4
Дон проснулся, почувствовав чей-то взгляд, машинально сунул руку под подушку, вскочил, наконец разглядел прояснившееся лицо Любаши. Затем услышал отдаленный телефонный звонок.
– Все утро звонят, – сказала она негромко.
Он перевел взгляд на окно, за которым мутнел зимний рассвет.
– А один раз позвонили в дверь... Я в глазок посмотрела.
– Ну и дура же ты! – он привлек ее к себе, так что она тихо охнула от боли.
– Пусти. Ребра переломаешь. Ночи тебе было мало.
– Не, в натуре... Чего смотреть в глазок, если тебя нет дома. Сиди тихо и не высовывайся. А может, это опять Форд к тебе с утра пораньше?
– Нет, – замотала она головой. – Форд сразу отвязался, как про тебя узнал.
Дон поднялся с постели, подошел к окну, выглянул в щель между старыми, выцветшими гардинами.
Там, внизу, как в любом московском дворе, среди грязи стояли старые разномастные машины. Двор заполонили «ракушки»... Но водителей не было заметно. И что тут увидишь, подумал он. И уже хотел было отойти, как вдруг увидел, как из синей «девятки» на секунду, не больше, высунулась чья-то рука, чтобы стряхнуть сигаретный пепел.
– Похоже, пасет кто-то... – он оглянулся на Любашу. – Или это тебя?
Она пожала голыми плечами.
– Соседи про меня не спрашивали?
– Да зачем им это надо?.. – отмахнулась она. – Хоть мужик ты и заметный...
– Ну да, мало ли кто к тебе ходил или ходит? – криво усмехнулся Дон, не сводя взгляда с машины.
– Слав, мы с тобой вроде договорились... – тихо сказала она. – Сам знаешь: давно никто, кроме тебя...
– Ладно. Подойди, – поманил он ее к себе. – Смотри. Вон ту синюю тачку знаешь? Видела ее когда-нибудь?
Она пожала плечами, потом положила голову ему на плечо.
– Слав, ты кого-то убил? – спросила она.
– Пришлось, – усмехнулся он. – Хотя и не собирался. Случайно получилось.
Она искоса взглянула на него.
– Не веришь? Дело твое... говорю же тебе: с этим завязал. Напрочь. А менты все равно ко мне цепляются... Ну, погорячился... Я ж хотел с Анисимом потолковать только... А он мне сразу браслеты цеплять.
– Ты убил мента? – она отодвинулась от него. – Анисимова?
– Говорю же, не собирался! – он повысил голос. Потом махнул рукой. – Ладно, ты не прокурор, я не подследственный. Выйди пока на лестницу, посмотри, нет ли кого, а я черным ходом спущусь...
Накинув куртку, она направилась было к выходу, но в это время послышалась трель его сотового телефона.
– Подожди... – он предостерегающе выставил руку, остановив ее в дверях, и включил аппарат.
Это был мясник Колян, подвозивший его вчера.
– Слав, ты?
– Ну. Что слышно?
– Всю ночь в отделении просидел.
– Били?
– Там следов не оставляют...
– С меня причитается.
– Все выпытывали, где я тебя высадил. Возил их в Гольяново, как договорились, показал... Собаку пустили, она заскулила, хвостом завиляла.
– Сейчас ты где? – перебил Дон, поглядывая из окна.
– Возле прокуратуры на Большой Дмитровке. Утром отпустили, потом принесли повестку. Через полчаса назначено.
Слышно было, как он зевнул, вполне объяснимо, впрочем, после бессонной ночи в гостях у ментов.
Ясно, подумал Дон. Скандал, показанный по ящику на всю страну, – скандал вдвойне. А тут мента убили в прямом эфире во время показательного задержания преступника. И натурально, общественность отпала. Что, мол, за дела в правоохранительных органах? И потому отдали сразу в Генеральную прокуратуру. Там и должны разбираться. А сам преступник исчез с концами. Кому теперь докажешь, что Анисим сам напросился?
– Ты погоди зевать. Что хоть там будешь показывать, помнишь? – спросил Дон. – У них, кстати, ментовский протокол на руках. Они сверят.
– Не учи ученого. Так что, позвонить потом?
– А ты как думаешь? Только поаккуратнее, могут засечь, – сказал Дон. – Звони лучше из автоматов.
– Ты сейчас где? – спросил, помолчав, Колян.
– Там же, где и всегда, – туманно сказал Дон. – Заканчиваем, потом перезвонишь, расскажешь.
Колян отключил сотовый, вопросительно взглянул на Кощея.
Они сидели впятером в новеньком «форде-сиерра» неподалеку от Генпрокуратуры, здание которой было видно отсюда.
Кощей удовлетворенно кивнул, вытер рукавом подбородок. Он по обыкновению жевал. Остальные следовали его примеру. На сей раз это были любимые им гамбургеры из «Макдоналдса», что на Тверской. Если для Кощея, тощего и жилистого, они были, что называется, не в коня корм, то другие, более молодые «бойцовые псы» и даже один «референт», служившие в охранном агентстве «Аргус», уже распухли от этой совместной и беспрерывной, изо дня в день, трапезы в американских закусочных. И сегодня, с пыхтеньем и сопеньем забираясь в его автомобиль, они с тоской думали, как будут потом выбираться обратно.
Кощей некогда был известным на всю Марьину Рощу, включая Бескудниково и Дегунино, авторитетом. Потом его слегка опустили на бурной сходке за вольное обращение с общаком, и теперь, как говорили вполголоса, он работал водилой у самого Хозяина, не давшего его в обиду. И которого никто здесь не знал – даже кликухи, не говоря уже об имени, – да и знать не хотели, если по правде.
Ибо опасно иметь информацию на сильных мира сего, если они сами ее старательно скрывают. Кроме особо приближенных.
Такими приближенными особами к Хозяину были Кощей и Гена, владелец того самого «Аргуса». Но их тоже боялись расспрашивать на этот счет.
Здесь хорошо помнили про одного братка из новых, он было рискнул задать пару вопросов, и его сразу заподозрили в связи с ментурой. Больше его никто не видел.
Кощей запил гамбургер бутылкой любимой «Балтики», прямо из горла, и удовлетворенно кивнул.
– Так где ты его, говоришь, сбросил? В Лефортове?
Колян кивнул.
– Что и кто там у нас в Лефортове? – спросил Кощей у осоловевшего «референта» по кличке Толмач, бывшего студента.
Тот встрепенулся. Отличавшийся хорошей памятью, он слыл в агентстве мозговым центром.
– Кто там сидит? Или это не про тюрягу ФСБ, я правильно понял?
– До этой тюряги мы еще не доросли, – вздохнул Кощей как о чем-то несбыточном.
– Так, – сощурился Толмач. – Понял. Будем вспоминать. Уже дал указания своему серому веществу... Маруха там у него живет, вспомнил! Людка, что ли. Или Любка... Помнишь, как-то к ней ночью завалились с Доном? Ниче так. Я бы ей засадил... Бутылку нам поставила. Подруг, правда, не нашлось. Дон у нее тогда остался, а мы отвалили.
– Да их всех разве упомнишь... – махнул рукой Кощей. – Думаешь, он сейчас там?
– А что тут думать... Звони Демиду, как собирался...
Толмач смолк на полуслове, встретившись с его свирепым взглядом.
Колян тоже успел отметить эту недомолвку, хотя не понял ее смысла. Но вопросов задавать не стал.
– Ну, ты ладно, давай, двигай по холодку, – сказал Кощей Коляну после паузы. – Генеральный прокурор тебя заждался, опаздывать нехорошо.
– Не любят они этого, – подтвердил Толмач. – На сколько минут опоздаешь, столько лет и дадут.
И засмеялся по-бабьи визгливым смехом. Но Кощей его не поддержал. Только недобро промолчал, глядя на Коляна.
– Ну, ты понял, нет?
– Времени еще полно... – сказал Колян. – А что хоть там говорить?
Ему явно не хотелось выбираться из теплой машины в мокрый снег и ветер.
– Как что? – удивился Кощей. – Тебя в семье и школе чему учили? Говорить только правду, верно?
– Его воспитывала улица, – усмехнулся Толмач. – Потому спрашивает...
– Дон сказал, отвечать, как записано в протоколе...
– Ты кому шестеришь, мне или Дону? – еще больше насупился Кощей.
– Понял, – сокрушенно кивнул головой Колян.
– Давай, двигай... – подтолкнул его плечом Толмач.
Когда Колян выбрался из машины, Кощей сказал, не оборачиваясь:
– Еще тявкнешь насчет Демида...
– Все, все понял! – выставил руки, будто защищаясь, Толмач.
– Кто у нас сейчас в Лефортове?
– Алекс, Колун и Делон.
– Какой еще Делон, почему не знаю?
– Ну, тот самый, я ж рассказывал, – ответил Толмач на непонимающий взгляд Кощея под опустившимися бровями, что не предвещало ничего хорошего.
– Значит, еще раз расскажешь... – недовольно сказал Кощей.
– Толик Делягин, только что пятерик отмотал. Водяру видеть не может, а «Цветочный» или, там, «Аль Капоне» ему только подливай. И еще чифирит, не просыхая. Отвыкнуть от зоны не может.
– Связь какая?
– По сотовому, – пожал плечами Толмач и стал, не дожидаясь указаний, набирать номер. – Только Дон их всех один затопчет...
– Свяжись... – повторил Кощей и взглянул на часы. – Их дело его застукать... А самим не засветиться.
– Делон, ты? – спросил в трубку Толмач. – Как там?
– Вроде тихо... – сипло ответил Делон. – Пацану червонец отстегнул, чтоб он ему в дверь позвонил, только там никто не открывает. Телефон молчит, занавеска не колышется.
– Пусть продолжают наблюдение, – сказал Кощей. – И как только что увидят...
И снова взглянул на часы.
– Колян может сейчас звякнуть Дону, – сказал Толмач. – Доложить он должен или не должен? Куда ему деваться?
– Может, – кивнул, озаботившись, Кощей. – Прослушку придется наладить. Черт... Раньше надо было сообразить...
– А есть она у нас? – спросил Толмач.
– Найдем... – неопределенно сказал Кощей.
...Колян прошелся раз и другой мимо ограды у здания Генпрокуратуры, обратив на себя внимание дежурного милиционера. Черт-те что, подумал он. Кощей на Дона давно зуб имеет. Боится его, что ли?.. Ментам его сдаст – только так... И не почешется. Ему хорошо: говори, как есть. А Дон меня и на зоне достанет. И Кощей, если узнает, что прокурорам расскажу, живым уроет.
Он даже вспотел от таких мыслей. Тут надо правильно выбрать... Скажу прокурору все, согласно протоколу, отпустят как свидетеля, с подпиской о невыезде... Скажу, как было на самом деле, опять плохо. Самого еще привлекут. За дачу ложных показаний... А чего, спросят, сначала говорил так, потом иначе?
Он махнул рукой и вошел в проходную, предъявив милиционеру повестку и паспорт. Затем пересек двор и поднялся на второй этаж. Постучал в дверь с номером, указанным в повестке.
– Одну минуту! – сказал Турецкий и взглянул на часы. – Это, кажется, Николай Егоров, его время...
– Который подвозил Дона? – спросил Денис.
– Ну да... Работает мясником в продуктовом, там где и обнаружили тело капитана Анисимова с перерубленными наручниками.
– Его ж задержали...
– Допросили в качестве свидетеля, составили протокол и утром отпустили.
Турецкий вопросительно смотрел на Дениса, и тот отложил газеты.
– Намек понял, – кивнул тот. – И не смотри на меня так. Ладно, потом посмотрю, полистаю... Все думаю, а вдруг? Вдруг успею вычислить потенциальную жертву организованной преступности, которую заказали этому Павлу... Хотя это то же самое, что выловить в темной комнате черную кошку, которой там нет.
– Но надеешься?
– Попытка не пытка. Убийство обещает быть громким. И за кого бы это Павлу перепало двадцать пять штук аванса, и все зелеными? Столько ведь просто так не дают. А скандалов у них там, на Олимпе да в коридорах власти, – он показал на потолок, – как в сказке. Чем дальше, тем страшнее.
– Это все потом. А сейчас давай послушаем.
Когда Колян вошел в кабинет, Турецкий с хмурым видом, не отрываясь от папки, указал ему на стул.
– Присаживайтесь... Вы – Егоров Николай Григорьевич?
– До сих пор мне говорили: садитесь, гражданин Егоров! – хмыкнул Колян, протянув повестку, после чего присел на краешек стула, будто ожидая команды встать.
– За что привлекались? – спросил Турецкий, листая материалы в папке с делом Егорова. – Так, статью вижу, сто пятая часть первая, групповая... а вот за что конкретно?
– За драку.
– Ничего себе драка! Если тот, кого вы били, скончался на месте!..
И скептически оглядел тщедушную фигуру допрашиваемого.
– Да какая это драка?.. – неохотно повторил тот. – И не я один там был. Сема сам напросился, пьяный был. Полез к нашим девчонкам. Его мордой в грязь, мы ушли, а он и захлебнулся. Да там в деле есть...
– Мордой в грязь? Тут написано о множественных телесных повреждениях, которые нанесли потерпевшему... Значит, уже в колонии вы и познакомились с Дорониным по кличке Дон?
– Было дело, – неохотно кивнул Колян. – Там мимо авторитета не пройдешь... Особенно если в первый раз.
– А что, пришлось шестерить? – негромко, как бы сочувствуя, спросил Турецкий, просматривая справку спецотдела МВД. – Или подружились?
– Не то чтобы... Там на зоне москвичей не любят... – сказал Колян. И добавил: – А нас нигде не любят. В армии, помню, доставалось, если в меньшинстве. На зоне – один черт. Дон за нас заступался...
– Его боялись или уважали?
– Боялись. И потому уважали... Он там мазу держал. И все, в натуре, только по-справедливости! – вдруг добавил он громче и поднял глаза на следователя.
– Что значит был? – не понял Турецкий. – А потом? Потом перестал? Изменился после отсидки?
– Он раньше меня вышел... Потом не знаю. Вообще, нас, то есть бакланье, он никогда не обижал.
– Значит, вы не отрицаете, что поддерживали с ним связь?
– Ну какая там связь? – поскреб Колян в лысеющем затылке. – Так только, заезжал, в смысле, насчет вырезки ему... Или там окорок.
– Где вы были, когда произошло убийство капитана Анисимова? – спросил Турецкий, листая теперь другую папку – следственное дело, доставленное из ГУВД.
– Там же написано...
– А вы напомните еще раз.
– Проверяете? Ну да... На рабочем месте, в магазине, где ж еще?
– Кто-нибудь может это подтвердить?
– Ну да... Завсекцией Елена Абрамовна, рабочие наши, грузчики... И еще уборщица тетя Фрося насчет обрезков для кота подкатывалась.
– Значит, он вошел к вам в разделочную, где вы рубите мясо... И что дальше? – спросил Турецкий, листая протокол.
