Книга: Предчувствие беды
Назад: Глава 4. БЕЗОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ
Дальше: Глава 6. МОЗГОВОЙ ШТУРМ

Глава 5. КРОШКА ЦАХЕС

– Ну как? – Меркулов постукивал по столу костяшками пальцев – верный признак волнения. – Надо сказать, я не придал ее словам никакого значения. Подумал, что это всплеск буйного воображения женщины, э… испытывающей, скажем так, дефицит общения. Ну в самом деле, сидит она дома, живет исключительно проблемами мужа и детей, варится в собственном соку. Тут всякое примерещиться может. И вот пожалуйста… Двух дней не прошло…
– Ты что, Костя, себя виноватым чувствуешь? – изумился Турецкий. – Ты что, всерьез связываешь авиакатастрофу с разборками между Сомовым и Сосновским?
– А что? Что уж такого невероятного? Ты полагаешь, Крошка Цахес пожалеет сотню пассажиров? Если он обул полстраны со своим народным автомобилем?! Это еще в самом начале пути, а что потом…
– Постой. Крошка Цахес – это кто?
– Ну как же, Саша! Надо знать классику. Это у Гофмана есть замечательная сказка «Крошка Цахес по прозвищу Циннобер». Не помнишь? Сюжет прост. Добрая фея Розабельверде, прошу не путать с младшей дочерью бывшего президента, пожалев жалкого убогого уродца, преподнесла ему чудесный дар в виде трех золотых волосков. Волоски эти превращали крошку Цахеса в глазах окружающих в могучего и блистательного министра Циннобера. И все, что было сказано или сделано талантливого в присутствии уродца, приписывалось окружающими ему. После того как волоски в темени Цахеса вырвали, все увидели, что перед ними всего лишь жалкий урод, а не вершитель судеб отечества.
– Хорошая сказка, надо будет прочитать, – рассмеялся Турецкий. – Так ты, стало быть, сам признаешь, что могучий олигарх всего лишь жалкий уродец? Что же за версия странная с катастрофой?
– Ну, во-первых, с его темени еще не все волоски вырваны. Во-вторых, жизнь все-таки не страшная сказка, а гораздо страшнее. И потом… Сейчас народ подойдет.
– Константин Дмитриевич, в приемной Вячеслав Иванович и Игорь Николаевич. И Левин.
– Пусть заходят, – дал указание Костя и взглянул на Турецкого. – Вот, сейчас все обсудим.
«Ай, Клавдия! Как она искусно маскирует свою симпатию к Олегу! А заодно и чинопочитание. Начальника МУРа и полковника ФСБ по имени и отчеству, а Олежку, между прочим, „важняка“ и к тому же (как подозревал Саша) предмет тайных воздыханий, так того – небрежно так, по фамилии. О женщины, коварство ваше имя! Однако, если Костя вызвал Самойловича, свое, так сказать, „доверенное лицо“ в Конторе, разговор будет конфиденциальным» – так думал Турецкий, поднимаясь навстречу входящим товарищам по службе и жизни.
– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, – раздалось недружное трио мужских голосов.
– Доброе утро, товарищи. Проходите, рассаживайтесь.
– Ого, какой загар! – хмыкнул Грязнов, хлопая Сашу по плечу.
– Здравствуйте, Александр Борисович, – растянул пухлые губы в улыбке бывший когда-то стажером Турецкого «важняк» Олег Левин.
– Рад приветствовать, – суховато поздоровался Самойлович, протягивая мягкую, пухлую руку.
– Что ж, начнем, – передвигая на столе бумаги, произнес Меркулов. – Я пригласил вас сюда в связи с авиакатастрофой, произошедшей вчера возле Воронежа. Генеральному звонил президент. И просил выяснить все обстоятельства этой катастрофы, учитывая и тот факт, что в ней погиб член семьи бывшего руководителя государства. У меня эта авиакатастрофа помимо скорби о погибших в ней людях также вызывает ряд вопросов. Сначала предлагаю заслушать начальника МУРа. Я просил Вячеслава Ивановича Грязнова собрать все, что известно на данный момент по этой катастрофе. Слушаем, Вячеслав Иванович.
– Катастрофа произошла двадцать третьего августа, то есть вчера, в двенадцать часов двадцать две минуты по московскому времени, на борту самолета ТУ-154, рейс 2318 Москва – Ларнака. Жертвы катастрофы – девяносто шесть пассажиров и члены экипажа. Отправление рейса по графику – десять ноль шесть. Но самолет вылетел с опозданием на один час пятнадцать минут. Задержка рейса, как я выяснил, была связана с неожиданным решением гендиректора «Аэрофлота» Владимира Михайловича Сомова лететь этим рейсом на Кипр. Кстати, уже в воздухе, через десять минут после взлета, он звонил по мобильнику жене, сообщил, что улетает на день-два в Ларнаку. С ним были четверо. Двое охранников, референт и юрист. Вся эта пятерка занимала бизнес-класс. Из-за этого и задержка рейса произошла. Пришлось пристраивать пассажиров, купивших билеты на этот же рейс и тоже бизнес-классом. По данным, которые мы получили, на борту произошел взрыв.
– Взрыв? – переспросил Турецкий.
– Да, именно взрыв, – повернулся в сторону друга Грязнов. – Взрыв зафиксирован на радарах наземных служб сопровождения. Взрыв произошел в середине корпуса, самолет фактически был разломлен надвое и падал двумя крупными фрагментами. Это было хорошо видно на радарах.
– Еще раз: какая модель?
– ТУ-154, самая ходовая модель отечественной авиапромышленности, как известно. Обычный рейс на Кипр. Сейчас таких три-четыре в неделю из Шереметьева отправляется. Да еще чартерные рейсы.
– Какова схема расположения помещений на борту? – спросил Меркулов.
– Стандартная. Кабина пилотов, далее бизнес-класс, хозблок и общий салон. Взрыв произошел в месте расположения хозблока.
– А что бортовые системы? Связь с пилотом?
– Последний выход на связь с бортом был произведен в двенадцать часов четырнадцать минут. То есть за восемь минут до катастрофы. Все бортовые системы работали нормально. Мне передали по электронке распечатку разговора наземного диспетчера с пилотом. – Грязнов положил на стол лист бумаги с компьтерной распечаткой. – Прочесть?
Меркулов молча кивнул. Грязнов нацепил на нос очки, начал читать:
– "Земля. Это Земля. Борт 2318, ответьте.
Пилот. Земля. На связи борт 2318. Слушаю.
Земля. Отстаете от графика. Мне по вашему коридору еще два борта сзади пускать. А вы зависли на час пятнадцать.
Пилот. Сам знаешь, кого везем. Хозяин и задержал.
Земля. Знаю, знаю. Возьмите на триста метров выше, я под вами борт на Хургаду пропущу.
Пилот. Там кто сегодня, Михалыч?
Земля. Нет, Пороховицкий. Михалыч приболел. И вообще, борт 2318, прекратите разговоры не по делу. Подходите к Воронежу. Сейчас вас Ростову передавать будем. До связи.
Пилот. Земля, вас понял. О, сейчас нас кормить будут. Лидусик хавку принесла. До связи. Привет семье".
Грязнов снял очки, посмотрел на окружающих:
– Это они еще второй самолет зацепить могли, представляете? Чудом разминулись. Было бы жертв вдвое больше.
– Что на земле нашли? Куда он упал, этот борт? Что криминалисты сообщают? – спросил Турецкий.
– Упал в двадцати километрах от Воронежа, на совхозное поле, к счастью. Если можно так выразиться. Что там? Обломки фюзеляжа, крыльев, хвостового оперения. Пожар. Фрагменты тел. На борту произошла разгерметизация. Так что все в пыль, как говорится. Из крупных предметов найдены фрагменты кабины пилотов, двигатель, шасси и духовые шкафы, в которых завтраки разогреваются. Искореженные, разумеется. Останки самолета горят. Так что там сейчас заняты тушением пожара. И еще одна напасть отечественного разлива: дорогу к месту падения самолета размыло дождями. У них там уже неделю льет, не переставая. Так что на данный момент, по моим сведениям, основная работа сосредоточена на восстановлении дороги. Пока ничего интересного. Комиссия по расследованию собирается вылетать завтра ранним утром. Раньше там и делать-то нечего.
– То есть «черный ящик» еще не найден? – Меркулов все постукивал костяшками пальцев по столу.
– Ничего пока не найдено. Обещали сразу сообщить, если появится что-нибудь интересное. Константин Дмитриевич, а нельзя ли кофейку выпить? – выпалил вдруг Грязнов.
Меркулов от неожиданности зашевелил бровями, затем дал соответствующие указания через селектор. Пять минут спустя Клавдия вкатила сервировочный столик с кофейными чашками для гостей и высоким, в старинном подстаканнике, стаканом чая для хозяина кабинета. На блюде лежали горка печенья и даже бутерброды!
«Это она для меня или для Левина колбасу настрогала?» – задумался Турецкий. Клавдия водрузила поднос на стол, развернулась к двери, кинув взгляд на Левина, и зацокала каблуками, не забывая слегка вертеть бедрами.
«Точно для Олежки! Вот так и оставляй девушек без присмотра», – огорчился было Турецкий, провожая взглядом щедрые телеса. В дверях Клавдия неожиданно обернулась и стрельнула томными глазами прямо в Александра Борисовича.
«Вот чертовка», – мысленно рассмеялся Саша.
После кофе-брейк, как называют нынче на конференциях перерывчик на чашку кофе, Меркулов задумчиво произнес:
– Значит, все-таки взрыв!
Он повернулся к Самойловичу:
– Игорь Николаевич, я вас пригласил приватно, так сказать; учитывая наши добрые отношения. Но если мы решим, что есть основания для проведения серьезного расследования, мы, разумеется, обратимся в ваше ведомство официально. А пока мне хотелось бы услышать ваши соображения о том, почему гендиректор «Аэрофлота» Сомов оказался на борту этого самолета. Вы ведь «ведете» Крошку Цахеса от вашего ведомства, вам и карты в руки.
Самойлович, это было очевидно, прекрасно понял, о ком идет речь. Может, олигарх у них под этой кличкой и проходит, усмехнулся про себя Турецкий.
– Не только я его «веду» – фигура, как вы понимаете многогранная, – но и я в том числе. Что ж, начну издалека. Наверное, что-то из того, что я сейчас изложу, известно присутствующим. Но чтобы картина была полная, начнем с начала. Не возражаете?
Присутствующие не возражали. Саша чуть улыбнулся занудливой манере разговора, присущей Самойловичу. Но вообще мужик был неплохой. Не генератор идей, но добросовестный исполнитель. Главное – честный. Из-за чего и карьера не особенно задалась. Самойлович между тем извлек из дипломата несколько пластиковых папок, скрепленных скоросшивателем. Развернул одну из них:
– Так вот. Интересы Сомова и Сосновского пересеклись впервые в момент ухода прежнего гендиректора акционерного общества «Аэрофлот», Кирпичникова, со своего поста. Сосновский мечтал видеть во главе «Аэрофлота» своего человека, одного из замов Кирпичникова – Дмитрия Голушко, соратника Крошки Цахеса еще по ЛогоВАЗу, которого он внедрил в компанию аж в девяносто пятом году. Но к моменту ухода Кирпичникова со своего поста – а это уже девяносто седьмой год – в числе его первых замов был и зять бывшего президента. Было даже заготовлено два приказа на назначение – один на Сомова, другой на Голушко. Сосновский тогда немало сделал, чтобы пост достался его креатуре, но не удалось. Портфель гендиректора получил Сомов. То есть локальная война против Крошки была как бы выиграна Сомовым. Но не тут-то было. Первым заместителем генерального директора по финансово-экономической деятельности остался Голушко, должность зама по коммерческой части занимал Красильников, тоже креатура олигарха. То есть ключевые посты «Аэрофолота» занимали ставленники Сосновского. Это ведь и есть излюбленная тактика Крошки Цахеса: не вести войн с заводами, дворцами, пароходами, а расставлять на нужные посты нужных людей. Именно Голушко и Сосновский являются учредителями и основными акционерами компании «Анклав», о которой в данной аудитории распространяться излишне. Напомню только, что за полтора года деятельности этих господ – я имею в виду Голушко и Сосновского – зарубежные представительства «Аэрофлота» перечислили на счет «Анклава» более ста двадцати миллионов долларов, то есть восемьдесят процентов всей валютной выручки авиакомпании. В обход законодательства, без соответствующего разрешения Банка России. Только комиссионные вознаграждения участвовавшим в операции лицам составили десять миллионов долларов США.
– Эту страницу мы читали неоднократно, – не выдержал Турецкий, знакомый с делом «Анклава» не понаслышке.
– А я вас предупреждал, – поднял на него линзы очков Самойлович.
– Александру Борисовичу больно вспоминать дело «Анклава». Довести подозреваемых до скамьи подсудимых нам пока так и не дали, – попытался сгладить неловкость Меркулов и укоризненно пошевелил в сторону Турецкого густыми бровями.
– Да, я помню. Против Голушко и Сосновского в девяносто девятом Генпрокуратурой были возбуждены уголовные дела по «экономическим» статьям. Голушко удрал, до сих пор в розыске. Ну а Крошка Цахес свалил генерального прокурора. Это не наша с вами вина. Продолжаю, – невозмутимо промолвил Самойлович. – Пирог под названием «Анклав» самый большой и сытный из всех, испеченных компанией «Аэрофлот». Только Сомова к этому пирогу не подпускали. Он пытался свалить своего нового заместителя по коммерческим вопросам Нифонтова – не удалось. Получил по рукам от «папы». Тот, как известно, большой любитель людей стравливать. Но теперь другие времена, другие песни. Ныне действующий президент, как известно, государственник.
Турецкий внимательно глянул на Самойловича. Создавалось впечатление искренности.
– Так вот, президент, естественно, против того, чтобы валютная выручка крупнейшей отечественной авиакомпании оседала в руках всяких Крошек. И дал понять Сомову, что «Анклав» следует перевести в акционерную собственность авиакомпании. И что, дескать, мы вам поможем. Новость эта немедленно достигает ушей Сосновского. И тот начинает шантажировать Сомова.
– Каким образом? – спросил молчавший до сих пор Левин.
«Да не образом, батюшка…» – хотелось ответить Турецкому за Самойловича. Чтобы не лез Олег с дурацкими вопросами.
– Это немного другая история.
Самойлович неторопливо закрыл первую папку, пододвинул другую, раскрыл ее, пробежал глазами первую страницу и продолжил:
– Вернемся немного назад, к моменту, когда Сомов получил желанный пост генерального директора. Получив его, господин Сомов задумался о собственном бизнесе, как это и принято в кругу подобных чиновников. Не прошло и полгода после назначения, как подвернулся подходящий случай. Это апрель – май девяносто восьмого года. Американскую корпорацию «Боинг» преследуют неприятности. После взрыва в июле девяносто шестого года «Боинг-747», когда погибли все 230 пассажиров, находившихся на борту лайнера, федеральная авиационная администрация США затеяла массовую проверку заводов корпорации. Результаты были чудовищны. Нехватка заклепок в хвостовом оперении нескольких самолетов «Боинг-747»; кроме того, у 1200 самолетов были выявлены неполадки в элементах топливной системы. В том же девяносто восьмом году у одной из машин «боинг», а именно у модели 737-400, купленной немецкой авиакомпанией, вообще обнаружилось крыло, приваренное от другой модели. В общем, скандал! Главные конкуренты корпорации на мировом рынке, европейский концорциум «Airbus Industrie», потирали руки. И в это самое время гендиректор компании «Аэрофлот», господин Сомов, заключает с американцами контракт на покупку десяти самолетов «боинг», и как раз самой «конфликтной» модели – 737-400. Члены приемочной комиссии «Аэрофлота», принимавшие самолеты в США, выявили кучу дефектов: нечеткая работа системы кондиционирования, течь масла в двигателях. Были замечания к монтажу систем управления полетом и так далее. Наши спецы даже порекомендовали американцам заменить элементы системы топливных датчиков в баках с горючим. Электропроводка американских датчиков при определенных условиях могла искрить, а последствия этого объяснять не нужно, так? Или нужно?
Самойлович обвел близорукими глазами сидящих вокруг стола людей.
– У меня впечатление, что я присутствую на лекции профессора Академии гражданской авиации, – не то чуть насмешливо, не то уважительно произнес Грязнов.
– Константин Дмитриевич просил меня подготовиться к разговору. Я подготовился, – с достоинством ответил Самойлович. – Все, что вы слышите, взято из соответствующих отчетов соответствующих подразделений. Тайны никакой государственной в этих материалах нет, все это можно и на газетных страницах тех лет отыскать, если покопаться. А то, что я скажу сейчас, – это уже данные моего подразделения. Так вот. Несмотря на выявленные неполадки и соответствующий отчет специалистов «Аэрофлота», Сомов не отказывается от закупки «боингов». Причем денег-то на закупку – а это четыреста миллионов долларов – у «Аэрофлота» не было. Сделку профинансировали американские же банки под соответствующие гарантии. Расплачиваться с кредиторами авиакомпания должна была постепенно, в течение двух лет, за счет валютной выручки. А как мы уже знаем, никакой валютной выручки у «Аэрофлота» практически не было. Она оседала в «Анклаве». Прекрасно знал об этом и господин Сомов. В итоге за самолеты заплатило государство, то есть налогоплательщики. Но это позже. А тогда, в мае девяносто восьмого, гендиректор «Аэрофлота» получил от американцев комиссионные за заключение сделки в размере двух миллионов долларов.
– Сколько? – переспросил Меркулов.
– Два миллиона. На счет господина Сомова в одном из зарубежных банков в мае – июне девяносто восьмого поступило десять транзакций на двести тысяч долларов каждая. Сомов выдал соответствующие расписки. Завершаю. Этими-то суммами и шантажирует сегодня Владимира Сомова господин Сосновский. То есть правильнее сказать – шантажировал. У него есть копии всех нужных документов. Одну из расписок Сомова, на двести тысяч американских долларов, олигарх сбросил по домашнему факсу Сомова за два дня до катастрофы.
– Кажется, звучала скромная цифра в пятьдесят тысяч? – усмехнулся Турецкий, глядя на Меркулова.
Тот молча кивнул. Самойлович продолжил:
– Отвечая на ваш вопрос, Константин Дмитриевич, почему Сомов оказался на борту рейса 2318, могу высказать предположение, что Сосновский, в свете ожидаемого перехода «Анклава» под крыло «Аэрофлота», простите за невольный каламбур, мог испытывать желание иметь в изменившейся ситуации на посту гендиректора не Сомова, а своего человека. Теоретически он мог, действуя угрозами и шантажом, заставить Сомова выехать из страны на Кипр, где, по нашим сведениям, сейчас и пребывает. Вызвать якобы для решения вопроса об откупных, например. Решение Владимир Михайлович принял, судя по всему, внезапно, поскольку, как мы слышали от Вячеслава Ивановича, даже жене он сообщил о вылете уже в воздухе. Могу добавить, касаясь психологического портрета олигарха, что это человек-игрок. Он способен на любые поступки, включая откровенную подлость и убийство. Последнее, разумеется, чужими руками. Прекрасно разбирается в людях. Быстро определяет слабые стороны контрагента и его запросы. Прекрасно владеет собой.
– Плавали, знаем, – буркнул Турецкий.
Меркулов опять бросил укоризненный взгляд в сторону Турецкого, затем обратился к Самойловичу:
– У вас все, Игорь Николаевич?
– Я закончил, – чинно произнес Самойлович. – И если ко мне вопросов нет, вынужден вас покинуть? – Он взглянул на часы. – У нас через полчаса совещание у директора.
– Конечно, Игорь Николаевич! Благодарю вас за столь исчерпывающую информацию. Я вам позвоню ближе к вечеру.
Самойлович молча склонил голову в знак согласия, сложил все свои папочки, убрал их в дипломат, молча поднялся и исчез.
– Самойлович вызывает у меня смешанное чувство уважения и раздражения, – заявил Грязнов.
– Да, какие, однако, люди имеются в Конторе, – именно с уважением произнес Меркулов. – Ведь я ему позвонил вчера в конце рабочего дня, а он столько нарыть успел!
– Да они всю трудовую жизнь тем и занимаются, что роют, – раздраженно проговорил Грязнов, доставая сигарету. – Костя, я покурю у окошка, можно?
– Кури, а то у тебя кома начнется.
– У меня тоже начинается, – встрял Турецкий.
– Курите оба, – махнул рукой Меркулов.
Назад: Глава 4. БЕЗОТВЕТНАЯ ЛЮБОВЬ
Дальше: Глава 6. МОЗГОВОЙ ШТУРМ