13
Померанцев ждал у себя Геру, когда ему позвонил первый заместитель генпрокурора Анисимов.
— Валерий Александрович, поднимись ко мне, есть разговор…
Сергей Афанасьевич Анисимов — пожилой, с роскошной седой шевелюрой — молча кивнул, указал на кресло, пододвинул несколько свежих номеров газет, среди которых были «Российские ведомости».
— Читайте… Там и там, на первой полосе. Заявление видных деятелей культуры в защиту бизнесмена Разумневича.
Валерий пробежал по диагонали, выделив для себя пару фраз.
«…обращает на себя внимание сам факт зондирования общественного мнения с помощью утечки информации о якобы выписанном ордере на арест этого известного предпринимателя, покровителя искусств и мецената, организованной, судя по всему, самой прокуратурой. Не сделан ли здесь расчет на искусственное подогревание интереса публики к этому грубо состряпанному делу? И не вызвано ли это шаткостью обвинения, готового восполнить недостаточность аргументации настроем общественности, что невольно вызывает в памяти печальные реалии 37-го года».
Валерий отложил газету, пожал плечами.
— Что скажете?
— Ничего. В смысле, ничего удивительного, если властители дум нас обвиняют в недостаточности аргументации, хотя сами охотно и постоянно этим пользуются… — Валерий кивнул на газеты. — Упреждающий удар. Прием давно известный. Подозреваемые заранее подготавливают общественное мнение к тому, что позиция обвинения является шаткой… И если дело в самом деле развалится… На моей памяти, Сергей Афанасьевич, такое было уже не раз и не два, там, где я прежде работал. Первый раз нам было указано промолчать, второй раз мы проглотили, потом стоически обтекали… Кстати, автора этой статьи мы уже пригласили по повестке и ждем у себя минут через сорок.
— А зачем он вам нужен? Хотите разрастания скандала? Завтра же он напишет в своей газете, как вы ему угрожали, принуждали к даче недостоверных показаний.
— Кажется, я догадываюсь, — помедлил с ответом Померанцев. — Вы меня вызвали, чтобы сообщить о необходимости приостановить это скандальное дело?
Сергей Афанасьевич развел руками, одновременно показав на потолок.
— Лучше дело закрытое, чем разваленное, — сказал он негромко.
— А Константин Дмитриевич знает?
— Еще нет, но тоже узнает. Он сейчас в Чечне, у него там напряженная и опасная работа, и будет лучше лишний раз его не беспокоить. А еще лучше, если узнает об этом от меня, а не от вас.
— Иногда мне кажется, что иные дела для того и открывают, чтобы потом с шумом и скандалом их закрыть, — холодно сказал Померанцев. — К вящей пользе, пиару и рекламе для незаслуженно обиженного клиента, это дело заказавшего…
— Вы понимаете, что говорите? — поднял брови хозяин кабинета.
— Я вовсе не утверждаю, что это тот самый случай, — продолжал Померанцев с каменным лицом. — Наверно, Разумневич со своими адвокатами увидели шаткость обвинения.
— Ив чем же?
— В оглядке на высокое начальство. В нашей нерешительности, связанной с политической целесообразностью.
— Что делать? — развел руками Анисимов. — К сожалению, мы живем в переходное и потому неопределенное время и служим несовершенным законам. И должны не забываться: мы не только служители закона, но и граждане России и не всегда имеем моральное право раскачивать ситуацию, не задумываясь о последствиях. Нельзя настаивать на букве закона в ущерб его духу.
— Пока что больше получается наоборот… — заметил Померанцев.
— В таких случаях я всегда вспоминаю один прецедент, — сказал Анисимов. — Кстати, чай будете? Или кофе? А то я даже не предложил.
— Спасибо. Так что за прецедент?
— В одной из американских тюрем приговоренный к смерти покончил с собой, приняв яд. Его откачали в реанимации, но потом посадили на электрический стул, поскольку именно такой способ умерщвления был записан в приговоре. Это я всегда вспоминаю как пример приоритета буквы закона над духом. Нам сейчас не нужны общественные потрясения. Их и так хватает. Поэтому дело Разумневича следует отложить до лучших времен. Это мнение не только мое…
— Как прикажете… Но внутреннее расследование дела об утечке информации из Генпрокуратуры по делу Разумневича пока никто не отменял, — заметил Померанцев.
С минуту они пристально смотрели в глаза друг другу.
— Об этом тоже лучше забыть, — с нажимом сказал Анисимов, продолжая твердо смотреть в глаза Померанцеву. — Ибо оба расследования взаимосвязаны.
— Будет письменный приказ?
— А так вы не понимаете? Конечно, вы здесь человек новый, у вас отличные рекомендации, но…
— Но это уже мое личное дело,'— прервал Померанцев, Отвечая не менее пристальным взглядом на взгляд начальства. — Это у меня в сейфе лежит постановление, с которого была снята и опубликована копия с моей подписью, а не в вашем сейфе и с вашей подписью.
— Мне много говорили о вас, особенно о вашей упертости… — сощурился Анисимов.
— Не знаю, что вам говорили, но для меня это дело чести, — спокойно продолжал Померанцев. — В любом случае предполагаемого автора статьи, Быстрова Олега Ивановича, я уже вызвал повесткой. И я его допрошу. Сегодня же.
— Вам нужен громкий скандал, который еще больше дискредитирует Генпрокуратуру в глазах общественности? — повысил голос Анисимов.
Это он цитирует слова своего начальства, которые были произнесены совсем недавно и потому особенно ему запомнились, подумал Померанцев, глядя на покрасневшее лицо Анисимова.
— Уж куда больше… — сказал он спокойно, а на его смуглых скулах вспыхивали и гасли желтые пятна желваков. — Полагаю, зарывать голову в песок или загонять болезнь вглубь еще хуже.
— То есть в случае, если, скажем, обнаружится, что в утечке информации из вашего сейфа виноваты вы сами?.. — понизил на этот раз голос Анисимов.
— …то буду готов понести любое наказание. Вплоть до увольнения, — кивнул Померанцев, вставая. — Я могу быть свободен?
— Сядьте… — сказал Сергей Афанасьевич, оглянувшись на дверь. — Успокойтесь. Давайте подождем, когда нам принесут чаю, не так ли?
…Померанцев вернулся к себе в кабинет минут через десять, практикантка Зоя внимательно проследила за ним, потом подняла трубку телефона, набрав номер сотового Геры.
— Слушай, по-моему, твой непосредственный начальник явно не в духе, — сказала она. — Значит, ему понадобится на ком-то выместить. Будь где-нибудь поближе, когда он тебя потребует.
И только она положила трубку, как последовал требовательный звонок из кабинета.
— Зоя, где там Шестаков? Немедленно найди и приведи сюда…
— Уж Герман близится, а полночи все нет, — сказала она, увидев Геру, в этот момент заглянувшего в дверь приемной. — У вас с ним телепатическая связь, Валерий Александрович, не иначе. Вы только-только о нем подумали, а он уже бежит сюда на полусогнутых… И заглядывает в мои бумаги. Уйди, не трогай, кому говорю!
Гера весело ей подмигнул, показав большой палец, после чего скорчил скорбное лицо и осторожно постучался в косяк.
— Можно? — Он робко приоткрыл дверь. — Вы позволите?
— Заходи… — кивнул Померанцев. — И побыстрей, не до церемоний… Что-нибудь нашел? — спросил он, когда Гера уселся в любимой позе в любимое кресло.
— Боюсь, что да и одновременно нет, — пожал тот плечами. — Шеф, пока никто не сознается во взломе вашего сейфа. Правда, врать не буду, паяльник еще никому не вставлял. Как представлю, сколько при этом будет чистосердечно признавшихся и как потом с ними со всеми разбираться…
— Короче, — нахмурился Померанцев. — У тебя на данный момент есть реальная зацепка?
— На данный момент… А что, закрываем дело Разумневича? — догадался Гера.
— Приостанавливаем, — кивнул Померанцев. — Ятолько что вернулся от Анисимова. Правда, за это он обещал закрыть глаза на поиск утечки.
— Вижу. Ты взъерошенный, как бойцовый петух. А что по этому поводу думает Константин Дмитриевич? — осторожно спросил Гера, кивнув на телефон. — Он знает? Или ему там не до нас?
— Это решили без него. — Померанцев указал на потолок. — И возможно, не в нашей конторе. А где-то повыше.
— А что в правовом государстве может быть выше закона? — задал риторический вопрос Гера.
— Спроси полегче.
— г Значит, будем визит Быстрова отменять?
— Черта с два! Одно другому не мешает… Я убедил Анисимова, что нам нельзя показывать слабину… А вот по поводу утечки… Короче, тут я согласен с Анисимовым: мы сами должны найти дыру в нашем заборе. Лишь бы не помешали. У тебя на сей счет есть идеи?
— Возникла одна мысль, несколько безумная, поскольку кое-что мне вспомнилось… — темнил Гера. — Хотя чем черт не шутит.
— Ну-ну? — нетерпеливо подбодрил непосредственный начальник. — Договаривай.
— Словом, — понизил голос Гера, — раз тебе разрешили внутреннее расследование…
— Не запретили, — поправил Померанцев.
— Вот именно… Поскольку наверняка ты настаивал. Честь мундира, то-се… Меня насторожил именно этот факт: тебе не приказали, а именно не запретили продолжать поиски предателя в наших сплоченных рядах. Значит, кто-то где-то очень надеется…
— …что я поймаю за руку самого себя, — закончил Померанцев.
— Приятно работать с понятливым начальником, — кивнул Гера. — Который понимает с полуслова подчиненного, даже когда тот говорит неприятные для его слуха вещи… Ведь отчет ты должен предоставить наверх, не так ли? А там наверху уже есть готовый ответ. С уликами неопровержимыми, скажем так, не в твою пользу. Допустим… Заметь, я говорю: допустим, тебе их показывают и одновременно прилагают чистый лист бумаги, на котором ты волен написать что угодно. Например, заявление об увольнении по собственному желанию. Судиться или препираться следователю Генпрокуратуры с собственной конторой? Бр-р-р…
— И что теперь делать? — спросил Померанцев.
— Гнуть свою линию, — пожал плечами Гера. — Ты ж не отступишь, насколько я тебя знаю. Как там сказано в одной книге из далекого детства? Бороться и искать. Найти и не отдавать. А вдруг раскроем, кого не следовало бы раскрывать?
— Да это понятно… — Померанцев забарабанил пальцами по столу.
— Некоторые это кожей чувствуют, — негромко продолжал Гера. — Когда прохожу по коридору или в курилке, те, кто всегда держал нос по ветру, сейчас воротят его в сторону. Им наша высокая раскрываемость и раньше была не по нутру.
— Могу дополнить, — потянулся Валерий, сделав пару резких движений, чтобы размяться. — Наверняка наших начальников вызывают куда надо и там спрашивают: сколько можно, да на кого или на что вы там у себя замахнулись?
— На свободу слова и предпринимательства… — подхватил заунывным голосом Гера. — Мол, только-только появились первые ростки демократии и свободы, а вы сразу норовите их затоптать….
— Можешь не продолжать. Так ты со мной? — Валерий посмотрел в глаза непосредственному подчиненному.
— Голову на отсечение… — не моргнул Гера. — Хотя это неплохой шанс занять наконец твой кабинет.
— Все-таки что-то ты откопал?
— Пока ничего определенного. Я лишь внимательно проследил за движением документа, называемого постановлением на задержание гражданина Российской Федерации Разумневича Льва Семеновича. И вот что показалось мне странным. Хотя я боюсь ошибиться в своих предположениях…
— А ты не бойся, — кивнул Померанцев, посерьезнев. — Больше нечего бояться. Излагай, не тяни.
— Я вспомнил об одном свойстве нашей памяти. Чтобы не быть голословным, посмотри еще раз на этот чертов бланк постановления… — Гера показал подбородком в сторону сейфа. — Посмотри, не ленись. Только не говори, что ты его уже сто раз видел.
Померанцев открыл сейф, достал папку с делом, потом вытащил ордер.
— Ну и? — Он повертел его в пальцах. — Обычный бланк.
— Это тебе только кажется, — уверенно сказал Гера, забрав бланк у непосредственного начальника. — Он отпечатан на компьютере.
— Знаю, они все так печатаются, и что?
— А то, что мы никак не отвыкнем от тех времен, когда их печатали на машинке. И забываем, что копии хранятся не только в сейфе, но и в памяти компьютера. Кто сказал, что залезли в твой сейф, а не в жесткий диск?
Померанцев внимательно слушал, сведя брови к переносице, а Гера, сделав паузу, снял телефонную трубку:
— Зоя! На минутку… Есть разговор.
Зоя вошла в кабинет, Валерий кивнул ей на кресло. Она села нога на ногу, достала сигарету, предупредительный Гера щелкнул зажигалкой. Она кивнула в знак благодарности, внимательно посмотрела на обоих.
— С чего это вы такие напряженные с утра? Что случилось?
— Зоя, ты печатала это постановление? — спросил Валерий негромко.
— А, это?.. Ну да, как всегда, на компьютере… — Она снова их оглядела. — Я сделала что-то не так?
— Ты сохранила копию на жестком диске?
— Да… — Она терялась все больше. — Я же должна, по инструкции, оставить себе копию…
Нет, ты сделала все правильно, — успокоил ее Померанцев. — В любом случае должна сохраниться копия.
— Ребята… Да что случилось? — Она переводила взгляд с одного на другого.
— Ты только сегодня родилась? — спросил Гера и положил перед ней газету со статьей Олега Ивановича Быстрова. — И не читала, и не слышала? — Он указал на снимок ордера в газете. — Допустим, про постановление они узнали. Но как копию сняли? Залезли в сейф Валеры? Ночью, отключив сигнализацию и взломав кабинет? Исключено. Себе дороже. Другое дело, ее можно извлечь из памяти твоего компьютера, узнав пароль.
— Вы меня в чем-то подозреваете? — воскликнула она, побледнев. — Что вы так смотрите?
— Успокойся. — Валерий положил руку ей на плечо.
— Говорю вам, пароль я никому не передавала! Его, кроме меня, никто не знает…
Ее голос дрогнул, она всхлипнула.
— И это тоже верно, — снова согласился Померанцев. — Я и то его не знаю. Да мне и не интересно.
— Мы тебе верим, лапушка… — вздохнул Гера, погладив ее по плечу. — Как самим себе. Но ведь чудес не бывает, верно? А сейчас иди приведи себя в порядок и вспомни, кто его мог подсмотреть, когда ты включала компьютер. Скоро к нам должен пожаловать в качестве свидетеля дорогой гость, один из властителей наших бессонных дум, Олег Иванович Быстрое, собственной персоной. Тот самый, что накропал эту статейку. Ему нужно будет отметить повестку и предложить чаю с бубликами.
Олег Иванович Быстрое прибыл в прокуратуру минута в минуту. Прошел в кабинет старшего следователя по особо важным делам Померанцева, где навстречу ему встали двое — сам хозяин кабинета и второй следователь Герман Шестаков. Они вежливо поздоровались.
— Олег Иванович, — обратился к гостю Померанцев, когда тот отказался от чая, предложенного Зоей. — У нас к вам несколько вопросов по поводу вашей публикации о постановлении на взятие под стражу известного вам предпринимателя Разумневича…
— Проще говоря, нашего олигарха, как это почему-то любят писать в прессе и потому говорят в народе, — улыбнулся в ответ Олег Иванович. — Одного из главных акционеров нашей газеты, которому принадлежит контрольный пакет акций, чтобы было понятнее. Но ваше постановление будет действительным, если его подпишет судья, не так ли?
— Означает ли ваша поправка, — еще шире улыбнулся словоохотливому гостю Гера, — что факт утечки информации из Генпрокуратуры, как и сопутствующие тому обстоятельства, в вашей системе ценностей стоит неизмеримо ниже факта владения вашей уважаемой газеты вышеназванным хозяином?
— Пожалуй, можно сказать и так, — согласился Олег Иванович, уважительно глядя на Геру. — Наверно, вы подрабатываете в свободное время адвокатом? Подарите вашу визитку на всякий случай.
— Не будем отвлекаться, — перебил его Померанцев, уже представив себе, куда их заведут подобные по-литесы. — Готовы ли вы, Олег Иванович, открыть нам свой источник информации, благодаря которому вы узнали о предстоящем аресте одного из акционеров вашей газеты?
— Увы… Боюсь, не могу, — с искренним сожалением сказал Олег Иванович. — Понимаю, сочувствую, но ничем не могу помочь. Вы не могли не спросить об этом, но поймите и то, что я не мог вам ответить иначе. Надеюсь, я не должен утомлять вас ссылкой на Закон о средствах массовой информации, позволяющий не отвечать на подобные вопросы? Но в любом другом случае я всегда к услугам правосудия, и вы всецело можете во всем на меня рассчитывать.
Он встал с места, развел руками. Увы, мол.
— Уж будьте покойны… — пробурчал Гера. — Как только, так сразу.
— Мы этим непременно воспользуемся, — дипломатично сказал Померанцев.
