Глава 13. ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Турецкий приехал на Петровку в начале одиннадцатого вечера. Грязнов от нетерпения прокурил весь кабинет.
– Если у меня обнаружат рак легкого, виноват будешь ты, – буркнул он.
– Типун тебе на язык! К тебе никакая болячка прицепиться не сможет. Ты ее спалишь своим темпераментом.
– Ладно, давай рассказывай.
– Ну прежде всего. В прошлую среду, накануне взрыва, в цехе по расфасовке питания на борты самолетов был посторонний человек. Худощавый, светловолосый мужчина от тридцати пяти до сорока по имени Эдик.
– Это мы уже знаем. Связь работает. Я его фоторобот видел. Что тебе работницы пищеблока поведали?
– Вот почитай, чтобы мне не пересказывать.
Он достал из дипломата распечатку показаний подчиненных Небережной, протянул Грязнову. Пока приятель читал, Саша еще пару раз набрал домашний номер Каменева. Телефон не отвечал.
Из протокола допроса Голубевой М. Д. (с применением звукозаписи).
Следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ государственный советник юстиции третьего класса Турецкий А. Б. в своем рабочем кабинете с соблюдением требований ст. 157, 158 и 160 УПК РСФСР допросил в качестве свидетеля по уголовному делу No… Голубеву Маргариту Дмитриевну.
Вопрос. Маргарита Дмитриевна, расскажите, что произошло двадцать второго августа в пищеблоке отдела пассажирских перевозок аэропорта Шереметьево во время работы цеха по фасовке продуктов питания для пассажиров?
Ответ. В тот день к нам в цех пришел знакомый Александры Борисовны Небережной.
Вопрос. Это часто так случается, что в цехе бывают посторонние люди?
Ответ. Нет, это было впервые.
Вопрос. Вообще, как мог посторонний человек проникнуть в служебное помещение аэропорта?
Ответ. Он мог пройти через КПП.
Вопрос. Почему вы так думаете?
Ответ. Я слышала, как Александра Борисовна по телефону просила дежурного офицера пропустить ее двоюродного брата. И офицер согласился.
Вопрос. Вы не знаете, почему он согласился?
Ответ. Так я ж говорю, она назвала его двоюродным братом. И потом… она обещала оказать дежурному офицеру некоторые интимные услуги.
Вопрос. Вы были рядом?
Ответ. Нет, я была в цехе. Но дверь в кабинет Александры Борисовны была открыта. Она говорила громко. Мое рабочее место возле ее кабинета. Я слышала.
Вопрос. Как этого мужчину зовут и как он выглядит?
Ответ. Зовут Эдиком. Симпатичный такой. Довольно высокий, вот как вы, товарищ следователь. Блондин такой… Немного рыжеватый. Стрижка короткая, ежиком. Лицо худое. Глаза светлые.
Вопрос. Вы бы его узнали?
Ответ. Конечно! Чего же не узнать, когда он возле меня минуты две терся, пока Александра не выскочила. А потом мы еще шампанское пили, я его хорошо рассмотрела.
Вопрос. Пришедший мужчина действительно брат Небережной?
Ответ. Да ну! Какой он брат! Хахаль очередной.
Вопрос. Что значит «очередной»?
Ответ. То и значит. Она у нас, извините, слаба на передок. Она мужиков как перчатки меняет. А то, что он не брат, – это нам Светлана рассказала. То есть Светлана Степановна. Она нам часто рассказывает про личную жизнь Александры Борисовны. Коллектив бабский, всем интересно. И потом, с братьями так не целуются.
Вопрос. Как?
Ответ. Это вы у Наташки спросите, то есть у гражданки Черкесовой. Она своими глазами видела.
Вопрос. Если Александра Борисовна так часто меняет кавалеров, почему же она провела в цех именно этого мужчину? Как вы думаете?
Ответ. Думаю, она в него влюбилась очень. Это видно было. Он, когда в цех вошел, стал с нами шутить, балагурить. Со мной, в частности. Я уже про это говорила. Так Александра из кабинета вылетела, аж покраснела вся. И напустилась на меня. До конца смены, мол, полчаса, а я, дескать, не работаю. Только это ерунда. У меня язык болтает, а руки делают. Это просто она от ревности. А Эдик ее урезонил, что, мол, нехорошо так с подчиненными обращаться. И взялся нам помогать.
Вопрос. В чем заключалась его помощь?
Ответ. Он ящики, упакованные готовыми контейнерами с едой, перегружал на тележки и отвозил к холодильникам. А потом мы их вместе в холодильники перекидали.
Вопрос. Когда это «потом»?
Ответ. После собрания. Она, то есть Александра Борисовна, собрала нас в кабинете на пятиминутку. Ну, там, что заместителем остается Светлана Степановна, потом за премию разговор был. Мы под приказом расписывались.
Вопрос. В кабинете Небережной был весь ваш коллектив? Или кто-нибудь остался в цехе?
Ответ. Не, все были в кабинете. Там же денежный вопрос – премия.
Вопрос. А где в это время был Эдик?
Ответ. Он как раз ящики и перетаскивал.
Вопрос. То есть он был в цехе?
Ответ. Да.
Вопрос. Один?
Ответ. Получается, что один.
Вопрос. Как долго?
Ответ. Ну не знаю. Думаю, минут… Да минуты четыре, не больше. Потому что Александра Борисовна вдруг вышла в цех, пока мы под приказом расписывались.
Вопрос. Почему она вышла? Ее что-то обеспокоило?
Ответ. Не знаю… Она, правда, как вышла, так вдруг закричала, кто, мол, паковал ящик… вот номер не помню. Его Наташка Черкесова паковала. Она выскочила, а они там целуются. Но это вы у нее спросите. Я не видела, врать не буду.
Вопрос. Что было потом?
Ответ. Мы все вышли, стали раскидывать ящики по холодильникам. Александра Борисовна бирки вешала – какой ящик на какой рейс пойдет, а мы запихивали.
Вопрос. Ящики с питанием, которые предназначались на рейс 2318, были известны заранее?
Ответ. Нет. То есть мы ящики делим на две кучи: в одной с завтраками, в другой – с обедами. Это от длительности полета зависит. А потом Александра Борисовна берет список рейсов и сколько билетов продано. Вот и отсчитываем, сколько нужно ящиков. Отсчитали, она опечатала, бирки повесила – и порядок.
Вопрос. А как она их опечатывает?
Ответ. Да просто лентой самоклеющейся. И печать сверху. Вроде штампа.
Вопрос. Вы закончили работу, что потом было?
Ответ. Потом Александра шампанским нас угощала. Это у нас всегда так. Кто в отпуск уходит, выставляется.
Вопрос. О чем разговаривали во время застолья? Небережная говорила, как собирается провести отпуск?
Ответ. Говорила, что в понедельник к маме уезжает в Житомир.Мы ее спрашивали: «А что до понедельника делать будете?» А она: «Исчезаю в неизвестном направлении, не ищите!» Что-то вроде этого. И смеялась так… Она, знаете, очень такая… счастливая была.
Вопрос. Вы же говорили, она ревновала Эдика, злилась.
Ответ. Ну это одна минута, это ерунда. Вообще было видно, что она в него влюблена очень. Она с нами разговаривала, а смотрела только на него.
Вопрос. А он? Он в нее влюблен?
Ответ. Как сказать… И да, и нет. То есть он с ней так ласково, нежно. А глаза… Холодные у него глаза. Но очень такие… властные. Бабы от таких мужиков головы напрочь теряют.
Вопрос. Когда вы уходили, кто-нибудь видел, как Александра Борисовна уехала? На автобусе или как?
Ответ. Видели, конечно. Нам же интерсно. Но мы так незаметно. Мы на автобусной остановке стояли, отвернувшись. А Александра с Эдиком прошли дальше, на платную стоянку. А Наташка в зеркальце от пудреницы смотрела. Они сели в темно-синий «форд» и уехали.
Вопрос. Номер не запомнили?
Ответ. Я – нет. И вообще, машина далеко стояла. Думаю, и Наташка его не видела. Но это вы у нее спросите. То есть у гражданки Черкесовой.
Вопрос. Спасибо, Маргарита Дмитриевна. Пожалуйста, прочтите и распишитесь на каждой странице. А вот здесь, что с ваших слов записано верно.
Ответ. Пожалуйста. Это нам не трудно. Товарищ следователь, а у вас сигаретки не найдется? Ужас как курить хочется!
Из протокола допроса Черкесовой Н. А.
Вопрос. Наталия Анатольевна, назовите вашу должность и расскажите, пожалуйста, что входит в ваши служебные обязанности?
Ответ. Я разнорабочая. Что в обязанности входит? Я перегружаю контейнеры с питанием в ящики. Потом тележки отвожу к холодильникам. Потом, когда Александра Борисовна их опечатает и бирки развесит, перегружаю ящики в холодильник.
Вопрос. Вы все это одна делаете?
Ответ. Почему одна? Ящики тяжеленные, попробуй их одна перетаскай! Нас четверо подсобниц. Мы парами работаем. Двое на конвейере с соками и колбасой всякой. А двое на горячих блюдах. Я – на горячих. С Таней Ярошенковой.
Вопрос. А загружаете ящики тоже вместе?
Ответ. Нет, с конвейера контейнеры загружаем поодиночке. Они же легкие – тефлон и фольга сверху. А когда ящик наполнен, защелкиваем, там замки такие… Как на чемодане. Потом вдвоем перетаскиваем на тележку. Потом, когда на тележке восемь ящиков накопится, перетаскиваем к холодильникам. Там на подставки такие ставим, тоже друг на друга. Потом Александра Борисовна их опечатывает…
Вопрос. Это понятно. Скажите, пожалуйста, в среду, двадцать второго августа, когда Небережная работала последний день, к ней в гости кто-нибудь приходил?
Ответ. Да, мужчина приходил. Немолодой такой.
Вопрос. Пожилой?
Ответ. Ну-у… Лет под сорок.
Вопрос. Вам известно его имя?
Ответ. Он Эдиком назвался. И Александра Борисовна его так называла.
Вопрос. У вас с ней какой-то конфликт в тот день произошел?
Ответ. Да никакого особого конфликта. В общем, так было. Мы с девчонками были в ее кабинете, она нас собрала на летучку. Светлана Степановна принесла приказ на премию. Нужно было расписаться, ну что согласны с суммой. У нас такой порядок. Вот. Мы, значит, расписываемся по очереди, а Александра Борисовна вдруг вышла в фасовочный зал.
Вопрос. Почему, не знаете? Она ничего не сказала при этом?
Ответ. Ничего не говорила. Только там, в зале, этот ее знакомый находился. Он нам помочь вызвался ящики перетаскивать. Может, она забеспокоилась, что он там один, я уж не знаю. Она, значит, вышла и вдруг оттуда как закричит, нервно так очень: «Кто двадцать седьмой ящик паковал? Замок не защелкнут!» А я его и паковала. Все нормально было. Все было защелкнуто. Мы это всегда проверяем. Не защелкнешь как следует, так оттуда все вывалится при перегрузке. Так что за этим строго смотрим. Я четко помню, что защелкнула и проверила крышку. Ну я, значит, выскакиваю в зал, говорю, что это я паковала двадцать седьмой, смотрю – они вдвоем стоят у холодильников и целуются.
Вопрос. Кто?
Ответ. Ну как – кто? Александра Борисовна и ее ухажер.
Вопрос. Что было потом?
Ответ. Потом мы стали все вместе перегружать ящики. Небережная вешала бирки с номером рейса, а мы их совали в холодильники. Все как всегда. Эдик, ухажер ее, он нам помогал.
Вопрос. Вы не обратили внимание, на какой рейс попал ящик под номером двадцать семь?
Ответ. Как раз обратила! Я уже за этим ящиком наблюдала. Нормально он был закрыт! А рейс – на Ларнаку. Тот, что разбился. А что, вы думаете?…
Вопрос. Еще раз повторите, пожалуйста, на какое число и на какой рейс попал ящик с питанием под номером двадцать семь?
Ответ. Он попал на рейс 2318, который должен был идти на Кипр, на Ларнаку, на следующий день – двадцать третьего августа.
Вопрос. Спасибо. Теперь прочтите, пожалуйста, и распишитесь на каждой странице…
– Ни хрена себе! – Грязнов взъерошил шевелюру. – То есть накануне взрыва никому не известный Эдик остается в полном одиночестве среди упаковок с питанием! Почему-то ящик, попавший на Ларнаку, оказывается не закрыт. Хотя его закрывали. Вот тебе и способ заминировать самолет!
– Он был в зале один всего три-четыре минуты. Если минер – Эдик, он должен был принести с собой нечто уже готовое, не привлекающее внимание. Например, такой же точно тефлоновый контейнер с питанием, только начиненный не завтраком, а взрывчаткой.
– Следовательно, он имеет отношение к самолетам. Нужно прошерстить весь личный состав Шереметьева. Я ж говорил, у Сосны наемных убийц что грязи…
– Что касается работников Шереметьева – ими уже занимаются. А касаемо Сосновского… ты опять замыкаешься на одну версию. Из показаний Черкесовой следует, что ящик под номером двадцать семь попал на рейс 2318 случайно. Он мог попасть с таким же успехом на другой борт. Вспомни, как распределяется питание: Небережная берет список рейсов и количесто проданных билетов. Обе эти бумаги у нее в руках. Она и отсчитывает коробки.
– Он был в ее кабинете до загрузки холодильников?
– Нет. Он все время до окончания работ находился в зале.
– Ну… Нельзя же ответить на все вопросы сразу. Вообще имеет смысл провести нечто вроде следственного эксперимента, дабы установить возможность попадания «шара в лузу». Кто-либо из оперов, исполняющий роль Эдика, пытается «заминировать» заранее оговоренный, но неизвестный работницам пищеблока рейс, действуя так же, как и подозреваемый.
– Принимается. Далее. Как ты уже извещен своими сотрудниками, Небережная, которая могла бы что-нибудь рассказать о своем друге Эдике, исчезла. Опера твои давно с Глаголева вернулись?
– Да, часа два назад. Отчитались уже. Впечатление такое, что тезка твоя вышла из дома на минутку. Постель не заправив, в которой, кстати, кто-то побывал. Возможно, той же ночью.
– Судмедэксперт изучил следы пребывания?
– Да. Предварительно. Сказал, что «живых» нет. То есть это событие как минимум пяти-семидневной давности.
– И вот выскакивает она в тапочках на босу ногу, влюбленная в своего Эдика до невозможности…
– … А там ее искомый Эдик и поджидает. И уводит в ближайший лесок, где и закапывает. Искать ее теперь не переискать, – мрачно закончил Грязнов.
– Похоже, что не так, Слава. Похоже, что ее увез другой мужчина. Давний поклонник по имени Глеб, владелец вишневой «девятки», на которой госпожа Небережная, видимо, и покинула дом. Надо эту машину вычислить. Номер, место пребывания.
– Подожди, расскажи поподробнее. Мне Левин звонил, вкратце просветил насчет этого Глеба.
– Наша Александра Борисовна особа до мужчин падкая и пользующаяся у них успехом…
– Надо же! Кого-то она мне напоминает!
– Ну, мне до нее далеко, – отмахнулся Саша. – Так вот. Среди череды меняющихся поклонников есть давний, постоянный воздыхатель по имени Глеб.
– Зубной врач.
– Именно. Точнее, протезист. Похоже, он нашу Александру и увез.
– Откуда такое предположение? И куда это ты с Глаголева усвистал? Колобянин слышал, как ты некоей даме назначал свидание.
– Представляешь, выянилось, что у меня есть знакомая, которая дружит с этим самым Глебом.
– Когда же это выяснилось? Ты уже своих знакомых и не упомнишь всех? – съехидничал Слава.
– Ладно, ладно, не завидуйте, а достигайте. А если серьезно, то тут, Слава, тот самый господин случай.
Турецкий рассказал о знакомстве с Надеждой и разговоре, состоявшемся в концептуальном ресторанчике.
– Ну, Турецкий! Даже легкий роман на фоне моря обращаешь на пользу дела! Это уметь нужно.
– Я ж говорю, случай. Но не суть. Со слов Надежды, Глеб был на работе в пятницу, то есть на следующий день после исчезновения Небережной. Но больше на службе не появлялся. Якобы лег в больницу по поводу повышенного давления. Надя звонила ему домой в понедельник, то есть позавчера. Мама подтвердила, что сын в больнице и просит его не навещать.
– Послушай! А может быть, Небережная чего-то очень испугалась? Испугалась внезапно. Позвонила Глебу, как самому верному и преданному другу. И он ее где-то спрятал.
– В какое время ее увезли?
– Со слов соседки – примерно в полдень.
– А когда произошла катастрофа? В двенадцать двадцать две! – сам себе ответил Грязнов. – Соседка назвала примерное время исчезновения Небережной. Это могло произойти и чуть позже. Может быть, она услышала первое сообщение о крушении лайнера и догадалась о причине катастрофы? Может, потому и спряталась? Побоялась ответственности? – рассуждал Грязнов.
– Тогда собрала бы хоть сумку какую, потом уже уехала. А она как будто сбежала от преследования.
– А кто ее мог преследовать? Эдик. Для него она ненужный и опасный свидетель. Вот она и позвонила своему Глебу. Все сходится.
– Может быть… Можно предположить, что Глеб спрятал ее на даче.
– Адрес дачи есть?
– Адреса нет, но показать, где дача расположена, – в этом нам помогут.
– Нет, не получается, – вздохнул Грязнов. – Небережная уехала с работы вместе с Эдиком, так? Это подтверждают ее сотрудницы. Ночь она провела с мужчиной. Кто этот мужчина? Скорее всего, тот самый Эдик. Так что же он ее не убрал ночью? Придушил бы, и все дела.
– Зачем оставлять труп в квартире, когда гораздо безопаснее закопать его в лесочке. Так ты сам и сказал. Она собиралась за город. Вероятно, с Эдиком. Видимо, он планировал убрать ее именно в условном лесочке. А тут появился Глеб и спутал карты.
– Все это хорошо, – задумчиво произнес Грязнов. – Но мне вот что интересно: при чем здесь резиновый хрен и наручники?
– Хороший вопрос, – вздохнул Турецкий. – Я тоже об этом думаю.
– А я думать уже отказываюсь. Между прочим, нас с тобой еще тоже дома нет. Мне-то что, меня никто не ждет…
– Меня уже тоже, – глянув на часы, прикинул Саша. – Ладно, давай подбивать бабки. Что мы знаем? Что рейс номер 2318 мог быть заминирован мужчиной по имени Эдик. Что этот мужчина может иметь какое-то отношение к авиации. Предполагаю, что следы спермы, найденные в постели Небережной, могут принадлежать тому же Эдику. То есть, считай, нам известна группа крови предполагаемого преступника. Это уже немало, учитывая, что расследование начато сегодняшним утром. Дальше. Вывести на этого мужчину нас могла бы Александра Небережная, исчезнувшая, судя по всему, в день взрыва самолета. А увезти Небережную мог ее поклонник Глеб Каменев. В общем, бабка за дедку, дедка за репку…
– Нужно найти Каменева.
– Вот этим мы и займемся завтра. Я возьму Надежду, ты пару своих бойцов дашь. Сгоняем с утра на дачу, в Филимонки. Не велик путь. Второе: нужно пробить номер автомобиля Каменева. Фамилия у нас есть, адрес тоже. Мало ли, вдруг они с Александрой в аварию попали. И лежат переломанные в больнице. Нужно будет обзвонить больницы, дежурившие по городу начиная с пятницы. Кстати, насчет госпитализации по поводу давления тоже выяснить нужно. Отправь кого-нибудь к участковому врачу.
– По поводу своих бойцов… Я, знаешь ли, возможно по старости, подозрителен стал не в меру, только хочется мне по-тихому действовать. Мало ли… В каждой большой груди прячется своя змея, так еще Козьма Прутков сказал. Одно дело квартира Небережной – это совершенно очевидное следственное действие, его и прятать смешно. Другое дело дача Каменева. Не стоит проявляться раньше времени. У Сосны везде глаза и уши.
– Ты, Славка, помешался просто…
– Ладно, ладно. Береженого Бог бережет. Поэтому давай-ка так: поедут с тобой завтра ребята из «Глории». Тот же Сева Голованов, еще пару ребят взять можно.
– Это перебор. Думаю, двоих достаточно. Я все-таки тоже не мешок с дерьмом, стрелять не разучился.
– Ну, уже надулся. Я вот на тебя не обижаюсь. Ладно, бери двоих. И машина пусть будет из «Глории». У них там тачки есть самые разнообразные – от крутых до очень крутых. Легенду придумал?
– А что особо придумывать? Правда – лучшая ложь. Надежда в сопровождении крутого бойфренда приехала проведать маму своего друга. Выяснить, как у них дела. Телефон-то не отвечает. Она забеспокоилась. Они дружат давно, это вполне логично.
– Да, чистая правда! Особенно про крутого бой-френда. Исполнитель роли героя-любовника не обсуждается, так я понимаю?
– Это детали, Слава. Конечно, удобнее, чтобы это был я. Хотя бы для того, чтобы девушка от страха не перепутала имени ухажера. Мы вообще собираемся ее использвать почти вслепую и в довольно опасном мероприятии. Мне еще разъяснительную работу по дороге проводить придется.
– Не переусердствуй, – хмыкнул Грязнов.
– Хватит, Славка, надоел! И последнее – следственный эксперимент в пищеблоке Шереметьева. Это тоже тебе.
– Понятно. В ресторан и на дачу с красивой женщиной – это тебе, а в пищеблок…
– Там тоже весьма симпатичные барышни, судя по тем двум, что я видел. Так что действуй, Слава, вдруг счастье свое найдешь.
– Ладно издеваться-то! И вообще, давай по домам!
…Александр на цыпочках прокрался в спальню, нырнул под одеяло.
Ирина повернулась к нему, сонно проговорила:
– Пришел? Все как всегда. Ты словно и не уезжал…
– Ага. – Саша обнял жену.
– Чем это от тебя пахнет?
– Чем? – Он поцеловал ее сомкнутые веки.
– Жареным мясом, коньяком, сигаретами и женскими духами, – перечислила жена, не открывая глаз. – Где это ты провел вечер?
– В ресторане. – Саша поцеловал мочку уха.
– С женщиной?
– Ага. – Он поцеловал аккуратный, прямой нос.
– Ты ее соблазнял?
– В определенном смысле – да… – Его губы коснулись уголка ее рта.
– И как? Добился своего?
– В общем, да, – признался Александр, сжимая жену в объятиях.
