Глава 15
Гейсмар приехал в больницу в четверг к 8 утра и заглянул в приемную, где сидела Энн Штольц. Показания приборов вселяли оптимизм. Врачи прекратили введение барбитуратов, и Лейси медленно приходила в себя. Через полчаса медсестра сообщила Энн, что ее дочь очнулась.
– Я должен сказать ей про Хьюго, – произнес Майкл. – Побудьте с ней несколько минут, а потом зайду я.
Лейси еще не перевели из реанимации, поэтому Майкл не стал просить разрешения на посещение. Ее вид его поразил. Все лицо было одним сплошным кровоподтеком в порезах и ссадинах, распухшим так, что бедняжку было трудно узнать. Глаза превратились в щелочки, в них почти не были видны зрачки. От угла рта тянулась прилепленная пластырем к скуле эндотрахеальная трубка. Майкл осторожно дотронулся до ее руки и поздоровался.
Лейси чуть заметно кивнула и что-то пробормотала, на большее она была неспособна из-за трубки. Энн Штольц сидела рядом и утирала глаза.
– Как ты, Лейси? – задал глупый вопрос Майкл, тоже готовый разреветься. Вместо лица красавицы перед ним было кровавое месиво.
Она снова слабо кивнула.
– Я ничего не говорила, – шепотом предупредила Энн. Проскользнувшая в палату медсестра встала рядом с ней.
Майкл подошел ближе.
– У вас произошло лобовое столкновение, – заговорил он. – Ужасная авария, Лейси. – Он судорожно сглотнул, покосился на Энн и выпалил: – Лейси, Хюьго не повезло, понимаешь? Хьюго погиб.
Она жалобно застонала и сомкнула распухшие веки. Он почувствовал, как она сжимает ему руку, и, борясь со слезами, продолжил:
– Ты не виновата, понимаешь, Лейси? Совершенно не виновата.
Она снова застонала и с усилием покачала головой.
Появившийся в палате врач встал напротив Майкла и, внимательно глядя на пациентку, сказал:
– Лейси, я доктор Хант. Вы пролежали без сознания больше двух суток. Вы меня слышите?
Она снова кивнула и попробовала сделать глубокий вдох. Просочившаяся наружу слезинка задержалась на распухшей щеке.
Врач продолжил осмотр: он задавал короткие вопросы, показывал и просил сосчитать пальцы, заставлял ее смотреть на предметы в палате. Лейси реагировала неплохо, хотя с некоторой задержкой.
– У вас болит голова?
Она утвердительно кивнула.
Доктор Хант велел медсестре принести пациентке болеутоляющее.
– Можете поговорить еще несколько минут, – сказал он Майклу. – Только не про аварию. Понимаю, с ней жаждет побеседовать полиция, но пусть наберутся терпения, это будет еще не скоро. Посмотрим на ее самочувствие через пару дней. – Он попятился от койки и молча покинул палату.
– Нам надо кое-что обсудить наедине, – обратился Майкл к Энн. – Не возражаете? Мы быстро.
Энн кивнула и вышла.
– Лейси, – начал он, – у тебя был с собой в понедельник вечером телефон от КПДС?
Беззвучное «да».
– Он пропал. Телефон Хьюго тоже не нашли. Полиция обыскала твою машину и место аварии. Всюду шарили – ничего. Не проси объяснить, я не сумею. Но если в твой телефон влезут те, кому не положено, то приходится иметь в виду, что они смогут найти Майерса.
Она попробовала расширить заплывшие глаза и подтвердила его правоту чуть заметным кивком.
– Наши техники утверждают, что твой код доступа в этих телефонах никому не взломать, но мы должны быть готовы к худшему. У тебя есть номер Майерса?
«Есть», – означал ее кивок.
– В деле?
«Да».
– Прекрасно. Мы этим займемся.
В палату заглянул еще один врач с намерением осмотреть пациентку. Майкл понял, что с него хватит, хорошенького понемножку. Он сделал то, чего больше всего опасался, и решил больше не расспрашивать ее о случившемся в понедельник вечером. Наклонившись к ней, он проговорил:
– Мне пора, Лейси. Я скажу Верне, что ты поправляешься и думаешь об их семье.
Уходя, он видел, что она снова плачет.
Через час медсестры отключили вентилирование легких и стали снимать трубки. Показания приборов были в порядке. Утром во вторник Лейси то засыпала, то просыпалась, но к полудню беспамятство ей наскучило. Как ни слаб был ее скрипучий голос, он креп с каждым часом. Она разговаривала с Энн, с тетей Труди, с дядей Рональдом, которого раньше недолюбливала, но теперь оценила его преданность.
В реанимации было тесно, и когда состояние Лейси стабилизировалось, врачи, заключив, что опасность для ее жизни миновала, решили перевести ее в отдельную палату. Как раз в это время приехал Гюнтер, старший брат Лейси, ее ближайшая родня, не считая матери. Как всегда, о его появлении заранее оповестил его голос. Он заспорил в коридоре с медсестрой на тему о допустимом количестве посетителей в палате в конкретный момент. Правила предусматривали ограничение – три человека. Гюнтер высмеял этот пункт правил, к тому же он гнал без остановок из самой Атланты, сгорая от нетерпения повидать младшую сестренку; если медсестра недовольна, пусть вызывает охрану. На случай вызова охраны Гюнтер пригрозил вызвать своих адво– катов.
Обычно его голос предвещал неприятности, но сейчас он звучал для Лейси прекрасной музыкой. Она забылась и хотела рассмеяться, но это вызвало судорогу боли от головы до коленей.
– Вот и он, – сказала Энн Штольц.
Труди и Рональд напряглись, изготовившись к обороне.
Дверь палаты распахнулась без стука. Ворвался Гюнтер, преследуемый медсестрой. Он чмокнул мать, проигнорировал дядю с тетей и чуть не набросился на Лейси.
– Господи, сестренка, что они с тобой сотворили? – Свой вопрос он сопроводил поцелуем в лоб.
Она вместо ответа попыталась улыбнуться.
Оглянувшись, Гюнтер сказал:
– Привет, Труди, привет, Рональд. Попрощайся с Лейси, Рональд, тебе придется подождать в коридоре. Сестра Ретчед грозится вызвать охрану во исполнение дурацкого правила, действующего в этом захолустье.
Труди потянулась за своей сумочкой.
– Ну, мы пошли, – сказал Рональд. – Часа через два-три придем опять.
И они выскочили из палаты, довольные, что не задержались в обществе Гюнтера. Тот уставился на сестру Ретчед и показал два пальца.
– Мама – один посетитель, я – второй. Вы умеете считать? Законность восстановлена, теперь я попросил бы вас оставить нас в покое. Могу я поговорить с сестрой?
Сестра Ретчед тоже была рада ретироваться. Энн качала головой, Лейси хотелось смеяться, но она помнила, как это больно.
В зависимости от времени года и даже от месяца Гюнтер Штольц принадлежал либо к десятке наиболее успешных коммерческих девелоперов Атланты, либо к пятерке спекулянтов, ближе всего подошедших к грани банкротства. В свой 41 год он уже дважды побывал банкротом и был, похоже, обречен ходить по тонкой проволоке – любимое развлечение и даже смысл жизни некоторых девелоперов. В хорошие времена, при дешевых деньгах, он вовсю влезал в долги, маниакально строил и тратил так, словно этому никогда не будет конца. Когда рынок оборачивался против него, он прятался от банков и сбрасывал активы по дешевке. Середины для него не существовало, осторожность он презирал, экономию тем более. Когда все рушилось, он не переставал уповать на светлое будущее, а когда был на взлете, вспоминать тощие времена ему было недосуг. Атланта была обречена на непрерывное разрастание, и его призванием было нашпиговывать ее все новыми торговыми, жилыми и офисными комплексами.
Он еще не появился в ее палате, а Лейси уже услышала важную подсказку. То, что брат приехал посуху, а не прилетел на частном реактивном самолете, свидетельствовало о том, что он переживает не лучшие времена.
Едва не касаясь носом ее лица, он проговорил:
– Прости, Лейси, что я не приехал раньше. Мы с Мелани были в Риме. Я и так очень торопился. Ну, как ты себя чувствуешь, сестренка?
– Лучше, – проскрипела она. Вероятность того, что ни в каком Риме он не был, являлась весьма высокой. Ну, любит человек бросаться именами модных городов! Мелани, его вторую жену, Лейси не выносила и, на счастье, редко видела.
– Она пришла в сознание только сегодня утром, – подсказала со своего места Энн. – Ты появился как раз вовремя.
– Ты-то как, мама? – спросил он, не оборачиваясь.
– Нормально, спасибо за вопрос. Обязательно надо было грубить Труди и Рональду?
Даже в больничной палате некуда было деться от семейной напряженности. Гюнтер повел себя необычно: набрал в легкие воздуху и не стал огрызаться. Вместо этого он сказал, пристально глядя на сестру:
– Я прочел, что пишут. Какой ужас! Твой друг погиб? Не могу поверить, Лейси! Что случилось?
– Врач не разрешает ей разговаривать об аварии, – предупредила Энн.
Гюнтер посмотрел на мать и рявкнул:
– Плевать на врача! Я здесь, и если мне охота поболтать с родной сестрой, никто не смеет мне указывать, какие темы выбирать! Ну, что это было, Лейси? – вернулся он к допросу сестры. – Кто управлял второй машиной?
– Она еще не вполне пришла в себя! – взмолилась Энн. – Она с вечера понедельника лежала в коме. Пожалей ее, потерпи!
Но терпеть было не в правилах Гюнтера.
– У меня есть классный адвокат! – взревел он. – Мы засудим этого подонка, он у нас попляшет! Это же он виноват в аварии, верно, Лейси?
Энн выдохнула с максимально возможным шумом и вышла из палаты.
Лейси повозила затылком по подушке.
– Не помню… – разобрал брат ее хрип.
После этого она закрыла глаза и провалилась в сон.
За время ее сна Гюнтер вполне освоился в отдельной палате Лейси. Два кресла, тележку на колесиках, ночной столик без лампы и раскладной диванчик он расположил так, чтобы ему было удобнее работать на лэптопе, айпаде, с двумя телефонами и с кипой бумаг. Медсестра Ретчед пыталась возразить, но быстро уяснила, что любой ее писк вызовет истошный ор и град угроз. Труди и Рональд несколько раз заглядывали в палату с намерением справиться о состоянии раненой, но тут же шарахались с ощущением, что лезут куда нельзя. В конце концов Энн сдалась: объявила в конце дня обоим своим детям, что отлучится на день-два к себе в Клируотер, но скоро вернется; если Лейси что-то понадобится, пусть звонит.
Когда Лейси засыпала, Гюнтер либо не говорил по телефону, либо выходил в коридор, либо работал, как одержимый, на лэптопе, стараясь не нарушать тишину. Когда она просыпалась, он либо нависал над ней, либо обсуждал по телефону очередную близкую к срыву сделку. Он постоянно гонял медсестер и санитаров за кофе для него, а если те не подчинялись, то бегал вниз, в кафетерий, где кормили, по его словам, отвратительно. Осматривавшие Лейси врачи поглядывали на него с опаской, видя, что он будет только рад стычке. Никому не хотелось входить с ним в клинч.
Но на Лейси его энергичность оказывала живительное, стимулирующее действие. Он ее смешил, хотя она еще боялась смеяться. Один раз, проснувшись, Лейси увидела, что Гюнтер, стоя над ней, утирает с лица слезы.
В шесть часов заглянула сестра Ретчед с сообщением о завершении своей смены. На ее вопрос, каковы его планы, Гюнтер сурово ответил:
– Я останусь. Не зря же здесь стоит диван. Вы дерете столько денег, что могли бы заменить его на что-нибудь поудобнее. Даже армейская койка лучше этой развалины!
– Я передам вашу претензию руководству, – пообещала медсестра. – Увидимся утром, Лейси.
– Вот стерва! – сказал Гюнтер громко, чтобы услышала медсестра, еще не до конца затворившая дверь.
На обед Гюнтер накормил сестру мороженым и десертом «джелло», а сам держал пост. Они долго смотрели сериал «Друзья». Когда Лейси, утомившись, уснула, он снова устроился в своем импровизированном кабинете и принялся без устали рассылать электронные письма.
В палату весь вечер наведывались медсестры. Сначала Гюнтер ворчал, что они шумят, потом хорошенькая сестричка дала ему выпить снотворное, и он угомонился. К полуночи он уже храпел, растянувшись на диванчике, который раньше поносил.
В пять часов утра Лейси зашевелилась и застонала. Она спала и видела плохие сны. Проснувшийся Гюнтер гладил ее по руке и шептал, что все обойдется, что она опомниться не успеет, как вернется домой. Лейси резко очнулась, тяжело дыша.
– Что такое? – испугался он.
– Пить! – попросила она, и он поднес к ее губам соломинку. Лейси втянула воду, он вытер ей губы. – Я его видела, Гюнтер! Тот пикап, перед самым столкновением. Хьюго закричал, я посмотрела вперед, и меня ослепил яркий свет. Это все, дальше – чернота.
– Молодец! А помнишь какой-нибудь звук? Знаешь, как при столкновении. Может, взрыв подушки, она же ударила тебе в лицо?
– Может быть. Не уверена.
– Ты видела другого водителя?
– Нет, только яркий свет. Все произошло так быстро, Гюнтер… Я не сумела среагировать.
– Еще бы, где тут успеть! Ты не виновата. Пикап пересек осевую.
– Так и было, так и было… – Лейси снова зажмурилась. Гюнтер не сразу понял, что она плачет.
– Брось, сестренка, брось!
– Хьюго ведь не умер, Гюнтер?
– Умер, Лейси. Ты должна поверить, принять и перестать спрашивать, правда ли это. Хьюго больше нет.
Лейси плакала, и Гюнтер не знал, как ей помочь. При виде того, как сестра горюет о друге, у него разрывалось сердце. В конце концов она обессилела и забылась.
