17
Александр Борисович сухо спросил:
— Как ты его вычислила-то?
— Да просто. — Светлана чувствовала себя виноватой, но показывать этого не хотела. — Во-первых, я сразу поняла, что все угрозы этого бандита — пустые. И что он вообще никакой не бандит. Начать с того, что у меня никогда не было подруги Алены, с которой он обещал спустить шкуру. После этого страх у меня прошел, и я стала внимательнее прислушиваться к его речи. И мне на ум сразу пришел Славский. Ведь он был прямо… можно даже сказать, лично заинтересован в том, чтобы мы отстали от Боровской. Во-вторых, он не слишком искусно умеет менять голос. Ну и это его обращение — «милая моя». Меня еще при первой встрече это покоробило. А в-третьих… — Тут Светлана тронула щеку с приклеенным кусочком пластыря телесного цвета. — Я где-то читала, что у людей с каким-то физическим изъяном есть комплекс… Ну то есть им приятно видеть тот же изъян у других людей.
— Врачи говорят, он очень плох. Если оклемается, то не скоро. Слушай, как ты умудрилась довести его до инсульта?
— Я же не специально его доводила. Просто нарисовала ему картину преступления. Думала, это его проймет.
Турецкий ухмыльнулся:
— И не ошиблась. Ты читаешь слишком много детективов.
— Я их совсем не читаю.
— Но телевизор-то смотришь?
— Смотрю.
— Вот то-то и оно. Это ж надо — довести мужика до удара. Не каждая женщина на это способна. Тебя, Перова, надо в Книгу рекордов Гиннесса внести. Ты что, не видела, что ему плохо?
— Я думала, он притворяется, — насупившись, ответила Светлана.
— Угу, — усмехнулся Александр Борисович. — Как в кино. В кино это сплошь и рядом бывает. — Он взял новую сигарету, закурил и сказал: — Показаний Слав-ский дать не сможет. Он двух слов сейчас связать не в состоянии. Ну и что нам теперь делать?
— Вести расследование так, как вели его до сих пор, — ответила Светлана.
Турецкий качнул головой:
— Вести, но не так. Если хочешь знать мое мнение, я вообще не уверен, что Славский причастен к убийству генерала Мамотюка.
— Факты говорят обратное, — упрямо сказала Светлана.
— Тебе говорят, а мне нет, — недовольно парировал Турецкий. — Ты ведь сама говорила, что в тот вечер, когда убили генерала, Боровская и Славский ужинали в ресторане. И официант это подтвердил.
— Они могли его подкупить, — пожала плечами Светлана. — Это очень просто делается. Других-то свидетелей нет.
Александр Борисович помолчал, потом сказал с ноткой укора в голосе:
— Ты очень упряма, Перова.
— Разве это плохо?
— Это ни хорошо ни плохо. Это факт. И мне приходится с ним считаться. Ладно, забыли. Будем работать дальше. — Турецкий выпустил облако дыма и задумчиво сказал: — Значит, так. Боровскую на время оставь. Галя Романова сейчас собирает информацию о кастинговых агентствах. Прорисовывается кое-что интересное. Созвонись с ней, и покопайте в этом направлении вместе. Завтра в два часа дня зайдете ко мне и отчитаетесь. А там подумаем, что нам делать дальше. Все поняла?
— Так точно.
— Выполняйте.
Светлана вышла и кабинета Турецкого сама не своя. Ей уже случалось в жизни получать нагоняй от начальства, и не раз, но такой оплеванной она себя еще никогда не чувствовала. Ведь раньше нагоняй ей устраивали люди, которых она — мягко говоря — не слишком уважала. А порой и в грош не ставила. Что же касается Турецкого, то Светлана видела, как он умеет работать и даже (чего уж тут скрывать) была немного влюблена в него. Она считала его не только начальником, но и близким по духу человеком. Коллегой с большой буквы. И вдруг такоё. И за что?! За то, что она попыталась немного прижать негодяя и убийцу.
А ведь этот негодяй Славский угрожал ей и даже порезал ей лицо. «Порезал» — это, конечно, слишком громко сказано. Это был не порез, а скорее маленькая царапина, от которой через неделю и следа не останется. Но все равно.
Светлана делала свою работу, и не ее вина, что у преступника оказалось слишком слабое здоровье. В конце концов, Чикатило тоже мог упасть в суде в обморок. И никто бы и не подумал за него заступаться.
Разве это справедливо? И главное, что поплакаться некому. Хотя…
Света достала мобильник и набрала номер Гали Романовой.