9

Петр Сергеевич Лагутин нервничал. И хотя предупредительный, как обычно, метрдотель отвел его к заранее заказанному хозяином заведения столику со всем возможным почтением, Лагутин лишь мельком глянул на моментально возникшую перед ним бутылку аперитива, после чего уставился на то ли. старинные, то ли мастерски сработанные под старину часы, мерно покачивающие напротив него тяжелым маятником, и замер. Генерал опаздывал — чего ни разу не случалось за все проклятые годы их знакомства. И теперь бизнесмен с тревогой размышлял, что бы это могло значить. И чем больше размышлял — тем вернее казалось ему, что пренебрежение точностью со стороны педантичного Березина — дурной знак…

Петр Сергеевич генерала ненавидел и боялся, в руках этого подонка находился компромат, которого вполне хватило бы, чтоб упрятать бизнесмена в места не столь отдаленные на добрый десяток лет… И что с того, что на сегодняшний день и у Лагутина имелось кое-что на заклятого вражину, если это «кое-что» делало его соучастником генерала как минимум по двум статьям Уголовного кодекса? Ведь никому и никогда не расскажешь, что все, что делал в последние годы Лагутин, делалось им под давлением шантажа, то есть под угрозой либо прочно сесть на нары, либо и вовсе распрощаться с жизнью!..

Петру Сергеевичу вдруг показалось, что в ресторане сегодня необыкновенно жарко и душно, и, убедившись, что лоб у него мокрый, он полез в карман за платком. Внешне Лагутин представлял собой коротенького, круглого человечка с отчетливо наметившейся лысиной, заурядной физиономией и темными, напоминающими глубоко засевшие в тесте изюмины глазками.

Вытерев лоб, а заодно и лысину, он аккуратно сложил платок, собираясь положить его на место, и в этот момент за его спиной раздался до дрожи знакомый голос генерала:

— Молодец, не опоздал… Привет!

Петр Сергеевич вздрогнул и обронил платок на пол, а Березин, уже устраивающийся напротив него, брезгливо поморщился:

— Что-то ты, радость моя, нервный сегодня, как институтка… Или хвост нечист?

— Бог с вами, Валерий Андреевич! — засуетился Лагутин. — Жарко просто сегодня… Да и вы так неожиданно подошли…

— Да ну? — Генерал насмешливо посмотрел на своего собеседника и покачал головой: — Ладно, насчет хвоста после, жрать хочется до смерти… Что у нас там сегодня?

Вопрос адресовался, разумеется, не Лагутину, а официанту, стоявшему все это время рядом С их столиком в почтительной позе. Генерал любил почтительное отношение к себе, а откровенной угодливости на дух не переносил, и весь персонал ресторанчика знал это прекрасно.

Петр Сергеевич не только не слышал, что именно заказал генерал, заказ которого попросил официанта повторить для него самого, но и вкуса еды, кажется, тоже не почувствовал. Реплика насчет «грязного хвоста» прозвучала намеком более чём прозрачным. Лагутин, от всей души желая, чтобы претензии, которые ему — это ясно как божий день — намеревался предъявить генерал, касались Якутии, и ничего иного. По части случившейся накладки у него были заготовлены вполне весомые объяснения. И когда Березин, покончив с десертом, заговорил, Петр Сергеевич даже почувствовал что-то вроде облегчения.

Да, он в курсе, что на базе в Якутске произошла довольно серьезная накладка и целая партия необработанных алмазов проплыла мимо носа… Но разве он виноват, что его так подвел поставщик?

Обязанностью поставщика было предоставлять «Фианиту» в точности такую же тару, В какой из Якутска отправлялись на различные ювелирные фабрики алмазы для их дальнейшей шлифовки — после того как были проверены и отобраны специалистами. В обязанности Лагутина, навязанные ему проклятым генералом, входило, заполнив искусственными камнями металлические упаковки, отличающиеся от подлинных небольшой спецмаркировкой, отправлять их под видом пустой тары по двум адресам, — в Якутск и в одну маленькую подмосковную ювелирную фирму… Жадный генерал за счет него, несчастного и безответного, получал двойную выгоду, ухитряясь при этом оставаться в стороне. Зато он, Лагутин… Конечно, Петр Сергеевич догадывался, что происходило в том же Якутске дальше: где-то на одном из этапов настоящие алмазы крали, заменяя фианитами, и, судя по всему, возможно, вместе с подлинными камнями отправляли в Подмосковье…

И это не считая того, что туда, в этот паршивый городок, его тара уходила тоже отнюдь не пустой… Всплыви эта махинация, и кто пойдет под суд, чего доброго, и вовсе на пожизненное?.. Он, Петр Сергеевич Лагутин, а вовсе не проклятый, ненавистный генерал! Ну а то, что пойдет он туда в компании с владельцем подмосковной ювелирной фабрики, его решительно не утешало и души не грело… Конечно, и тот дурак тоже получит, скорее всего, под завязку. Наверняка ведь фианиты, используемые на фабрике, расходятся затем по торговым точкам как бриллиантовые кольца, серьги и медальоны… И с точки зрения закона он, Лагутин, тоже к этому факту причастен!..

Правда, за все эти годы система, созданная генералом, не дала сбоя ни разу, якутские подельники работали четко и надежно. Что касается Петра Сергеевича, его противоречие с УК РФ за то же время и впрямь выросло непомерно: чтобы восполнить дефицит фианитов, уплывавших вместе с тарой, Лагутину пришлось искать не только левые, неучтенные источники сырья, ни и обзавестись, соответственно, второй, а на самом деле уже третьей бухгалтерией и таким образом попасть в зависимость еще от нескольких людей… Конечно, людям он платил, однако в итоге близкого знакомства с генералом Березиным уже не первый год едва сводил концы с концами, работая на того, по большому счету, бесплатно, рискуя своей непрочной свободой, в страхе за которую давно уже не засыпал без снотворного.

И вот — мало ему было того, что уже имеется в избытке, так теперь еще и поставщик тары действительно подвел, не доставил вовремя свой товар, к тому же намекнул на то, что цены на него в ближайшее время вырастут.

Валерий Андреевич выслушал Лагутина крайне внимательно, попивая свой кофе и изредка даже кивая головой, как показалось Петру Сергеевичу, сочувственно. Наконец кофе был выпит и последовало резюме, без остатка раздавившее вспыхнувшую было в сердце Петра Сергеевича надежду.

— Что ж… — произнес Березин, явно завершая их беседу. — С поставщиком будешь разбираться сам. Или искать нового… Впрочем, если заартачится, дай знать Юре… Только в этом случае нового подыщи заранее…

Ну а что касается убытка в пятьсот тысяч евро — ты ж и сам понимаешь, что должок твой?..

Петр Сергеевич Лагутин ничего не ответил. Не потому, что «понимал», нет. Более того, партия на этот раз была маленькая, всего ничего, и он с полным основанием мог предположить, что должок завышен минимум вдвое… А промолчал он потому, что онемел от неожиданности и тут же начавшего зарождаться в его душе ужаса.

Наскрести названную сумму, да еще, как уже на ходу бросил генерал, в течение месяца, ему было сейчас не под силу… Никаких его объяснений, что и так концы с концами едва сводятся, Березин слушать не станет. Более того: если Лагутин начнет возражать, с ним, скорее всего, разберутся быстро и кардинально — способом, который был предложен для укрощения поставщика тары. Вот уж в этом Петр Сергеевич ничуть не сомневался! Он не глухой и не слепой, о ребятках из кропотинской фирмы и об их специализации наслышан не хуже других…

А заменить его Березину — на раз-два! Таких, как Лагутин, у него про запас на крючке висит наверняка немерено.

Тамара аккуратно и по возможности бесшумно заперла двери на все три замка и задвижку и, скинув изящные туфельки, осторожно двинулась через холл.

— Доченька, ты?..

Тамара на мгновение замерла, а затем принужденно рассмеялась и, уже не таясь, вошла в комнату матери:

— Я думала, ты спишь… Как ты, мамусь?

— Я и спала…

— Ну и слух у тебя! — Тамара присела на краешек широкой кровати, поправила одеяло, под которым сильно исхудавшее за время болезни тело Регины Михайловны обозначалось едва приметным холмиком. И с болью вгляделась в лицо матери, после инсульта все еще почти лишенное мимики, хотя восстановительный период длился уже около года. — Как твоя ручка?

Вместо ответа Регина Михайловна с заметным усилием извлекла из-под одеяла правую руку и, медленно опустив ее, слегка пошевелила пальцами, после чего с гордостью посмотрела на дочь.

— Класс! — Тамара наклонилась и с нежностью поцеловала Регину Михайловну в лоб, сделавшийся за прошедшие месяцы сухим и жестким… А ведь у мамы, всегда была такая нежная, мягкая кожа!.. Женщина привычно сдержала готовый вырваться вздох и улыбнулась.

— Скоро Георгий Кирович придет, он будет рад… Ты, мамусь, прямо на глазах восстанавливаешься… Скажи, ведь правильно же мне рекомендовали Доронина, да?

— Георгий Кирович замечательный доктор… Томочка, скажи мне правду, очень он дорогой?..

Тамара укоризненно посмотрела на мать и покачала головой:

— Ну, мамуля, теперь я точно знаю, что ты поправляешься — начала денежки считать… Выкинь из головы, а? Ну нет у нас такой необходимости. И не будет! Со мной-то ведь отец не разошелся!..

Регина Михайловна ответила ей долгим и задумчивым взглядом.

— Это, дочура, пока… Помяни мое слово, та женщина своего добьется… Володя всегда был слаб духом, а она конечно же и красивая, и молодая, и — зубастая. А значит, все сделает для того, чтобы он и тебе перекрыл кислород…

— Что ты имеешь в виду?

— Все, включая лондонские субсидии…

— Чушь, — твердо произнесла Тамара. — Отец сам захотел, чтобы я продолжила образование в Лондоне!

И вообще, прекращай этот разговор, тебе нельзя волноваться — во-первых, а во-вторых… Чья это любимая поговорка насчет того, что проблемы следует решать по мере их поступления?..

Регина Михайловна неуверенно улыбнулась, с заметным усилием раздвинув губы:

— Точно, моя… Мой принцип…

— То-то!

Тамара еще раз поцеловала мать — на сей раз в щеку и поднялась, намереваясь покинуть спальню.

— А теперь будь добра поспать… Надеюсь, Ольга тебя покормила, прежде чем отправиться по магазинам?

— Конечно… А ты куда?..

— Пойду переоденусь, потом немного позанимаюсь, а дальше ко мне должна прийти гостья — одна милая девушка… Ей нужна работа, а у нас на фирме как раз вот-вот будет место…

— Ты, доченька, правильно делаешь, что бываешь там, — серьезно произнесла Регина Михайловна.

— Ну ты ж сама мне посоветовала побольше мелькать на фирме, присматриваться, вникать в папины дела…

— Не всякий человек следует разумным советам. — Регина Михайловна вновь слабо улыбнулась.

— Не всякий! — согласно кивнула Тамара. — Но у меня есть опыт: именно твои советы помогли отцу создать фирму…

— И Монечкины! — напомнила ей мать. — Кстати, Томочка, он все еще в командировке?..

— Да, мамуль. — Тамара отвела глаза.

— Странно, что за столько времени ни разу не позвонил… — недоуменно прошептала Регина Михайловна.

— Он перед отъездом предупреждал, что на этот раз будет мотаться по всему Израилю, времени на связь почти не будет… Впрочем, он дважды звонил мне на мобильный…

— Да-да, ты говорила… А все же мне эта идея — открыть там наш филиал — кажется странной… Впрочем, о чем я? Какой там «наш»?.. Уже не наш…

— Мамуля, я сейчас на тебя рассержусь! — Тамара нахмурилась. — Тебе Доронин что сказал? Не волноваться ни в коем случае! Забыла, что именно из-за волнения твоего все это и случилось? К тому же совершенно напрасного!.. Ведь никаких санкций нам тогда налоговая не предъявила, все у нас было в порядке — за исключением того, что грянул твой инсульт… Ты что, хочешь пойти по второму кругу?..

— Все-все, молчу… И даже ни о чем таком не думаю… — Регина Михайловна по-детски торопливо прикрыла глаза, Тамара ласково улыбнулась:

— Ну ты и притворяха… Ладно, мамусь, в самом деле попытайся уснуть…

Она поправила одеяло и наконец выскользнула из спальни… Видит Бог, каких усилий стоит ей этот обман насчет дяди Соломона! Ведь сама она ничуть не сомневается, что Юрий в тот последний вечер их общения, когда внезапно нагрянул в загородный особняк, основательно подвыпивший, не обманул ее и не просто запугивал. Слишком хорошо знала Тамара своего мужа, чтобы допустить, что он не рассчитал все, включая ее реакцию, заранее… Да и пьяным он, скорее всего, был вовсе не до такой степени, как прикинулся! В Передел-кино Юрий тогда приехал один, на своем любимом джипе, сам был за рулем. Тамара прекрасно помнила тот ужасный вечер… Счастье, что мама уже спала после укола, который сделала ей сиделка, присланная профессором Дорониным, и впрямь едва ли не самым дорогим доктором в столице.

В какой-то момент, после того как Юрий вломился в дом, она почти не сомневалась, что приехал он с единственной целью— убить… Убить ее, Тамару, уничтожить физически уже уничтоженную морально, униженную донельзя женщину, которой когда-то клялся в вечной любви. Тамаре навсегда запомнился этот момент, когда Березин-младший, полупьяный, полуобезумевший, тащил ее под проливным дождем, по грязи, по колючему, твердому, как мрамор, не до конца стаявшему снегу в соседний лесок, который и леском-то не назовешь… Как швырнул ее на приметно возвышающийся среди голых стволов холмик, заявив, что если она жаждет повидаться со своим родным дядюшкой, то может этот холмик разрыть… Кажется, в какой-то момент Тамара потеряла сознание. Потому что следующее, что ей запомнилось, — она сама, мокрая, дрожащая от ледяного холода и ужаса, у распахнутых настежь ворот особняка. И его машина, отъезжающая в сторону шоссе.

Всей своей объятой ужасом душой Тамара в тот момент желала одного: чтобы Юрий вместе с проклятым джипом не добрался до Москвы, чтобы — будь он проклят! трижды проклят! — врезался на полной скорости все равно во что: в столб, чужую машину, а еще лучше — в бензовоз… Да пропади пропадом хоть весь мир, лишь бы вместе с ним сдох он и эта тварюга — папашкина жена и, как выяснила Тамара лишь накануне жуткого ночного визита, ее собственная соперница… Да ведь и приехал он тогда после ее, Томиного, истеричного звонка, поняв, что жена знает все…

Тамара не помнила, как добралась тогда до дома, как едва не завопившая при виде ее тетя Оля, их верная и преданная домоправительница, долго, поминутно всхлипывая, отмывала Тамару в горячей ванне, едва ли не на руках потом отнесла в постель, пыталась напоить каким-то из своих любимых травяных отваров.

Последовательность больших и малых событий ужасного вечера Тамара восстановила лишь на следующее утро. Все ее тело болело и ныло, ноги оказались исцарапанными и избитыми, руки — в синяках. Тем не менее женщина, кое-как натянув джинсы, свитер и куртку, вопреки Ольгиным протестам, вышла из дома и дотащилась до той лесопосадки… Холмик она нашла сразу. И с первого взгляда поняла, что он действительно свежий, что землю здесь действительно копали уже после того, как начал таять снег. Значит, все правда…

Соломон Кац никогда не вызывал в душе своей племянницы особо нежных чувств. Но именно там, на его предполагаемой могиле, Тамара поклялась, буквально погибая от захлестнувшей ее ненависти, отомстить «за все, им всем»… Прежде всего проклятой твари, с которой, по Томиному разумению, все и началось. Если понадобится — то и собственному отцу, так низко и грязно предавшему мать, а значит, и ее, свою единственную дочь, — тоже.

Тамара настолько углубилась в эти внезапно нахлынувшие воспоминания, что не сразу отдала себе отчет в том, что домофон уже довольно длительное время вызванивает свою, ею же запрограммированную, мелодию. Бросившись к небольшому экрану, на котором высвечивалась часть улицы за высокими металлическими воротами, возведенными сразу же после того страшного вечера, Тамара увидела маленькую женскую фигурку, переминающуюся перед глазком камеры с ноги на ногу.

— Открываю, входите, — почти крикнула она в микрофон, одновременно нажимая нужную клавишу. Никакой охраны, после того как отец ушел от них, бросив внезапно совершенно тогда неподвижную после обширного инсульта жену, в особняке не было. Однако сложное устройство, привезенное Тамарой из Англии и привычно называемое и ею, и Ольгой домофоном, являлось вполне надежной, по мнению обеих, защитой. Да и новые металлические ворота, сработанные по специальному заказу, сделаны на совесть. А высокий кирпичный забор с колючей проволокой по периметру всего участка возведен был еще самим Кропотиным вместе с особняком.

Тамара распахнула двери, выходившие на веранду, никогда не запиравшуюся и оттого служившую прихожей перед холлом, и с улыбкой уставилась на крепенькую черноволосую девушку с яркими синими глазами и серьезной круглой мордашкой.

— Ну входи… подружка… Ничего, что я так вот сразу на «ты»?

— Здравствуй! Не «ничего», а как раз то, что надо, ведь по легенде мы действительно подруги…

Галя Романова, пройдя вслед за Тамарой в холл, с любопытством огляделась: в «новорусском» доме девушка была впервые в жизни, хотя читала о таких особняках много, честно говоря, еще и обожала втайне разглядывать в «Семи днях» публикующиеся там регулярно фотографии подобных жилищ — веря, и не веря, что некоторые люди и впрямь живут так, как там описывается… Да-а-а… Получается, все правда! Во всяком случае, шикарно и стильно обставленные холлы с каминами и винтовыми лестницами, уходящими прямо в потолок первого этажа, точно правда… Хотя ей, Гале, все равно ни в жисть не понять, для чего человеку нужны такие площади в сотни метров, на которых просто невозможно чувствовать себя уютно и спокойно! Разве что за стальными воротами, как здесь…

— Давай я тебе для начала покажу дом, — предложила Тамара, оказавшаяся, как Галя и предполагала, настоящей красавицей. — Ведь если мы с тобой знакомы давно, ты наверняка должна была побывать здесь не раз… Ну а потом попьем чайку или кофейку, потом…

Она внимательно оглядела Галю с головы до ног:

— Потом рванем в Москву: вначале в мой любимый бутик, а уж потом на фирму…

— Ты считаешь, что я… не так одета?.. — Галя мгновенно вспыхнула, невольно сжав руки в кулачки: все утро девушка простояла перед тетушкиным трюмо, подбирая одежду, — и вот пожалуйста? От обиды у нее на глазах едва не выступили слезы.

— Не обижайся. — Тамара мягко коснулась ее руки. — Просто, если твой отец бизнесмен, как это предложил Денис… Ты не подумай, одета ты замечательно, со вкусом, нам понадобится, может быть, даже похожая на твою одежда, но только дорогая, из хорошего бутика, понимаешь! Нельзя же проколоться.

— Тебе бы в разведке работать, — пробормотала Галя. — Ладно, давай показывай свой дворец!..

— Ну до дворца ему далеко, в этом можешь не сомневаться. Иначе эта шлюха вряд ли бы смирилась с тем, что отец оставил дом нам. Я слышала, ей даже наш второй особняк, выстроенный позже, когда у отца уже были деньги, и то не по нраву… Впрочем, этот дом записан на самом деле на мою маму… Ты уж извини, но знакомить вас я не стану, она сейчас спит. Мы с Олей перевезли маму сюда только вчера, так что ей нужно отдохнуть…

— А где тот, второй, дом? — поинтересовалась Галя, направляясь вслед за Тамарой к винтовой лестнице.

— К сожалению, тоже в Переделкине, неподалеку отсюда… Мама, конечно, мечтала о Николиной Горе, но это был тот самый редкий случай, когда отец сумел настоять на своем… Понимаешь, он просто сдвинут на знаменитостях, тут их пруд пруди…

— Насколько я слышала, и на Николиной тоже, — усмехнулась Галя.

— Отец, сколько его помню, всегда был книгочеем. — Тамара вздохнула. — Для него слово «знаменитость» означает исключительно тех, кто сумел прославиться по данной части — не важно, поэт это или прозаик…

Спустя час девушки благополучно допили кофе, поданный вернувшейся после похода по магазинам Ольгой. И, вполне довольные друг другом, почти поверившие в то, что и впрямь являются давними знакомыми, садились в небольшую ярко-красную «японочку», как называла её Тамара, привезенную из Англии. Руль, конечно, пришлось переносить, и это обошлось в кругленькую сумму. Зато в результате получилась не только красивая, но и очень подвижная, легкая, удобная, настоящая «женская» машина. Тамара обожала ее — в отличие от «БМВ», на котором ей из соображений конспирации приходилось осуществлять свою слежку за Турецким…

Галя, прежде чем опуститься в мягкое, обитое прямо-таки атласной кожей кресло, оценивающе оглядела транспортное средство «подружки».

— Слушай, — поинтересовалась она, — вот ты говоришь, ради легенды меня нужно переодеть… А что у меня нет собственных колес — это не прокол?..

— Денис говорил, что по легенде ты просто-напросто не умеешь водить… Хотя, если честно, я не понимаю: что, в этих самых ваших органах не могут машину подходящую, что ли, найти?..

— «Органы» не только наши, но и ваши, — сухо возразила Галя. — Машину найти, разумеется, могут. Вот только никакой гарантии, что в итоге она не станет ниточкой, потянув за которую можно засветить всю операцию, нет… Мы с Александром Борисовичем и дядей Славой все это обдумывали и обсуждали раз, наверное, сто…

— Кто это — дядя Слава? — полюбопытствовала Тамара.

— Не важно, — серьезно покачала головой Галя. — Пословицу «меньше знаешь — крепче спишь» слышала?

Тамара в ответ поморщилась:

— Я думала, ее только бандиты употребляют…

— Так ведь с кем поведешься… — хихикнула Галя.

Тамара извлекла из сумочки пульт и направила его в сторону ворот.

Спустя несколько минут ярко-красная, обтекаемой формы, маленькая двухместная машина уверенно скользила по шоссе в сторону Москвы. Скорость Тамара со своими сопровождающими обговорила заранее. Тем не менее Володя Демидов, тут же двинувший следом свой вполне приличный на вид сорок первый «Москвич», недовольно поморщился и толкнул в бок работавшего сегодня в паре с ним Самохина:

— Не спи, замерзнешь… И куда так мчит, скажи на милость?!

— А?.. — И впрямь слегка придремавший Коля Самохин тряхнул головой и уже вполне бодрым голосом возразил: — Могу поспорить, что, во-первых, не мчит, а держит, как и договорились, не выше восьмидесяти, а во-вторых — держу пари, едут наши девушки не на фирму, а либо в магазин, либо в парикмахерскую…

— Ну да? — Демидыч фыркнул и насмешливо покосился на напарника. — Надо же, какой ты умный. А то я не знаю, что Денис заранее сговорился с нашей дамочкой переодеть Романову… Ясен пень, на надлежащий прикид денег у девчонки нет, так что спи уж пока дальше, ясновидец ты наш!..