А ночью прошел дождь.

Это был даже и не дождь, а то, что в России называют «ливнем, как из ведра». В небе грохотало — шла близкая гроза, но вспышек молний Турецкий не видел — и тоже по двум причинам. Во-первых, он сам в разгар грозы попал, как уже сказано, в переделку, легкомысленно нарвавшись на куда более серьезного противника, чем ожидал. А во-вторых, в погребной тесноте бостонской улицы того величественного передвижения воздушных и водяных масс, которое происходило далеко вверху, гораздо выше самых высоких небоскребов, конечно же, не было видно.

Но так или иначе, а ясным утром, когда Александр Борисович вышел из гостиницы, чувствуя себя подтянутым и способным к действиям, будто в лучшие дни юности, никакими тополиными бурями больше не пахло. То ли всю эту гадость смыла стихия, то ли городские власти Бостона взялись за ум и за одну ночь обкорнали нарушителей человеческого спокойствия, но мысли у Турецкого были четкими, глаза смотрели прямо и открыто, а из носа не капало.

Простояв не менее часа в душе, Александр «отстирал» себя от въедливой чесночной вони, но все, к чему он весь день потом ни прикасался, почему-то тем не менее слегка попахивало чесноком.

В кофейне, рядом с пиццерией, он выпил чашку кофе по-турецки, без преувеличения, затем впервые за два дня затянулся любимым своим когда-то «честерфилдом» и неторопливо отправился на Брайтон-авеню, куда собирался подъехать и Стив Мэрфи. У него появились за ночь, как он сказал, некоторые соображения.

Он уже обратил внимание на газетный киоск, хозяином которого был («Пусть простит меня американская Фемида, но что правда, то правда!» — сказал себе Александр Борисович) самый натуральный негр, а никакой не афроамериканец.

Он был здоровенного роста и потому едва помещался в своем киоске. Он смотрел на всех проходящих с откровенным презрением. Его войлочная прическа была выкрашена в модный светло-золотистый цвет. Он без конца полировал пилкой свои огромные розовые ногти — и, даже давая сдачу, не оставлял своего занятия. Он был фокусником в каком-то смысле.

И еще. Его киоск стоял как раз напротив подъезда, в котором проживал Липский. И раз это так, они не могли не быть знакомы — так решил Турецкий. Лев Зиновьевич не мог не покупать здесь газеты. Огромное их количество Александр Борисович видел в квартире Липского — и сложенными пачками, и скомканными — в корзине для ненужных бумаг.

Что это было? Прозрение? Интуиция? Славка Грязнов, например, уверяет, что и первое, и второе не появляется само по себе, оно должно быть подготовлено всем предыдущим течением времени, размышлениями, среди которых не находят под собой реальной почвы девяносто девять процентов предположений. Но ведь всегда остается еще один! Последний! Иногда наступает, как показывает практика, и его очередь…

Увидев, что Мэрфи еще не приехал, Турецкий подошел к киоску, окинул взглядом газетно-журнальный развал, взял одно издание, полистал, положил на место, взял другое. Нашел местную газету «Бостон геральд», свернул и сунул в карман, кинув на прилавок доллар. Негр своей пилкой для ногтей, скинул его в коробку.

— Как дела? — спросил Турецкий, подражая интонации потомственного американца.

— Шит, — коротко ответил негр, продолжая полировать ногти.

Александр Борисович перевел для себя как «дерьмо», хуже как-то не хотелось.

— Вы здесь всегда работаете? — продолжал он свой допрос.

— Да, — односложно ответил негр, не проявляя никакого интереса.

— Наверное, есть постоянные клиенты?

— Есть.

— И из этого дома — тоже?

— Послушайте, мистер, чего вы хотите? — наконец связно сформулировал фразу продавец, прессы и взглянул словно бы с юмором, но без всякого интереса.

— Я не местный, я издалека. Из России. Слышали, надеюсь?

— О, русский? — немного оживился негр и даже отложил пилку. — Водка! Горбачев!

— Вот-вот, — засмеялся Турецкий. — А больше ничего не слышали?

— А зачем?

— Действительно…

Александру Борисовичу, с его английским, очень нравилось иногда поговорить вот с такими людьми, которые разговаривают больше на сленге, чем на правильном английском, а уж истинный язык англосаксов, на котором изъяснялся Шекспир или сегодня говорит британская королева, можно быть заранее уверенным, никто бы из них и не понял.

— Приехал вот из России, хотел с другом повидаться, — продолжил Александр Борисович. — А его нет дома, сказали — куда-то уехал. Наверное, надолго. Он писатель, книжки пишет, в газетах печатается. Вы его, возможно, знаете…

— Он тоже русский? Или еврей?

А какая разница?

Негр поиграл бровями, снова принимаясь за полировку очередного ногтя.

— Он невысокий такой. Круглое лицо. В майках любит ходить. И в джинсах, таких… — Турецкий показал, как джинсы обтягивают задницу.

— Голубой? — напрямик спросил негр.

— А черт его знает! Он в этом доме живет. На двенадцатом этаже.

— Я знаю этого вашего друга, мистер. И скажу вам свое мнение: шит!

— Вы так считаете? — удивился Турецкий. — А почему? Это не секрет?

— Я в этом доме арендовал помещение. В подвале. Для хранения этой продукции, — пилкой очертил он свой развал. — Сам живу дальше, — махнул рукой в сторону, — и чтоб не возить на тележке, устроился тут. Так этот ваш друг отнял его у меня. По праву квартиросъемщика. Шит!

— А ему-то зачем? — спросил Турецкий, чувствуя, как внутри у него все так и замерло от неожиданного предчувствия.

— Я не знаю. Домовладелец мне отказал, а ему отдал. Права на его стороне. Теперь каждый день вожу на себе туда-сюда. Можете ему так и сказать, когда увидите, что он отвратительное, белое… — и дальше один сплошной «шит», помноженный на эмоции.

Похоже, действительно порядочным дерьмом был этот квартиросъемщик.

Если бы Турецкий мог, он бы обнял продавца прессы. Но тот уже потерял к нему всякий интерес, углубленный в свои мысли и занимающийся исключительно ногтями…

Стив Мэрфи, услышавший от Турецкого эту незатейливую историю, чуть не подскочил от возбуждения. И, придя в себя, рассказал, что собирался уже предложить Саше поискать кого-то из знакомых этого Липского, у кого тот мог оставить на время свою машинку. Ну а теперь все проблемы отпадали!

И уже час спустя, после приватного разговора Мэрфи с домовладельцем, который не без удивления узнал, что его жильцом интересуется Федеральное бюро расследований, лично выдал дубликат ключа от комнатки в подвале, которую недавно взял в аренду мистер Липский.

— Он же у нас очень известный писатель, — уверял Стива домовладелец, — у него огромный личный архив! — Впрочем, он тут же на всякий случай оговорился: — Я сам своими ушами слышал это от господина Липски! Он даже книгу мне подарил с собственным автографом!

— Да, есть такая легенда, — насмешливо подтвердил Мэрфи, забирая ключ и обещая его возвратить в самое ближайшее время.

А еще спустя полчаса Стив с Александром, приплясывая от восторга, вытащили на свет божий довольно-таки тяжелый футляр с электрической пишущей машинкой фирмы «Ай-би-эм», как и предсказывал старый прокурор-криминалист Моисеев.