ФИЛАТЕЛИСТ

Майор Трофимов и Вэлла Климова прилетели в Москву вместе.

Трофимов еще не совсем выздоровел и был немного озабочен сложными обстоятельствами старого дела, связанного с временами разгула абхазской мафии в Сочи. Именно одного матерого абхазца, сидящего на Лубянке, он и приехал допрашивать.

Вэлла примчалась в Москву на конференцию по вопросам гостиничного бизнеса, как было официально заявлено Турецкому при первой встрече. Ведь в коридорах прокуратуры его уже начали провожать глазами как покойника: все знали, что на нем висит мертвое дело. Настолько мертвое, что к нему чуть ли не каждый Божий день добавляется по покойнику.

Только что у него раздался телефонный звонок, суть которого была в том, что дотошный сотрудник «Московского комсомольца» просил посвятить его в таинственные обстоятельства гибели его коллеги в Прибалтике на пароме… Турецкий в сердцах швырнул трубку.

И хотя гости с юга свалились как снег на голову, Турецкий искренне обрадовался их приезду. Он живо посвятил Трофимова во вновь возникшие обстоятельства малаховского дела, которые состояли в основном в увеличении количества трупов.

– Так, – ухмыляясь, протянул Трофимов. – Тоже мне, апрельские тезисы. Мне это все нравится, оч-чень нравится. Ладно, пойду трясти своего абхазца, а ты меня кликни, Саша, пожалуйста, когда будешь опять с Поляковым работать. Очень хочется мне на него посмотреть. Да, а у Вэллы для тебя есть новости.

Турецкий с Вэллой остались вдвоем. И похоже было, что Москва подействовала на нее угнетающе.

Трофимов неожиданно вернулся.

– Чуть не забыл. Тебе просили передать. Вот этот презент, – он протянул Турецкому какую-то коробочку. – Да не бойся, никто не собирается тебя травить. Ты умрешь естественной смертью лет через сто, – хохотнул Трофимов.

– Кто это передал?

– Виталий Афанасьев.

Коробочка оказалась той самой мыльницей – ловушкой для тараканов, сконструированной хитрым ботаником, действие которой он наблюдал в еще тогда не сгоревшем «Свете». Турецкий засмеялся и сунул подарок в карман. Действительно, это актуально.

– Вэлла, в вас больше не стреляли?

– Я стала такой рассеянной. Даже если стреляли, то я не слышала.

– Где же вы остановились? – Турецкий задал Вэлле вопрос вежливости.

У Вэллы действительно был слегка отмороженный вид.

– Я говорю, жить-то где будете? – слегка прикрикнул на нее Турецкий.

– Жить, – встрепенулась она. – А что жить… Жить я… – Похоже было, что несложный вопрос поставил ее в явный тупик. Слегка раздраженный Турецкий попытался подсказать:

– Ну у вас же конференция, так? Где она проходит?

– Она… она на следующей неделе.

– Что-то случилось? Как ваша замечательная гостиница?

– Стоит практически пустая.

– То есть как? А «афганцы»?

– Вчера все уехали.

– Куда? – удивился Турецкий.

– Сюда же, в Москву.

– Что, действительно все?! Сколько же их было?

– Около двух тысяч человек.

Турецкий схватился за голову. Не потому ли в городе стало так тяжело дышать? Новость просто чудовищная. Вооруженная группировка в две тысячи человек может натворить много бед.

Значит, чтобы сообщить об этом, Вэлла и приехала к нему. Ай да мафиозная жена! Турецкий посмотрел на Вэллу словно в первый раз. Черт побери, он еще в Сочи заметил, насколько симпатична эта молодая женщина.

Вэлла вдруг встала. Турецкий обалдевшим взглядом проследил, как она подошла к двери и заперла ее на ключ.

«Ага, – сказал себе Турецкий, – жизнь прекрасна».

Он тоже встал, сделал шаг к ней навстречу, хотел что-то сказать.

Но она обвила руками его шею и приблизила свое лицо настолько, что, измочаленный, голодный и злой, он почувствовал легкое женское дыхание и окончательно обалдел.

– Что ты делаешь? – шепотом спросил Турецкий.

– То, что давно хотела, – также шепотом ответила она…

Они занимались любовью на столе. А телефон разрывался. Потом они делали это на широком подоконнике, и телефон уже обреченно молчал.

Потом он вызвал такси, они заскочили в Елисеевский, купили первое, что попалось на глаза, плюс несколько бутылок «Хванчкары». Потом – поехали к нему домой, где все началось сначала. С перерывами, когда, устав от ласк, они набрасывались на еду и вино.

Вот что было ему нужно все эти дни. Ни спиртное, ни карты, ни наркотики в такой ситуации не помогают. Только женщина может освободить мужчину от усталости, раздражения, злобы и душевных шлаков.

– Ты знаешь, мне кажется, я уже не могу вернуться обратно, – шептала она, прижимаясь к нему всем телом. – Я ненавижу этот город, это море.

– Глупая ты, – увещевал Турецкий. – Как можно ненавидеть море? Вот поживи в Москве хотя бы полгода, тогда поймешь, что такое море. Вы – курортные аборигены, ничего ценить не умеете. Радоваться надо, пока солнышко светит и море чистое. Никто же не может знать, как долго это продлится.

– Ты о чем? – встрепенулась Вэлла.

– Я? – удивился Турецкий. – Я в постели о делах не говорю, как некоторые лесорубы. Знаешь, на работе – о бабах, с бабами – о дровах.

– А я говорю. Я не все тебе рассказала. Перед своим исчезновением Герат очень долго говорил по телефону с человеком, которого как-то очень странно называл. Сейчас… Нет, не вспомню. И в этом разговоре он несколько раз упоминал Малахова. Я тогда не обратила внимания, подумала, что это он дважды говорит: один раз с Малаховым, другой – с кем-то еще. А потом, когда Герат пропал и Малахов сам начал его искать, полковник мне сказал, что последний раз разговаривал с мужем неделю назад.

– Пожалуйста, постарайся вспомнить, как звали человека, с которым последний раз говорил Герат. Потому что и его в любой момент могут убрать. И тогда я уже ничего не узнаю. Кроме того, пойми, пожалуйста, что враги Герата не знают, что тебе реально известно. В Москве ты можешь показаться им опасной.

– Что ты хочешь сказать? Кто же может знать, что я сюда приехала?

– К сожалению, кто угодно, – невесело усмехнулся Турецкий. И, неожиданно для самого себя, разошелся не на шутку, описывая ужасы возможных методов устранения нежелательного свидетеля.

– Да, я помню, ты говорил, что у нас нету программы защиты свидетелей. Но я же и не хочу быть свидетелем. И я действительно не знаю имя того человека, я ничего не знаю. Я знаю только, что хотела бы любить кого-нибудь. К примеру, тебя. Но ведь мужчины почему-то имеют обыкновение убивать друг друга… У меня болит голова… так болит голова. И мне еще нужно пройти курс физиотерапии…

Вдруг что-то изменилось в ее лице. Глаза широко распахнулись, Вэлла села на кровати и прошептала слово, которое Турецкий сразу не расслышал.

– Что, Вэлла, что?!

– Терапевт. Герат называл этого человека по телефону – Терапевт. Не понимаю, зачем я приехала к тебе?

Турецкий удивленно смотрел на эту женщину, которая за несколько часов в постели умудрилась сделать все, что можно в жизни. И даже боялся дотронуться. У него было чувство коллекционера-филателиста, который приобрел наконец долгожданную марку, но держать ее может только пинцетом.