Эпилог
Три дня я отлеживался после моего купания в ледяной Десве. Как ни странно, воспаления легких я не подхватил, лишь небольшой бронхит. Я кашлял, бухая на всю квартиру, но температуры почти не было. Каждый день ко мне приходил врач из нашей поликлиники, говорил, что ничего страшного, выкарабкаюсь. Свозили меня на рентген, который подтвердил: воспаления легких нет.
Целыми днями я пил горячий чай с медом, разбавляя его спиртом.
Но долго бездельничать не пришлось. Уже на второй день болезни я начал строчить рапорт обо всем, что со мной произошло.
Грязнов с Меркуловым пришли ко мне лишь через три дня, когда вернулись из Ильинского. Они принесли бутылку спирта.
Мы расположились на кухне, выпили. И только потом ребята рассказали, что главврач Кузьмин был найден с дыркой в голове, он покончил с собой. Но, возможно, его пристрелил кто-то из своих же — контролеры или кто-то из военных. Заниматься Кузьминым особо — не было времени.
Контрразведчики, которые до сих пор шмонают военный аэродром, пока о своих результатах не дали знать. Известно лишь, что майор Брагин пропал, не иначе как, хоть и раненый, пустился в бега.
Командир авиаполка делает невинные глаза: мол, он ничего не знает и не знал о планах бывшего заместителя командующего. Он занимается приемом и обустройством наших офицеров, которых переводят из Германии под Смоленск. Офицеры и солдаты проводят плановые учения по повышению боевой и политической подготовки.
Заместитель командующего ЗГВ застрелен сбежавшим сумасшедшим, Ивановым Сергеем Сергеевичем…
— Вот, собственно, и все, Турецкий. На тебя никто ничего не повесит. Даже Звезды Героя бывшего Советского Союза или Звезды Героя России — не жди!.. — закончил Костя Меркулов не без иронии.
— А я и не жду, — ответил я.
И мы вновь сдвинули стаканы, в которых плескался едва разведенный спирт.
Поздно вечером наконец-то позвонила Ирина. Услышав ее голос, я чуть не прослезился от нахлынувших чувств.
— Саша? Саша, куда ты пропал?! Я столько раз звонила, ты не брал трубку! Где ты был, я так беспокоюсь!
— Со мной все в порядке. Правда, простыл немного, но ничего страшного, небольшой бронхит. Меня отправили на недельку в санаторий — подлечиться. А не звонил, потому что не хотел, чтобы ты волновалась, думая, что я лежу при смерти в больнице.
— Саша, нельзя же так пугать! Я хочу извиниться, что не приехала встречать с тобой Новый год. Я была занята, новогодняя программа — сам понимаешь. А ты, видимо, уже подумал Бог знает что?
— Нет, Ирка, глупая ты моя!.. Я так и понял: ты занята, пляшешь снегурочкой возле елки, веселишь публику.
— Какой ты у меня глупый все-таки, Турецкий, что сам не позвонил из санатория. Значит, ты на меня не сердишься?
— Нисколько! Я очень соскучился по тебе! Вот только кашель пройдет, обязательно прилечу к тебе, если примешь, конечно.
— Я буду ужасно рада, я буду тебя ждать… Скажи, а может быть, ты сам давно догадался, поэтому не звонил?
— О чем я должен догадаться, Ира?
— О том, что я беременна, — услышал я в трубке тихий и словно виноватый голос Ирины.
— Да. Я, кажется, давно догадался, — ответил я.
У меня действительно были мысли на эту тему, но я не был до конца уверен.
— Ты доволен? Ты не против, Саша?
— Очень доволен, Ирка! Я люблю тебя!
— И я тебя, Саша, ужасно люблю… Ты точно выздоровел?
— Абсолютно.
— Я целую-целую тебя, глупый-глупый мой сыщик!
— Почему глупый? — уже хотел рассердиться я.
— Потому, что ты даже не догадываешься, как я тебя люблю…