4
Миша Майер не изменился. Разве что бесстрастное лицо его стало немного суше. По-прежнему никакой настороженности во взгляде, который запросто мог бы обмануть любого собеседника, не знающего, с кем имеет дело, предельно точная постановка вопросов при кажущемся отсутствии к ним всякого интереса. Одним словом, профи высочайшего класса.
Как и Турецкий, Майер фактически не прикасался к пище, больше делал вид, что принимает участие в обеде, чтобы не портить «зверского аппетита» Питеру Реддвею, который, видимо, считал свою личную миссию выполненной на «все сто» — то есть установил дружеский и деловой контакт двоих своих коллег, а теперь мог целиком и полностью отдаться любимому занятию.
Александр был благодарен Питу за его невмешательство в разговор и нежелание давать советы, до которых он, несмотря на собственные сдержанность и такт, всегда был большим охотником.
Разговор шел, естественно, по-русски. Майер молча выслушал Александра, задал несколько встречных вопросов, касавшихся биографических данных «подозреваемого» автора газетной статьи, отношения к ней в разных российских инстанциях, в том числе и в заинтересованных службах, выслушал и собственное мнение Александра по поводу героя статьи и сказал:
— Я дам тебе свою визитку и напишу номер одного телефона в Бостоне. Этого человека зовут Стивом Мэрфи. Как устроишься, а я уверен, что тебе помогут это сделать, позвони ему и скажи, где остановился, он сам тебя найдет. Я передам ему свои рекомендации.
— Он говорит, естественно, по-английски?
— Не волнуйся, — кажется, Майкл впервые за все годы их знакомства позволил себе улыбнуться. — Он разговаривает по-русски, правда, немного хуже тебя. Он, как и я, имеет российские корни. Станислав Марфин, внук донского казака. Эпопея двадцатых годов. Тебе достаточно это знать, а контакт вы легко наладите, когда ты передашь ему мою визитку. Можешь вполне на него рассчитывать. А если тебе, Саша, понадобятся срочные экспертизы, вероятно, лучше всего будет обратиться к одной, — Майкл мельком глянул на Питера, увлеченно расправлявшегося в этот момент с огромным сочным стейком, и снова легкая усмешка скользнула по его губам, — к одной симпатичной даме, которая наверняка изъявит желание встретить тебя в Вашингтоне.
— Угу, угу! — глухо пробормотал Питер, усиленно кивая и прожевывая мясо. — Она обещала это лично мне.
«Господи, и как он только все успевает?!»
— Я вам искренне благодарен, друзья, но есть еще одно маленькое дело, и я боюсь показаться вам навязчивым.
— Не стесняйся, Алекс, — бросил, не отрываясь от своего занятия, Питер, — речь же идет о деле, а не об удовольствиях.
— Мне нужно отыскать в Нью-Йорке одного нашего бывшего русского.
— Я помню, ты говорил, Алекс. Я думаю, Кэт и в этом вопросе тебе охотно поможет. Ты ведь не забыл, что она служила лейтенантом нью-йоркской криминальной полиции?
Турецкому оставалось только развести руками…
До вылета в Вашингтон было еще достаточно времени, билет на самолет лежал в кармане, — об этом тоже позаботился сам Реддвей, когда они только прилетели мюнхенским рейсом и вошли в здание аэропорта.
Турецкому наверняка пришлось бы узнавать и спрашивать, а Питер здесь многих знал, как, похоже, и его тоже. Во всяком случае, он постоянно раскланивался, вежливо приподнимая за тулью свою шикарную и несколько странную по форме, широкополую шляпу — нечто среднее между ковбойским стэтсоном и мексиканским сомбреро.
Таким образом, и билет в Вашингтон был Александру Борисовичу оформлен в два счета.
У Питера во Франкфурте, кстати, нашлись собственные деда, которыми он собирался заняться после отлета Турецкого, а вечером снова вернуться в Мюнхен самолетом. При его-то комплекции таким броскам мог позавидовать и человек помоложе возрастом — ведь Питер «подбирался» уже к своему шестидесятилетию. Видимо, они с Майером, не сговариваясь, решили проводить Алекса, пожелать ему удачного полета, помахать на дорожку рукой и расстаться до следующей, как всегда, непредсказуемой встречи.