Вадим Николаевич Болгарин не находил себе места – верхушка партии была обезглавлена. Здоровяк Ширинбеков в одночасье скончался, Самощенко из-за болезни надолго выбыл из игры. Из лидеров только он остался. А вдруг в один прекрасный день и его захотят устранить? Есть от чего прийти в уныние. Ему бы сейчас уехать из Красносибирска куда подальше, тем более что есть хорошие возможности – его пригласили на «круглый стол» в болгарской Варне или можно еще без особого труда примазаться к делегации на конференцию в Амстердам. Он там, кстати, никогда не был, а очень хочется посетить квартал красных фонарей. Уже всего его друзья там отметились. Он же вместо этого вынужден торчать в надоевшем хуже горькой редьки Красносибирске и заниматься донельзя скучными делами. Мало того что пришлось возглавить комиссию по похоронам Ширинбекова, так теперь нужно возиться с заболевшим Самощенко, вокруг которого творятся какие-то непонятные дела. Сначала стране сообщили, что кумир красносибирцев отравлен. Потом тот же врач выступил на пресс-конференции и сказал, что, по уточненным данным, отравления не было. Окончательную причину болезни он не назвал, лишь туманно намекнул на возможное оперативное вмешательство. Обычному человеку из таких слов трудно что-либо понять. Но журналисты слеплены из другого теста – они тут же принялись трубить, что Евгений Владимирович делал себе операцию омоложения, ему пересадили стволовые клетки. Эти операции дают большой процент брака. Однако такие лишенные всякой логики предположения рассчитаны на полных простофиль. Зачем Самощенко омолаживаться, если у него и без того хорошая, располагающая внешность? Да и какой она может быть у человека, который каждое утро принимает контрастный душ!

Около одиннадцати утра послышался телефонный звонок. Не поднимаясь с постели, Болгарин снял трубку.

– Вадим Николаевич? С вами говорит профессор Плиткин из мединститута...

Наряду со штатной работой в краевой больнице Артур Михайлович преподавал в медицинском институте и обычно представлялся этим титулом, так было понятнее. Больниц в городе много, а институт один.

– Я был занят и не сразу узнал о повторной пресс-конференции Викентьева. Узнав же, ужаснулся.

– То есть ложь чистой воды?

– Безусловно. Это вообще беспрецедентный случай: чтобы врач так резко изменял свою точку зрения.

– Да уж! – усмехнулся Болгарин. – То отравлен, то не отравлен. В чем тут причина?

– Думаю, на него оказали давление. Мы можем догадываться кто, однако пока у нас нет твердых доказательств. Но, мне кажется, нужно привлечь внимание общественности к новому выступлению Викентьева. Если оно получит соответствующий резонанс, к нему прислушаются более внимательно и тогда ему придется отвечать.

– Спасибо за поддержку, Артур Михайлович. Вы член «Союза справедливых сил»?

– Нет. Я просто возмущен таким хамством и хочу поддержать справедливость. Нельзя же так нагло морочить людям головы.

– Вы бы вступили в нашу партию, – заученно сказал Болгарин. Он предлагал это всем подряд.

– Нет, вы знаете, я противник всяких политических объединений. Да и некогда мне ерундой заниматься.

Почувствовав, что допустил бестактность, Артур Михайлович принялся истово извиняться. Однако Вадим Николаевич не очень обиделся. Он предложил профессору встретиться, чтобы обсудить и тактические подробности предстоящего выступления, и технические детали.

Они встретились во второй половине дня в штаб-квартире «Союза справедливых сил», размещавшейся в заводоуправлении «Серебряных крыльев». Это помещение, пользуясь данной ему властью, предоставил «справедливцам» Самощенко. Правда, завод находится на окраине города, куда было не совсем удобно добираться. Но имелись и преимущества. Во-первых, не нужно платить за аренду. Во-вторых, здесь строгая пропускная система, поэтому обеспечена безопасность. Ну а добираться неудобно – так ведь не так много людей посещают штаб-квартиру.

Плиткин и Болгарин расположились в маленьком кабинете председателя. Артуру Михайловичу пятьдесят с хвостиком. Это худощавый рыжеволосый мужчина, всем своим обликом кричащий, что перед вами человек науки: мешковато сидящий костюм, взлохмаченная прическа, очки с толстыми стеклами. Однако все достаточно модное и дорогое. В этом уж заслуга жены, но мало кто знает, какие титанические усилия нужно ей приложить, чтобы заставить мужа пойти в магазин. Поэтому зачастую она сама покупала ему одежду. А поскольку Серафима Леопольдовна побаивается, как бы вещь не оказалась мала, то приобретает все с запасом. Отсюда и неизменная мешковатость. Свои неточные действия Серафима Леопольдовна оправдывает тем, что муж может поправиться – он ест очень много сладкого. Действительно, Артур Михайлович редкостный сладкоежка, можно сказать, сладкое его единственная страсть, кроме науки, разумеется. Но хоть и ест чрезмерно много сахара, это на его фигуре не отражается.

– Можно почти не сомневаться в том, что как само отравление, так и лживое заявление Викентьева спровоцированы с подачи окружения губернатора. Только как это доказать? – спросил Вадим Николаевич.

– Логическим путем. Я справлялся у московских коллег – Викентьев видел сибирского пациента лишь мельком. В основном рассматривал его рентгеновские снимки. Он не владеет в полной мере материалом, не имеет права делать подобные громогласные заявления.

– А кто он по своей врачебной специализации?

– Радиолог. То есть занимается проблемами противолучевой защиты. В принципе, он даже не имеет права быть в контакте с больным, – начал горячиться Плиткин. – Как тут можно выступать с опровержением отравления, ума не приложу.

– И вы готовы дать ему прилюдный ответ?

– Не келейно же разрешать такую проблему. Он же говорил с трибуны. Не можем же мы опровергать ночью, в подвале. Игра должна идти на равных.

– Нужен, как сейчас говорят, адекватный ответ.

– Вот именно.

Внешне Вадим Николаевич был полной противоположностью Плиткину: высокий, широкоплечий брюнет, чья фигура доведена плавательным бассейном и теннисом до совершенства. Его элегантность – предмет зависти многих красносибирских мужчин – костюмы, причем лучших фирм, на нем сидят как влитые. Он надеялся освежить гардероб в Амстердаме, да сорвалось – поздно спохватился, делегация уже полностью укомплектована. Придется ехать в Варну, в Болгарию, в страну, одарившую его фамилией. Кстати, она служила постоянным поводом для шуток. То и дело спрашивали: «Скажите, вы кто по национальности – болгарин?» «Ну что вы, – отвечал Болгарин, – я – румын». Иногда, если полагал, что собеседнику не понять его тонкий юмор, мог сказать: китаец или эскимос.

– Двадцать третьего я вынужден лететь в Варну, – сокрушенно произнес он. – Хорошо бы провести вашу пресс-конференцию до этого времени.

Возможность проведения всякого рода партийных сборищ была еще одним плюсом «Серебряных крыльев» – тут имеется актовый зал на триста человек, опять же не пришлось тратиться на аренду.

– Я согласен, – сказал Плиткин. – По-моему, имеет смысл поторопиться с ответом. Слишком долгая реакция покажется странной.

Договорились встретиться с прессой на следующий день. У Артура Михайловича с трех до четырех было «окно» в его расписании: между институтом и больницей.

Механизм подготовки пресс-конференций у «Союза справедливых сил» был отлажен: адреса всех нужных редакций в компьютере имелись, затем следовало сказать спасибо моментальной электронной почте. И вот уже журналисты стекаются к главному входу в «Серебряные крылья».

Сделав короткое заявление, Артур Михайлович подробно ответил на все вопросы, и неправомочность последнего выступления Викентьева стала для всех собравшихся очевидной.