Профессор Осмоловский, заведующий лабораторией НИИ кристаллографии и физики твердых сплавов Российской Академии наук, был человеком жестким, педантичным, и даже самое большое начальство не рисковало беспокоить его без крайней на то нужды в те часы, с двух до шести, которые оставались у него от занятий с аспирантами и которые он тратил на работу в лаборатории, по оснащенности считавшейся лучшей в Москве, а возможно, и во всем мире. Когда он работал, для него переставало существовать все, разве что только пожар мог бы вывести его из состояния углубленной сосредоточенности. Поэтому сначала он даже не услышал робкий, а затем все более настойчивый стук в обитую черным дерматином дверь. И лишь когда дверь открылась и на пороге появилась дежурная лаборантка, он с раздражением оторвался от спектрографа.

— В чем дело?

— Вас хочет видеть человек, — совсем оробела от его резкости лаборантка. — Из таможни.

— Из таможни? — удивился Осмоловский. — Передайте: после восемнадцати ноль-ноль я к его услугам.

Но человек из таможни уже вошел в лабораторию. Он был в прекрасном сером костюме, распираемом от излишнего веса в плечах и на животе. Хотя в лаборатории работали кондиционеры, пот с него лил, как на московской улице в августовскую жару.

— Извините великодушно за вторжение, но дело государственной важности и не терпит ни малейшего отлагательства. Меня зовут Александр Федорович Минкус, я работаю на Московской таможне начальником отдела стратегического сырья. Вот моя визитная карточка.

Глянцевая, на отличной бумаге, визитная карточка была на двух языках — русском и английском. Осмоловский повертел ее в руках и бросил на стол.

— Садитесь, — недружелюбно пригласил он и кивнул лаборантке: — Свободны!.. Чем могу быть полезен?

Алик (а это был он) положил перед профессором небольшую ампулу темного стекла с каким-то светло-серым порошком. Объяснил:

— Сложилась крайней щекотливая ситуация. Нами задержан груз с неточно оформленными документами. Примерно сто таких ампул. Фирма уверяет, что это вещество, необходимое для каких-то важных научных исследований. Причем задержка груза грозит им серьезными убытками. Более того, они категорически протестуют против вскрытия ампул, даже одной. Уверяют, что при соприкосновении с воздухом вещество теряет свои свойства.

— Что же это за вещество? — спросил Осмоловский.

— В том-то и дело, что в сопроводительных документах не указано название. Только количество ампул и общий вес.

— И чем я могу вам помочь?

— Мне сказали, что вы единственный человек в Москве, который сможет провести анализ, не разрушая оболочки, что у вас лучшие в мире спектрографы и прочее, в чем я совершенно ничего не понимаю.

— Кто вам это сказал?

— Академик Козловский.

На желчном лице Осмоловского промелькнуло что-то вроде злорадного удовлетворения.

— Оценил, наконец, старый дурак! А то — компьютеры у нас плохие! Плохие! А припекло — ко мне!

— Компьютеры у вас действительно не ахти, — заметил Алик. — Вот чек. На десять тысяч долларов. На предъявителя. Это — гонорар от фирмы, если вы сумеете сделать эту работу. На эти деньги можно хорошо обновить аппаратуру.

— В жизни я не получал таких предложений, — пробурчал Осмоловский, как бы рассеянно вертя ампулу в длинных гибких пальцах.

— Но в принципе-то это можно сделать?

— Можно сделать все. Весь вопрос, кто делает. — Проблема его уже явно заинтересовала. — Если создать методику спектрального анализа в закрытых пространствах… это может быть интересно. Ну что, давайте попробуем. За абсолютную чистоту не ручаюсь, но основное, полагаю, выясним… Пойдите погуляйте часа три. Потом приходите. Но не раньше.

— Жду с нетерпением, — заверил Алик и вышел.

Обычно Алик ездил на такси — в просторных «Волгах», но сегодня из-за суматошного дня и многих поездок поехал на своей «Ниве». Солнце сдвинулось от угла института, и в «Ниве» не то что сидеть, сунуться туда было невозможно. Три часа. А между тем другие дела не ждали. Он помаялся на скамейке в тени, потом на другой стороне улицы заметил открытое кафе. На стойке стоял телефон. Алик попросил «Боржоми» со льдом и спросил, не сможет ли он на минутку воспользоваться телефоном. Но сам звонить не стал. Передал Сергуне на его пейджер телефон кафе и через несколько минут услышал его голос.

— Ты где сейчас? — спросил Алик.

— На Маяковке.

— Подъезжай к пяти.

— Куда?

Алик назвал адрес. Добавил:

— Напротив — кафе. Летнее. Буду тебя там ждать.

Без четверти пять он вернулся в кафе и попросил открыть сразу две бутылки «Боржоми». Ровно в пять рядом с его белой «Нивой» припарковалась «бээмвуха» Сергуни. Он взял фанты и подсел к Алику.

— Какие дела?

— Жду результата.

— С чеком и визиткой сошло?

— Все нормально. На чек он почти и не посмотрел.

— Что слышно из Риги? — продолжал расспросы Сергуня.

— Звонил им. Пока ничего серьезного. Мелочи.

— Когда он обещал сделать анализ?

— Через три часа. Осталось пятьдесят минут.

— Ну, подождем.

Они еще немного посидели в кафе, потом перешли в скверик перед институтским корпусом и расположились на прохладной скамейке. Алик не выпускал из виду дверь корпуса, в котором располагалась лаборатория Осмоловского. Там шла обычная толкотня, кто-то входил, больше выходили: близился конец рабочего дня. Лишь однажды произошло легкое замешательство, на которое Алик не обратил внимания. Какой-то невысокий молодой человек в джинсах и курточке, какие носят студенты и аспиранты, остановился у двери, некоторое время разглядывал вывеску, потом вошел внутрь. Но в тот момент, когда он тянул на себя тяжелую дверь, взгляд его случайно упал на Сергуню. И тотчас он словно бы нырнул внутрь вестибюля и потом еще пару раз выглянул из-за двери.

Но Сергуня и второй, толстый, в сером костюме, были слишком заняты своими разговорами. Это позволило Вадиму выскользнуть из здания, перегнать свой «Запорожец» в неприметное, но удобное для выезда место и вновь незаметно вернуться в корпус.

Лаборатория профессора Осмоловского, которого Вадим проискал полдня и вышел на него только после расспросов в Институте тонкой химической технологии, находилась на третьем этаже. Из окна лестничной клетки перед приемной профессора Вадиму хорошо были видны Сергуня и его собеседник, все еще сидевшие в сквере. Из-за приоткрытой двери приемной слышались телефонные звонки лаборантки — девицы, не знающей, судя по разговорам, чем занять себя вечером. Наконец толстый взглянул на часы и поднялся. Встал и Сергуня. Они направились к корпусу и исчезли из поля зрения Вадима.

Он отступил в глубь лестничной клетки за каменный выступ то ли мусоропровода, то ли старого дымохода. Через несколько минут на лестнице послышались грузные шаги. Шел толстый. Он был один. Сергуня, видимо, остался внизу.

Толстый открыл дверь приемной. Вадим услышал его голос:

— Закончил профессор работу?

— Понятия не имею, — без всякого почтения к посетителю ответила лаборантка. — Я, во всяком случае, свой рабочий день закончила. Дмитрий Осипович, я ушла!

— Счастливого пути, деточка! — донеслось откуда-то из глубины. — Заказчик ждет? Давайте его сюда!..

Лаборантка выпорхнула из приемной, каблучки ее застучали по лестнице. Вадим сунулся в приемную и приник ухом к неплотно прикрытой двери, ведущей в лабораторию. Он услышал высокий, словно бы прерываемый одышкой голос толстого:

— Ну как, профессор? Получилось что-нибудь?

Другой мужской голос, чуть скрипучий, принадлежал, без сомнения, самому профессору Осмоловскому. В нем звучало явное удовлетворение:

— И очень даже недурственно! Весьма недурственно! Я сделал полный спектр ампулы, а затем методом исключения нашел искомое.

Он еще довольно долго объяснял, какие новшества пришлось ему применить, а Вадим с беспокойством думал о том, в каком постыдном положении он окажется, если в приемную кто-нибудь войдет. И совсем уж плохо будет, если войдет Сергуня. Не просто плохо, а очень плохо. Опасно.

Толстому слушать подробные объяснения профессора тоже было не с руки.

— Так что же это такое? — воспользовавшись короткой паузой, спросил он.

— Литий.

— Литий? — переспросил толстый. — Что такое литий? Металл?

— Вот именно, металл. Из редкоземельных.

— Где он применяется?

— В самых широких областях, от металлургии до ядерной энергетики. Например, при изготовлении регулирующих стержней в защите реакторов, в качестве теплоносителей и урановых реакторах.

— Сколько такая ампула может стоить?

— Не берусь назвать даже порядок. Это — редчайший элемент. И самый дорогой из редких земель. Даже таких, как цезий или бериллий.

— Почему?

— А потому, уважаемый господин Минкус, что шестой изотоп лития — единственный промышленный источник для получения трития. Не нужно объяснять, что такое тритий?

— Дейтерий — знаю. Тяжелый водород. А тритий?

— Такой же радиоактивный изотоп водорода с массовым числом три. Он применяется как важнейший компонент в реакциях термоядерного синтеза. И что самое главное — как горючее для термоядерного оружия.

— Что такое термоядерное оружие?

— Попросту говоря — водородная бомба.

— Понятно… Где ампула?

— Вот, возьмите. Полагаю, решение таких проблем выходит далеко за пределы компетенции Московской таможни. Нужно немедленно сообщить об этом в милицию или ФСБ.

— Совершенно с вами согласен, — услышал Вадим голос толстого. И тут же — приглушенный хлопок и шум падающего тела.

Вадим отпрянул от двери, юркнул под старинный профессорский стол и вжался между резными ножками. Он услышал тяжелые шаги по приемной, немного выждал, потом выбрался из своего укрытия и открыл дверь лаборатории.

Профессор Осмоловский лежал на полу рядом с высоким лабораторным столом, из седой простреленной головы по паркету растекалось алое пятно крови…

Из окна лестничной клетки Вадим выглянул на улицу. Сергуня и толстый, которого Осмоловский назвал господином Минкусом, пересекли сквер и подошли к «Ниве» и белой «бээмвухе» Сергуни. Пожали друг другу руки, машины разъехались в разные стороны.

А теперь и Вадим знал, что должен немедленно сделать. Он завел «Запорожец» и рванул, уже второй раз за сегодня, к Ленинградскому вокзалу…

Вечером того же дня, когда Марат принял ванну, влез в уютную байковую пижаму и приготовился слушать новости НТВ, единственную программу, которую он признавал, пейджер издал сигнал вызова. На дисплее появился телефонный номер и только одно слово: «Алик». Это означало, что ситуация острейшая. Легальные офисы и все нелегальные явки Марата были оборудованы новейшими средствами телефонной цивилизации, но в особо важных случаях Марат предпочитал способ, надежный на сто процентов.

Сейчас, похоже, и был такой случай.

«Что могло стрястись?» — подумал Марат. Алик уже звонил ему, сообщил, что анализ получен, чек на десять тысяч долларов изъят и все прошло чисто. Значит, случилось что-то еще?

Чертыхаясь, Марат переоделся, набросил плащ и спустился в кооперативное кафе, где его хорошо знали как постоянного посетителя. Гардеробщик услужливо перенес телефон в служебку и плотно прикрыл за собой дверь. На всякий случай, выждав с полминуты, Марат резким толчком открыл дверь. За ней никого не было.

Он набрал номер. Ответил женский голос:

— Бар «Родео». Мы рады вашему звонку. Что вы желаете?

— Где-то рядом с вами сидит толстый симпатичный человек и пьет «Боржоми». Дайте ему трубку, — попросил Марат.

— Толстый — да. Симпатичный — дело вкуса. И пьет не «Боржоми», а джин с тоником.

— Вот как? — удивился Марат. — Все равно — давайте. Говорить можешь? — спросил он, услышав голос Алика.

— Свободно. Две новости, шеф. Одна очень хорошая. Позвонили мои из Риги. Они вышли на контакты Гунара. Ты был прав. Не Рига — столица Ливии Триполи. Один — переводчик фирмы «Каххар». Второй — какой-то важный араб. Гунар встречался с ними три раза. Обстановка там, похоже, очень горячая.

— Пусть продолжают, подробности потом, — перебил Марат. Вторая новость, надо думать, плохая?

— Плохая — само собой, — подтвердил Алик. — Но я бы назвал се и по-другому: странная. Исчез груз.

— Какой груз? — не сразу понял Марат.

— Тот самый. Я заехал на Ленинградский вокзал положить на место ампулу, шифр был правильный, все открылось, а внутри — пусто.

— То есть как — пусто? — понимая, что говорит глупость, все же спросил Марат.

— Да так. Пусто, и все. Даже бабушкиных шерстяных носков не валяется.

— Когда это было? Узнал — когда?

— Два часа назад, без пяти восемь.

— Почему, твою мать, сразу не позвонил?!

— А что бы я тебе сказал? Я сразу вызвал Гарика с Ашотом и их командой, протрясли все ячейки, прижали дежурных и трех ментов. По полной программе вытрясли. Нуль-эффект. Никому ячеек не открывали, никто шифра не забыл, все было в полном порядке.

— Кто был с Гариком и Ашотом?

— Кривой, Гриша и Яшин. Еще я вызвал твоего Николая, ты его как раз отпустил.

— А он-то зачем понадобился? — не понял Марат.

— Чтобы проконтролировал ситуацию. Он человек опытный. И он — единственный, кому ты по-настоящему доверяешь. Извини за такую самодеятельность, но мне ни к чему лишние вопросы и любые сомнения.

— Что ж, может, ты и прав. Так. Через час — общий сбор.

— Где?

— В «Руси». Позвони Ирине — пусть закроет бар на спецобслуживание. А менты пусть перекроют въезд чужих машин. Нам лишние глаза ни к чему.

— Будет сделано, шеф, — заверил Алик.

Марат уже был готов к выходу и взял пульт, чтобы выключить телевизор, но тут на экране появился титр: «Криминальная хроника».

Ведущий сообщил:

— Как нам стало известно от пресс-атташе Главного управления внутренних дел города Москвы, сегодня в конце рабочего дня в своей лаборатории был застрелен всемирно известный ученый, действительный член Российской Академии наук, почетный профессор ряда университетов западных стран и член нескольких академий мира, крупнейший специалист в области кристаллографии, заведующий лабораторией Научно-исследовательского института кристаллографии и физики твердых сплавов Академии наук Российской Федерации Дмитрий Осипович Осмоловский. Как установила оперативно-следственная группа Главного управления внутренних дел Москвы, в момент убийства в помещении лаборатории, где профессор Осмоловский проводил опыты, потерпевший был один, дежурная лаборантка ушла в связи с окончанием рабочего дня. В это время туда, вероятно, и проник убийца. Хотя оружия и гильз на месте преступления не обнаружено, следственные органы предполагают, что орудие преступления — пистолет — был снабжен глушителем, так как люди, находившиеся во дворе и в соседних помещениях, звука выстрела не слышали. Профессор Осмоловский вел уединенный образ жизни, врагов и недоброжелателей не имел, какими-либо значительными ценностями не располагал, поэтому высказана версия о том, что данное убийство, скорее всего, связано с научными исследованиями ученого. Ведется следствие…