5
Александр Борисович Турецкий сидел за столом у себя в кабинете, пил черный кофе и, время от времени потирая пальцами виски, просматривал расшифровки разговоров Гатиева. В руке у него был красный маркер. Встречая что-нибудь интересное, Александр Борисович делал на страницах пометки.
Минувшей ночью на Турецкого накатила бессонница, и он до рассвета лежал в постели, прислушиваясь к тихому дыханию жены, закинув руки за голову и разглядывая потолок. В голове вертелись неприятные мысли. Вечером жена Ирина вдруг заявила Турецкому, что он подлец, и что она больше не может жить с таким человеком под одной крышей. Сказано это было шутливым тоном, однако Александр Борисович заметил, как грозно блеснули глаза жены, и принял сказанную тираду всерьез. Слишком хорошо ему был знаком гневный огонек Ирининых глаз. Слишком хорошо он знал, в какое грозное пламя умеет превращаться этот огонек от одного неосторожного слова или жеста. Поэтому Александр Борисович сделал покорное лицо и ответил шутливо, тщательно подбирая слова:
– Чем же я заслужил такое, радость моя? Если я чем-то провинился, то заранее прошу простить меня, бо содеяно сие было не по злому умыслу, а токмо по неосторожности.
– Очень смешно, – фыркнула жена. – Ты что, и правда не понимаешь, за что я тебя так назвала?
Турецкий принялся ускоренно перебирать в голове варианты возможной своей вины. Однако в голову ничего не приходило. «Наверняка я забыл о какой-то чрезвычайно памятной дате», – подумал Александр Борисович. Он бы вспомнил, но Ирина не дала ему додумать мысль до конца.
– Ты так и не вспомнил? – грозно спросила она, и глаза ее потемнели так, что на какое-то мгновение Турецкому стало действительно страшно.
Александр Борисович решил смухлевать.
– Вот черт! – громко воскликнул он и хлопнул себя ладонью по лбу. – Болван я, болван! Как же я мог об этом забыть?
Ирина подозрительно сощурилась:
– И о чем же ты забыл?
– Как это о чем? – возмущенно отозвался Турецкий. – И ты еще спрашиваешь?! Да про это я должен был помнить в первую очередь. Я мог забыть побриться, надеть свежую рубашку, позавтракать, наконец! Но об этом... – Турецкий покачал головой. – Об этом – ни за что.
Некоторое время Ирина пристально на него смотрела, потом вздохнула и тихо сказала:
– О, Господи, Турецкий. Какой же ты подлец.
И больше она с ним не разговаривала. Турецкий так и не понял, в чем он провинился и о какой важной дате забыл на этот раз.
Задремать ему удалось лишь под утро. Два часа утреннего сна не принесли отдохновения. Унять грохотавший в голове молот не помогли даже две чашки крепкого кофе, выпитые одна за другой. Третья тоже не приносила результата. Лишь сердце стало биться сильнее, а в воспаленных веках появилось неприятное жжение. Однако Турецкий не сдавался.
Прочитанные листы, испещренные красным маркером, Александр Борисович откладывал на край стола, чтобы позже вернуться к ним и обдумать, если, конечно, они того заслуживали.
ОТЧЕТ № 8.
21 ч. 03 мин.
Объект вошел во второй подъезд жилого пятиэтажного дома по адресу 4-я ул. Марьиной Рощи, 9/11
РАСШИФРОВКА.
(Звонок. Еще один звонок. Покашливание. Скрип открываемой двери.)
Неизвестный. О, какие люди! Здорово, приятель!
Гатиев. Здравствуй, Иван.
Неизвестный. Проходи, проходи.
(Шорохи.)
Неизвестный. Давненько ты не приходил. Что, не было желания расслабиться?
Гатиев. Я не напрягался.
Неизвестный. Как скажешь. Чай, кофе, коньяк?
Гатиев. Нет. Ничего не хочу. Где Стелла?
Неизвестный. Да здесь, здесь твоя Стелла. Ждет уже. Лавэ на выходе, как всегда. Успеха!
(Звук шагов и скрип отпираемой двери.)
Гатиев. Здравствуй, золотко!
Неизвестная. Здравствуй, Русланчик! Здравствуй, дорогой! Дай я тебя поцелую!
(Шорохи.)
Неизвестная. Фу, какой ты колючий.
Гатиев. Зачем так говоришь, а? Сегодня утром брился. Вот, даже порезался.
Неизвестная. У ты бедненький... (неразб.) Ты так быстро зарастаешь, что тебе нужно бриться два раза в день. Хотя ты мне и таким нравишься.
Гатиев. Нравлюсь, говоришь? Ха. Может, мне вообще бороду отпустить?
Неизвестная. Нет, зайчик, борода тебе не пойдет. С бородой ты будешь похож на горца.
(Шорохи.)
Гатиев. Что плохого в горцах?
Неизвестная. А что в них хорошего?
Гатиев. Горцы свободны и независимы.
Неизвестная. Животные тоже свободны и независимы. А эти твои горцы – дикари, носятся по своим горам, как горные козлы...
Гатиев. Ты кого козлом назвала, сука?
(Шорохи. Женский крик.)
Неизвестная. Сволочь черномазая! Ты чего это руки распускаешь, а? Я тебе покажу, как девчонок бить! Иван! Иван!
(Шум открываемой двери. Шаги.)
Гатиев. Стой, где стоишь, Иван!
Неизвестный. Убери железку.
Гатиев. Я сказал: стой, где стоишь.
(Шорохи.)
Неизвестный. Все – стою, стою. И что дальше? Убьешь меня, что ли? Из-за шлюхи?
Гатиев. Уйди от двери. Я ухожу.
Неизвестная. Вали отсюда, урод! Вали и сдохни в своей Чечне!
Гатиев. Сдохну, золотко. Все мы сдохнем. И я, и вы. Но вы раньше, ясно?
Неизвестный. Стелла, помолчи... Видишь, она уже молчит. Я отошел от двери, можешь идти.
(Шорохи. Шаги.)
Турецкий устало отложил отчет, зевнул, откинулся на спинку стула и, закинув руки за голову, сладко, до хруста в суставах потянулся.
– Рехнешься тут с этими расшифровками, – негромко посетовал он.
Затем закурил, пододвинул к себе телефон, снял трубку и набрал номер Меркулова.
– Да, – отозвался тот.
– Здравствуй, Константин Дмитриевич. Быстро трубку снимаешь, прямо как молодой. Как дела?
– А, аналитик. Привет! Рад слышать. Дела как сажа бела. А у тебя чего голос такой вялый? Опять бессонница?
– В точку! – восхитился Турецкий.
– И небось сидишь над бумагами и глотаешь литрами кофе?
– Ты что, установил у меня в кабинете камеру слежения?
– Вот еще! Знаешь, сколько стоит одна такая камера? Ты за всю жизнь не заработал. – Голос Меркулова звучал бодро и насмешливо.
– Смейся, смейся. Обидеть художника может каждый. А вот помочь ему материально... – притворно-расстроенно вздохнул Турецкий и перешел к делу. – Ладно. Слушай, читаю сейчас отчеты по Гатиеву, и у меня складывается впечатление, что мы взялись не за того парня.
– Вот как? А что там?
– Да сплошные, понимаешь, кабаки да бордели. Плюс для разнообразия поход в казино.
– А чего ты хотел, суббота ведь, – резонно ответил Меркулов. – Выиграл хоть?
– Кто?
– Гатиев, не ты же.
– Проиграл. – Беседуя с Меркуловым, Турецкий перебирал отчеты, которые ему еще предстояло изучить. – Оставил триста баксов на «блекджеке» и ушел счастливый. Даже поблагодарил крупье – хорошо, дескать, отдохнул.
– Завидуешь?
– Еще бы. Слушай, может, и мне попробовать, а? Он отдохнул, может, и у меня получится?
– Конечно, попробуй. Проиграешь баксов сто, отыграешь назад пятьдесят – разменяешь на мелочь и придешь с мешком к жене. Как Дед Мороз. То-то она рада будет. Только на больничный потом не рассчитывай, не оплачу, – рассмеялся Константин.
– От тебя дождешься. Вообще-то я... Стоп. – Александр Борисович прищурился на лист бумаги, который держал в руке. – А вот это уже интересно.
– Что там у тебя?
– Читаю один из отчетов.
– То-то я слышу – страницы шуршат. И на что же ты набрел? – заинтересованно спросил Меркулов.
– Могу зачитать. Тут немного.
– Что ж, зачитай. Желательно по ролям и с выражением.
– Ладно, слушай. Итак, я начинаю.
Гатиев. Здравствуй, дорогой.
Неизвестный. Здравствуй, коли не шутишь. Давно жду твоего звонка. Ты сейчас в Москве?
Гатиев. Да, в Москве.
Неизвестный. И как... м-м... наши дела?
Гатиев. Да все нормально, если брать в целом. А детали надо обсудить.
Неизвестный. Да, надо. Продуманные детали – это пятьдесят процентов успеха. Когда ты хочешь встретиться?
Гатиев. Завтра.
(Пауза.)
– Что? – не понял Меркулов.
– Я говорю – пауза! Я бы изобразил тебе ее от первого лица, но не знаю как.
– А-а. Ну, давай дальше.
Неизвестный. Хорошо. Я позвоню тебе завтра утром и уточню место.
Гатиев. Сейчас скажи.
Неизвестный. Извини, сейчас не могу. У меня на завтра запланированы неотложные дела, не знаю, куда они меня забросят.
Гатиев. Надо, чтоб забросили подальше от города. Там тишина, воздух, можно говорить.
(Пауза.)
Неизвестный. Понял. Хорошо, я подумаю. До десяти утра не исчезай. Будь в зоне досягаемости, чтоб я дозвонился.
Гатиев. Захочешь – дозвонишься.
Неизвестный. Ну, все?
Гатиев. Все.
Неизвестный. Тогда бывай.
– Ну и что же тут тебя заинтересовало? – удивился Меркулов. – Человек встречается с коллегой или партнером по бизнесу. На природе, под водочку и шашлыки. Это не запрещено.
– Вообще-то запрещено. За распитие спиртных напитков в публичном месте в наше время и штраф можно схлопотать нешуточный. Но заинтересовала меня последняя фраза Гатиева. Слушай внимательно, читаю:
Гатиев. Бывай, Владлен!
(Конец разговора.)
– Ну, как тебе?
– По-моему, ты намекаешь на Альхарова.
– Удивительно тонкое наблюдение, – иронично прокомментировал Турецкий.
Меркулов подумал и сказал:
– В принципе этого и следовало ожидать. Если верить нашему агенту, внедренному в «Омегу», Копылов пляшет под дудку Альхарова. А раз так, то он и с Халидом аль-Аделем встречался по его указанию.
– То-то и оно, старик, то-то и оно.
– Интересная намечается диспозиция, – хмыкнул в трубку Меркулов. – Кстати, как идет «прослушка» самого Альхарова?
– Идет потихоньку. Кстати, сейчас просмотрю отчеты по нему. Если расшифровки совпадут, значит, мы на правильном пути.
– Давай. И смотри не усни там.
– Постараюсь, – поморщился Турецкий и повесил трубку.
Разговор с Гатиевым подействовал на Владлена Владленовича Альхарова угнетающе. Он всегда относился к звероподобному чеченцу настороженно, не без оснований подозревая, что при всей своей внешней приветливости Гатиев – человек с «двойным дном» и что главное для Гатиева – это его собственная выгода. «Сегодня он нам руки жмет, а завтра глотки перережет», – думал о Гатиеве Альхаров.
Поговорив с Гатиевым, Владлен Владленович пробежался пальцами по клавиатуре телефона и, откинувшись на сиденье автомобиля, вновь приложил трубку к уху. Ждать пришлось долго. Он уже хотел отключить связь, но тут ему ответили.
– Да, – отозвался тягучий, тяжелый басок.
– Рыцарь... – Альхаров инстинктивно глянул в окно и плотнее прижал трубку к уху. – Рыцарь, мне только что звонил наш общий друг.
– И что?
– Он хочет встретиться. Завтра. Желательно за городом.
– Так, – пробасил собеседник Альхарова. – И что?
– Ты должен присутствовать на этой встрече.
– Разумеется, – согласился обладатель баса. – Раз должен – значит, приеду.
– Тогда подъезжай завтра, часикам к... – Альхаров наморщил лоб. – Часикам к двум ко мне на дачу. Там и поговорим.
Некоторое время обладатель баса размышлял, затем прогудел:
– В два не могу. Давай в три.
– Хорошо, в три. – Альхаров нервно передернулся. – Только обязательно приезжай, понял?
– Сказал же – приеду. Только ты там подготовь все... Чтобы шашлычки, вино...
Альхаров брезгливо поморщился:
– Тебе бы только жрать, Рыцарь.
– Брось. За стаканом вина да в приятной обстановке любые вопросы быстрее решаются. Тем более – важные.
– Да, ты прав. Хорошо, жду тебя в три. Постарайся не опаздывать.
– Заметано.
Загородный дом Альхарова напоминал средневековую крепость. Двухэтажный особняк был выложен из рыжевато-бурого кирпича и угрюмо взирал на гостей маленькими окнами, затянутыми тонированным стеклом, как глаза инвалида пленкой катаракты. Высокий забор, окружающий дом, также был кирпичным; тех, кому удавалось миновать черные железные ворота забора, дом встречал неприветливо. От массивной дубовой двери веяло основательностью и скрытой угрозой, как, впрочем, и от всего здания в целом. Оно словно бы говорило: «Проходи мимо, приятель, не задерживайся, иначе...» О том, что могло случиться в противном случае – страшно было даже подумать.
Впрочем, сегодняшних гостей Альхарова вид особняка совершенно не пугал. Похоже, они чувствовали себя под его угрюмой защитой вполне комфортно и даже уютно.
Гостей было двое. Руслан Гатиев сменил дорогой пиджак на свитер, а брюки на черные джинсы, сразу став похожим на торговца яблоками и мандаринами. Однако его взгляд был по-прежнему полон задумчивой жестокости, как взгляд палача, осматривающего связанную жертву и решающего, с чего начать пытку. При этом смотрел Гатиев не куда-то в пространство, а на сутуловатую спину Альхарова, который возился у мангала с шашлыками.
Вторым гостем Альхарова был невысокий, но чрезвычайно широкоплечий мужчина с квадратным подбородком и толстыми надбровными дугами. Когда-то сломанный и кривовато сросшийся нос придавал ему сходство с боксером. Он сидел в плетеном кресле с сигарой в зубах и задумчиво пускал дым.
Владлен Владленович тем временем перевернул шашлыки, держа их за витые ручки шампуров, и с удовлетворением оглядел сочные подрумянившиеся кусочки мяса.
– Рассолом их полей, а то сухими будут, – пробасил широкоплечий и выпустил изо рта облако терпкого дыма.
– Не учи отца отжиматься, – сердито ответил Альхаров; он терпеть не мог, когда ему мешали.
Руслан Гатиев усмехнулся, скептически цыкнул языком и сказал:
– Нет, не умеете вы, русские, шашлыки делать. В чем ты его вымачивал, Владлен?
– В рассоле, в чем еще?
– А какой у тебя рассол был?
– Обыкновенный, из уксуса.
– Вот. – Гатиев поднял палец, и тяжелый золотой перстень ярко блеснул на солнце. – А мясо нельзя поливать уксусом, потому что уксус убивает вкус и аромат мяса.
– Глупости, – парировал Альхаров. – Уксус подчеркивает вкус мяса. Рыцарь, скажи!
– Согласен, – кивнул басовитый с квадратным подбородком. – Без маринада мясо пресное.
– Э, что вы понимаете, а? – поморщился чеченец. – Мясо должно мариноваться в собственном соку, в перце и в луке. Только тогда у мяса будет вкус. А уксус его убивает.
– Ладно. Хватит о шашлыке. – Альхаров вытер руки полотенцем, аккуратно повесил его на крюк, затем отошел от мангала и уселся в кресло. – Вернемся к нашим баранам. К тем, которых мы будем «стричь» в театре. Прежде всего я хочу сказать, что дело мы задумали очень рискованное. Одна маленькая ошибка может погубить всю операцию.
Гатиев скривил лицо:
– Владлен, ты слишком многого боишься.
– Операция должна быть продумана до мельчайших подробностей, – не согласился Альхаров.
– Она и будет продумана, – пробасил человек с квадратным подбородком. – Если мы решим заняться театром, то продумаем все до мелочей. Ты же знаешь, Владлен, я никогда не берусь за дело, пока все не спланирую.
– Знаю, Рыцарь, знаю. В тебя-то я верю... – Альхаров сделал упор на последней фразе и стрельнул глазами в Гатиева.
Гатиев понял Альхарова с полуслова. По его темным губам скользнула усмешка.
– Зря ты это, Владлен. Я никогда не подставляю партнеров. Скорее сам подставлюсь. Это мой принцип.
«Ну да, конечно», – подумал Альхаров, но вслух ничего не сказал.
– Рыцарь, а ты как думаешь? – обратился он к человеку с квадратным подбородком.
– Я же сказал, идея мне нравится, – ответил тот. – Конечно, все это сильно смахивает на авантюру. Но, с другой стороны, «глаза боятся, а руки делают», так ведь? Власть не ожидает удара с этой стороны, и мы можем это использовать. Им и в голову не придет, что кто-то может на такое решиться. С их точки зрения, это просто бред. Я и сам вначале так подумал.
«И был недалек от истины», – хотел сказать Альхаров, но не успел.
– Рыцарь правильно говорит, – веско сказал Гатиев. – Менты охраняют метро и базары, но они не ждут, что мы придем в театр. Пока они защищают руки и ноги, мы ударим в самое сердце.
– Не знаю, не знаю... – пробормотал Альхаров.
Чеченец внимательно на него посмотрел и сказал:
– Знаешь что, Владлен, в последнее время ты стал слишком нерешительным. Что с тобой происходит? Уж не влюбился ли ты?
– Не говори чепухи, – нахмурился Владлен Владленович.
Гатиев плотоядно улыбнулся:
– Почему чепухи, э? Мужчина должен любить женщин. И чем чаще, тем лучше. Но он не должен терять из-за бабы голову, иначе... – он красноречиво развел руками.
– На что это ты намекаешь? – подозрительно сощурился Альхаров.
– Ни на что. Просто так говорю. Что ты сердишься, э? Закрутил роман – и молодец. Девка красивая – грудь, ноги, попа – все при ней. Я бы и сам голову потерял. А имя-то какое – Элеонора!
Альхаров побледнел.
– Я что-то не понял... – медленно, сквозь зубы проговорил он. – Ты что, следишь за мной, что ли?
– Зачем следить, э? Просто присматриваю. Ты ведь мне не чужой человек. Ты мне товарищ, а товарищи должны заботиться друг о друге, правильно я говорю? Я присматриваю за тобой, ты – за мной. Значит, оба мы под присмотром. Так, Рыцарь?
Человек с квадратным подбородком хмыкнул в ответ.
– Вот видишь, и Рыцарь согласен, – улыбнулся Гатиев. – И потом, Большой Брат присматривает за всеми нами. Ему не понравится, если мы провалим дело.
Альхаров смотрел на Гатиева, хрипло дыша и свирепо вращая глазами.
– Ты не обижайся, Владлен, – добродушно обратился к нему Гатиев. – Я ведь ничего против тебя или этой Элеоноры не имею. Но у нас с тобой общий... э-э... бизнес. А пока он общий, мы с тобой – как один человек с двумя головами. Поэтому мы должны знать друг о друге все. Что станет, если каждая голова будет жить своей жизнью? Все тело может порваться, да?
– Что ж ты теперь, со свечкой ко мне под одеяло полезешь? – прошипел Альхаров.
– Зачем мне твое одеяло? Спи спокойно, с кем хочешь и когда хочешь. Только лишнего не болтай. Красивая баба даже самого сильного мужчину может сделать слабым и болтливым. Вот и все, что я хотел сказать. Помни об этом, Владлен. Ну вот, я все сказал. Теперь можем вернуться к нашему делу.
– Давно пора, – кивнул Квадратный Подбородок. – Я уж думал, мне вас разнимать придется. Кстати, насчет женщин... – Он мило улыбнулся чеченцу: – Вчера вечером в Марьиной Роще какой-то чеченец пытался зарезать проститутку и ее сутенера. Ты случайно не знаешь, кто это мог быть?
Гатиев ощерил белые зубы.
– Ах, шайтан! – с деланным восторгом воскликнул он. – Вот это профессионал! Видишь, Владлен, как работают настоящие профессионалы? Все видит! Все знает!
Человек с квадратным подбородком насмешливо поклонился:
– Спасибо за комплимент, партнер. Думаю, теперь мы твердо запомним, что нужно быть осторожнее и что мы... – Он вдруг приподнял голову и настороженно принюхался. – Владлен, а ты про шашлыки не забыл?
– Вот черт! – Альхаров соскочил с кресла и кинулся к мангалу. Движение его было слишком порывистым – нога Владлена Владленовича зацепилась за ножку кресла, кресло дернулось и ударилось о стол, да так сильно, что фарфоровая ваза, стоявшая на столе, опрокинулась и рухнула на пол, разлетевшись на куски.
Альхаров разразился бранью, затем яростно плюнул на черепки, ударил по ним ботинком и лишь затем продолжил свой путь к мангалу.
Гатиев грустно посмотрел ему вслед, покачал головой, прицокнул языком и тихо произнес:
– Я всегда говорил, что русские не умеют готовить шашлыки.
