2
Зал был заполнен под завязку. Поремский, Солонин и Камельков сидели в десятом ряду, ближе билеты достать не удалось.
Матвей Палкин, невысокий, черноволосый молодой человек с подвижным лицом, быстрыми черными глазами и большим ртом, торопливой походкой вышел на сцену.
Зал ответил на выход артиста шквалом аплодисментов.
Матвей остановился возле микрофона и тут же вошел в образ.
— Здравствуйте, — произнес он тихим, быстрым голосом президента. — Я рад, что вы все здесь собрались. — Он обвел зрительный зал пристальным взглядом и добавил: — Все вместе. Так нам удобнее будет с вами работать. В смысле — не нужно будет посылать машину за каждым в отдельности.
Зал ответил пародисту дружным хохотом. «Президент» чуть усмехнулся.
— Я рад, что вы это так воспринимаете, — сказал он. — А то некоторые жалуются. И баланда им невкусная, и нары жесткие…
Зал вновь взорвался смехом. Солонин разочарованно дернул щекой.
— Неужели это смешно? — спросил он у Поремского.
— Главное, что похоже, — ответил тот. — По телефону бы наверняка не отличили.
— Это да, — согласился Солонин.
Пожилая дама с заднего ряда постучала Солонина пальцем по плечу и сердито сказала:
— Молодой человек, нельзя ли потише? Вы мешаете слушать!
— Извините, — ответил Солонин, покосился на По-ремского и чуть приподнял брови: дескать, видал?
Еще полчаса коллеги слушали пародии на известных политиков и шоуменов. Затем представление закончилось. Под дружные аплодисменты, заваленный с ног до головы цветами, с лицом, перепачканным губной помадой, Матвей покинул сцену.
— Не знаю, как вам, а мне понравилось! — сказал коллегам Камельков. — Особенно когда он работал под Жирика! — Миша напыжился, сделал недовольную мину и рявкнул: — Однозначно!
Солонин вздохнул, а Поремский подтолкнул Ка-мелькова к выходу:
— Топай давай, артист. Мы мешаем людям выходить.
Несколько минут спустя коллеги стояли перед хлипкой дверкой гримерки.
— Надеюсь, он нас не пошлет, — сказал Камельков и постучал костяшками пальцев в дверь.
— Войдите! — откликнулся из гримерки высокий, звучный голос.
Матвей сидел перед зеркалом и стирал с лица грим ваткой, смоченной в ароматном тонике. Завидев Камелькова с коллегами, он улыбнулся:
— А, Мишаня, заходи, заходи! Вижу, ты не один?
— Ты по-прежнему дьявольски наблюдателен, — засмеялся Камельков. — Знакомься! Этот хмурый господин — Владимир Дмитриевич Поремский. А вот этот приятный молодой человек с приветливым лицом — Виктор Солонин. Они мои коллеги.
— Очень приятно! — сказал Матвей. — Присаживайтесь, я, с вашего разрешения, пока что посижу к вам спиной. Нужно закончить начатое.
Мужчины расселись на стулья.
— Если хотите — курите, — разрешил Матвей. — Я сам не курю, но запах люблю. Сразу вспоминаю отца.
Солонин достал из кармана сигареты, задумчиво посмотрел на пачку, вздохнул и снова спрятал ее в карман.
— Что, завязал? — спросил у него Поремский.
— Не то чтобы… Но стараюсь себя ограничивать.
— Правильно! — сказал Матвей, продолжая тереть ваткой лицо. — Ограничение — это все! Я вот за месяц похудел на шесть кило. Думаете, сидел на какой-то особенной диете? Черта с два! Просто стал меньше есть. Человек, в конце концов, не зверь, чтобы отъедаться впрок.
— Куда тебе худеть-то? — спросил Камельков, которого не особенно порадовала последняя его реплика. Миша как раз собирался достать из кармана шоколадный батончик, но после слов артиста поспешно запихал его обратно. — И так кожа да кости!
— Это смотря на чей взгляд, — резонно возразил Матвей. Наконец он перестал вытирать лицо, отложил ватку и повернулся к гостям. — Итак, друзья мои, я вас внимательно слушаю.
Заговорил Поремский.
— Матвей, вы прекрасный артист, и мы нуждаемся в вашей помощи, — просто сказал он. — Это не отнимет у вас много времени. Подвергать вашу жизнь риску мы тоже не станем.
— Правда? — Артист улыбнулся. — Жаль. А я-то думал, меня ждет настоящая детективная работа — с погонями, перестрелками и тому подобными интересными вещами.
— Извини, что разочаровали, — вмешался в разговор Камельков. — Но мы не можем рисковать твоей драгоценной жизнью. Ты ведь не просто человек, как я или Владимир Дмитриевич. Ты у нас — национальное достояние!
Панкин весело приподнял брови:
— Что с тобой, Мишаня? Ты вроде бы никогда не был льстецом. А, понял. Это ты так издеваешься. Никак не можешь простить мне, что десять лет назад я намылил тебе шею.
— Ты? Мне? — На худощавом лице Камелькова нарисовалось искреннее возмущение. — Да я положил тебя на лопатки в первую же минуту драки! При том что я на два с половиной года моложе тебя!
Матвей миролюбиво улыбнулся:
— Ладно, Миша, замнем. Переходи уж лучше прямо к делу. — Он вздохнул и шутливо добавил: — Когда заговоришь о деле, может, хоть врать перестанешь.
— В общем, так, Матвей… — начал Камельков, но прервался и поморщился. — Черт, как же тебе объяснить, чтоб ты понял? Ведь вы, артисты, интеллектом не блещете, это всем известно.
— А ты давай на пальцах, — ответил артист. — Может, и пойму.
— Один — один, — развел дуэлянтов Солонин. — Знаешь что, Мишаня, давай-ка лучше я введу Матвея в курс дела. Словом, суть такова. Мы хотим вывести на чистую воду одного бандита. Сейчас этот бандит залег на дно, и нам нужно спровоцировать его, заставить сделать неверный шаг. У нас в кутузке сидит человек, которому этот бандит вполне доверяет. Но человек этот отказывается сотрудничать. Так вот, нам нужно, чтобы вы, Матвей, сыграли роль этого человека. Общаться с бандитом придется по телефону. Я понятно объяснил?
— Вполне, — кивнул Палкин. — Даже для моего убогого актерского интеллекта. — Он задумался. — Что ж… Я, конечно, никогда не занимался ничем подобным. Хотя в юности разыгрывал одноклассников по телефону, изображая учителей и требуя родителей в школу. Но одно дело одноклассники, другое — бандиты.
— Никто не узнает, что вы работали на нас, — заверил артиста Поремский. — Мы обещаем вам сохранить полнейшую конфиденциальность.
— Да я не боюсь, — махнул рукой Матвей. — Просто… что будет, если я вас подведу? Тогда ваш бандит заляжет на дно еще глубже, правильно?
— Вообще-то да, — признал Солонин.
— Ну вот видите. А мне бы не хотелось вас подвести. Хотя с другой стороны… — Матвей широко улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. — Кто не рискует, тот не пьет шампанского, верно?
— Абсолютно верно, — кивнул Солонин.
— Что ж, в таком случае я согласен. Вот только как насчет текста, который я должен буду произнести?
— Насчет текста не волнуйтесь, — заговорил Порем-ский. — Мы вас подготовим.
Матвей откинул со лба черную прядку.
— Когда нужно приступать? — спросил он.
— Если у вас есть время, то завтра, — сказал Порем-ский. — Прямо с утра. Мы организуем вам встречу с человеком, которого вам придется изображать. А пока возьмите это. — Поремский протянул артисту аудиокассету. — Здесь фрагменты допросов этого человека. И кое-что из его телефонных разговоров. Голос слышен вполне отчетливо.
Матвей взял кассету, задумчиво повертел ее в руке, потом посмотрел на Поремского и спросил:
— А не боитесь, что я расскажу кому-нибудь его и ваши тайны?
— Мы стерли все важное, — сказал Поремский.
Матвей усмехнулся:
— Надеюсь. Я не хочу быть человеком, который «слишком много знает».
— Знать вы будете много, — заверил его Поремский. — Иначе никак нельзя. Вы не должны попасть впросак, если речь зайдет о ком-то из знакомых Нигматзянова.
— Нигма… что?
— Нигматзянова, — повторил Поремский. — Это фамилия человека, которого вы будете озвучивать. Он татарин.
— Ясно. — Матвей вздохнул. — Хорошо хоть не негр.
Поремский протянул ему бумажную папку.
— Здесь краткое досье на друзей и коллег Нигматзянова, — объяснил он артисту. — И на него самого, конечно. Почитайте, может, пригодится.
— Как Скажете, — сказал Матвей, пряча папку в свою сумку. — Это все?
Поремский подумал и сказал:
— Да вроде все. Если будет что-нибудь неясно, звоните мне домой. Визитка у вас есть.
— О'кей, — кивнул Матвей. — Ну что, тогда, пожалуй, я свободен?
— Валяй, — разрешил за шефа Камельков. — И чтоб завтра был у нас как штык! Иначе я займусь тобой лично.
— После такой угрозы мне не остается ничего иного, как сотрудничество, — пробурчал Матвей, и помахал им на прощанье.
В тот вечер Матвей лег спать позже обычного.
Он несколько раз прослушал пленку, которую дал ему Поремский, запоминая интонации Нигматзянова, его манеру говорить, строить фразы. Потом долго репетировал перед зеркалом, представляя себя этим человеком. (В папке Поремского были две цветные фотографии Алмаза Рафиковича, и Матвей использовал их в качестве наглядного пособия.)
— Я знаю Хамзата, — говорил своему отражению Матвей. — Он много болтает с перепугу, но когда возьмет себя в руки и успокоится, молчит как сыч.
Произнеся эту реплику, Матвей взял стакан воды, пополоскал горло, проглотил воду и снова повернулся к зеркалу. Немного покрутил головой, принимая нужный ракурс, затем напустил на себя угрюмый вид и произнес:
— Вы же знаете, Михаил Иванович, мы больше этим не занимаемся. После того как арестовали Хамзата, менты висят у нас на хвосте. Слава аллаху, Хамзат все взял на себя и не стал нас сдавать. Но если мы проколемся еще раз, нам уже не уйти!
Прослушав пленку еще раз, Матвей остановил запись, повернулся к зеркалу, гордо поднял голову и торжественно изрек:
— Это не бизнес, мой друг, это священная война!
Вдоволь нарепетировавшись, он пошел в душ. Стоя под струями теплой воды, он вновь и вновь повторял фразы и реплики Нигматзянова, услышанные им на пленке. Причем с каждым разом это получалось у него все лучше и лучше.
Выйдя из душа, Матвей снова прослушал пленку, выписал на лист все имена и фамилии, которые упоминал Алмаз Рафикович. Потом внимательно просмотрел справку, которую дал ему Поремский, запоминая «кто есть Who» в этом зловещем списке преступников.
Когда Матвей ложился спать, ему казалось, что он знает об Алмазе Рафиковиче все или почти все. Да и о его окружении тоже.
— Шоу одинокого мужчины начинается, — улыбнулся он и сладко зевнул.
Довольный собой, Матвей уснул крепким сном и проспал всю ночь без пробуждений и сновидений.
