Но Гарик ушел. Он понимал, что все менты в городе уже поставлены на уши. Поэтому, проехав всего несколько кварталов, свернул в темный переулок и бросил там так выручивший его «Москвич». Правую ногу сверлила жгучая боль, штанина джинсов набрякла от крови. Доковыляв до какой-то стройки, Гарик свернул за забор и ощупал рану. Пуля прошла по икре, чуть пониже колена, навылет, рассекла связки, но кость вроде бы была цела. Сбросив куртку и рубашку, он разорвал майку на полосы и туго перетянул рану. Стало немного легче.

Теперь нужно было выбираться из города. Выйдя на ярко освещенный проспект, он высмотрел невзрачный «жигуленок» и поднял руку. Машина с готовностью остановилась. Вытащив из кармана, тяжелого от баксов, несколько пятидесятитысячных «деревянных», Гарик сунул их, не считая, водителю.

— В аэропорт местных линий. Быстро!

Водитель пересчитал. Было восемь бумажек. Четыреста штук. Для полунищего Иркутска, где и десять тысяч почитались за деньги, сумма выглядела более чем внушительной.

Гарик сел на заднее сиденье.

Когда приблизились к посту ГАИ, возле которого выстроилась, ожидая проверки, целая вереница легковых машин, пригнулся — втиснулся между сиденьем и спинками передних кресел.

Пронесло. Как он и рассчитывал, гаишники и омоновцы даже не тормознули «жигуленок», идущий без пассажиров. Водитель заметил, что голова Гарика исчезла из зеркала заднего вида, но предпочел не задавать никаких вопросов. Только предупредил — когда уже отъехал от поста:

— На местных линиях сейчас не летают. Ночь. Летный день кончился.

— Езжай, дорогой, езжай! — сквозь зубы ответил Гарик. Боль в ноге, поначалу слегка утихшая, возвращалась волнами.

Водитель умолк. Он прибавил газу, мечтая лишь об одном: поскорей избавиться от этого странного и чем-то опасного пассажира.

«На местных линиях сейчас не летают». В этом и была единственная надежда Гарика: так, как водитель, могли рассуждать и менты. Может быть, они вовсе не вспомнили о местных линиях, а если даже и вспомнили, могли не обеспокоиться: летный день закончился с наступлением темноты.

Похоже, его надежде суждено было оправдаться: на площадке перед одноэтажной стекляшкой аэровокзала не было ни одной милицейской машины. Все было тихо. Лишь десятка полтора пассажиров дремали в жестких креслах зала ожидания. На ярко освещенном летном поле выстроились в ряд безропотные работяги «АН-2», чуть поодаль стояло несколько машин поновей — «АН-24» и «ЯК-40». Этим самолетам ночь была не помеха.

Отпустив машину, Гарик со служебного входа проник в аэровокзал, отыскал в коридоре табличку с надписью: «Начальник смены» и без стука открыл дверь. За письменным столом сидел здоровенный, средних лет мужчина в форменном кителе «Аэрофлота» и, позевывая, смотрел телевизор. Гарик прохромал к телевизору, выключил его, потом подошел к столу и положил перед начальником смены тугую пачку долларов.

— Пять штук. Нужно в Красноярск. Срочно.

Начальник смены ошарашенно посмотрел на доллары, потом на Гарика, снова на доллары и снова на Гарика. Наконец проговорил не слишком уверенно:

— Какой сейчас Красноярск? Ночь. Где я возьму экипаж? И керосина нет.

Гарик выложил еще пачку.

— Десять.

Через полтора часа в воздух поднялся внерейсовый «ЯК-40» с единственным пассажиром на борту и еще через полтора часа приземлился в Красноярске. Здесь Гарик пересел на ночной транзитный рейс, следовавший из Владивостока. В 1.30 по Москве, вернув пассажирам четыре часа поясного времени, самолет прибыл в Домодедово.

Ключи от серой «шестерки», оставленной на платной стоянке, были у Гарика, но он понял, что машину вести не сможет: боль в ноге становилась все сильнее. Скорчившись на заднем сиденье такси, он добрался до Плющихи и позвонил в квартиру Марата.

Марат не спал. Увидев Гарика на пороге, он мгновенно понял: провал. Но расспрашивать сразу не стал, провел Гарика в кабинет и усадил на диван. В кабинете, кроме него, были Николай и Ашот, которому Гарик передавал все дела, когда ему случалось уехать. При виде Гарика, волокущего раненую ногу, Николай и Ашот тревожно переглянулись.

— Ну! Рассказывай! — потребовал Марат.

— Нас накрыли. Менты. Врача бы мне.

— Потерпи, вызовем. Как было дело?

Выслушав прерывистый — из-за приступов боли — рассказ Гарика, Марат уточнил:

— Менты — местные?

— Нет. Один — московский.

— Что?! — Марат помертвел — так было, когда он узнал, что Родригес и Сильвио оставили «жигуленок» у его дома. Ему понадобилась вся его воля, чтобы взять себя в руки. — Точно?

— Точно, — подтвердил Гарик. — Я его узнал. Он был в «Руси». Когда ты стрелял. Ментовский капитан.

— Уверен? — переспросил Марат. — Не мог обознаться?

— Нет. Он сам напомнил. Врача, Марат!

— Сейчас. Вызываем.

Марат взглядом показал Ашоту и Николаю на дверь. Все трое вышли. Через минуту вернулись. Николай и Ашот перевели Гарика в квартиру Николая, находившуюся дверь в дверь с квартирой Марата, уложили в гостиной на тахту. Николай сноровисто вспорол штанину джинсов, отодрал от раны полоски майки. Гарик застонал.

— Терпи-терпи! Сейчас перевяжем и сделаем укол. От боли. Потом приедет врач. — Говоря это, Николай наложил на рану ватный тампон, смоченный спиртом, и туго забинтовал ногу. Тем временем Ашот набрал в одноразовый шприц какую-то жидкость из пузырька, закатал Гарику рукав и ввел иглу в вену. Гарик еще минуты три стонал, потом затих.

Ашот и Николай вернулись в кабинет Марата. На его вопросительный взгляд Николай кивнул:

— Все в порядке.

Марат долго молчал, потом тяжело, исподлобья, посмотрел на подручных.

— Серой потягивает, а? Не чувствуете? — спросил он.

— Какой серой? — не понял Николай.

— Из преисподней… Ну, что скажете?

Николай и Ашот промолчали. Но Марат и не ждал ответа. Постепенно к нему вернулась способность трезво и ясно думать.

А подумать было над чем.

Провал Гарика и его людей в Иркутске — эта новость была, конечно, не из приятных, но, если все взвесить, совсем не катастрофическая. Петраков не сразу расколется. Ряжских — этот может быстрее. Но они не смогут вывести ментов на него, доказательств у них нет никаких, а догадки и предположения в суде ничего не стоят.

Через этого Крумса менты наверняка вышли на завод. Даже если всех там повяжут — это и к лучшему. Придут новые люди, а с новыми людьми легче договориться. Менты не смогут сидеть на заводе вечно. Пусть месяц, два, даже три, а потом обязательно уберутся — у них других дел по горло. Придется Аббасу погодить с бомбой. Ничего, пусть постоят, зато потом будут платить за каждую партию по «лимону», а то и по два.

Гораздо хуже было то, что груз попал в руки ментов, а точнее — что он не попал к нему, к Марату. Это резко обостряло ситуацию с Аббасом. Очень резко. И трудно было что-нибудь так, с ходу, придумать. «Ладно, с Аббасом — потом», — отодвинул от себя Марат проблему, не имеющую пока никакого решения. Его сейчас гораздо больше волновало другое.

Московский мент. И может быть, не один. Вот это действительно было почти катастрофой. Почти — потому что Гарик вывернулся и успел все рассказать. Теперь, когда Марат знал, что произошло в Иркутске, положение казалось не таким уж и безнадежным. Если бы не знал — тогда да, полный финиш. Как они могли вычислить Гарика? На литий их мог вывести этот звереныш, Вадим. Ему не удалось убрать Марата руками Родригеса и Сильвио, или как их там, он вполне может попытаться сделать это руками милиции. Переслать документы, настрочить анонимку. Вряд ли он рискнет объявиться там самолично. На нем — трое в санатории, Сергуня. Чего ради ему и здесь подставляться? И потом — у него груз. Вряд ли он отдаст его ментам. Скорее всего — попытается выйти на Аббаса и загнать ему литий. Пол-«лимона» баксов — это и для Марата не баран накашлял, а для Вадима подавно, он таких бабок и в глаза никогда не видел.

Как он может выйти на Аббаса? Гунар — труп. Кириллов, почти наверняка, — тоже. Впрочем, Гунара Вадим и не знал, а Кириллова видел лишь мельком, у Домского собора. А ведь может, вдруг понял Марат. Тунисский флаг на посольском лимузине этого жирного самовлюбленного индюка. Не мог, сволочь, на обычной машине приехать. Нет, ему надо было показать, какой он значительный человек. Вадим мог, конечно, не обратить на флаг внимания. Но это — вряд ли. Не тот он человек, чтобы пропускать такие подробности. А значит — может найти и Аббаса. Для этого нужно всего лишь прилететь в Ригу и провести день у тунисского посольства.

«А, черт! Только этого мне и недоставало!» — подумал Марат.

Но если все так просто, чего же Вадим ждет? Таможня, понял он. Там, конечно, есть кадры, которые за пачку «гринов» пропустят целый грузовой самолет, а не то что какую-то коробку с литием. Но эти связи не устанавливаются за один день, для этого нужно время. От незнакомого человека они даже «лимон» не возьмут — побоятся ловушки.

В том, что Вадим еще не связался с Аббасом, у Марата не было ни малейших сомнений. Не далее как в минувший понедельник в его «семерке» раздался звонок. Звонивший представился:

— Я от человека, с которым вы встречались у Домского собора. У меня есть для вас сообщение. Где и когда я могу вас увидеть?

Договорились: в два у «Детского мира».

— Как я вас узнаю? — спросил Марат.

— Я сам к вам подойду. Я знаю номер вашей машины.

Марата кольнуло: откуда? Могли сказать Сильвио или Родригес: он, не подумав, показал им свою «семерку». Выходит, пасли? А иначе — как они могли узнать, где Марат живет? По номеру машины? Нет. Она была куплена по доверенности, и человек, продавший ее, эмигрировал в Германию. Николаю пару раз показалось, что за ними увязался хвост. Проверились. Нет. Выходит, все же пасли? И очень умело?

Едва Николай притормозил у «Детского мира», как от толпы отделился сухопарый, лет сорока человек в сером костюме. Лицо у него было со смуглотой, но не такой, как у Гарика или Ашота, скорее — с темнотой, как очень слабо разведенная черная тушь. Марат пересел на заднее сиденье и открыл незнакомцу дверь. Когда тот оказался в машине, Николай тронулся с места и влился в плотный поток «Москвичей», «Нив» и расплодившихся за последние годы иномарок.

Посланец Аббаса начал без предисловий:

— Господин аль-Аббас проанализировал ситуацию и имеет сообщить вам следующее. У него нет оснований для полного доверия к вам, тем не менее он решил предоставить вам еще одну возможность. На этот раз — последнюю. В течение ближайших трех суток вы должны передать груз его людям. Если этого не произойдет, господин Аббас будет вынужден принять все необходимые меры.

Марат обозлился. Он с минуты на минуту ждал звонка из Иркутска, и угроза, явственно прозвучавшая в бесстрастном голосе курьера, его нисколько не испугала.

— Осточертел мне ваш Аббас с этим грузом! — ответил он, не сумев сдержать раздражения, и тут же понял: правильно, так и нужно с ним разговаривать. Нужно хамить. Если человек хамит — значит, чувствует свою силу. А сила — это было единственное, что Аббас уважал. — То он берет, то не берет! У меня что, других дел мало? Нет сейчас моего человека на таможне!

— Когда он будет?

— Когда будет, тогда и будет! — отрезал Марат. — Я сам позвоню Аббасу. И скажу, когда нужно встречать груз.

— Нет, на этот раз все должно быть по-другому, — бесстрастно возразил курьер. — Вы должны будете доставить груз не до таможни, а в саму Ригу. Ваш человек позвонит из гостиницы по известному вам телефону, к нему приедут.

— А это еще с чего? — вполне искренне возмутился Марат. — Уговор был — до таможни!

— Господин Аббас больше не намерен рисковать своими людьми. Проблему с рижской таможней вам придется решать самому. Господина Аббаса не интересует, каким образом вы это сделаете. Но груз должен быть в Риге.

— Да пошел бы он — знаешь куда? Будет мне диктовать! Индюк надутый! Испугал! Мы и не таких видали!

— Я буду вынужден поставить господина Аббаса в известность не только о смысле ваших слов, но и об их тоне, — предупредил курьер.

— Да сколько влезет! — бросил Марат.

— Мне больше нечего вам сообщить.

На том и расстались.

— Ну, ты даешь! — только и сказал Николай, когда курьер вышел из машины возле метро «Парк культуры» и скрылся в оживленной толпе. Марат заметил, как за ним скользнули два парня из команды Гарика — за час до встречи с курьером Марат позвонил Ашоту и приказал установить слежку за человеком, который сядет в его машину возле «Детского мира». Они провели курьера до тунисского посольства, о чем тут же доложили Марату. Но он и без них об этом догадывался.

Трое суток, отпущенные Аббасом, — это немного снимало остроту ситуации. Но возникло новое дело: рижская таможня. Марат вызвал к себе Ашота. Вместе с ним и Николаем начали соображать, как из этого выкрутиться.

Николай подсказал:

— Грошев.

— Правильно, Грошев, — сразу согласился Марат.

Это был выход. Начальник Регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Генерал милиции. Кому в голову взбредет обыскивать его чемодан? Повод для его поездки в Ригу — лучше не придумаешь: задержание в Москве международных террористов, прибывших именно из Риги. Естественно, что Грошев решил обсудить это происшествие со своим латышским коллегой. Его будут встречать высокие чины из службы безопасности, а возможно — и сам министр. Все-таки очень высокий гость. И рижским таможенникам придется умыться. Да они даже и не подумают шмонать такого человека, как Грошев. Совки. Как и наши. Холуйское почтение к должности — в самих генах.

Обсуждая это и попутно — другие дела, просидели до ночи. Время от времени Марат нетерпеливо посматривал на аппарат сотового телефона «Билайн», перенесенный из «семерки» в квартиру. В любую минуту из Иркутска мог позвонить Гарик и сообщить номер грузового рейса, с которым литий отправился в Москву. Но вместо звонка появился сам Гарик.

«Менты, московские», — вернулся Марат к тому, что сейчас тревожило его больше всего.

Даже если ментам настучал Вадим, он не мог знать, что Гарик и его люди улетели в Иркутск. Никак не мог. Значит, за его машиной следили? А раз следили за Гариком, могли следить и за ним, Маратом. Так кто же его пас? Менты? Или люди Аббаса? А может — и те, и те?

«Был в «Руси». Ментовский капитан», — вспомнил Марат слова Гарика. Значит, менты пасли его, как минимум, с пятницы? Сегодня понедельник, уже вторник. Выходит, четыре дня? Может, и сейчас где-то в переулке таится неприметная машина или даже две и кто-то из-за угла наблюдает за окнами квартиры Марата?

Он почувствовал себя, как голый на осеннем ветру.

А тут еще этот Гарик!

— Нужно уходить! — подвел Марат итог своим размышлениям. — Сегодня же!

— На дно? — спросил Николай.

— На дно? Нет. На дно мы всегда успеем. Рано еще на дно!..

Отходной вариант был разработан задолго до этого и лишь ждал своего часа. Была незасвеченная квартира в одном из старых домов в районе Таганки, на набережной Москвы-реки. Она была обставлена так же, как и нынешняя квартира Марата. И так же — дверь в дверь — было подготовлено жилье и для Николая. Документы тоже были готовы. Хорошие документы, комар носа не подточит. Паспорта были куплены еще года три назад у двух московских алкашей, которые затем бесследно исчезли. Сначала переклеили фотографии в паспортах, затем обменяли их на подлинные, новые — в связи с утерей. Марат превратился из Рогожина в Геннадия Иосифовича Погодина, а Николай — в Егора Павловича Колкова. Марату не очень понравилось еврейское отчество, но с этим пришлось примириться.

Обсуждение плана, как оторваться от ментовской «наружки», не заняло много времени. В расчет взяли вариант, что вести «семерку» Марата будет не одна, а две машины. Когда все детали были уточнены, Ашот уехал готовить дело.

— Будет хвост, — предупредил его Марат. — Оторвись.

— Сделаю, — успокоил его Ашот.

Хвост он обнаружил сразу — едва выехал на Садовое кольцо, пустынное в этот предутренний час. За несколько кварталов позади назойливо маячили подфарники ментовской «наружки». Ашот не стал испытывать судьбу. Он оставил свою голубую «восьмерку» возле хорошо знакомого ему дома неподалеку от Крымского моста, вошел в подъезд и через минуту вышел из черного хода в переулок, выводивший на Большую Пироговку, поймал частника, утюжившего словно бы вымершие улицы в поисках случайного пассажира, и был таков. Когда оперативники, выждав, рискнули заглянуть в подъезд, они обнаружили черный ход. Но было уже поздно.

План, разработанный Маратом, Николаем и Ашотом, удался как нельзя лучше. Покрутившись с полчаса по ожившим с наступлением рабочего дня улицам, Николай засек машины милицейской «наружки». Как и предполагал Марат, их было две: одна шла впереди, другая сзади. Николай спустился на набережную Москвы-реки. У одного из переулков, выводящих с набережной на Садовое, выждал, пока передняя машина минует переулок, и круто свернул в него. Задняя машина пошла следом. Но не успела она проехать и двух десятков метров, как из развороченного стройкой двора выкатился «МАЗ» с прицепом, наглухо перекрыл проезд и к тому же заглох. Пока растерянный молодой водила, обложенный крепким матом оперативников, заводил свой «МАЗ» и осаживал назад, «семерка» Марата растворилась в потоке машин, запрудивших Садовое кольцо. Заподозрив неладное, оперативники кинулись назад, к стройке. «МАЗ» стоял во дворе, но водилы и след простыл.

Объявленный розыск уже через час дал результат: «семерку» нашли перед входом в Центральный парк культуры и отдыха. Вся радиоаппаратура из нее была вынута.

Когда начальнику второго отдела МУРа Яковлеву доложили об исчезновении Марата, он едва не застонал от досады. Не мешкая, получил в Генпрокуратуре ордер на проведение обыска в квартирах Марата и Николая и на мебельном складе фирмы «Эллада». Замок на стальной двери Марата пришлось вырезать автогеном. Обыск не дал ничего: квартира была тщательно вычищена, в ванной чернела горка пепла от сожженных бумаг.

Дверь квартиры Николая поддалась легче. В гостиной на тахте обнаружили труп Гарика. Судмедэксперт определил: смерть наступила около трех часов ночи. Вероятная причина смерти: сильная передозировка героина.

Склад «Эллады» тоже был пуст.

«Где же его искать?» — напряженно думал Яковлев. Если залег на дно — не найти. Если же попытается продолжать дела — наверняка под другим именем — может и обнаружиться.

Оставалось надеяться только на это.

Между тем Марат, оставшись наконец один, дал волю своим чувствам.

Квартира была просторная, светлая, окна выходили не на глухой кирпичный торец соседнего дома, а на Москву-реку с бегущими по ней белоснежными речными трамвайчиками и тихоходными баржами. Но Марату было не до того, чтобы любоваться прекрасным видом. Ночные тревоги, оттесненные на время событиями минувшего утра, обрушились на него с утроенной силой. Он чувствовал, как неумолимо сжимается вокруг него кольцо смертельной опасности.

Это было не кольцо — петля.

Он выскользнул из нее. Надолго ли? Любое движение — и на его шее вновь окажется волосяной аркан.

Выхода не было.

Утратив всякую способность к здравомыслию, Марат тупо мыкался по гостиной, как старый лев по клетке вольера.

Тошнотворно воняло серой. Из углов наползали шипящие гады. Полыхал адский огонь. Глумливо ухмылялись козлоподобные черти.

Выход был только один: уйти в глухое подполье. Но даже и теперь, загнанный в угол, он не допускал такой возможности.

Это для него было равносильно смерти.

Пискнул пейджер. На дисплее высветился телефонный номер. Он начинался на «558» — ближнее Подмосковье. Марат набрал этот номер, прямо из квартиры — телефон был наверняка чистым. Хмуро бросил, не ожидая ничего хорошего:

— Слушаю!

— Мы их нашли! — раздался в трубке возбужденный голос одного из парней, которые круглосуточно следили за квартирой Вадима.

— Кого? — не понял Марат.

— Семью Вадима! Они под Калязином!

Марат даже не стал спрашивать, как им это удалось.

— Что делать — знаете?

— Все знаем. Едем. Вернемся — сразу же позвоним!

Марат положил трубку.

Исчезла серная вонь. В свете яркого солнечного дня растаяло адское пламя. Словно бы втянулись в светлые стены шипящие твари.

Наконец-то и ему улыбнулась удача.

Марат подошел к окну. Вид был действительно прекрасный: негде было пристроиться снайперу.