулок, потом застыл и спросил Краусса: – Можно вопрос?
– Да, Вилли.
– Какую шляпу носит министр авиации Геринг?
– В каком смысле?
– Ну, Геринг… Какую шляпу он носит?
– Ой, не знаю! – удрученно ответил Краусс, словно хорошему гестаповцу следовало владеть такой информацией. – А что?
– Так, ничего.
– Хайль Гитлер!
– Хайль!
Коль и Янссен поспешили к «ДКВ».
– Отдайте пленку любому патрульному и велите скорее отвезти к нам в штаб-квартиру. Фотографии мне нужны немедленно, – тяжело дыша, распорядился Коль.
– Есть, герр инспектор.
Янссен отошел в сторону, передал пленку и указания шупо, затем нагнал инспектора.
– Когда приедет служба коронера, скажите, пусть поторопятся с отчетом о вскрытии! – крикнул Коль молодому шутцполицейскому. – Хочу знать, какими заболеваниями страдал наш приятель. Туберкулез и сифилис особенно интересны. Если есть, то на какой стадии. А также содержимое его желудка, татуировки, сломанные кости, послеоперационные рубцы.
– Есть, герр инспектор!
– Не забудьте сказать, что дело срочное.
В последнее время службе коронера доставалось столько работы, что порой труп забирали только через восемь-десять часов, а на вскрытие уходило по несколько дней.
Торопливо шагая к «ДКВ», Коль поморщился: ягнячья шерсть в ботинках сдвинулась.
– Как быстрее всего проехать к «Летнему саду»? Не важно, сами сообразим. – Инспектор огляделся по сторонам. – Вот он! – Коль показал на газетный киоск. – Янссен, скупите там все газеты.
– Есть, герр инспектор! Но зачем?
Коль упал на водительское сиденье «ДКВ» и нажал кнопку зажигания. Он запыхался, но в голосе явственно слышалось раздражение.
– Нам нужен портрет Геринга в шляпе. Зачем же еще?!
