Вадим был в кабинете Петра Полынцева, поверяя его на наличие «жучков», когда услышал звонок на свой сотовый. И включил его, вопросительно глянув на хозяина кабинета. Тот, работавший над текстом пьесы, махнул рукой:

— Разговаривайте, разговаривайте. Вы мне ничуть не мешаете.

— Вадик, сейчас будут новости по шестому каналу, — сказал Реваз. — Смотри, может, увидишь что-то интересное…

— Я не у себя, — негромко сказал Вадим. — Ты можешь своими словами. Ну что? Да, нет?

— Пуля у меня, — сказал Реваз. — Подробности потом…

Вадим отключил аппарат. Петр Андреевич поднял голову:

— Извините, Вадим Анатольевич, что я невольно услышал, но мне хотелось бы, чтобы вы чувствовали себя как дома. Вам что-то нужно?

— Да, мне сказали, будто сейчас будут передавать о резком повышении курса доллара, и почему-то по шестому каналу.

— Пожалуйста, нет проблем… — мэтр выставил ладони перед собой, будто защищаясь. — Вот вам пульт, включите и смотрите, сколько вам заблагорассудится.

Вадим поблагодарил кивком и включил шестой канал.

Новость о расстреле в судебно-медицинском морге на Пироговке передавалась первой. Голос миловидной дикторши задрожал от ужаса: никто не знал, как это могло случиться. На звонки и стук в дверь морга никто не отвечал. Пришлось вызывать охрану, которая взломала дверь. Показали два трупа в зеленоватых халатах, которые лежали в лужах крови.

— Расследование этого злодеяния взяла на себя Генпрокуратура, поскольку это может быть как-то связано с другим, ранее возбужденным делом, — сказал молодой тележурналист. — О чем нам сказал только что прибывший к месту трагедии следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Герман Шестаков. Вот, кстати, он оттуда выходит.

На экране появился молодой, щуплый парень в очках и с кейсом, чей облик вязался скорее с образом доброго следователя, чем злого. Но он только пожал плечами, когда телевизионщики преградили ему путь.

— Как вы считаете, какова цель этого дикого, даже для наших страшных времен, преступления?

— Мне трудно что-то сказать по этому поводу…

— Вы установили, хотя бы приблизительно, сколько убийц было? И как они туда попали? — не отставала тележурналистка. — Не притворились же они покойниками, чтобы проникнуть туда, да еще с оружием?

— Спасибо за вашу версию, — ответил Герман. — Мы ее обязательно проверим. А сейчас, если вы не против, я пройду к месту преступления.

— Какой кошмар… — тихо сказал потрясенный мэтр, когда Вадим выключил телевизор. — Что происходит с нами, вы мне можете сказать? Такого озверения в истории России еще не было!

— Ну почему же? — приподнял голову от своего прибора Вадим. — Если вспомнить Смутное время или Гражданскую войну, бывало и похлеще. Наверно, Рос-сия-матушка нуждается, чтобы ей время от времени пускали кровь… Кстати, посмотрите вот сюда, — Вадим показал на край стола, за которым сидел режиссер. — Пошарьте под столешницей. Там, где стоит настольная лампа. Что-то там есть… Лучше, чтобы это сделали вы сами, а то будет разговоров, как в одном сериале, помните? Ну где Высоцкий, он же капитан Жеглов, подложил кошелек карманному вору, чтобы того посадить. «Место встречи изменить нельзя», вот, вспомнил.

— Я не смотрю сериалы, — несколько заносчиво ответил Петр Андреевич. — Хотя кое-что о них слышал. Например, банальную истину, что вор должен сидеть в тюрьме. Так? Вам я вполне доверяю, молодой человек.

— А напрасно, — качнул головой Вадим. — Никогда не доверяйте человеку, которого впервые видите… И потом, мы же договорились, что будем говорить вполголоса. Вдруг все-таки там есть микрофон. Может, посмотрите?

— Странное вы поколение, — поднялся с места мэтр. — Вот гляжу я на вас… Неужели вы не испытываете шока, видя все это? — Он кивнул на погасший экран телевизора.

— Закалка… — тихо вздохнул Вадим, вертя и так и этак прибором. — Думаю, нет, уже уверен, что, сами посмотрите, вы сейчас испытаете куда больший шок.

— Не знаю, зачем я вообще затеял эту проверку… — Мэтр присел возле угла стола, посмотрел снизу, повел там рукой. — Блажь какая-то нашла… Ну смотрю… И ничего там… Нет, постойте, что это? — Он растерянно смотрел на Вадима.

Побледнев, он выпрямился и протянул Вадиму руку, в которой находился небольшой темно-серый «жучок» с тоненьким проводом антенны.

— Еще тише… — поморщился Вадим, приняв у него находку. — Никак вы не поймете. Раз «жучок» стоит, возможно, вас именно сейчас где-то слушают или записывают.

— Ну и пусть слушают! — вдруг крикнул во весь голос Петр Андреевич. А я скажу, что о них думаю! И скажу я одно: подонки!

— Теперь кричите громче… — насмешливо сказал Вадим, манипулируя с «жучком». — Может, докричитесь. Я его уже отключил. Анекдот знаете на эту тему?

На его крик в кабинет заглянули хорошенькие мордашки очередных дебютанток, фыркнули и снова скрылись.

— Нет… — Петр Андреевич теперь смотрел на избавителя с немым обожанием. — Расскажите!

— Ну он с бородой, правда. Короче, один иностранец, скажем японец, проходил мимо нашей междугородней телефонной станции и услышал, как кто-то там кричит: «Харьков! Это Харьков?» «Харьков — это далеко?» — спросил он у переводчицы. «Не очень, — сказала она, — семьсот километров». «Вряд ли его там услышат, — покачал головой иностранец. — Может, ему лучше туда позвонить?»

— Остроумно, — уныло сказал мэтр. — Даже очень. Только какое это имеет отношение?..

— Большое, — кивнул Вадим. — И самое непосредственное. «Жучок» в рабочем состоянии. Значит, нас с вами только что слушали. Или записывали. Аккумуляторы, как я вижу, разряжены процентов на десять, не больше…

Он по-прежнему возился со своим прибором, глядя на его дисплей.

— А мне плевать на этих подлецов! — снова взъярился Петр Андреевич. — И мне нечего скрывать, пусть слышат!

— Вам нечего, зато мне есть что, — заметил Вадим. — Значит, они слышали ваш разговор с нами и вашу просьбу посмотреть у вас наличие записывающих и передающих устройств. И только что вы это подтвердили.

— И что теперь? — не понял хозяин кабинета.

— Только то, что «жучок» можно было вполне оставить на месте. И раз им, вашим врагам, интересно, о чем здесь идут разговоры, вам можно было сделать вид, что ничего не нашли, и передавать в разговорах дезинформацию, которая ввела бы их в заблуждение…

— Нет уж, увольте! — воскликнул Петр Андреевич. — Здесь театр, храм искусства, а не бандитская малина! Пока я жив и пока я здесь руковожу…

— Так вот и нужно держать ваших врагов в неведении и давать им ложную информацию, чтобы вы и дальше могли руководить, а вас не отстранили в результате интриг… — пояснил Вадим. — Впрочем, дело ваше, и поезд уже ушел. Они знают, что мы их разоблачили.

— Да кто хоть они! — простонал мэтр.

— Вам виднее, — сказал Вадим. — Кого вы подозревали, что вас подслушивают? Один только совет. Не стоит выяснять с ними отношения. Стыдить или взывать к их совести. Они это неправильно поймут. Теперь они знают, что вы о них знаете. А вы знаете, что они в курсе, что вы все узнали. И этого достаточно. Ведите себя так, будто ничего не случилось. Намотайте на ус ваши знания, держите их в уме. И пожалуй, все на этом…

— Спасибо! — проникновенно сказал Петр Андреевич и горячо пожал крепкую руку Вадима.

— Ну что вы, что вы… — Вадим изобразил смущение, будто ему стало не по себе от такой благодарности.

— Вы меня избавили от необходимости кого-то подозревать, возможно достойных людей, скандалить и бегать по судам. Вы благородный молодой человек, и я у вас в большом долгу. Хотите два билета? Вы мой последний спектакль видели? Это все, чем могу вас отблагодарить.

— Не откажусь… Но вообще не советую никому об этом рассказывать.

— Да, конечно, конечно, вы абсолютно правы! Но билетов можно и больше! — Петр Андреевич упер палец в грудь Вадима. — Я сейчас же напишу записку в кассу, количество и число проставьте сами. В любой день, на любой спектакль! Милости просим. Вы сами не представляете, от чего вы меня только что избавили! Будто камень с души… Это так низко, так унизительно жить, когда тебя подслушивают или за тобой подглядывают! Кстати, я вам даже не предложил чаю или кофе! Хотите нашего, театрального кофе? Мы его делаем специально, с джином или коньяком, для своих ночных бдений и наших дорогих гостей! Хотите? Нет-нет, даже не отказывайтесь! Нам сейчас все сделают…

— Ну если только с джином… И если не долго… — Вадим замялся, глядя на часы.

— Понимаю, понимаю вашу загруженность, надолго я вас не задержу… — Петр Андреевич метнулся к двери и крикнул, едва ее раскрыв: — Кто-нибудь, заварите нам два наших фирменных кофе. Один с коньяком, другой с джином. И покрепче! Да, и конфет моих любимых, вы знаете…

Пока он давал эти указания, Вадим, не торопясь, установил под зеленый абажур антикварной настольной лампы своего «жучка», который был у него в одной коробке с принесенным прибором.

А неплохой кофе, подумал Вадим минут через двадцать, достаточно далеко отъехав от театра. Надо было спросить рецепт, что ли… Одной рукой он держал руль, другой настраивал приемное устройство, пока в нем не зазвучал знакомый голос Петра Андреевича, который уже увлеченно рассказывал:

— Нет, ты, Сережа, сам подумай, ведь я мог тут наговорить бог знает что, с кем, о чем, а в это самое время…

— С любовницей, например. — Голос у незнакомого Сережи был старческий, хриплый и гунявый, как будто ему не хватало зубов, а то и целой челюсти. — А в это время вас подслушивал ее муж.

— Тебе смешно… — обиженно отозвался Петр Андреевич.

— Старичок, я просто тебе завидую… — вздохнул Сережа. — Мне уже никто не поставит подслушивающее устройство, и никто не придет его искать.

Черт с ним, подумал Вадим, отключив аппаратуру. Есть теперь о чем поговорить. Месяц еще будет всем хвастаться. И включил свой сотовый, набрав номер Антона.

— Антоша, это я. Что-нибудь есть у вас на следователя московской прокуратуры Германа Шестакова? Ну ты знаешь: связи, контакты, то-се, как на него выйти, с какого бока подойти?

— А, этот… которого по ящику только что показывали? Сейчас порыщем по своим файлам… — В трубке донесся стук клавиатуры. — А что, не твоя ли работа в этом морге?

— Я покойников не обижаю, — хмыкнул Вадим. — Поскольку они меня не интересуют. Какой-то некрофил, наверно… Да, ты прав, я увидел этого следака, как ты говоришь, в ящике. И он мне запал. Вернее, кое-что о нем вспомнил. Он ведь вместе с Турецким рыл под Леву. И нашего Олежку к нему недавно таскали. Откуда, мол, узнали вы, газетчики, про постановление насчет ареста вашего босса? Представляешь? Тайна сия велика есть, это он им так сказал… Ну, нарыл что-нибудь на него?

— Личность, оказывается, известная. Работает в бригаде с Померанцевым. Тот, кто сменил Турецкого.

— Это я без тебя знаю. Может, ребят поспрашиваешь, кто с ним дело имел?

— Поищем. Но это уже не сегодня.

— И сразу поставь меня в известность, лады? — попросил Вадим. — Ну, ты как вообще-то? Как насчет нашей совместной работы?

— Не понял. Мы с тобой сейчас чем занимаемся?

— И то верно. Голова уже кругом… Кстати, чтобы упрочить наше взаимное доверие, сообщаю: я только что его упрочил с маэстро Полынцевым, сняв у него твоего «жучка» и установив вместо него своего… Это не моя инициатива, он об этом просил.

Антон ошарашенно молчал.

— …то есть если тебе понадобится какая-то информация о Полынцеве, обращайся ко мне… Ладно, до встречи.

Отключив сотовый, Вадим еще немного подумал и вывел на дисплей сотового номер Олега Ивановича.

— Олежка, привет, это я. Хочу к тебе подъехать в редакцию. Есть разговор. Не помешаю?

…— В общем, я не представляю, что ты собираешься узнать от этого одуванчика, — сказал Вадим, развалясь в гостевом кресле напротив стола, за которым сидел Олег Иванович. — Я вот только что попробовал послушать вашего Полынцева. Пока одни сплетни…

— Ему часто звонят известные и влиятельные люди. А он любит поговорить и поспрашивать. Кое-что перепадает.

— Насчет «перепадает» поподробнее, пожалуйста. Ты ведь за мою работу что-то с него будешь иметь?

— С чего ты взял! — возмутился Олег Иванович.

— Олежка, родной, ты без отката на унитаз не сядешь, я-то знаю. Ты другое пойми: ведь я теперь смогу записывать все, что он гам балакает и как ты его сосешь… Я же не просто так, не как телефонный мастер к нему пришел, установил, бабки получил, в наряде распишитесь, и гуд-бай… Я, может, теперь свой интерес имею, ибо знаю, зачем он нашему Олежке понадобился.

— Ладно, — сказал Олег Иванович, поразмыслив. — Не отцепишься ведь. Десять процентов в месяц, больше не могу.

— Ну вот так бы сразу… — вздохнул Вадим. — Десять — это ладно… А вот от какой суммы?

— Как обычно, он будет отстегивать пять штук за то, что мы не будем печатать против него всякую бяку, — ответил Олег Иванович. — Пятьсот баксов в месяц за просто так, тебе мало?

— Олежка, Олежка… — сожалеюще вздохнул Вадим. — Ну когда ты только поймешь: я ж не тот фраер, которому можно вешать вермишель на уши. Причем безнаказанно. Опасно кидать таких, как я, без последствий для собственного здоровья. Говори все, как есть, а я тогда не скажу шефу, на сколько ты его кинул на пару с Малхазовым…

— Ты, как всегда, в своем репертуаре, — обиженно сказал Олег Иванович. — То есть с ножом к горлу.

— Все ведь верно говоришь… — усмехнулся Вадим. — Нам с тобой есть с кого пример брать, не так ли? Школа Льва Семеновича чего-то да стоит… Мои университеты, можно сказать. Но ты вот какие-то его уроки пропустил. Наверно, по болезни. Иначе давно бы догадался: если я поставил прослушку этому режиссеру, то и тебе, как лучшему другу, я давно сделал то же самое. Только можешь ее не искать.

— Ладно, твоя взяла… — понизил голос Олег Иванович. — Ко мне тут сейчас должны зайти… Черт с тобой, буду отстегивать тебе по три штуки в месяц, те же десять процентов.

— Это уже другой разговор, — согласился Вадим. — То самое. Голос не мальчика, но мужа.

— Да нет, дорогой, ошибаешься, — вздохнул Олег Иванович. — Это была проверка на вшивость. Цифирь там совсем другая. Если бы ты меня подслушивал, ты бы ее точно знал. Так что не гони понты.

— Обманул, сволочь! — восхитился Вадим. — Ладно. На сколько ты нагрел Полынцева, если не секрет?

— Конечно, секрет. Ладно. Штука в месяц — это и есть цена твоему молчанию, минус штраф за жадность. Справедливо?

— Черт с тобой… — проворчал Вадим. — Два один в твою пользу. Как сказал один умный человек: при дележе пятьдесят на пятьдесят некоторые требуют для себя еще и двоеточие. Тебя этому в МГУ учили?

— Нет, Вадик. Этому ремеслу я учился в одном с тобой университете, как ты сам только что выразился. Только я окончил его с красным дипломом, как и МГУ, а вот ты как был троечником, так им и остался. Все, у меня больше нет времени.

И довольный собой Олег Иванович встал из-за стола.

— Сядь! — сказал сквозь зубы Вадим. — И не умничай… Ты хоть знаешь, что «шестерки» Белявского тебя сняли на видео с этой шлюхой Стефанией? Той самой, что тарахтит жопой по телевизору, а все думают, что она поет? Ты, милый, с ней подставился, как последний фраер! И только благодаря нашей давней дружбе с Антоном эта кассета все еще без движения лежит в его сейфе. Пока лежит. А чего мне стоит уговаривать Антона никому это не показывать, знаешь? И что мне стоит только заикнуться об этом Леве — где тебя потом искать?

— Вадик, я не понимаю… — еле слышным голосом ответил Олег Иванович.

— Да что ты блеешь? — презрительно сказал тот. — Все прекрасно понимаешь. И теперь, с этого дня, ты будешь у меня знать свое место.

— Ты сам видел? — спросил Олег Иванович после паузы.

— Ну а как ты думал, — хмыкнул Вадим. — Впечатляет… Вот и запомни этот наш разговор. И чтобы никому о нем ни слова, ага? Не слышу!

— Ага… — негромко ответил Олег Иванович.

Закончив разговор с Олегом Ивановичем, Вадим еще какое-то время приходил в себя. Зря он ему сказал насчет кассеты и Антона. С другой стороны, этот трус слишком Зарвался. И заврался. И давно пора поставить его на место.

Успокоившись, он теперь медленно ехал, раздумывая о том, что увидел сегодня по телевизору. И снова вспомнил Марину. Черт знает что происходит… Уже ночами снится… Он как знал, что добром это не закончится. Это Олежка придумал такую замысловатую комбинацию, чтобы привлечь журналиста Макарова к сотрудничеству и запустить дезу насчет долгов… И Леве понравилось, хотя он, Вадим, решительно возражал. Мол, чем проще, тем лучше. Для того и существует многократно проверенный киднеппинг. То есть взять пацаненка в заложники и потребовать у его матери-одиночки и деда десять тысяч баксов. Олег Иванович на это сказал, что у Макарова уже было два инфаркта, сердце может не выдержать. И тогда Лева велел Вадиму осуществить то, что задумал Олежка, на практике, причем самому, поскольку задуманная акция слишком сложная и тонкая для непрофессионалов.

Олежка злорадствовал, не скрываясь. А время показало, что прав он, Вадим. Ибо уже появились первые трупы. Наверняка не последние. Ладно… Какие у нас на сегодня остались нерешенные проблемы? Только с Ревазом. Как исполнителю ему нет цены. Хотя он и с заморочками. В Питере все сделал грамотно, менты до сих пор бьются, ничего понять не могут… А в морге устроил бойню. Уравнял там в статусе обслуживающий персонал с покойниками. Что-то больно много от Реваза крови и шуму. Не это ли привлекло Генпрокуратуру? Про этого следователя Шестакова, работавшего еще с Турецким, говорили, будто он отыщет стреляную гильзу даже в ухе у мухи. До того, мол, настырный. А теперь он работает в паре с Померанцевым. Тоже, говорят, кто его знал по Питеру, хватка как у бульдога… Наверняка, уничтожая следы, Реваз там наследил еще больше. Действительно, почему киллеры не читают триллеры? Не всегда ведь эти писаки врут. Кое-что угадывают. Хотя, надо отдать Ревазу должное, свою пулю он забрал, как и обещал. Пришел за ней и забрал. Ему бы «чистильщиком» работать, а не исполнителем… Кстати насчет «чистильщика». Пока Реваз сидит и не высовывается в своем логове, а это где-то в Чертанове, надо найти такого, за кем потом не придется подчищать. Время есть. Бабки у Реваза в наличии, при нем русская баба в два обхвата, значит, неделю-другую ему есть чем заняться, чтоб расслабиться. А расслабленный, он не такой опасный. И за это время можно спокойно поискать специалиста по зачистке местности.

Подумав, Вадим набрал номер Антона:

— Антоша, привет. Какие трудности?

— У меня никаких… — Голос Антона был негромкий и отчужденный.

— Ты не один? С дэвушкой?

— Перезвоню тебе попозже, если терпит… — ответил Антон и отключил трубку.