Глава 11. «ЖЕЛТАЯ СУБМАРИНА»
Турецкий еще раз обошел небольшую квартиру Небережной. Вид квартира имела слегка неряшливый, но вполне мирный. Незастланная постель, в которой явно побывал мужчина. Следы его пребывания как раз изучались судмедэкспертом. Через спинку стула был переброшен нарядный спортивный костюм и пара футболок. Одежда, документы, драгоценности, деньги – все это было найдено. Все находилось на своих местах.
Перевернули на газету содержимое мусорного ведра и изучили каждый клочок бумаги в надежде отыскать какую-либо записку, проливающую свет на загадочное исчезновение женщины. Тщетно. Нашли в сумочке записную книжку и изучили каждую ее страницу. Мужчины по имени Глеб или Эдик не определялись.
В настоящее время старший оперуполномоченный МУРа Василий Колобянин выписывал имена мужчин, начинающиеся на букву "г".
– Александр Борисович! – окликнул Турецкого участковый милиционер, проводивший дознание в квартире напротив. – Подойдите, пожалуйста! Соседка, оказывается, видела, как увозили Небережную.
– Мария Ивановна! Это старший следователь по особо важным делам из Генпрокуратуры товарищ Турецкий. Вы ему повторите, пожалуйста, все, что мне рассказали.
Александр поздоровался, сел к столу. Полная, очень живая старушка глянула на него с любопытством.
– Это что у тебя? – покосилась она на черную коробочку, которую Саша установил на столе.
– Это диктофон. Чтобы записать ваши показания.
– А как это он записывает?
– Там внутри пленка. Как в магнитофоне, – терпеливо объяснял Турецкий. – Ну, начнем?
Он включил диктофон:
– Мария Ивановна, когда вы в последний раз видели вашу соседку, гражданку Небережную?
– Так когда? Я ж говорила. В прошлый четверг.
– Какое это было число?
– Так какое… Вон календарь висит, посмотри.
– Мне нужно, чтобы вы число назвали, а не я, понятно? – Турецкий чувствовал, что начинает терять терпение.
– Ты понимаешь, дура старая, с кем разговариваешь? – прошипел не к месту участковый.
– Хоть вы-то помолчите, – огрызнулся Саша.
– Двадцать третье августа, – справилась с календарем старушка, ничуть не испугавшись ни участкового с его шипением, ни «важняка» Турецкого.
– Вы это хорошо помните?
– А чего ж не помнить? У нас по четвергам цистерну привозят с молоком. Не это, что в пакетах ваших магазинных, а настоящее, от коровушки. Так я его беру. По четвергам и по понедельникам. Но Шурку я в четверг видела, потому что в тот день сериал был. Я из магазина возвращалась, как раз к сериалу. А по понедельникам его не показывают.
– Расскажите, где вы ее видели, как?
– Это, значит, мы со старухами сидели во дворе с утра. У нас там по утрам солнце и еще не жарко, мы сидим, греемся. Потом я за молоком пошла к цистерне. Отнесла домой. И опять к старухам вышла, прежде чем в магазин идти. Ну чтоб передохнуть. И вот, значит, гляжу – Шурка выскакивает. Волосы распущены, в платьишке таком домашнем. У нас ведь квартиры напротив, я к ней иногда захаживаю, чтоб давление померила или еще чего. Она это платьишко дома носит, я знаю. Вот. И тапочки на босу ногу.
– Вы и тапочки разглядели?
– А чего мне разглядывать? – обиделась старушка. – Оно и так видно было. Она когда по двору шла, шлепанец потеряла. Он у нее без задника, вот и слетел. Она повернулась, надела и – к машине.
– К какой машине?
– Красная такая. Даже, пожалуй, как вишня.
– Марка?
– Не знаю я ваших марок.
– Кто был в машине?
– Не видать было. Окна затемненные. Шурка села рядом с водителем. Постояли маленько и поехали.
– Сколько – маленько?
– Так минуты две, я думаю.
– А скажите, Мария Ивановна, для Небережной характерно вот так выскочить из дома в тапочках и уехать?
– Не, вы что?! Шурка женщина очень видная, и она за собой следит. Она в таком виде на работу ни за что бы не поехала. Я это и мужику сказала.
– Какому мужику?
– Мужчине то есть. Водитель ихний, из аэропорта.
– Поподробнее, пожалуйста. Что за водитель, когда вы с ним разговаривали?
– Так где-то через час после того, как Шура уехала. То есть в час дня или минут на десять позже. Я еще на сериал успела. Где разговаривала? Да на лавке внизу. У меня авоська-то тяжелая, да еще бидон. Вот я присела отдохнуть. А рядом мужчина сидит. Я его спросила, кого он ждет. А он: сотрудницу, мол, на работу нужно отвезти. Она у нас, мол, приболела, а ее начальство вызывает. Я говорю: «Кто ж такая?» А он: «Небережная Александра Борисовна».
Турецкий, слыша имя и отчество Небережной, каждый раз мысленно вздрагивал, словно речь шла о нем самом.
– Что было дальше? Он что-нибудь еще говорил? Вы ему?
– Я ему и сказала, что ее на машине увезли. Он стал расспрашивать, что за машина, кто за рулем – вот как вы. Я ему то же самое и отвечала.
– А он?
– Он ответил, что ее, видно, другой водитель на работу увез. Гришка или Мишка – вот это не помню. Потом спасибо мне сказал, встал и пошел. Я ему вслед кричу, что, мол, вряд ли Шурочка в таком виде неряшливом на работу отправилась. А он как и не слышал. Сел в машину и уехал.
– Что за машина?
– Синяя такая. Темно-синяя. По-моему, не наша. Осклизлая какая-то.
– Какая?
– Ну… без углов, что ли… Вишневая-то попроще.
– Мария Ивановна, опишите, пожалуйста, мужчину, с которым вы разговаривали.
– Ну… Молодой, лет тридцать пять – сорок. Волосы светлые, короткие такие. Нос такой… прямой. Обычный мужик.
Турецкий показал женщине фоторобот Эдика, составленный со слов работниц Шереметьева.
Женщина нацепила очки, долго изучала ксерокопию.
– Не могу сказать, – вздохнула она. – Может, он, а может, не он. Я ж говорю, обыкновенный. Разве что худой. Так мало ли худых-то?
– Может быть, он чем-то выделяется? Вот какие у него глаза, взгляд?
– Я ж сбоку сидела, в глаза ему не заглядывала. А он тоже все больше в землю глядел.
– Может быть, какой-нибудь жест, или мимика, или словечко характерное…
– А, постой-ка! – оживилась бабуля. – Словечек не говорил никаких особых, чего не было, того не было, врать не буду. А вот рукой он, милок, шебуршил все.
– Как – шебуршил?
– Ну вроде как деньги считает. Пальцами так перебирал. Спрашивает меня про Шурку, а сам пальцами перебирает. Не то деньги, не то четки.
– Четки?
– Ну да. Мы со старухами в монастырь ходим свечки ставить. Вот увидишь монахиню, она непременно с четками в руке. И этот что-то такое пальцами делал. А может, деньги в уме считал.
– Больше ничего необычного не заметили?
– Нет, ничего.
– Мария Ивановна, как вы думаете, Небережная возвращалась домой?
– Не думаю, – пожевала губами Соколова. – Видели, сколько в ее ящике газет? За неделю накопились, аж наружу вылезают.
– Так может быть, она вернулась домой и уехала в отпуск. А вы ее просто не видели.
– Не, это вряд ли. Шура, когда уезжает надолго, она мне ключи от почты оставляет. Чтобы я газеты забирала. Чтобы, значит, не привлекать внимание воров, что в квартире нет никого. А что случилось-то? У меня ведь сердце беду чуяло. Я и старухам говорила: что это, мол, наша Шурка выскочила вся расхристанная и как сгинула?
– Что же вы в милицию не звонили? Участковому?
– Так кто же ее знает, куды она делась? Она, между нами, – старушка понизила голос, – слаба до мужского полу. Хахали тут частенько появлялись. Походит-походит такой, глядишь – через пару месяцев новый. Один, правда, и постоянный был. Невысокий такой, неказистый. Он за ней несколько лет ходил. Но появлялся здесь редко. Чаще другие. А спросишь ее чего – огрызается: не ваше дело. Так уж и не вмешиваемся. Но вообще жалко Шурочку… – совершенно неожиданно всхлипнула соседка.
Турецкий вернулся в квартиру Небережной. Что-то его «царапало». Шурочка – кто-то совсем недавно говорил ему о женщине по имени Шурочка. Кто и когда? Он закурил, стоя возле окна, сосредоточенно глядя во двор. Внизу медленно двигалась машина «скорой помощи», остановилась у соседнего подъезда. Из машины вышла стройная, светловолосая женщина-врач с чемоданчиком в руке.
Ба! Надежда – врач-стоматолог из военного санатория! Там, на Фиоленте, она рассказывала, что ее сослуживец, мужчина по имени… Глеб. (Точно – Глеб. Турецкий запомнил, потому что имя достаточно редкое.) Так вот этот Глеб влюблен в женщину по имени Шурочка.
– Василий, дай-ка мне ее книжку записную.
Турецкий принялся заново листать густо исписанные страницы. Положим, если неведомый нам Глеб знаком с Небережной уже не первый год, она помнит его домашний телефон наизусть.
На первой странице книжки помещен календарь на текущий год. Значит, переписывая телефоны в новую книжку, Небережная могла пренебречь номером своего давнего и постоянного поклонника. Допустим. Но он зубной врач! Попробуем искать по-другому. Александр тщательно просмотрел страничку под буквой "з".
– Это вы кого ищете? – спросил Колобянин.
– Зубного врача, – пробормотал Турецкий.
Но таковой записи не обнаружилось. Саша перевернул страницы, уткнулся в букву "с".
Вот! Стоматологическая поликлиника! И номер телефона. Он вынул свою записную книжку. Надежда, будучи женщиной осторожной, оставила ему для связи не домашний, а рабочий телефон. Номера совпадали!
Турецкий не успел осмыслить сделанное открытие, как на связь вышел Грязнов.
– Александр Борисович, вас к телефону. – Один из муровских оперов передал Турецкому трубку.
– Ты там, что ли? – коротко спросил Слава.
– Да, здесь, на Глаголева.
– Ого! Царское ли это дело «на земле», среди рядовых сыщиков работать? – хохотнул Грязнов.
– Иногда полезно в народ выходить. Мы тут кое-что нарыли. Да и вообще информация за день такая скопилась, мама не горюй!
– Поделись, облегчи душу.
– Это обязательно. Только у меня сейчас дельце еще одно намечено. Ты на Петровке?
– Да.
– Не уезжай, жди связи.
– Есть, товарищ начальник.
– Ладно, не ерничай!
Турецкий дал отбой и тут же набрал другой номер, поглядывая на часы и молясь всем богам, чтобы Надежда работала нынче в вечернюю смену.
– Надежду Игоревну можно?
– У нас рабочий день заканчивается. Она, наверное, ушла уже, – ответил девичий голосок. – Без десяти восемь, мужчина!
– Посмотрите, пожалуйста! – жалобно попросил Турецкий.
«Надюха, ты должна быть на месте! Это очень нужно!» – посылал он мысленные сигналы своей недавней подруге.
В трубке послышался перестук каблучков, женский щебет: «А я думала, вы уже ушли!» – «Ой, такой пациент сидит, всю душу измотал. Полчаса над прикусом бьемся, уйдешь тут, как же!»
– Але? – раздался хрипловатый голос Надежды.
– Надежда Игоревна, можно ли вас отвлечь от занудливого клиента с неправильным прикусом?
– Кто это? – напряглась Надежда.
– Вот так! Обещала скучать и помнить! Недели еще не прошло…
– Саша! – обрадовалась женщина.
– Он самый. Так могу я тебя украсть на часок?
– Только на часок? – рассмеялась Надя.
– Ну это так, для начала.
– Что ж, не возражаю. Какие предложения?
– Предложение вместе поужинать. Принимается?
– С удовольствием.
– Тогда жду… Где тебе удобно?
– Давай возле метро «Смоленская». Во дворике, рядом с цветочным ларьком. Устраивает?
– Более чем. Буду через полчаса. Надеюсь, за это время с прикусом будет покончено.
– Обещаю сделать все возможное, – рассмеялась женщина.
Александр поджидал Надежду, думая о том, что она может стать неоценимым источником информации. Если ее приятель Глеб – тот самый человек, который имеет отношение к Небережной, а судя по номеру телефона, так оно и было, Надя, возможно, сможет поведать что-нибудь проливающее свет на исчезновение Александры Борисовны Небережной, его, Турецкого, тезки. Во всяком случае, он на это надеялся.
– Привет! О, это мне? Какая красота! Спасибо! – Надежда приняла из его рук чайную розу на высоком стебле.
– Отлично выглядишь! Просто глаз не оторвать! – вполне искренне произнес Саша.
– Спасибо. Куда ты поведешь голодного стоматолога?
– Не поведу, а повезу. Пойдемте, мадам, машина за углом. Нас ждут великие дела.
Через пятнадцать минут они вошли в зал намеченного Турецким ресторанчика «Желтая субмарина».
– Боже, как здесь интересно! – Надежда разглядывала ярко-желтую барную стойку обтекаемой формы, окна в виде иллюминаторов, привинченные к полу столы и табуреты.
На небольшом помосте трое молодых людей с длинными волосами и гитарами в руках исполняли что-то из эпохи семидесятых.
– Это, моя дорогая, заведение концептуальное. Оно недаром носит имя самой популярной песни Битлов.
– Да, стильно! – оценила Надежда.
– Ну что будем брать? Предлагаю доверить выбор мне, так как кухня заведения знакома мне не понаслышке.
– Согласна.
К ним подошел официант. Тут же на столе возникла высокая ваза, куда поместили красавицу розу.
– Мясо на камне? – спросил официант.
– Да, – коротко ответил Александр. – Две порции мяса, на закуску что-нибудь из даров моря. Триста коньяка и… Какое вино вы предпочитаете в это время суток, мадам? Белое под рыбу и красное под мясо? Здесь хорошая карта вин. Посмотри.
– О, к сожалению, у меня аллергия на вина. Но я бы с удовольствием выпила шампанского, – откликнулась Надежда.
– И бутылку шампанского для дамы.
Когда стол был накрыт, Турецкий поднял пузатый фужер:
– За встречу?
– За встречу, – откликнулась Надя, прищурившись сквозь стекло своего бокала.
Она пила шампанское мелкими глотками, лукаво поглядывая на Александра.
– Я, признаться, не ожидала, что ты так скоро позвонишь. Честно говоря, вообще твоего звонка не ждала. Ты ведь мне ясно дал понять, что у настоящего мужчины первым делом самолеты…
– Да уж, самолеты… Вот так ляпнешь что-нибудь не думая, и как накаркаешь, – вырвалось у Турецкого. – Расскажи, как дома, как твои дочки?
– Все хорошо, все здоровы и любят маму, – улыбнулась она, уминая салат из мидий. – А у тебя дома?
– Аналогично. Ну давай за наших близких и выпьем.
Что и было сделано.
– А как тебя на работе встретили? Оценили внешний вид?
– Да. И слегка позавидовали, – рассмеялась женщина.
– Надюша, помнишь, ты мне про приятеля своего рассказывала? Глеб, кажется. Про его любовь многолетнюю к какой-то Шурочке.
– Ну рассказывала, и что? – Надя посмотрела на Александра внимательным, изучающим взглядом.
– Ну и как он? Как его фамилия, кстати?
– Каменев. Так ты меня из-за него пригласил? – Она вспыхнула, поставила бокал.
– Тихо, женщина, без истерик! – заговорщически шепнул Турецкий, удерживая ее за руку. – Сейчас увидишь нечто, так что не поддавайся опрометчивому порыву.
В этот момент официант водрузил на середину стола плоский камень на деревянной подставке. От камня исходило тепло, даже жар.
– Отодвинься маленько, – приказал Турецкий.
Надежда повиновалась. Официант швырнул на камень два сочных куска говядины. Мясо зашипело, зафырчало, источая аромат специй.
– Ого! – только и вымолвила Надежда.
– Мне помочь? – осведомился официант.
– Благодарю вас, я сам.
Турецкий колдовал над мясом, переворачивая его, то и дело тыкая вилкой, не переставая при этом говорить. А говорил он следующее:
– Если честно, Надюха, ты права – встретились мы сегодня из-за Глеба Каменева. Зачем обманывать умную женщину? Ложь оскорбительна. Это вовсе не означает, что я не рад тебя видеть. Очень рад. Ты мне очень нравишься. Но, как уже говорилось ранее, работа у меня такая, что места для личной жизни почти не оставляет. Теперь о Каменеве. Есть подозрение, что твой приятель оказался причастным к очень серьезному преступлению. Очень серьезному, с человеческими жертвами, понимаешь? Улавливаешь множественное число? Я бы мог вызвать тебя к себе в рабочий кабинет, и ты бы пришла. Куда бы ты делась? Я бы провел допрос по всем правилам искусства и распрощался с тобой. Вот и все.
Он сделал долгую паузу и добавил:
– Но разве здесь хуже?
Надя рассмеялась:
– Вы, Александр Борисович, оказывается, умеете быть очень убедительным.
– Разве ты не поняла этого раньше? – Александр бросил на нее страстный взгляд.
– Ну ладно, нечего глазами стрелять. Раз уж у нас деловая встреча, давай о деле. Что тебя интересует?
– Вот мы сейчас отведаем приготовленное мной блюдо и продолжим.
Саша разложил мясо по тарелкам. Камень тут же исчез со стола. Невозмутимый официант поставил на его место блюдо с жареным картофелем и овощами. Саша разложил гарнир.
– Безумно вкусно! – только и вымолвила Надежда.
На несколько минут воцарилось молчание. Александр и сам был голоден. За весь этот длинный день среды единственной пищей были Иринины бутерброды, уничтоженные совместно с Грязновым еще поутру.
Когда с ужином было покончено, Надя повторила вопрос:
– Так что же тебя интересует? Глеб и преступление? Дикость какая-то. Я теперь ни о чем другом думать не могу.
– Вот видишь?! Я тебя озадачил каких-то десять минут назад, а ты уже вся в соответствующих мыслях. А у меня это норма жизни. Каменев ходит на работу?
– Нет. Он с понедельника на больничном.
– С какого понедельника?
– С ближайшего. То есть сегодня третий день.
– А что с ним?
– Давление поднялось. Он звонил главврачу, предупредил, что ляжет на неделю в больницу. Из-за давления. Я в понедельник ему звонила. Мама подтвердила, что он в больнице, что просит его не навещать.
– У него проблемы с давлением?
– Да, бывает. В прошлом году тоже на пару недель слег. Он такой грузный, гипертрофик. Да еще и курит. И личная жизнь не устроена. Это все способствует, знаешь ли.
– Предполагаю. Так ты его после отпуска не видела?
– Почему? Видела. Он в пятницу был на работе. Я как раз только вышла. Могла в понедельник появиться, по графику. Но раз уж в город вернулась, да денег после отпуска – сам понимаешь… Решила выйти в пятницу. Так что мы виделись.
«Небережная исчезла в четверг», – напомнил себе Александр.
– Скажи, в его поведении не было чего-нибудь необычного?
Надя задумалась, вспоминая. И друг хмыкнула.
– Что?
– Не знаю, нужно ли это…
– Говори, говори!
– Я зашла к нему в кабинет. Ну там общие слова – привет, привет, хорошо выглядешь и все такое. Я ему бутылку вина привезла. Давай, говорю, сегодня и выпьем. Он отказался, сослался на то, что идет на день рождения к другу. Ладно. Я уже выходила из кабинета и вспомнила, что сигареты оставила у себя, а девочки ждали на перекур на лестнице. Вот я и залезла к нему в сумку за сигаретами. Говорю: я, мол, у тебя сигаретку стрельну. Это у нас с ним обычное дело. Мы вечно друг у друга стреляем. Вдруг он как закричит на меня: «Не лезь в сумку!» – или что-то вроде этого. Но я-то уже увидела…
– Что? Не томи.
– Там у него лежал огромный резиновый фаллос, – округлив глаза, зашептала Надежда. – И две пары наручников.
– Вот как? И что он? Объяснил как-то?
– Да. Он сказал, что это подарок на день рождения другу. Но… Вот то, что он так закричал на меня, – это было не обычно. Он вообще очень тихий и сдержанный. Очень воспитанный человек.
– А тебе не кажется, что подарочек для воспитанного человека несколько странный?
– Да, я сама удивилась. Но кто его знает… Я же не знаю, кому он его приготовил. Хотя…
– Что?
– Да я почти всех его друзей знаю. Все у нас зубы лечат. Кому этот фаллос нужен? Вроде среди них извращенцев нет.
– Скажи, у него есть машина?
– Да. «Девятка».
– Какого цвета?
– Вишневая. Он ее в прошлом году купил. Красивая, с затемненными стеклами.
– Надя, тебе знакома эта женщина? – Турецкий вынул из дипломата ксерокопию Сашиной фотографии.
– Конечно! Это же его пассия! Это та самая Шурочка и есть, про которую я тебе еще на Фиоленте рассказывала.
– Он ничего не говорил о ней? Тогда, в пятницу?
– Я сама его спросила, как, мол, твоя любовь поживает. Он ответил, что она уехала в отпуск. А куда именно, он не знает. Да что случилось? Ты можешь хоть что-то объяснить?
– Пока нет. Мне нужен домашний телефон Глеба.
– Пожалуйста. – Надя полезла в сумку, достала записную книжку.
– Позвони. – Он протянул мобильный.
– Так он же в больнице, – напомнила Надя.
– С мамой поговоришь. Справишься о его здоровье.
Надя набрала номер, который Турецкий тут же переписал вместе с адресом.
– Никто не подходит, – пожала она плечами, взглянув на часы. – Странно. Десять вечера. Она должна быть дома. Хотя… Может быть, она на даче?
– У Глеба есть дача?
– Да.
– Где?
– Филимонки. Это тридцать восьмой километр. По Ярославскому шоссе.
– Ты там бывала?
– Да, мы там всей поликлиникой бывали. Глеб вообще гостеприимный. А уж мама у него просто чудо.
– Дорогу показать сможешь, если понадобится?
– Ну, поскольку это единственная возможность увидеться с тобой еще раз, я согласна, – чуть улыбнулась она.
– Кто знает, что нас ждет за поворотом? Сегодняшняя встреча тоже весьма неожиданна. Но мне очень приятно тебя видеть! Давай выпьем за тебя и…
– И пора отчаливать?
– Мне еще нужно вернуться на работу.
– Ничего себе! Когда же ты дома бываешь?
– Есть два варианта: поздно или очень поздно.
– Бедная твоя жена!
– Так я тебе еще на Фиоленте советовал ей не завидовать. Ну, по последней?
Они выпили, Саша подозвал молчаливого официанта.
– Позвони-ка Глебу еще раз, Надюша, – попросил он, протягивая ей трубку.
И опять никто не отозвался. Он рассчитался, они вышли на улицу.
– Никого, – пожала плечами Надя.
– Надюша, где ты живешь?
– Вот домой меня провожать не нужно! В это время муж гуляет с собакой. Собака у меня серьезная – кавказец, а муж ревнивый, пострашнее кавказцев, всех вместе взятых. Я сказала, что заскочу после работы к приятельнице. Он меня наверняка встречает, а ты на приятельницу не похож.
– Но заплатить за такси я имею право? Тем более что поездка на дачу твоего приятеля может состояться завтра поутру. Так что я заинтересован в том, чтобы ты как можно скорее добралась домой и не гневила мужа.
– Ну хорошо, – милостиво согласилась женщина.
Турецкий остановил такси. Надя назвала адрес. Две купюры, извлеченные Александром из бумажника, легли в грубую шоферскую ладонь.
– Ну, до встречи? – Надежда обняла его и поцеловала в губы.
– Я позвоню тебе завтра утром, – с трудом оторвался Турецкий.
