Александр Борисович не был уверен, что посещение редакции еженедельника «Секретная почта» сразу откроет ему все тайны и покажет скрытые пружины интриг. Он даже не рассчитывал на свои прежние журналистские заслуги в газете «Новая Россия», где одно время работал в штате. Но недолго. Это когда в середине девяностых годов Костю — за его строптивость — выперли из Генпрокуратуры, ну а Турецкий успел ему накануне подсунуть собственное заявление, и тот его подмахнул. Но прекрасная, вольная жизнь длилась недолго, изменились обстоятельства, в Генеральную прокуратуру пришло новое руководство, и Костю с почетом вернули. А тот — Турецкого.

Александр Борисович имел все-таки имя в журналистике, худо-бедно, однако юридические обзоры и комментарии за подписью «Б.Александров» — таков был его литературный псевдоним — прочитывались даже специалистами с интересом. А Костя еще удивляется: откуда это у Сани талант составлять быстрые и качественные отчеты по поводу разного рода расследований? Оттуда! Так что в журналистике он был как бы своим. Именно «как бы», поскольку полностью своим стать, видимо, уже не придется, хотя когда-то очень хотелось, ну а теперь разве что после выхода на пенсию, когда настанет пора сочинять мемуары.

Тем не менее речь не об этом. Ставя себя на место главного редактора еженедельника, Турецкий был абсолютно уверен, что ни один следователь не вышибет из него правды об авторе, кем бы тот ни был. Такова журналистская практика. Такова и этика профессии. Ты отвечаешь за свои слова? Вот и отвечай. Или не публикуй вранья, за которое с тебя охотно снимут штаны. Да и с нас тоже.

А вот как следователь Александр Борисович был полностью на своей стороне. Что это за аноним такой? И если он пишет правду, то чего боится? Значит, у самого рыльце в пушку?

Словом, налицо полнейшее раздвоение. И Турецкий как ни размышлял, так и не решил, кому из своих двойников отдать предпочтение. Поехал, как говорится, на авось, полагая, что обстановка подскажет…

Редактором оказался субтильный, женоподобный мужчинка с двойной, явно благородной и нерусской фамилией — Хакель-Силич. Звали его тоже мудрено — Эдгар Амвросиевич, а попросту, как услышал Турецкий еще в приемной, Эдя — ни больше ни меньше. Увидев его, Александр Борисович сразу понял, что признаний ждать напрасно. А почему? А потому в первую очередь, что сама внешность редактора и это простецкое «Эдя» на фоне фамилии, напоминающей какой-то медицинский препарат, указывали на единственную способность этого работника средств массовой информации, может быть, даже особый его талант, — выискивать и печатать гадости. Причем искренне обожать это занятие, ибо подобная фактура придавала, вероятно, по его соображениям, персональный шик названию органа «Секретная почта». Вот уж действительно папарацци в идеальном варианте.

Эдя, когда ему доложила секретарша, кто ожидает в приемной, встретил появление Турецкого только что не в штыки. Насупился, приобрел воинственный вид выпавшего из гнезда грачонка, даже напыжился отчасти, хотя это у него получалось с трудом. Вернее, не получалось, но мыслилось. Чего он так напугался?

Александр Борисович, не желая с ходу обострять отношения, представился, протянув редактору свое до сих пор действующее удостоверение спецкора «Новой России», а уже затем второе — помощника Генерального прокурора Российской Федерации. Первое Эдя воспринял хоть и без особого уважения, но с пониманием, а увидев второе, вмиг нахохлился и стал непроницаем для посетителя. Вот артист! Столько чувств изобразить сразу на одной мелкой физиономии!

И Турецкий решил не церемониться. Раз ничего не добиться, так хоть душу потешить…

— Меня интересует ваш автор, некто Метельский, — без предисловий холодно начал он, равнодушным взглядом упираясь в переносицу Эди.

— Ваше право, — редактор пожал узкими плевами. — Ищите, как говорится, и обрящете.

— Вам, надеюсь, это имя известно?

— Так же, как и вам. Полагаю, это псевдоним. За гонораром автор к нам в бухгалтерию не обращался.

— Иными словами, надо понимать, вы опубликовали свалившийся ниоткуда непроверенный материал? Не боясь санкций, которые могут затем последовать?

— Не вижу причин для санкций. — Редактор осторожно погладил длинными пальцами свою прилизанную темную прическу с розовым пробором посредине. — Публикация — это не моя личная инициатива, а решение всей редакционной коллегии. Вы утверждаете, что сами журналист, значит, должны быть в курсе, в каком порядке принимаются или отвергаются подобные вещи. Пусть господин Степанцов выдвигает против нас иск, подает в суд на наш еженедельник, мы процесс выиграем, поскольку имеем аргументы для своей защиты. А вот имеет ли он — это большой вопрос.

— Но ведь вы же сами сказали, что не знаете автора материала. Откуда у вас эти сведения?

— Одно к другому не имеет отношения, — как попугай продолжал Эдя. — Как журналисту вам должно быть известно…

— Приятно, что вы меня причисляете к своему цеху, — сухо ответил Турецкий, — но я в этом не нуждаюсь. Мне нужно, чтобы вы, господин редактор, уяснили простую и не требующую дополнительных объяснений ситуацию. Не я буду доказывать невиновность Степанцова, а вы — его виновность. И не в собственном кабинете, а в том самом суде, о котором только что упомянули. А если у вас не найдется веских, я подчеркиваю, веских аргументов для оправдания собственной храбрости, я вам, коллега, не завидую. И штрафом там либо постановлением о немедленной публикации опровержения с официальным признанием своей вины и строгим наказанием, вплоть до увольнения, конкретных виновников клеветнической публикации вы не отделаетесь, нет. Обратите внимание на статью сто двадцать девятую Уголовного кодекса Российской Федерации, там, в трех частях этой статьи, довольно популярно изложено, на какой срок ограничения свободы может рассчитывать человек, распространяющий клевету в средствах массовой информации. Вопросы есть? Вопросов, как говорил почтенный товарищ Сухов, нет. А вот у меня к вам имеются. Можете, ссылаясь на закон о печати, не называть мне подлинную фамилию автора публикации.

— Я… и не с-собирался, — почему-то заикаясь, сказал редактор.

— Но на один мой вопрос вы обязательно ответите во избежание немедленных и очень крупных для себя неприятностей. Вот, я предъявляю вам постановление Генеральной прокуратуры о возбуждении уголовного дела по факту клеветы, ну и так далее, можете ознакомиться.

Эдя взял в руки постановление, и они у него почему-то задрожали. Пришлось положить документ на стол. Турецкий, дождавшись, когда главный редактор дочитает, забрал постановление, сложил вчетверо и сунул в карман.

— Итак, вопрос. В каком виде появился материал у вас? Это была статья, написанная от руки? Она была напечатана на машинке? Компьютерная распечатка? Пришла по электронной почте? Подумайте, прежде чем ответить.

— А ч-чего д-долго д-думать? — Заикание стало сильнее. — П-по электронной п-почте.

— Ага. Значит, на основании этого постановления я сейчас же вызываю сюда специалистов из Экспертно-криминалистического центра, они вскрывают ваши компьютеры и при понятых изымают из серверов жесткие диски.

— Вы не имеете права! — выпалил покрасневший Эдя и потянулся к телефонной трубке.

— Я-а-а?! — изумился Турецкий. — Не советую, — суровым тоном и в лучших традициях прошлого предупредил он, указывая взглядом на телефонный аппарат. — И еще, представьте, пожалуйста, протокол заседания вашей редколлегии, на котором обсуждалась данная статья. Полагаю, мне придется беседовать отдельно с каждым из ваших членов, чтобы установить истину. Почему-то мне кажется, что уважаемые люди, серьезные авторы, с которыми ваше издание имеет дело, вряд ли с легкостью согласились бы на публикацию откровенной лжи. Зачем им было брать на себя ответственность за то, что кто-то захотел свести личные счеты и опорочить имя известного юриста? Не сходится, господин редактор. Вы обязаны были предъявить им неопровержимые доказательства его вины, так? Иначе что ж получается? Обман и подтасовка? За что конкретно вам и придется отвечать перед законом. Не объясните мне этой диспозиции?

Жар отхлынул от впалых щек Эди, и они как-то посерели, обнаружив свою небритость. Турецкий мысленно усмехнулся. Вот вроде и не особо застращал человека, а тот сам уже так испугался (если это не игра, конечно), что у негр, как у покойника, щетинка полезла. Бред какой-то… Или он сам загнал себя в угол и теперь не знает, как выпутаться? Помочь?

— Может быть, у вас не все в порядке с памятью, господин редактор? И у нас нет никакой необходимости устраивать здесь акцию, которая не добавит вашему изданию популярности, — проводить обыск в помещении редакции, изымать жесткие диски? Может, вы за массой дел забыли, что статья была все-таки написана? И где-то в архивах сохранился ее оригинал? Это было бы сейчас очень кстати.

— А вы знаете, — после короткого раздумья и совсем не заикаясь произнес Эдя, — по-моему, вы правы. Не понимаю, откуда у меня возникла эта электронная версия? Ведь я же сам читал статью — на бумаге. Да, именно так. И шрифт еще, помню, немного смутил своей старомодностью, что ли. Вы позволите? — Он взглядом указал, на телефонную трубку.

— Помилуйте, — поощрительно улыбнулся Турецкий, — это же ваш рабочий кабинет!

Командирским тоном, не терпящим возражений, Эдя отдал команду, и минут через пять молодая, но яркой внешности секретарша, со знойной фигурой полнеющей манекенщицы, положила ему на стол желтый конверт, откуда редактор достал пачку соединенных блестящей скрепкой машинописных листов. Посмотрел, пролистал, протянул Турецкому:

— Вот…

— С вашего разрешения, я возьму с собой?

— Да-да. Теперь это уже без надобности.

— Минуточку. Пусть ваша секретарша… — Турецкий улыбнулся девушке: — Простите, как ваше имя?

— Оксана, — с вызовом сказала она.

— Отлично, Оксана, сделайте нам одолжение, пригласите еще одного сотрудника, вместе с которым вы будете понятыми. А мы в присутствии главного редактора и вашем присутствии составим протокол об изъятии оригинала статьи — все как положено по закону. Прошу вас. — И когда Оксана вышла, Александр Борисович спросил у Эди: — А конверта с обратным адресом и маркой там не было?

— Вы марки собираете? — В Эде проснулась ирония. Или он решил, что гроза миновала?

— Нет, я не филателист, — твердо ответил Турецкий. — Но на такой подарок следствию и не рассчитывал. И это обстоятельство, в свою очередь, дает мне право предположить, что послание пришло к вам не по почте и не прилетело в конверте по воздуху, а было доставлено лично автором. Или тем, кому автор доверяет. Так когда у вас ближайшее заседание редколлегии? Я не хотел бы беспокоить каждого в отдельности, а вот воспользоваться тем, что они соберутся все вместе, мне кажется, вполне разумно, не так ли?

— Боюсь, не получится. Собираются для обсуждения очередных номеров далеко не все. Кому-то мы посылаем материалы по электронной почте, двоим — вообще с курьером, поскольку они не пользуются компьютером, — просто для отзыва. Кто-то появляется в удобное для него время, мы, по сути, та же газета, вы знаете. Причем рассылаем далеко не все материалы, а лишь те, по которым может быть высказано и противоположное мнение. Бесспорные материалы утверждаются штатными членами редколлегии.

— А этот? — Турецкий потряс пачкой листов. — Не припомните как? Собирались? Рассылали по адресам? Созванивались? Меня интересуют детали, кухня, так сказать. Опять же и протокол, о котором вы, кажется, упомянули.

— Да, сей факт был упомянут в нашем разговоре, но только не мной, а вами. Поэтому я не могу припомнить, в каком конкретно протоколе, в смысле от какого числа, шла речь о публикации статьи «Требуется палач».

— Будет очень жаль, если среди ваших редакционных документов не обнаружится запротоколированных свидетельств обсуждения «Палача». Это вызовет определенную реакцию, которая окажется совсем не в вашу пользу.

— Где?

Нет, он совсем обнаглел!

— Там, куда я вас приглашу уже для официального допроса. Вы ведь собираетесь твердо отстаивать свою позицию, я правильно вас понял? И, как честный человек и профессиональный журналист, не станете открывать следствию фамилию автора, какими бы карами вам ни грозили, так? Даже если он основательно подставил вас, верно? Значит, мы вынуждены будем прийти к выводу, что факт злостной клеветы санкционирован лично вами. Со всеми отсюда вытекающими последствиями. Таким образом, определится инициатор публикации, будет кому отвечать перед законом, следовательно, и вашего анонима искать не придется. Вы мне очень облегчите задачу, господин редактор. Но, на всякий случай, постарайтесь все же вспомнить, исключительно для собственной пользы.

Вошли Оксана и плотный толстячок с лоснящимися щеками.

— Сотрудник отдела информации, — скучным голосом представил его Эдя.

— Прекрасно, прошу всех присесть…

Через три минуты протокол изъятия был составлен, подписан, понятые удалились, а Турецкий исподволь наблюдал за главным редактором.

Эдя сейчас в смятении и наверняка займется подлогами и подтасовкой, что в конечном счете будет заметно, как бы он этого ни скрывал. Да и оригинал, статьи лежал уже в кармане и ждал самого пристального к себе внимания экспертов. Так что можно было больше не терять времени, а заниматься дальнейшими делами. Но Александру Борисовичу требовался последний, завершающий беседу яркий штрих.

Он поднялся, молча откланялся, но, прежде чем оставить кабинет, противным, скрипучим голосом, как это отлично получалось иногда у Меркулова, сказал: — Сделайте еще одно одолжение, дайте Оказание секретарше подготовить для меня списочный состав членов вашей редколлегии, с указанием их домашних адресов и телефонов. И давайте без возражений, я просто уверен, что эти сведения не могут являться секретными, в то время как для Генеральной прокуратуры они могут представить определенный интерес, о чем рад сообщить вам.