ГЛАВА 6
Сев в машину, Турецкий понял, что страшно голоден.
Сколько он успел выкурить натощак? Лучше не считать…
Перед глазами замаячил аппетитный сэндвич, приготовленный руками жены: каждый слой щедро пропитан кетчупом, переложен ломтиками сыра, бекона, кольцами свежего огурца и лука. Вкуснотища! Даже в желудке засосало.
Турецкий посмотрел в окно.
– Останови-ка здесь, – попросил он водителя. С утра он решил вызвать служебную машину, и теперь беспечно покуривал на заднем сиденье.
Являться натощак в прокуратуру – дурная примета. Не так уж сильно он запоздает, если позавтракает.
Пробежав пешком полквартала (ближе негде было припарковаться), Турецкий приметил вывеску ресторана-бистро. Над дверью, когда он вошел, зазвенели китайские колокольцы. Зал показался ему уютным, запахи аппетитными, очередь у стойки недлинной. Он заказал рубленую котлету с картошкой, жюльен, апельсиновый сок, кофе и ватрушку. Завтракать пришлось задом-наперед: сначала подали сок и ватрушку, затем кофе, а за котлетой пришлось дополнительно бегать к стойке. Жюльен приготовили последним. Он был горячим и обильно-грибным, что искупало задержку.
Две подружки студенческого вида, за чей столик подсел Турецкий, прервали свой щебет и стрельнули глазами в его сторону. Физиономия соседа показалась им привлекательной, потому что обе, словно невзначай, покосились в сторону зеркала, поправили прически, промокнули салфеточками накрашенные губы и принялись прихлебывать свой кофе маленькими глоточками.
Эти невинные знаки внимания заставили Турецкого почувствовать себя снова на коне.
«Зачем они так сильно красят волосы? – подумал он о своих соседках и вообще о всех нынешних девушках. – Ведь у них еще нет ни единого седого волоса. Искусственный цвет их старит. Им приходится часто пользоваться румянами, чтобы не выглядеть бледными на фоне собственных ярких шевелюр».
– Ты допила? – спросила «баклажанная» соседка свою «махагоновую» подругу.
– Да.
– Тогда идем.
Оживленно болтая, девушки подхватили свои художественные папки, сумочки и, бросив в сторону Турецкого прощальные взгляды, побежали к выходу.
Турецкий дожевал котлету. Выпил сок. Посмотрел на часы.
Проходя мимо зеркала, взглянул на свое отражение и заметил, что спросонья надел к пиджаку не тот галстук. Пиджак был сегодняшний, то есть тот, который жена повесила на плечики перед его носом, чтобы утром он не искал, что надеть. А галстук он вытащил из шкафа вслепую и выглядел в нем теперь как попугай.
В машине он снял галстук, скатал трубочкой и сунул в карман пиджака. Затем аккуратно протер губкой туфли. Проходя по коридору генпрокуратуры, он уже чувствовал себя свежим и бодрым, словно только что из дому.
Первым долгом надо было доложиться у Меркулова. Тому тоже выпала бессонная ночь.
Меркулов был у себя в кабинете.
Пока Турецкий докладывал о поездке на Рублево-Успенское шоссе и результаты осмотра квартиры покойной, Меркулов не задал ни одного вопроса. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку где-то на полу сбоку от стола. Турецкий, сидевший лицом к окну напротив Меркулова, впервые заметил, что подоконник в кабинете шефа густо заставлен горшками с цветами. Белая герань, фиалки, кактусы разных пород, и все усыпано цветами.
«У него новая секретарша», – решил про себя «важняк».
– Вот так обстоит дело в общих чертах, – вслух подвел он итоги.
Меркулов кивнул.
– Ты тоже думаешь, что покойная была лю… Что она была связана с Разумовским? – понижая на фамилии премьера голос до минимума, спросил Меркулов.
– Да. В этом нет ни малейших сомнений.
– Была или и сейчас ею являлась?
Вопрос был сформулирован без претензий на академичность грамматики, но суть Турецкий ухватил.
– Не знаю. Обыск в квартире еще продолжается. Ищем письма, записки, блокноты… Все, что может служить доказательством.
– Вот-вот. Это правильно.
Меркулов потер щеку, словно у него зуб заболел.
– Ненавижу я связываться с нашим правительством, – признался он. – Гнилое дело.
Турецкий не возражал. Дураку ясно, что гнилое.
– Саша, я тебе доверяю. Я знаю, ты сможешь…
И против этого Турецкий ничего возразить не мог. Приятно, когда начальство в тебя верит.
– Максимально придерживай информацию. Как только об этом раструбят по телевизору, нам на хребет наступят железной пятой.
– Уже делаем, что можем.
– Вот еще что, – сказал Меркулов, – я не приказываю тебе это дело замять, но… Наверху народ сидит обидчивый. Всем кажется, что под них копают. Ты понимаешь?
– Понимаю, – согласился «важняк».
– Времени у нас в обрез.
– Понимаю, – подтвердил Турецкий.
– Если уже на этой неделе у меня не будет результата, нам не дадут работать.
– Постараюсь.
– Знаю, что постараешься, но старайся по-быстрому. А вообще, между нами говоря, я тебе сочувствую. Дохлый номер. Такие дела или сразу раскрываются, или вовсе не раскрываются, это уже мой личный опыт. Что тебе чутье подсказывает, это самоубийство?
Турецкий ничего не ответил.
– Ясно, – вздохнул Меркулов. – Когда нет никаких версий – это хуже всего. Ну, не буду задерживать. Успехов!
Задерживаться в своем кабинете Турецкий не стал. Покончив с бумажной работой, он вызвал машину и отправился обратно на квартиру Лебедевой, на Рублевку. По дороге он думал, что неплохо бы узнать результаты патологоанатомической экспертизы. Найден ли в крови алкоголь, наркотики, седативные препараты, антидепрессанты? Но раньше вечера получить результаты патологоанатомической экспертизы представлялось маловероятным, а терять столько времени на ожидание было не в характере «важняка».
Когда он прибыл, оказалось, что обыск в квартире подошел к концу, и все ожидают его возвращения, чтобы отчитаться. Только в гостиной, откуда выбросилась Лебедева, еще работали эксперты – собирали с пола, ковров, мебели микрочастицы грязи, ворса, ниток.
Совет держали в каминной. Турецкий с удобством расположился на двухместном диване. Никто не решился втереться в непосредственную близость к шефу – диванчик располагал к слишком интимному соприкосновению. Посему «важняк» восседал в гордом одиночестве. Остальные бойцы устроились вокруг него кто где.
– Ну-с, дети мои? – потерев ладони, начал Турецкий. – Я слушаю.
– Покойная Полина Павловна Лебедева, двадцати пяти лет, не работающая, проживала одна, прописана тоже одна, квартира принадлежала ей, куплена пять лет назад в агентстве недвижимости «Жуковка»… Смерть наступила, по предварительным данным, в час тридцать два ночи. Предварительная причина – самоубийство, выбросилась из окна одиннадцатого этажа своей квартиры. Характер внешних повреждений на трупе это подтверждает. Записки нет. В квартире порядок, следов борьбы нет, все ценные вещи, насколько можно судить, на месте.
– Родственники, друзья в Москве? Установили?
– Судя по всему, родственники у нее живут в Сибири. В паспорте ее место рождения – Омская область. Найдены ее письма матери в Омск и сестре во Владивосток. Вот адреса.
– Хорошо. Сообщите родителям о ее смерти. Пошлите телеграмму на омский РОВД. А что в Москве?
– Ее записная книжка, одна из нескольких, но эта лежала в сумочке – вероятно, последняя.
Турецкий взял в руки календарь-ежедневник, быстро пролистал. Имена, фамилии, номера телефонов в Москве. Иногда просто имена. Иногда просто номера телефонов. Фамилии выведены аккуратным почерком черным гелевым стержнем, номера телефонов – красным, для удобства. Никаких спешно нацарапанных каракулей, вкривь через лист второпях записанных номеров. Аккуратистка…
Турецкий почувствовал нехорошее сосание под ложечкой. Если так, то почему не оставила записки?
– Обзванивайте всех подряд, – приказал Турецкий, возвращая книжку. – Зайдите в тот фитнесс-клуб, куда у нее абонемент, расспрашивайте тренеров, массажисток, знакомых по клубу. Она наверняка посещала какой-нибудь салон красоты, парикмахершу, маникюршу – узнайте где, всех расспросите. Парикмахерши знают про своих клиенток больше, чем вам кажется. Постарайтесь восстановить ее вчерашний день по часам и минутам: где была, с кем встречалась. Автоответчик прослушивали?
– Первым делом. Есть пара интересных сообщений. Установлены номера, с которых звонили.
– Хорошо. Начните с них. Кассету мне, в автоответчик – чистую, и записывать все поступающие звонки. Соседей опросили?
– Нет, ждали вас.
– Правильно. Еще что-нибудь интересное нашли? Наркотики, оружие? Лекарства?
– Ничего такого.
– На всякий случай все лекарства, какие нашлись в квартире, собрать в один мешок и отослать экспертам, – распорядился Турецкий. – Драгоценности?
– Никаких.
– Что, совсем никаких? – удивился «важняк».
– Совсем. Часы золотые, бижутерия… Вот, сами смотрите – это все, что нашли.
Турецкий задумчиво уставился на кучку дамской бижутерии. Серебро, дешевое золото, цирконий. Вещи художественные, со вкусом, но дешевка… Дешевка…
Нет, тут что-то не сходится.
– Тайников в квартире нет? – спросил Турецкий.
Минутное замешательство в рядах подчиненных.
– Вроде нет.
– Вроде? Не искали. Проверить немедленно все в квартире сверху донизу, стены, полы, потолки, цветочные горшки. – Турецкий кивнул на подозрительную кадку с рододендроном. – Без порчи имущества, разумеется!
– Так точно.
– Подождите, что-то еще хотел спросить… – Турецкий потер лоб, сосредотачиваясь. – Да! Вот еще что. Все документы, фотографии, видеокассеты, письма, записные книжки – все, все, где хоть одно слово написано ее рукой или упоминается имя сами знаете кого, – собрать в коробку. Я заберу с собой. Чеки из магазинов, записки к букетам, открытки, письма – все. Мусоропровод осматривали?
– Вывезли мусор ночью, – ответил меланхоличный голос.
– Плохо. В квартире мешки с мусором были?
– Есть. Просмотрели. Ничего подозрительного.
– Это я сам решу.
Турецкого отвели на кухню. Там на полу, на расстеленном целлофане, лежало аккуратно рассортированное содержимое помойного ведра Лебедевой. Турецкий наклонился и застыл над мусором в позе профессора археологии. Остальные притихли, как в детской игре «морская фигура на месте замри».
– М-да, – сказал наконец «профессор», разгибаясь. – Разбитый бокал. Отпечатки с него снимали?
Позорное молчание.
– Аккуратно снять.
Турецкий обвел взглядом кухню и одобрительно вздохнул: никаких гладильных досок вместо стола, никаких стульев-паучков. Покойная Полина Лебедева предпочитала классику.
Он открыл дверцу холодильного шкафа для вин, осмотрел бутылки – несколько початых. По следам порошка было заметно, что над бутылками изрядно поработал эксперт по дактилоскопии.
– Проверить, что было в разбитом бокале. Не совпадет ли с содержимым открытой бутылки.
Турецкий заглянул в посудомоечную машину. Увидел второй такой же бокал, тарелки – чисто вымытые.
– Следов пепла от сгоревшей бумаги в пепельницах не нашли?
– Нет.
– Коля, – Турецкий поймал подчиненного за фалду кожаного жилета, – если бы ты хотел что-нибудь сжечь, например письмо, любовную записку, перчатки – ты бы где это делал?
– В туалете, – не задумываясь, ответил подчиненный.
– В камине, – подсказал более сообразительный старший группы, уразумевший, к чему клонит «важняк». – В камине она могла сжечь.
– Смотрели? – обратился к нему Турецкий.
– Честно говоря…
– Так чего стоишь? Ладно, я пошел знакомиться с соседями. Когда вернусь, чтобы все барахло, которое я заберу с собой, было сложено. И тайник простучите… И остальное… Короче, увидимся.
Турецкий вышел на лестничную площадку.
Белые матовые стены, яркие светильники, мраморная плитка на полу, веселенькие коврики у дверей. Никаких металлических конструкций – фешенебельные дубовые двери, кованые чугунные детали. На одной двери глазок сделан в виде средневекового зарешеченного оконца, на другой – кольцо в виде львиной головы с оскаленной пастью… Изысканно…
Турецкий подумал, что в любом другом доме новость о самоубийстве одинокой красивой соседки мигом собрала бы любопытную толпу жильцов, жаждущих поделиться с властями информацией.
В любом нормальном доме. Только не в этом.
Эти солидные двери, казалось, говорили: «Нас это не касается!»
В подъезде стояла тишина. Ни одного любознательного лица, ни одного праздношатающегося. Даже лифт двигался бесшумно.
Турецкий позвонил у двери с номером 124 под львиной чугунной головой. Подождал. Еще раз позвонил.
Дверь открыла пожилая дама, настроенная враждебно.
– Здравствуйте. Я из Генеральной прокуратуры, следователь по особо важным делам Турецкий.
Дама сдвинула со лба на нос очки и внимательно просмотрела книжечку удостоверения.
– В чем дело? – строгим голосом спросила она, сверяя фото в книжечке с физиономией незваного гостя.
– Вы знаете, что ваша соседка из сто двадцать пятой квартиры сегодня ночью погибла при трагических обстоятельствах? Я должен задать вам несколько вопросов.
Дама промолчала. Турецкий понял, что она знает новость, но не выдает своих чувств.
– А в чем дело? – повторила она, возвращая удостоверение.
– Мы так и будем в коридоре разговаривать? Может быть, я войду?
– Не имеет смысла. Вряд ли наша беседа затянется. Я ничего не знаю.
– Вы были знакомы с покойной?
– Нет.
– Но вы встречали ее на лестнице, не так ли? В лифте? У почтового ящика?
– Да.
– Здоровались?
– Иногда.
– Разговаривали о погоде?
– Никогда. Нет.
– Вы одна живете? – спросил Турецкий, едва сдерживая раздражение.
– Какое это имеет значение? – ответила дама.
– Большое! Может быть, вы или ваши родные слышали что-то этой ночью?
– Нет. Ни я, ни мои родные ничего не видели и не слышали. Наши окна выходят на другую сторону дома.
– Когда вы последний раз видели Лебедеву?
– Кого?
– Вашу соседку из сто двадцать пятой.
– Так бы сразу и говорили. Не помню, позавчера или поза-позавчера. Точно не скажу.
– Она вела себя как обычно?
Дама пожала плечами:
– Думаю, да, как обычно.
– Вообще она спокойно жила? Тихо? Музыку по ночам громко не включала? Шумные компании у нее не собирались? Драк, скандалов не было?
– Я не помню такого! – отрезала дама.
– Гости к ней часто приходили?
– Я не слежу за ее гостями.
(«О, благословенные старушки из коммуналок! О, всезнающие бабуси у подъездов хрущевок! О, всевидящее око вахтерши! Как вас мне не хватает…»)
– Но иногда вы встречали вашу соседку, когда она шла не одна? Вы видели ее с друзьями, с подругами?
– Может быть. Я не помню.
– А накануне ее смерти вы ее одну встретили?
– Да, она была одна. Больше вопросов нет?
Дама с достоинством захлопнула дверь перед носом Турецкого.
«От этой пользы мало, – подумал „важняк“. – Надо попытать счастья у других».
Дверь под номером сто двадцать шесть распахнулась быстро. У Турецкого даже сложилось впечатление, что его визита ожидали, подглядывая в глазок.
На пороге стоял подросток лет шестнадцати. У его ног настороженно замер мощный ротвейлер. Пес смотрел снизу вверх на горло Турецкого, словно примерялся к прыжку.
– Не бойтесь, он не кусается, – заявил подросток.
В опровержение его слов ротвейлер глухо зарычал и показал белоснежные клыки.
– Следователь по особо важным делам Турецкий, – произнес «важняк», сверху вниз глядя на пса и сравнивая его и собственные мускульные возможности.
– А вы знаете, что не имеете права допрашивать меня без согласия моих родителей? – нагло улыбнулся подросток. – А их нет дома.
– Что, хочешь вызвать своего адвоката? – подыграл ему Турецкий.
– Нет. Вы должны вызвать инспектора по делам несовершеннолетних и допрашивать меня в его присутствии.
– Так что, вызвать?
– Смотря что вы собираетесь у меня узнать.
– Ты знал соседку из сто двадцать пятой?
– Ту, что выскочила сегодня из окна? – небрежно махнул рукой подросток. – Знал. В лицо, конечно.
– Она ведь очень красивая была, – намекнул Турецкий.
– Да, ничего, – снисходительно согласился собеседник. – На фотках они лучше выходят.
– Кто – они?
– Ну, эти красотки, модели.
– Ты знал, что она была фотомоделью?
– Да. Она мне говорила.
– Ты с ней разговаривал?
– Иногда.
– Заходил к ней?
– Нет. Пару раз компактами обменивались, я просто постоял в дверях.
– А как вы познакомились?
– Ну как? Просто поболтали раз в лифте о погоде, – хмыкнул подросток.
«Точно, он слышал, как я говорил с соседкой», – подумал Турецкий.
– А больше ты с ней нигде не встречался?
– Один раз, случайно, в одном месте.
– В каком?
– В «Кафе на Ордынке». Это ночной клуб. А что?
– Ты с ней туда ходил?
– Нет, конечно. Я со своей компанией пришел, она там была. Кивнули друг другу – вот и все.
– Она одна была?
– С какой-то девицей. Тоже модель. Красивая: метр весемьдесят, рыжая, волосы пушистые, глаза серо-голубые, кожа белая. Грудь – третий размер.
– Тебе бы фотороботы составлять, – похвалил Турецкий.
– А что, могу, – небрежно пожал плечами подросток. – Я эту ее подружку где-то уже видел, в каком-то журнале. Найти?
– Пока не нужно. Когда ты встретил Полину Лебедеву в «Кафе на Ордынке»?
– На прошлой неделе в пятницу.
– А в последний раз когда ее видел?
– В последний? – парень задумался.
Турецкому показалось, что до него только теперь дошел смысл слов «в последний раз». Лицо подростка посерьезнело, даже погрустнело.
– Наверное, вчера. Да, точно, вчера.
– Вчера? Во сколько?
– Я из школы возвращался… В начале третьего. Она газеты из своего ящика вынимала.
– Писем ей не было, ты не видел?
– Нет, кажется. Она обычно письма рассматривала, стоя у ящиков. Читала, от кого… Нет, вчера она только газеты вытащила и пошла пешком по лестнице, а я на лифте поехал.
– Пешком? На одиннадцатый?
– Да, – подтвердил парень. – Она часто пешком ходила. Для тренировки.
Дверь сто двадцать четвертой открылась, и на площадку выглянула давешняя пожилая дама. Увидев, что Турецкий разговаривает о чем-то с сыном соседей, она очень неодобрительно хмыкнула и демонстративно застыла в дверном проеме, стараясь не пропустить ни одного слова.
Турецкий понял, что пора откланиваться.
– Слушай, ты толковый парень. Ты не знаешь, Лебедева с кем-нибудь из соседей по дому общалась?
Толковый парень задумался. Соседка покашляла, словно у нее запершило в горле. Ротвейлер переключил внимание на новый живой объект. Турецкий прочел его мысли: «Если эта старая ведьма дернется в нашу сторону, я успею прокусить сонную артерию этому типу в серых штанах и завалю бабку на полпути к нашей двери…»
– Мне кажется, она дружила с актрисой с пятого этажа, – назло старой соседке сообщил подросток. – Там у нас в сто восьмой живет известная актриса, в кино часто снималась. В старом, еще совковом… В лицо знаю, а не помню, как зовут.
– Старая актриса?
– Да, старая. Лет сорок, наверное, – искренне ляпнул подросток.
«Мне в его возрасте тоже все сорокалетние казались старыми сморчками», – подумал Турецкий, бодро сбегая вниз по лестнице на пятый этаж. – Только бы была дома, – подумал он о «старой» актрисе. – Если не окажется, оставлю записку и заеду вечером".
И сам же себе ответил ехидным голосом, что зря надеется – никто из здешних жильцов Разумовского с Лебедевой под ручку конечно же не видел. И вообще все они глухие и слепые. И ничто их не интересует, кроме своего кармана.
Ему повезло. Актриса была дома и даже лично открыла дверь, что значительно облегчило Турецкому идентификацию ее личности. Актриса говорила по мобильному, прижав его щекой к плечу, а свободными руками красила ногти. Турецкому она помахала, как старому знакомому, приглашая войти, и ответила телефонному собеседнику:
– Точно, точно, совершенный идиот… Желтое в крапинку и не очень жесткое. Да, и в сиреневом пойдет… Я его накрываю крышкой…
Турецкий переступил с ноги на ногу. Актриса сделала ему глазами и бровями предложение присесть на мягкий пуфик под вешалкой и даже извинилась: мол, треплются и треплются по телефону, никак их не остановишь, вы уж простите, посидите пока… И все это – без единого слова, одной мимикой.
«Как же ее по имени?» – вспоминал Турецкий.
Фамилию он моментально припомнил, а вот имя… Эх, что значит, давно телевизор не смотрит. Наталья? Надежда? Что-то такое на "н"… Настасья?
– Целую, и тебя также, – сказала в трубку актриса, нажала отбой и, отпустив щеку, уронила телефон на колени. Помахала в воздухе накрашенной левой рукой. – Да? Я вас слушаю. Вы кто?
Турецкий представился. По лицу актрисы пробежало облачко досады.
– Да, конечно, это в связи с сегодняшней трагедией.
– Вы уже знаете?
– Весь дом знает. Такое несчастье. А почему вы ведете дело?
– Потому что мне его поручили, – мило улыбнулся Турецкий.
– Я понимаю, – серьезно кивнула актриса, – но почему вам? Вы ведь занимаетесь только важными делами, – подчеркнула она слово «важный». – А та девочка из сто двадцать пятой, как я понимаю, погибла сама… Или я не все знаю?
– Вы хорошо знали Полину Лебедеву? – в свою очередь спросил Турецкий.
– Нет, конечно.
Актриса пожала плечами.
– Обычные соседские отношения. «Здравствуйте, до свидания, как дела?…» Не более.
– Вы не знаете, у нее есть в Москве родственники?
– Нет. Ее родители живут в Омске. Я их никогда не видела. Мне кажется, они ни разу к ней не приезжали.
– Вы знаете, чем Полина занималась в Москве?
– Работала в модельном агентстве, насколько я знаю. Часто уезжала на съемки.
– А кого-то из ее подруг, друзей вы случайно не знаете?
Актриса недовольно нахмурилась.
– Эти ваши вопросы… Откуда я знаю? – раздраженно воскликнула она. – Ну что с того, что я видела ее то с одним человеком, то с другим? Из этого нельзя делать выводы. Мало ли какие отношения их связывали? Это все очень личное… Она со мной не делилась.
– Кто к ней чаще приходил?
– Высокая рыжеволосая девушка. Ну и что? Я даже не знаю ее имени. Если окажется, что она в чем-то замешана, я никаких показаний официально вам давать не буду.
– Я надеюсь, этого не понадобится. Давно вы видели ее с подругой?
– Недавно, но, может быть, и давно. У меня плохая память на время. Мне кажется, на прошлой неделе, но вполне может быть и месяц назад. У подруги серебристый «Сааб», модели не знаю, номера тоже, разумеется. Вам это что-то дает? По-моему, все эти расспросы коту под хвост.
– Большое спасибо. Вы мне помогли. Можно автограф?
Актриса милостиво кивнула.
– Фотографий мне жалко, – предупредила она. – На чем расписаться?
Турецкий протянул блокнот и ручку. Актриса подмахнула лист одним росчерком.
– Не понимаю, кому это нужно, – сказала она, возвращая Турецкому ручку и бумагу.
По ее тону было неясно, что она имеет в виду: автографы или опрос свидетелей.
Турецкий ретировался.
На площадке одиннадцатого этажа он чуть нос к носу не столкнулся с подростком из сто двадцать шестой.
– Вот, я ее нашел, – размахивая журналом, сообщил парень.
Турецкий посмотрел на фотографию рыжей красотки. Девица застыла в независимой позе, выпятив острые локотки и коленки. Она рекламировала нижнее белье.
– Можно?
«Важняк» взял журнал, посмотрел название, пролистал в поисках информации: как зовут модель, имя фотографа, название модельного агентства. Записал все в свой блокнот. Вернул парню журнал.
– Пригодится? – спросил подросток.
Турецкий кивнул.
– Жаль ее.
Турецкий понял, что речь идет о Лебедевой.
– Она в принципе была неплохим человеком, – добавил парень.
Турецкий скрылся за дверью сто двадцать пятой квартиры.
…"Полли, привет, это я. Ты, наверное, еще спишь? У меня одна минута свободная. Сегодня вечером буду у Синеши. Заезжай, если хочешь поболтать. Я считаю, что глупо тебе бояться и безвылазно сидеть в своей норе. Плюнь на всяких придурков, так и жизнь пройдет! Надеюсь, сегодня увидимся. Я с шести утра на ногах, дико измучилась. Все, зовут, убегаю, пока! Буду у Синеши после девяти, приезжай!"
Эту запись автоответчика Турецкий прокрутил раз десять. Номер, с которого звонили, не определился. Голос был женский. Звонили в начале одиннадцатого утра, сегодня.
У Синеши… Где это? Кто звонил? Странное имя или кличка – Синеша… Или название? По принципу «буду у Грибоедова»?
(Булгакова Турецкий в свое время почитывал.)
Что могло быть «у Синеши» – квартира, магазин, дача, сауна? Кто такая могла быть Синеша?
– Отдайте на экспертизу, пусть попробуют расшифровать фоновые шумы. Попробуйте определить, откуда звонили.
– Тайника в квартире нет, мы все проверили.
– Да? Хорошо.
– В камине что-то сожгли и размешали кочергой. Пепел свежий, но сегодняшний или нет?… Все упаковали, отошлем в лабораторию.
– Хорошо.
– Вот все, что вы просили: видеокассеты, письма, тетради, блокноты… Три пакета.
– Хорошо, помогите отнести в машину. Мне не звонили? – спросил Турецкий.
– Нет.
– Значит, патологичка еще не успела…
– Вы уезжаете?
– Да, уезжаю. Оставьте на квартире одного сотрудника, к ночи пришлите смену, и так до моих дальнейших распоряжений.
– Да.
– На звонки в дверь – открывать, звонки по телефону отслеживать и записывать, – распорядился «важняк».
– Так точно.
– Ну все. Успехов. Работайте!
– Куда? – спросил водитель.
– Ночной клуб «Кафе на Ордынке». Знаешь?
Водитель утвердительно кивнул.
По дороге Турецкий разворошил содержимое одного из мешков с вещами Лебедевой, разыскивая книжки-календари. Они лежали на дне – увесистая библиотечная стопка. Черные кожаные обложки, тисненые коричневые обложки с золотом, застежками… Он открывал их, смотрел надпись на титуле – 1999 год, 1997 год, 2000 год… Красивый девичий почерк с завитушками. До половины чистые страницы. Редкие многозначительные записи. Почти без орфографических ошибок. Страницы переложены открытками, билетами в театр, программками, засушенными цветами, обертками шоколадок.
Турецкий открыл книжку за этот год.
11 апреля 2000: Лугано
Вчера прилетели в Женеву. В самолете П. уговорил меня попробовать «божоле». В Лугано поспели к вечеру. Отель «Вилла принца Леопольда» (построен двести лет назад!) расположен на Золотом Холме, словно гнездо ласточки. Мой номер – вид на Женевское озеро (перспектива) и зеленые шезлонги у бассейна (первый план). На ужин – голубь с оливками, лисичками и баклажанами. Господин Морис – управляющий – само совершенство. Не представляю, за что он нас так любит? Столик нужно резервировать заранее, но нам как постоянным клиентам – поблажки. Вино – местное «мерло», кстати, очень неплохое, и вряд ли такое отыщешь в Москве. Я очень устала.
12 апреля 2000: Сан-Грато
Фуникулером поднялись на гору Сан-Сальваторе. Панорама внизу головокружительная. Кипарисы и лиловое море цветущей лаванды. Азалии – красной бархатной скатертью. Гуляем, фотографируемся, спускаемся пешком в обществе немецких туристов. Немцы идут с рюкзаками и палками, в альпинистских ботинках. Смотрят на меня большими глазами (я в босоножках на шпильке). Любуемся памятниками древности. Отдыхаем на веранде безлюдного кабачка. Проголодались как волки. П. ест пармскую ветчину и нахваливает. До сих пор я слышала только про «пармские фиалки» и «пармскую обитель», но оказалось, что и ветчинку они умеют делать!
13 апреля 2000: Лугано
Сегодня весь день провели на горе Монте-Бре.
14 апреля 2000: Аскона
П. завтра уезжает. Мы переехали в пансион «Кастелло дель Соль» – «Солнечный замок». Днем играли в гольф. Я записалась на «неделю красоты» за 1150 франков, индивидуальная пятидневная восстановительная программа. Результаты, говорят, фантастические! Если смогу остаться в Асконе подольше, обязательно запишусь на недельный курс кулинарного искусства. Право наблюдать за работой шеф-повара (жгучего итальянца, кстати). Местные курортницы все в него тайно влюблены. Когда он в своей стихии (то есть за плитой) и командует огнем, паром, сталью и медью, то похож на Роберта-дьявола.
После романтических впечатлений с европейских курортов Турецкий обнаружил вот такие записи:
5 июня 2000
Сегодня приходил М. Боже, как я его ненавижу! Это же просто свинья… Принес безделушки. Что мне делать?
28 июня 2000
П. не появляется. Зато по два раза в неделю приезжает М. Противно, противно, противно! Я этого не вынесу…
Потом несколько страниц было вырвано. Между листами Турецкий обнаружил высушенные анютины глазки и какой-то золотистый шнурок. Больше записей не оказалось…
Турецкий заметил, что машина остановилась. Ордынка.
"Интересно, что это за "М" такой… Надо будет узнать во что бы то ни стало".
Бросил календарь в пакет. Дома надо почитать. Хорошее чтиво на сон грядущий. Лучше, чем «Клуб кинопутешественников».
Вышел из машины, покрутил головой, ища вход в «Кафе на Ордынке». Металлическая черная дверь встретила его неприветливо. Он нажал кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока за дверью не лязгнули запоры.
– Закрыто! – мрачно сообщил здоровенный бритоголовый охранник, возникая в дверном проеме.
Турецкий показал удостоверение.
Охранник засомневался.
– Никого из начальства сейчас нет, – сказал он. – К открытию приезжайте.
– Когда открываетесь?
– В семь.
– Ты каждый вечер дежуришь?
– По сменам. А что?
– В прошлую пятницу ты дежурил?
– Я, а что?
– У вас была одна посетительница – высокая, темноволосая, волосы прямые, лет двадцати пяти, одета шикарно, приезжала с подругой. Вспоминаешь?
Охранник подумал.
– Нет, не припомню. У нас всегда много народу.
– Темные прямые волосы до плеч, синие большие глаза, – напомнил Турецкий. – Очень красивая.
– Не знаю, – ответил охранник.
– А Синешу знаешь? – наугад выстрелил Турецкий – и попал!
– Синешу? – охранник вытаращил глаза. – Знаю.
– Кто она такая?
– Вообще-то это он. Наш промоушн-директор.
– Да? А как его зовут?
– Так и зовут, Синеша. Он югослав. Серб, кажется. Синеша Лазаревич.
Турецкий почувствовал себя идиотом.
Ладно, выяснилась хотя бы часть головоломки. Подруга Лебедевой, звонившая на автоответчик и назначившая встречу у Синеши, назначала ее в «Кафе на Ордынке». Встреча назначена на девять. Если подруга еще не в курсе, что Лебедева погибла, то приедет. Что она имела в виду, когда говорила Лебедевой «глупо тебе всего бояться»? Чего Лебедева могла бояться?
До девяти в «Кафе на Ордынке» делать больше нечего.
«Важняк» вернулся в машину.
– Кутузовский проспект, – сказал он водителю.
До девяти вечера хватит времени заехать в модельное агентство «Престиж», где работала загадочная рыжеволосая Туся. По крайней мере, так она была названа в том журнале, в котором рекламировала женское белье.
В агентстве жизнь била ключом.
Турецкому предъявили фотографии всех девушек, с которыми были заключены постоянные контракты. На одном снимке он узнал рыжеволосую девушку из журнала.
– Да, она у нас работает, – подтвердила мужеподобная тетка, забирая фотографии. – Постоянного адреса у нее нет. Вот номер ее мобильного. Сегодня она была занята в показе в «Смоленском пассаже», сейчас я узнаю, там она еще или нет.
Тетка набрала номер.
– Эдик? Туся уже уехала? Вам не повезло, – кивнула она Турецкому. – Показ закончился.
– У вас ее паспортные данные есть?
– Смирнова Анастасия Валерьевна, – сверившись с компьютером, продиктовала тетка. – Смотрите сами, – развернула она к нему экран плоского монитора.
Турецкий записал данные Туси в блокнот.
– А эта девушка у вас работала когда-нибудь? – он продемонстрировал тетке фотографию Лебедевой.
Тетка обладала фотографической памятью.
– Да, – моментально вспомнила она. – Работала, но давно. Мы тогда только-только открылись. Лебедева была одной из первых девушек, с кем мы подписали контракт на три года. После мы очень жалели.
– Почему?
– Она нас подвела.
– Как именно?
– Бросила работу, не предупредив заранее. Исчезла со съемок. Самое интересное, что она даже не приехала за своей зарплатой, – удивленным тоном сообщила тетка. – Она ушла от нас в середине месяца. Бухгалтерия ей начислила деньги, но она за ними не вернулась. Согласитесь, такое бывает редко.
– Да, – подтвердил Турецкий.
– У Лебедевой были богатые внешние данные. Она могла бы сделать отличную карьеру, но… Предпочла легкий путь. Многие девочки на него сбиваются, и все потом жалеют, – заявила тетка. – Что поделаешь? Деньги имеют власть.
И добавила:
– А почему вы ими интересуетесь?
Турецкий уклонился от прямого ответа.
«Кафе на Ордынке» уже распахнуло свои двери для любителей ночной жизни. Судя по интерьеру (кирпичные стены и полный минимализм остального) и музыке (в стиле «эмбиент»), клуб претендовал на элитарность. Турецкий разглядел в зале пару знакомых физиономий – знакомых не в профессиональном, а в обывательском плане: физиономии часто мелькали на экране телевизора.
Перед повторным посещением «Кафе на Ордынке» Турецкий заехал домой, поужинал и переоделся. В баре он заказал стакан минеральной воды. Сел в уголке и обвел взглядом посетителей. Сконцентрировался на посетительницах. В одиночестве никто из них не пребывал. Турецкий решил, что девица, назначившая Лебедевой встречу «у Синеши», либо опаздывает, либо узнала о смерти подруги и вообще не приедет.
Излучая скромность и предупредительность, к Турецкому подошла официантка в белой маечке.
– Желаете что-нибудь заказать?
– Средний бокал светлого пива и пакет фисташек.
– Можете заказать два бокала и получить пакет орешков бесплатно, – улыбнулась официантка.
Турецкий постеснялся выглядеть жлобом и от предложения отказался.
Зазвенела трубка мобильного.
– Да?
Звонок был от судмедэксперта. Турецкому спешили сообщить результаты вскрытия Лебедевой. Алкоголь в крови обнаружен в минимальной дозе. С таким количеством промиле можно садиться за руль. Сердце здоровое, как и прочие внутренние органы. Никакими хроническими хворями покойная не страдала. Следов наркотических средств в крови не обнаружено.
– Характер повреждений?
Медэксперт пустился в долгие и подробные рассуждения: что где сломано, как расположены гематомы, разрывы и царапины, что раздроблено. Из этой анатомической информации следовало, что смерть наступила (скорее всего!) в результате падения. То есть фактически медэксперт подтвердил версию самоубийства.
– Письменный отчет вы получите завтра утром, – сообщил он.
Турецкий поблагодарил. Морального удовлетворения он не чувствовал. Фактически дело можно было закрывать, но ощущение, что топчешься совсем рядом с чем-то важным, а этого важного не видишь, – такое ощущение становилось только сильнее.
Он посмотрел в блокнот и набрал номер мобильного Туси.
К его удивлению («что-то все слишком гладко сегодня складывается!»), Туся ответила. Он узнал голос с автоответчика.
– Да? – спросил голос.
– Смирнова Анастасия?
– Я, – удивленно протянула говорившая. – Кто там такой официальный? Эдик, ты, что ли, свинья такая?
– С вами говорит следователь по особо важным делам Турецкий.
– Да хоть Китайский. Вы что, меня разыгрываете?
Девушка засмеялась красивым серебристым смехом. И сразу же Турецкий услышал эхо этого серебряного смеха – оно звучало рядом, в этом же зале.
Словно уколотый, Турецкий резко обернулся и обшарил глазами зал. Несколько человек, как и он, болтали по мобильникам. Турецкий переводил взгляд от одной девушки к другой. И ни одной рыжей, разрази их гром!
– Это не розыгрыш. Я действительно следователь генеральной прокуратуры, – медленно сказал он.
– Вы что, познакомиться со мной решили? Кто вам дал мой номер? – посерьезнел голос.
Турецкий увидел-таки ту, что говорила! Поднялся и, не выключая телефон, направился к ней через весь зал.
– На вас синее блестящее платье и платок, завязанный по-цыгански.
– Поцелуй меня в зад, извращенец!
Девица добавила еще пару слов в том же духе и отключила телефон.
Турецкий сел напротив нее за столик.
– Это я с вами только что разговаривал.
Туся смерила его взглядом Медузы Горгоны.
– Отвали, – процедила она сквозь зубы. – Если не смоешься сию минуту, я вызову охранника, урод!
Турецкий показал ей свое удостоверение. Девица даже глазом не моргнула, окатила его ледяной злобой.
– Ну и что, что ты из Генпрокуратуры? Думаешь, я с тобой лягу? Разогнался.
– Вы ждете Полину Лебедеву?
– Не ваше дело, кого я жду.
Туся поднялась и взяла свою сумочку, намереваясь уйти. Турецкий поймал ее за запястье.
– Отпусти! – громко крикнула Туся.
Тут же с разных сторон к ним подвалили два здоровяка в черных кожаных пиджаках.
– Выйдем-ка вон в ту дверь, – предложил один, беря Турецкого под локоток и легким натренированным движением стараясь заломить ему руку за спину.
«Важняк» такого обращения стерпеть не мог. Последовал мужской обмен любезностями. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, Туся помчалась к выходу.
Турецкому пришлось уложить мордой в пол одного охранника. Другой, проявив лояльность к гербовому удостоверению, сдался добровольно. Расталкивая любопытных клиентов, Турецкий бросился за Тусей. У двери стоял уже знакомый бритоголовый тип, с которым «важняк» беседовал днем.
– Серый «Сааб» на парковке! – крикнул он.
Турецкий сориентировался на местности. Успел вовремя – серебристая машина медленно выруливала со стоянки на Ордынку. Вспомнив молодость, Турецкий прыгнул на капот, ухватился руками за зеркала заднего обзора.
– Ты что, охренел? – со слезами в голосе крикнула девица и затормозила так резко, что Турецкий едва не угодил под передние колеса.
– Полина погибла, – сказал он.
– Что?!
– Выбросилась из окна сегодня ночью.
– Нет! Не может быть!!!
Пока Туся приходила в себя от шока, Турецкий отряхнул брюки и почистил пиджак от автомобильной пыли.
– Ой, ой, Поля! Полька! Дурища, что ж ты наделала! – рыдала Туся, обняв руль и уронив голову на руки. – Не может быть. Ой, плохо… Плохо-то все как! Господи-и-и!
Пока она рыдала, Турецкий дипломатично молчал. Облившись слезами, Туся вспомнила, что накрашена. Стала судорожно хлюпать носом и перерывать содержимое сумочки в поисках бумажных платочков. Турецкий закурил сам и прикурил сигарету для нее.
– Спасибо, – кивнула Туся. – Простите, что я вам нахамила.
– Ничего.
– Клеятся разные маньяки. Приходится быть грубой.
– Я понял. Я вас разыскиваю сегодня весь день.
– Да? Как вы вообще обо мне узнали?
– Прослушал автоответчик.
– А! – кивнула она и зябко повела тонкими плечами. – Господи, какая беда! Не могу понять. Зачем?!
– Вы были лучшими подругами?
– Наверное, да. Особенно в последнее время. Мы с Полей были знакомы давно, но особенной близости между нами не было. А в этом году случайно встретились здесь, в «Кафе на Ордынке». Знаете, как это бывает? Вспомнили старые времена, разговорились, обменялись телефонами, договорились увидеться…
– Вы вместе работали в модельном агентстве «Престиж»?
– Да, – вытирая нос, кивнула Туся. – Сто лет назад. Тогда мы были бедными, как церковные мыши. Одно время мы даже пополам снимали комнату в коммуналке в Филях. Гнусная дыра. В соседней комнате тетка держала петуха. Какими бедными мы тогда были, жутко вспомнить!
– Рассказывайте, – подбодрил ее Турецкий. – Все, что вы знаете о Поле, может оказаться очень важным.
– Разве? Зачем? Ей ведь уже не поможешь.
– Следствие еще не закончено, – ответил Турецкий стандартной фразой.
– Но что именно вы расследуете? Я не понимаю, если Поля покончила с собой… А! Вы, наверное, действуете по просьбе этого человека? – Туся указала пальцем куда-то вверх. – Он хочет знать все подробности?
– Вы знаете о его существовании? – в свою очередь спросил Турецкий.
– Нет, в принципе я о нем не знаю. Но догадываюсь. Поля о нем рассказывала. Без подробностей, намеками. Я знаю, что он старый и большая шишка. И что у него есть сын, козел, – с неожиданной жестокостью припечатала она и сменила тему: – До сих пор не могу в себя прийти. Вы не против заехать куда-нибудь выпить?
– Вернемся в клуб? – предложил Турецкий.
Туся отрицательно покачала головой.
– Нет, хочется в такое место, где меня никто не знает. Вы ведь хотите со мной спокойно поговорить?
– Знаете что? – взглянув на часы, сказал Турецкий. – Давайте мы с вами сегодня расстанемся, а завтра встретимся пораньше и поговорим. А выпить вам лучше дома.
– Да, – меланхолично согласилась Туся. – Лучше дома. Позвоните мне завтра на мобильный. Завтра у меня с утра съемки, не знаю, когда освобожусь.
– Обещаете не пропадать?
– Обещаю. У меня дома хранятся кое-какие Полины вещи. Что мне с ними теперь делать? – спросила она.
– Отдайте родителям. Они ведь приедут за ее телом.
– Да, за телом, – чужим голосом повторила Туся. – Какой ужас… Это ее драгоценности.
– Что?
– Те вещи, о которых я говорю. Это Полины драгоценности.
Турецкий заинтересовался.
– Почему она не хранила их дома?
– Она боялась, что их заберут.
– Украдут?
– Нет. Заберут. Отнимут. Я не знаю подробностей, но сын того человека, ее любовника, преследовал Полю. То есть мне так кажется. Но я знаю, что он ее однажды изнасиловал. А потом просто приезжал и принуждал ее спать с ним. Она мне говорила.
– Давно это случилось?
– В этом году. Я же вам говорила, он козел. Гадина. Таких стрелять надо. Поля его боялась. Он отравил ей жизнь.
– А вы ничего не знаете о нем? Внешность, возраст, чем занимается?
– Ни-че-го… Поля сказала, если кто-нибудь узнает о нем, он ее убьет. Он ей так и сказал. Поля его дико боялась. Иногда она приглашала меня ночевать, думала, что он придет.
– А при вас он не приходил?
– Нет, он звонил при мне несколько раз и мучил ее даже по телефону.
– А ее любовник не мог ее защитить? – удивился Турецкий.
– Я не знаю! – с отчаянием воскликнула Туся. – Правда, я не знаю, какие между ними были отношения. Чем больше я вам рассказываю, тем больше сама запутываюсь. Поля мне ни о чем не рассказывала, но я же не слепая и не глухая!
– Когда она отдала вам драгоценности?
– Месяца три назад, – подумав, припомнила Туся.
Турецкий сосчитал в уме: июль, июнь, май.
– В мае?
– Кажется, да. В самом начале. Или в последних числах апреля. Я тогда была занята на съемках в Петергофе, только вернулась. Дома я посмотрю в свою записную книжку и уточню дату.
– Хорошо, – кивнул Турецкий. – Тогда прощаемся до завтра. Кстати, хотел спросить, у вас рыжие волосы?
– Что? – удивилась Туся. – А! Обычно да, но сейчас я блондинка.
– Из-за этого я вас не сразу узнал. Я искал рыжеволосую девушку.
Туся слегка улыбнулась.
– Когда ты модель, все части твоего тела принадлежат не тебе, а агентству, – грустно заметила она. – Если понадобится, завтра я окажусь бритой, как солдат Джейн.
– Вы не думали сменить профессию?
– Почему? Мне нравится моя работа, – сразу же ощетинилась колючками Туся. – Не всю же жизнь я буду ишачить на «Престиж». Меня в том году приглашали на работу в Нью-Йорк, но у меня контракт с «Престижем» до сентября. Ничего! Как только закончится мой срок, тут же плюну на них и уеду за океан. Вот будет класс!
Турецкий в душе не разделял ее оптимизма, но промолчал.
