Глава двадцатая
Впечатление было такое, будто Игорь Дашков ждал этого задержания. По крайней мере, в тот момент, когда встретивший его на пороге редакции Голованов пригласил «поговорить» в свои «Жигули», на заднем сиденье которых сидел не бородатый Макс, а неизвестный Дашкову молодой мужик в весьма приличной куртке-ветровке, надетой поверх серой и тоже недешевой водолазки, он даже не удивился этому и только угрюмо кивнул, когда Голованов представил плечистого франта:
– Полковник Бойцов.
Кивнув Дашкову на переднее пассажирское сиденье, Голованов дождался, когда он умостится, сел сам и, прикрыв за собой дверцу, положил руки на руль.
– Что, Игорь, удивлен, что со мной самолично начальник убойного отдела МУРа?
Дашков молчал, видимо соображая, как вести себя дальше, и Голованову ничего более не оставалось, как самому же и ответить за него:
– Впрочем, я, вероятно, ошибаюсь. Вижу, что не удивлен, а это значит, что и разговор наш с тобой склеится.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
Дашков все еще надеялся на что-то. Видимо, на то, что и он может ошибаться в своих предчувствиях. Недаром же говорят, что у страха глаза велики.
– Брось, Дашков, – подал голос Бойцов, – все-то ты отлично понимаешь и только время зря тянешь. И могу тебя заверить, что оно сейчас играет не на тебя. А то, что мы решили потолковать с тобой в этой карете, а не в моем кабинете на Петровке, так можешь считать это подарком МУРа тебе, говнюку.
– Я не понимаю! – взвился Дашков.
– Извини, вырвалось.
– И все-таки я...
В мозгах Дашкова, видимо, уже закрутилась какая-то карусель, толчок которой дал страх изобличения, и Бойцов вынужден был положить ему на плечо свою тяжелую ладонь.
– Я же сказал тебе: извини за говнюка, но теперь слушай меня внимательно, потому что повторяться не буду, и если не врубишь свои мозги, то наш с тобой разговор действительно продлится на Петровке. Но заметь, не в моем кабинете, а в камере следственного изолятора.
– Но за что?! – крутанулся к нему Дашков.
– Сейчас объясню, – пообещал Бойцов, протягивая ему через плечо сначала посмертные снимки Марии и Юрия Толчевых, затем фотографию распростертого на кафельном полу подъезда Бешметова и, наконец, три посмертных снимка Германа Тупицына, сделанных в серпуховском морге.
И по тому, как дрогнули лицевые мышцы Дашкова, можно было понять, что ему уже не надо долго и нудно втолковывать, чьих рук эта работа.
– Ты Германа знал? – спросил Бойцов, наблюдая, как меняется цвет лица сидевшего вполоборота к нему Дашкова, который словно прикипел глазами к фотографиям.
– Кто... кто это? – выдавил из себя Дашков, и было видно, как дрогнули его руки.
– Значит, знал, – негромко произнес Бойцов и так же негромко добавил: – И это облегчает твое положение. По крайней мере, хоть этот труп не будет на тебе висеть.
– Я... я не понимаю...
Однако Бойцов будто не слышал его нытья.
– А что касается твоего вопроса, так это тот самый самец, правда, бывший уже самец, фотографию которого ты и держишь сейчас в руках. Врубаешься, надеюсь? В таком случае объясняю: это тот самый любовник Марии Толчевой, который был свидетелем двойного убийства в доме на Большом Каретном.
Бойцов сделал мхатовскую паузу и уперся немигающим взглядом в лицо Дашкова, ставшее белым как мел.
– Так вот, я заканчиваю ответ на твой вопрос. Да, это Герман Тупицын. И когда Чикуров осознал, что не сможет спать спокойно до тех пор, пока не уберет этого свидетеля...
Он замолчал, потому что на Дашкова уже невозможно было смотреть. На его лице словно застыла искаженная маска страха, и только дрожали побелевшие губы. Он пытался что-то сказать и не мог.
– Ну же! – подтолкнул его Голованов.
Губы Дашкова разжались.
– Вы... вы уже знаете, кто... кто все это?..
– А иначе я и не сидел бы с тобой здесь, – пробурчал Бойцов, забирая из рук Дашкова фотографии. – Чикуров Леонид Александрович. Начальник службы безопасности коммерческой фирмы «Клондайк». Достаточно, надеюсь?
Он снова сделал паузу, позволяя Дашкову собраться с мыслями, и довольно жестко произнес:
– А теперь, Игорь, перейдем к главному. Надеюсь, ты позволишь вот так, по-простому, тебя называть?
Если до этого момента в глазах Дашкова отражался только страх, то теперь они уже были наполнены невыносимой болью затравленного зверя.
– Да, конечно... О чем вы?
– Игорь, на данный момент ты являешься всего лишь свидетелем по делу Чикурова, и поэтому, собственно говоря, мы и решили потолковать с тобой начистоту. Теперь же слушай меня более чем внимательно, потому что я открываю свои карты.
И вновь лицо Дашкова дернулось нервным тиком.
Чувствовалось, что он пытается совладать с собой, может быть, даже взять себя в руки, и не в силах.
– Так вот. В настоящее время Чикуров, которому так и не удалось пока что изъять из архива Толчева его последнюю съемку, так как она до последнего момента хранилась в доме Алевтины Толчевой, готов пойти буквально на все, даже на самые крайние меры, чтобы только эти материалы не увидели свет.
– Крайние меры... это...
– Да, – подтвердил его догадку Бойцов, – это убийство! Убийство Алевтины Толчевой! И если это случится, то ты уже пойдешь не как свидетель, каковым являешься в настоящее время, а как прямой соучастник этого убийства.
Бойцов словно гвозди заколачивал в доски.
– Но и это еще не все. Я думаю, он вряд ли остановится на одном только убийстве Алевтины Толчевой, даже если все материалы окажутся в его руках. Надеюсь, догадываешься почему? Парень-то ты вроде бы умный. Да потому, – все так же продолжая вбивать гвозди в доски, сказал Бойцов, – что остается в живых свидетель всех его преступлений! И этот свидетель...
– Этого не может быть, – почти выдавил из себя Дашков.
– А вот тут ты ошибаешься, – подал голос Голованов. – Я хорошо знаю Чикурова и могу заверить тебя, что этот человек ни перед чем не остановится.
Воцарилось долгoe, очень долгое молчание, и наконец Дашков «прорезался»:
– Чего вы от меня хотите?
– Ты что, все еще ничего не понял? – громыхнул Бойцов. – Или же дурочку нецелованную продолжаешь из себя корчить? Правды! Но главное, как могло случиться, что Чикуров втянул тебя в этот переплет?
Видимо думая о чем-то своем, Дашков тупо уставился остановившимся взглядом в лобовое стекло, потом вдруг словно спохватился и произнес глухим, осипшим голосом:
– Он запугал меня.
– Чем?
– Сказал, что для начала лишит нас нашего сына, потом поиздевается над женой, а потом уже примется и за меня, если я не помогу ему в деле с Толчевым.
– И ты?..
Дашков только плечами пожал.
– Чикуров говорил, что это за дело такое?
– Да, – вздохнул Дашков, – говорил. И даже предложил мне переговорить с Толчевым о выгодной, по его разумению, сделке.
– Что за сделка такая?
– Он оплачивает нам с Толчевым тройной гонорар, а мы возвращаем ему всю съемку и те материалы, которые накопали по ходу работы.
– И что Толчев? – спросил Голованов, хотя и без того было ясно, чем закончилось это предложение фирмачей.
– Отказался, естественно, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Дашков и тут же добавил: – Просто надо было знать Юрку.
– И что тогда?
Дашков угрюмо молчал.
– Ну? – напомнил о себе Бойцов.
– Вот тогда-то он и пригрозил мне сыном.
– Та-ак, а теперь все по порядку.
– Он спросил у меня, где Толчев может держать свою съемку, и, когда я сказал, что, вероятней всего, в своей мастерской на Большом Каретном, где он живет со своей новой женой, он тут же стал расспрашивать меня о Машке, с которой меня в свое время познакомил Юра, после чего и потребовал от меня, чтобы я познакомил его с ней.
Дашков замолчал, видимо припоминая те отравные для него дни, однако под тяжелым взглядом Голованова заговорил опять:
– В тот момент я еще не до конца осознавал, что к чему, и, чтобы хоть как-то открутиться от Чикурова, сказал ему, что Машка не по его зубам, у нее уже есть хахаль, к которому она даже в Чехов мотается. Мне об этом незадолго до этого сам Юра по пьяни рассказал, однако он настаивал, и я познакомил их как бы случайно.
– Кем он представился?
– Начальником службы безопасности крутого банка.
– И что Мария?
– Когда узнала, что он работает в банке, то я даже испугался, что она треснет от счастья. Тот хахаль ее, оказывается, то ли без работы в своем Чехове сидел, то ли ему крохи какие-то платили, вот она и попросила Чикурова, чтобы он взял к себе на работу очень хорошего человека.
– И?..
– Чикуров, естественно, согласился, однако сказал, что придется немного повременить, пока не освободится вакантное место.
– А Мария?
– Она едва не прыгала от счастья и даже закатила грандиозную пьянку по такому случаю. Юрка в эти дни как раз в командировке был.
– На этой пьянке присутствовал и ее любовник?
– Да. Она потом звонила мне, просила, чтобы я не вздумал проболтаться Толчеву, и благодарила за то, что ей удалось свести вместе двух прекрасных людей.
Дашков замолчал, будто его обрезали, и снова тупо уставился в лобовое стекло.
– Я слушаю, – напомнил о себе Бойцов.
При звуке его голоса Дашков как бы вскинулся и уже совершенно осевшим голосом сказал, вернее, почти выдавил из себя:
– А потом... спустя недели полторы после этого знакомства, в те дни как раз и появилось это Юркино интервью с «бомбой». Толчев взял неделю отгулов и уехал на охоту...
Дашкову, видимо, действительно трудно было вспоминать свое предательство, и снова Бойцов вынужден был напомнить о себе:
– И?..
– Мне позвонил Чикуров, сказал, что необходимо срочно встретиться, и, когда мы разговаривали в его машине, он снова угрожал мне и сказал, чтобы я сделал все, чтобы вытащить Толчева с охоты на день или на два дня раньше положенного.
– И ты сделал это?
– Да. Но... но я даже предполагать не мог, что он, что его...
– Говори по существу!
– Я созвонился с Юркой и сказал, что есть один человек, который раньше работал в «Клоне», но вынужден был уехать из Москвы, и он может предоставить нам совершенно обалденные факты по клонированию в России. В частности, в «Клондайке». И если эта информация нам действительно нужна...
– Короче, Толчев тут же примчался в Москву, заскочил в свою мастерскую, чтобы переодеться и взять аппаратуру для пересъемки, и тут-то его?.. – подсказал Бойцов.
– Да, – совершенно бесцветным голосом подтвердил Дашков. – Но я... Честное слово, я... я даже предполагать не мог, что готовит этот человек.
– А когда узнал? – задал вполне резонный вопрос Голованов.
Дашков угрюмо молчал.
– Что было потом? – потребовал Бойцов.
– Потом?.. – Дашков с силой потер лоб, силясь припомнить, что же на самом деле было после того, как он узнал о трагедии на Большом Каретном. – Я думал, что Чикуров наконец-то отвяжется от меня, но он вдруг позвонил несколько дней назад и снова потребовал встречи. Спросил, где еще мог бы хранить свою съемку Толчев, кроме как в своей мастерской.
– И ты рассказал ему о первой жене Толчева, – подсказал теперь Голованов. – А также о том рассказал, что Толчев уже давно наводил с ней мосты?
Дашков только кивнул.
– И ты даже адресок ему дал?
Впрочем, этот вопрос даже не требовал ответа.
– Хорошо, закончим с этим, – произнес Голованов. – Но скажи ты мне, как Чикуров узнал о моем посещении редакции?
В ответ было неопределенное пожатие плечами и понурое молчание.
– Ладно, понятно и с этим, – подвел черту Голованов. – Но признайся, это ты за мной из окна следил?
– Да.
– И тут же позвонил Чикурову? Что дяди интересуются гибелью Толчева, до правды желают докопаться?
Дашков умоляющими глазами посмотрел на Голованова. Не истязай, мол, больше душу, не вынесу. И Бойцов понял его.
– Хорошо, на этом мы с тобой пока закончим, да не вздумай делать какие-либо глупости. Вроде очередного звонка на мобильник Чикурова.
– Так что?.. – вскинулся Дашков, и в его глазах блеснула искра надежды. – Я могу идти?
– Можешь, – кивнул Бойцов. – Однако в редакцию мы поднимемся вместе с тобой, и ты быстренько нарисуешь на бумаге все то, что только что рассказал нам.
– Но зачем? Я же ведь и так все...
– Для твоей же пользы. Пошли!
Когда шли от машины до редакционного подъезда, Голованов задал вопрос, который не мог не задать:
– Ваш зам главного знал о твоих контактах с Чикуровым?
– Кто, Попович? – удивился Дашков.
– Само собой.
Дашков отрицательно качнул головой:
– Нет, не мог знать.
– В таком случае мне непонятна его реакция на мой вопрос о последнем репортаже Толчева.
– А чего тут понимать! – вскользь бросил Дашков. – Наш Попович, он же Засранович, страсть как не любит острых тем, которые могли бы идти через него, оттого и шарахается от них как черт от ладана.
– Что, был когда-то напуган? – хмыкнул Бойцов.
– Не знаю, – признался Дашков. – Однако сглаживает при правке все, что можно было бы сгладить.
– А как же с ним срабатывался Толчев? – удивился Голованов. – Ведь его репортажи...
– А они не срабатывались и не могли сработаться, каждый работал сам по себе.
– Но ведь ваш Попович все-таки зам главного!
– Да, но только не для Толчева.
Яковлев дочитал второй лист признательных показаний Дашкова, под которыми стояла размашистая подпись, вернулся к первой странице, беззвучно шевеля губами, перечитал какие-то строчки и, уже вслух пробормотав: «Вот и все, отыгрался хрен на скрипке!», спросил негромко, непонятно к кому обращаясь: то ли к Бойцову, то ли к Голованову, которого Яковлев попросил приехать на Петровку вместе с начальником убойного отдела:
– Ну и что теперь думаете по этому поводу?
Голованов уже хотел было повторить только что услышанное за этим столом – «Все, отыгрался хрен на скрипке!», однако решил не лезть поперед батьки в пекло, давая возможность полковнику высказать свое собственное мнение. И Бойцов понял это.
– Да, в общем-то, все складывается в довольно стройную пирамиду. Прощупав ситуацию с семейными неурядицами Толчева и познакомившись с любовником его молодой жены, Чикуров решил привести в действие действительно гениальный план. Думая, что Толчев держит все материалы по готовящемуся репортажу в своей мастерской, и уже зная, что он не отступится от своей темы, Чикуров довольно толково провел всю подготовительную работу, чтобы одним выстрелом уложить двух зайцев. Изъять из архива Толчева нужную ему съемку и уже навсегда убрать с дороги слишком настырного и непокладистого фоторепортера, который еще мог попортить кровь клоновским мудрецам.
– Тремя выстрелами, – поправил его Яковлев.
– Совершенно точно, тремя, – согласился с генералом Бойцов. – Только те два, что пошли дуплетом, входили в подготовительную часть его поистине дьявольского плана.
– А если бы Толчев держал эту съемку в своей мастерской, которую, в общем-то, несложно было обнаружить?..
– Двойное убийство на Большом Каретном так бы и сошло Чикурову с рук, – без особой радости в голосе подвел черту Бойцов. – Он бы столь же аккуратно подчистил свои следы, убрав, как опасного свидетеля, любовника Марии, и возможно, что эта же участь могла ждать и Дашкова. И... – хмуро закончил Бойцов, – и все!
– А вот здесь позвольте не согласиться с вами, – напомнил о своем присутствии Голованов.
– С чем же это вы не согласны? – явно не ожидавший ничего подобного, повернулся к нему Бойцов.
– С вашим «все», – хмыкнул Голованов.
– Это почему же?
– Да потому, что это дело мы закрутили с подачи Турецкой. Хорошо зная Толчева, она с самого начала не верила в то, что он мог бы стрелять в женщину, тем более некогда любимую, даже в состоянии аффекта.
– От любви до ненависти всего лишь один шаг.
– Вполне возможно, – пожал плечами Голованов. – Но только не до стрельбы дуплетом из ружья. К тому же она не верила и в то, что Толчев мог бы закончить свою жизнь, спустив курок пистолета. И вот все это, вместе взятое...
Вспыхнувший Бойцов хотел было возразить что-то Голованову, однако его остановил хозяин кабинета:
– Ладно, не будем копаться в прошлом, так как это тема для более обстоятельной разборки, и перейдем... Короче, ваши соображения и ваши предложения?
– Я уже свое мнение и свои соображения высказал, – произнес Бойцов. – Ситуация с Чикуровым складывается аховая. Этому волку, которому убить человека все равно что на асфальт высморкаться, видимо, наступают на хвост его хозяева, и он готов сейчас на все, буквально на все, – с силой повторил Бойцов, – лишь бы изъять съемку Толчева. И чтобы не допустить лишних жертв, а это может быть и вдова Толчева, и ее дети, надо срочно проводить задержание Чикурова.
– И основание – признательные показания Дашкова?
– Так точно! Но...
– А вы, Всеволод Михайлович, что думаете относительно этого предложения? – спросил Яковлев, движением руки останавливая шефа убойного отдела.
– Можно, конечно, и сейчас задержание провести, – без особого энтузиазма отозвался Голованов, – но лично я считаю таковое задержание скороспело-преждевременным.
– Это почему же? – В голосе начальника МУРа послышались нотки обиженного за своих подчиненных человека. – У нас вроде бы сейчас все карты на руках.
– На руках, – согласился с ним Голованов. – Однако в руках адвокатов могут быть более сильные козыри, вплоть до того, что они заставят Дашкова отказаться от своих показаний, заявив, что эти показания муровские оперативники выбили у нeгo силой. И вот тогда-то мы окажемся у разбитого корыта.
– А кровь на полу мастерской? Разве это не улика? Да и «пальчики» на толчевском пистолете! – Видимо, сам не замечая этого, Яковлев озвучивал сейчас те же самые доводы, которые излагал на оперативном совещании Бойцов.
И снова Голованов пожал плечами: мол, не убедили, товарищ генерал. А вслух сказал:
– Мы же не знаем всех обстоятельств убийства Толчева и его жены. А вдруг еще кто-нибудь там был? И эта кровь с отпечатками пальцев... принадлежат вообще кому-то не известному еще нам?
– Хорошо, согласен. – Яковлев поднял руку. – Что конкретно вы предлагаете?
– Брать Чикурова в момент истины.
– То есть в тот момент, когда он попытается вломиться в квартиру Алевтины Толчевой?
– Совершенно верно, – кивком подтвердил Голованов.
– А почему вы уверены, что он пойдет на это?
– У него нет иного выхода.
– Но ведь это опасно! – попытался предостеречь от излишнего риска Бойцов. – Очень опасно. И опасно в первую очередь для детей Толчева.
Голованов отрицательно качнул головой.
– Что, вы не видите в этом определенной опасности? – несказанно удивился Яковлев.
– Вижу, – довольно спокойно произнес Голованов. – Однако эту опасность не надо возводить до гиперопасности.
– Поясните!
– Я слишком хорошо знаю тот тип людей, к которым принадлежит Чикуров, приходилось сталкиваться с ними лоб в лоб и изучать их психологию еще в те времена, когда служил в ГРУ, и могу поэтому сказать совершенно точно: эти люди не пойдут на убийство, если на это не будет серьезных оснований. И убийство это должно быть настолько хорошо выверено и просчитано, чтобы никто никогда не подкопался...
– Как нет оснований?! – возмутился Бойцов. – А материалы Толчева?
– А зачем ему играть в рулетку и вешать на себя еще одно убийство в то время, когда «самоубийством» Толчева заинтересовалось довольно серьезное детективное агентство, ведь он же не зря таскается за мной? И не проще ли ему, с его-то способностями, просто изъять съемку и подготовленные материалы для репортажа из квартиры вдовы Толчева. Естественно, вместе с более ценными на первый взгляд вещами. И если все это проделать довольно аккуратно, то, глядишь, хозяйка дома и не хватится того, что было унесено вместе с золотишком и вещами.
– То есть обыкновенная кража?
– Да, – согласно кивнул Голованов. – И препятствий для подобной акции со стороны Чикурова лично я не вижу. Квартира без сигнализации, и когда дети будут в школе, а их мать на работе...
Голованов молчал.
– М-да, вроде бы все логично, – после длительной паузы, как бы рассуждая сам с собой, негромко произнес Яковлев. И обратился к Бойцову: – Ваше мнение, полковник?
Бойцов только плечами пожал. Мол, все это я уже слышал от Голованова еще в машине и остаюсь при своем личном мнении. Так что вам решать.
И вновь хозяин кабинета произнес привычное: «М-да». После чего обратился непосредственно к Голованову:
– Но если вы утверждаете, а это, судя по всему, так и есть, что Чикуров очень серьезный и расчетливый противник, то где уверенность в том, что он не почувствует засаду на квартире Толчевых и уже после этого не предпримет более серьезные шаги? Я имею в виду то, о чем только что говорил Бойцов.
– Если его захват, – сказал Голованов, – будут проводить омоновцы, то я даже не сомневаюсь в том, что Чикуров просечет ситуацию. Но если вы поручите это нам...
– То есть «Глории»?
– Да. В успехе можете не сомневаться.
Голованов хотел было добавить еще, что он лично и сотрудники агентства имеют на это моральное право, но решил воздержаться, и без того, кажется, наговорил много лишнего.
В общем-то, со стороны Голованова подобное заявление было откровенной наглостью, однако спецназ Главного разведуправления Министерства обороны России – он и в Африке спецназ. Яковлев невольно покосился на Бойцова: «Что скажешь ты, господин полковник?»
Покосился на шефа убойного отдела МУРа и Голованов, однако на того было больно смотреть. Его глаза и выражение лица как бы кричали о том, что да, ГРУ – он и в Африке ГРУ, у них и стволы длиннее, и галифе поширше, однако и мы тоже не пальцем деланы. К тому же есть еще такая хреновина, как честь мундира и честь конторы... Тебе решать, начальник!
Однако Яковлев уже принял решение.
