Глава 38
«Когда-то я плавал часами и пропадал в походах сутками», – с досадой думал Вилли Коль.
Прислонившись к дереву, он переводил дыхание. Несправедливо, что ему достались и хороший аппетит, и склонность к сидячей работе.
Разумеется, сказывался и возраст.
И проблемы с ногами тоже.
Прусских полицейских готовят лучше всех в мире, однако выслеживание подозреваемых в лесу, как Геринг в охоте на медведя, в учебный план не входит. Коль не видел следов ни Пола Шумана, ни других. Продвигался он черепашьим темпом – перед особо густыми зарослями останавливался проверить, не целятся ли в него, затем осторожно крался дальше.
Наконец впереди за кустами показалась кошенина вокруг учебного здания. Рядом стояли черный «мерседес», автобус и фургон, с другой стороны луга – «опель». Коль увидел несколько человек, среди них двух солдат, а возле «мерседеса» – эсэсовца.
Это связано с подпольными делишками, которые проворачивают Шуман с Веббером? Если да, то где они?
Вопросы, сплошные вопросы.
Потом Коль заметил нечто необычное. Он подкрался поближе, раздвинул ветки, вытер пот с глаз и присмотрелся внимательнее. От выхлопной трубы автобуса к школе тянулся шланг. Зачем это? Наверное, вредителей травят.
Секундой позже Коль начисто забыл об этой странности. Его внимание переключилось на «мерседес», задняя дверь которого открылась. Из салона вышел мужчина, которого потрясенный Коль опознал как Рейнхарда Эрнста, министра, ответственного якобы за внутреннюю безопасность, а на деле – военного гения, занимающегося перевооружением страны.
Что он здесь делает? Неужели…
– О нет! – вслух прошептал Эрнст. – Боже милостивый…
Коль внезапно угадал суть и тревожных оповещений, и связи между Морганом, Таггертом и Шуманом, и миссии американца в Германии.
Стиснув пистолет, инспектор помчался на луг. Он проклинал СС, гестапо и Петера Краусса, не поделившихся с ним сведениями. Он проклинал двадцать лет и двадцать пять килограммов, изменивших его тело за время службы в полиции. Что касается ног, то желание предотвратить гибель Эрнста заставило начисто забыть о боли.
«Чистой воды ложь! Все, что они наговорили, – ложь. Они заманили нас в газовую камеру!»
Курт считал, что струсил, согласившись на службу в армии, и вот-вот поплатится жизнью за такое решение. А ведь отправься они с Гансом в концлагерь, то вполне могли бы выжить.
Вялый и апатичный Курт Фишер сидел в пятом учебном здании, в самом углу класса, рядом с братом. Испуганный и отчаявшийся не меньше своих спутников, он, в отличие от них, не пытался оторвать железные парты от пола и не высаживал дверь плечом. Он понимал: Эрнст и Кейтель предвидели это и позаботились, чтобы неприступное, герметичное здание стало гробом для новобранцев. Воистину, национал-социалисты – мастера своего дьявольского дела.
Вырваться Курт не старался, он избрал себе другое занятие. Огрызком карандаша, найденным в классе, он выводил неровные строчки на чистом листе, вырванном из конца книги. Называлась она «Тактика кавалерии во Франко-прусской войне, 1870–1871» – вот так сарказм, если учесть, что в этот страшный класс братья попали за пацифизм.
Вокруг испуганное хныканье, злые крики, плач – Курт едва их слышал.
– Не бойся! – велел он брату.
– Я не боюсь, – срывающимся голосом пролепетал объятый ужасом паренек.
Вместо ободряющего письма, которое Курт собирался написать родителям, а Эрнст обещал отправить, у него получилось совершенно другое.
Альбрехту и Лотте Фишер
Принц-Джордж-стрит, 14
Свисс-коттедж,
Лондон, Англия
Если вы чудом получите это письмо, пожалуйста, знайте, что сейчас, в последние минуты жизни, мы думаем о вас. Погибнем мы так же нелепо, как десятки тысяч погибших здесь прежде. Очень просим: продолжайте свое дело, думая о нас, чтобы это безумие прекратилось. Говорите всем и каждому: в Германии творится кошмар, какой представить себе невозможно. Он не прекратится, пока у кого-то не хватит смелости положить ему конец.
Помните, что мы вас любим.
Ваши сыновья
В классе стало тише: парни падали на колени и ложились на живот, целуя плинтусы и вытертые половицы, чтобы вдохнуть воздуха из-под пола. Кто-то чуть слышно молился.
Курт Фишер перечитал свое письмо и тихонько засмеялся. Он вдруг понял, что это и есть высокая цель, которую он искал, – отправить послание родителям, а через них, он свято надеялся, всему миру. Это его удар по нацистам. Его оружие – собственная смерть.
Сейчас, у последней черты, Курт вдруг поверил, что его письмо найдут и доставят, что с помощью родителей или других людей оно сломает стену, которой нацистские тюремщики обнесли Германию.
Карандаш выпал из рук.
Теряя сознание и последние силы, Курт сложил листок и убрал в бумажник, который, скорее всего, вытащит местный доктор или могильщик. Только бы они нашли письмо и не побоялись его переслать!
Курт взял брата за руку и закрыл глаза.
Полу Шуману так и не представился шанс выстрелить.
Рейнхард Эрнст нервно расхаживал взад-вперед у «мерседеса» и говорил в микрофон, проводом прикрепленный к щитку у переднего сиденья. Да еще высокий охранник загораживал Полу обзор.
Винтовка готова, палец на спусковом крючке, только бы Эрнст остановился…
Касание льда…
Пол заставлял себя ровно дышать, терпеть жару, терпеть мух, жужжащих у лица.
«Остановись! – беззвучно кричал он Рейнхарду Эрнсту. – Ради бога, остановись! Позволь мне закончить с этим и уехать домой, к своей типографии, к брату… к семье, которая у меня была и, возможно, есть до сих пор».
Перед мысленным взором возникла Кэт Рихтер – Пол увидел ее глаза, почувствовал ее слезы, услышал ее голос: «Лучше делить страну с десятью тысячами убийц, чем постель с одним».
Палец погладил спусковой крючок маузера, лицо Кэт исчезло, голос заглушила ледяная крошка.
Тут Эрнст остановился, прикрепил микрофон к щитку «мерседеса» и отошел от машины. Скрестив руки на груди, он смотрел на классную комнату и болтал с охранником, который мерно ему кивал.
Пол прицелился Эрнсту в грудь.
