Глава 26
Гнев Ахилла
На третий день появившимся всадником был царь Итаки.
Верхом на крепком гнедом мерине, в широкополой соломенной шляпе, защищающей от палящего солнца, Одиссей остро сознавал, что ему недостает грации Ахилла или даже грации жреца. Он вспомнил, как Пенелопа однажды, дразня его, сказала, что он ездит верхом, как мешок с морковкой. Он признался:
— Мешок с морковкой стыдился бы, если бы ездил так плохо, любовь моя.
Одиссей медленно, шагом, направил лошадь туда, где Скамандер скрывался под деревянным мостом недалеко от подножия холмов. Там с облегчением спешился и приготовился ждать.
Он захватил достаточно еды, чтобы хватило на двоих, но готовился наслаждаться спокойствием и тишиной дня в одиночестве.
Солнце начало опускаться, когда он, наконец, увидел всадника, направляющегося к нему от края леса. Одиссей с первого взгляда узнал Гектора по могучим размерам и по тому, как тот держался на коне. Когда Гектор подъехал ближе, Одиссей увидел, что троянский царевич сильно постарел со времени их последней встречи.
Гектор натянул поводья жеребца и мгновение молча рассматривал Одиссея, потом спешился.
— Что ж, царь, — холодно сказал он, — мы снова встретились в странные времена. Сегодня ты посланец Ахилла?
Одиссей прожевал и проглотил кусок хлеба. Не ответив на вопрос, он жестом показал на черного коня Гектора.
— А где Арес? Он не мог состариться. Я помню его жеребенком, а это было шесть лет тому назад.
— Великий Арес мертв, — Гектор вздохнул; его напряженность исчезла, и он сел на берегу реки. — Он пал в битве у Скамандера, пронзенный в грудь.
— Это я видел, — ответил Одиссей, нахмурясь, — но потом он встал и отважно спасал в реке твои войска.
Гектор кивнул, на лице его была написана скорбь.
— У него было великое сердце. Но он был жестоко ранен. Он упал и умер, прежде чем мы сумели добраться до города.
— У этого коня дикий взгляд, — заметил царь, посмотрев на черного жеребца, который злобно зыркнул в ответ.
Гектор улыбнулся.
— Его зовут Герой. У него злой нрав. Это тот самый конь, что перепрыгнул через расщелину в Дардании. Ты слышал об этом?
— Я придумал историю, — засмеялся Одиссей. — И удивлен, что у этого создания нет крыльев и огня, пышущего из ноздрей.
Гектор звонко рассмеялся.
— Рад видеть тебя, морской дядюшка. Я скучал по твоей компании и по твоим рассказам.
Одиссей увидел, что часть тяжкой ноши войны упала с плеч молодого человека.
— Вот, возьми хлеба и сыра. Не сомневаюсь, ты уже много дней не пробовал их. Это будет похоже на пир в Зале Героев.
Гектор с удовольствием принялся уминать еду, и Одиссей вытащил еще соленого хлеба, сыра и сушеных фруктов из кожаного мешка, висящего у него на боку. Там был также кувшин разбавленного водой вина. Они немного выпили, потом Одиссей лег на спину, закинув руки за голову. Голубое небо было настолько бледным, что казалось почти белым. Одиссей принюхался к вечернему бризу.
— Воздух пахнет осенью, — заметил Гектор, проглотив остаток хлеба. — Скоро может пойти дождь. Тогда город, скорее всего, продержится до зимы.
— Без еды? — фыркнул Одиссей.
Гектор посмотрел на него.
— Ни ты, ни я не можем знать, сколько у них еще осталось еды. Может, у вас и есть шпионы в Трое, но даже сотни шпионов ничего не стоят, если не могут передать сведения за пределы города.
Одиссей возразил:
— Даже целое озеро воды немногого стоит, если у людей нет мяса и зерна. Мы оба знаем, что ситуация в Трое сейчас должна быть критической.
Они еще некоторое время сидели молча, слушая плеск реки, сливающийся с пением птиц в вышине, потом Гектор спросил:
— Ты явился, чтобы передать мне от Ахилла вызов на поединок?
Царь сделал глоток вина из кувшина и вытер рот тыльной стороной руки.
— Агамемнон делает интересное предложение. Думаю, ты должен его выслушать.
Гектор ничего не ответил, и Одиссей продолжал:
— Если ты сразишься с Ахиллом в смертельном поединке, то, каков бы ни был исход сражения, Агамемнон позволит женщинам и детям Трои живыми и невредимыми покинуть город.
Гектор посмотрел ему в глаза.
— Включая моих жену и сына?
Одиссей вздохнул и опустил глаза.
— Нет, этого он не позволит. Ни один член царской семьи не может покинуть Трою. Ни дарданский мальчик, сын Геликаона. Ни два фракийских царевича.
— Ты доверяешь Агамемнону?
Одиссей разразился смехом.
— Клянусь черными яйцами Аида, нет!
Он покачал головой, как будто его позабавило такое предположение.
— Тогда почему я должен ему доверять?
— Потому что я позабочусь о том, чтобы условия предложения стали известны всем царям и их армиям. Они бесстыдный сброд, большинство этих царей, но не позволят зарезать невинных, за безопасность которых поручились все. Это будет противоречить их представлению о чести. И мои итакийцы проводят женщин и детей на нейтральные суда в бухту Геракла.
— А почему я должен доверять тебе, Одиссей? Врагу Трои, который заплатил наемным убийцам, чтобы прикончить нашего родственника Энхиса?
Одиссей постарался сдержаться. Гордость толкала его рассказать царевичу подлинную историю Капрофороса и заговора с целью убить Геликаона, но Одиссей этого не сделал. «Это история Геликаона, — подумал он. — И он сам однажды расскажет ее Гектору, если захочет».
Поэтому Одиссей проговорил:
— Сдается мне, парень, у тебя нет выбора. Я доставил тебе весть о том, что ты можешь спасти жизни сотен троянских женщин и их детей. Если ты повернешься сейчас спиной и поскачешь прочь, ты никогда не сможешь жить в мире с самим собой. Ты человек чести. Ты не смог бы поступить иначе.
Гектор кивнул, но ничего не сказал.
Они долго сидели, пока не начала сгущаться темнота и воздух не стал прохладным.
В конце концов Гектор заговорил, и голос его звучал странно натянуто; он будто старался подавить некие глубокие чувства:
— Ты сказал, что я человек чести. Однако мне кажется, что каждый день моей жизни — ложь, и каждое произнесенное мною слово фальшиво.
— Ты самый честный человек из всех, кого я знаю, — ответил Одиссей без колебаний.
Гектор уставился на него, и Одиссей увидел муку в его глазах.
— Если ты повторяешь одну и ту же ложь достаточно долго, рано или поздно она становится правдой.
Одиссей яростно затряс головой.
— Правда и фальшь — две разные твари, они отличаются друг от друга, как лев отличается от ящерицы. Эти животные состоят из разных частей, хотя у них есть много общего: у обоих по четыре ноги, по два глаза и есть хвост. Однако ты не можешь их перепутать. Я узнаю правду, когда ее вижу, и узнаю ложь.
Он немного подумал.
— Ты когда-нибудь встречался с Еленой, женой Париса?
Гектор кивнул.
— Коротко. Она была застенчивой женщиной и глубоко любила моего брата.
Одиссей сказал:
— Я встречался с ней один раз. Я подумал, что у нее милый характер, но она робкая и простая. Ты знаешь, как она умерла?
Гектор кивнул, лицо его потемнело.
Одиссей продолжал:
— Люди, которые были там, когда она бросилась со своими детьми с высоты Радости царя, говорят о ней как о писаной красавице. По всем нашим лагерям идут разговоры о прекрасной Елене и о ее доблестной смерти.
— К чему ты клонишь, морской дядюшка?
— Только к тому, что их слова не фальшивы. Воины не могут говорить о женщинах, используя слова, которых не понимают; они не восхищаются добротой, скромностью или бескорыстием. Но они восхищаются самопожертвованием Елены, поэтому говорят, что она была красавицей, как будто среди нас ходила богиня. И это правда. Ты несешь огромную ношу, Гектор. Мы говорили об этом раньше, и ты не открыл мне, какую именно. Но если ты не открываешь что-либо о себе, это не делает тебя лжецом. Ты показываешь, каков ты есть на самом деле, каждым своим поступком.
Гектор молчал, и Одиссей подумал, не страдает ли он из-за любви Андромахи и Геликаона. Однако молодой человек, казалось, страдал от внутренней боли, скорее обвиняя в чем-то себя, а не проклиная других.
Царь мысленно пожал плечами. Если Гектор решил не делиться своими печалями, Одиссей ничего не мог с этим поделать.
— Ты однажды крепко побил Ахилла, на твоих Свадебных Играх, в кулачном бою, перед тысячами людей, — сказал Одиссей, вернувшись к своей миссии. — А теперь это будет сражение на мечах, до смерти. Ахилл ищет мести. Два дня тому назад ты убил его щитоносца Патрокла.
Гектор кивнул.
— Знаю. Я его узнал. Он был умелым воином.
— Так оно и было. И я очень его любил.
— Кто подал идею засады?
— Агамемнон. Он высчитал, что у тебя должно остаться мало припасов, и решил, что ты позаришься на караван с продуктами. Патрокл вызвался возглавлять караван. Он легко начинал скучать, и длинное лето без дел было для него тяжелей, чем для остальных.
— Ахилл согласился на это?
— Нет, он отказывался отпустить Патрокла с караваном. Но тот все равно отправился, нарушив приказ своего царя. Теперь он отправился на погребальный костер, а Ахилл обезумел от горя. Он считает, что ты намеренно выбрал Патрокла своей жертвой, чтобы отомстить ему за победу на Играх.
— Это безумие! Почему он так думает?
Одиссей долго размышлял, потом ответил:
— Мне очень нравится Ахилл. Я много раз сражался рядом с ним и жил бок о бок с ним все лето. Он нравится мне, — повторил Одиссей. — Но, как и у его сестры Каллиопы, у него есть свои внутренние демоны, с которыми он борется каждый день. Его честь значит для него все, однако честь эта означает, что он должен непрерывно соревноваться, и с самим собой, и с другими. Честь для него — это всегда выигрывать, а если он не выигрывает, это гложет его изнутри, как болезнь сердца. Похоже, он считает, что ты чувствуешь то же самое и что ты подводишь его, не желая с ним сражаться. Он не может понять, почему ты медлишь принять его вызов. Поэтому он называет тебя трусом, хотя и сам в это не верит. Агамемнон будет счастлив, если ваше сражение состоится. Если ты погибнешь, троянцам будет нанесен огромный удар. Если погибнет Ахилл, Агамемнон втайне тоже отпразднует это.
— Это еще почему?
— Отец Ахилла, царь Фессалии Пелей, был хвастуном и трусом. Агамемнон крутил им, как хотел, и считал его сносным северным соседом. Но Ахилл будет сильным царем и, если оба они вернутся в свои владения, станет устрашающей новой силой на границе страны Агамемнона.
— Если они вернутся на запад, Одиссей. Эти цари — дураки, если думают, будто могут так долго оставаться вдали от своих земель и не найти по возвращении беды. Для них ничто уже не будет таким, как раньше.
— Воистину, — со счастливым видом согласился Одиссей. — Говорят, жена Агамемнона, Клитемнестра, ненавидит его. Я уверен, у нее уже есть новый муж, и он ждет.
Лицо Гектора потемнело при этих словах, и Одиссей мысленно обругал себя. Гектор боялся, что Андромаха только и ждет его гибели, чтобы выйти замуж за Геликаона. «Как глупы люди!» — печально подумал Одиссей.
— Становится темно, и у меня нет настроения нынче ночью снова ездить верхом, — сказал Одиссей. — Я разобью лагерь здесь и буду ждать тебя до следующего полудня. Если ты не придешь, я вернусь к городу один.
Они оба встали, потом обнялись, как старые друзья.
Одиссей хлопнул царевича по плечу.
— Поехали со мной к Трое! — настойчиво сказал он. — Сразись с Ахиллом! Это будет великий бой, который когда-либо видели смертные, и имя Гектора будут помнить до скончания времен!
На следующий день помощник царя Полидорос сел в инкрустированную золотом колесницу Приама, и она потряслась через городские улицы в сопровождении тяжеловооруженных всадников. Рядом с Полидоросом стоял царь, завернувшись в толстый шерстяной плащ, хотя Полидорос обильно потел под своими бронзовыми доспехами на удушающей полуденной жаре. Он бросил взгляд на старика, который вглядывался вперед; лицо царя было маской смущения и страха. Приам впервые покинул дворец с начала лета, и многое изменилось за это время, и ничто не изменилось к лучшему.
Царь объявил о своем намерении отправиться этим утром на Великую Башню Илиона. Полидорос нашел причину, чтобы отсрочить эту поездку, надеясь, что Приам вообще о ней забудет, как всегда забывал раньше. Но на сей раз старик настаивал на своем, и в конце концов его помощник подал к воротам золотую колесницу.
Полидорос боялся, что люди увидят своего царя одурманенным и смущенным, и приказал колесничему быстро ехать к башне и ни в коем случае не останавливаться, даже если сам царь прикажет сделать остановку.
— Я не знаю этого города, — тревожно пробормотал Приам, когда сверкающая колесница миновала жалкие хибарки беженцев. — Где мы, мальчик? Это Угарит? Мы должны поспешить домой. Мои сыновья строят против меня заговоры. Они хотели бы видеть меня мертвым. Я не доверяю Троилу, никогда ему не доверял. Гекуба меня предупреждала. Она придумает, как с ним справиться.
Полидорос ничего не ответил, и царь умолк, глядя на город, который был ему незнаком. На улицах было мало народа, хотя Полидорос знал, что в городе хибарок скрываются сотни людей, медленно умирающих от голода, жажды и безнадежности. Первыми жертвами стали дети и старики. Когда высохнет оставшийся колодец — а Полидорос знал, что это может случиться в любое время, — все в городе умрут в течение трех или четырех дней.
Они достигли ступеней южных укреплений. Приаму помогли выйти из колесницы, и он стал медленно подниматься; его телохранители в полном вооружении шумно шагали по лестнице впереди и позади царя.
Охраняющие стену воины смотрели с открытыми ртами, как мимо шаркающей походкой проходит их царь. Несколько человек приветствовали его, но крики быстро стихли, и на смену им пришло зловещее молчание.
Нырнув в темноту Великой Башни, Полидорос посмотрел вверх на узкие каменные ступени; сердце его тяжело давил ужас.
Но Приам взбирался по этой лестнице тысячу раз, и шаги его были тверды, когда он начал подъем. Полидорос шел за ним, не сводя глаз с костлявых лодыжек старика, не глядя на обрыв справа. Он знал, что если царь упадет, они упадут вместе.
Конечно, Полидорос попытается спасти царя, но это будет невозможно. Они оба погибнут, разбившись о камни далеко внизу.
Старик остановился на полпути и отдохнул, прислонившись к стене, потом сделал глубокий вдох и продолжил подъем.
Когда они снова шагнули на свет, Полидорос вздохнул с облегчением. Это был редкий для Трои день, когда не дул ветер, и воздух на вершине башни был совершенно неподвижен. Небо было бледно-голубым и безоблачным. Приам плотнее завернулся в плащ и шагнул на южную стену. Он с непроницаемым лицом посмотрел вниз на разрушенный нижний город, потом бросил взгляд вдаль и, внезапно указав куда-то, сказал:
— Гектор едет.
Полидорос посмотрел туда, куда показал царь, и увидел двух всадников, скачущих вдалеке от равнины Скамандера к нижнему городу. Он разглядел, что один из них очень большой, такой же могучий, как Гектор, верхом на черном коне, но не смог различить лиц этих людей.
— Мой сын. Мой сын едет! — со счастливым видом сказал старик.
Мысли Полидороса обратились к собственному сыну, как случалось всегда, стоило ему отвлечься. Мальчика еще кормили грудью, и у юного помощника царя невольно прерывалось дыхание, когда он думал о мальчугане, о его темных тонких волосах, о мягких щечках с ямочками и счастливой улыбке. Полидорос уже давно принял решение. Когда город падет, он бросит старика на милость судьбы и поспешит к Касилле и мальчику. Он будет защищать их ценой своей жизни. Это все, что он мог сделать.
— Кто это с ним? — спросил царь.
Полидорос снова вгляделся во всадников. Те пересекали широкий новый мост, который враги построили над защитным рвом, и в тишине утра Полидорос вообразил, что слышит стук копыт по деревянным доскам. Потрясенный, он внезапно понял, что это и впрямь Гектор — небрежно сидящий на коне, одной рукой сжимающий узду, другой держащий перед собой свой шлем с высоким гребнем. Рядом с ним ехал царь Итаки. «Гектор что, направляется во вражеский лагерь?» — подумал Полидорос.
— Одиссей! — закричал старик, потрясая кулаком. — Предательский пес! Снеси ему голову с плеч, сын мой! Убей шавку!
Теперь снизу тоже раздавались крики, и из теней разрушенных домов начали появляться люди. Сотни воинов — микенцев, фессалийцев и наемников — бежали к главной улице, по которой ехал Гектор. Они выстроились по обеим ее сторонам, наблюдая, как проезжает троянский царевич, а рядом с ним — Одиссей. Некоторые глумились над Гектором, но насмешливые выкрики быстро стихли, и два всадника в тишине держали путь к Скейским воротам.
Полидорос поспешил к той стороне башни, которая выходила в сторону ворот. Оттуда был виден стоящий перед воротами черноволосый гигант в черных доспехах. Полидорос немедленно узнал его. «Что происходит?» — подумал он.
Между тремя людьми у ворот состоялась короткая беседа, потом Ахилл шагнул в сторону и пошел прочь, очевидно, удовлетворенный. Гектор посмотрел вверх, и раздался его гулкий голос:
— Открыть ворота! Вам приказывает Гектор, царевич Трои!
Полидорос побежал к внутренней стороне башни и перегнулся через верх стены.
— Открыть ворота! — крикнул он вниз, страже. — Гектор вернулся! Немедленно открыть ворота!
Андромаха отдыхала на ложе на восточной террасе, когда ушей ее коснулись отдаленные приветственные крики. Она села и посмотрела на Эксу, которая в замешательстве уставилась на нее.
Они вдвоем подошли к стене террасы, но ничего не смогли оттуда рассмотреть. Приветственные крики становились все громче.
— Пойду посмотрю, что происходит, — сказала Андромаха.
— Может быть, враги ушли, и мы спасены, — высказала предположение Экса.
— Может быть, — с сомнением ответила Андромаха и, покинув свои покои, поспешила по комнатам дворца.
Стоявшая снаружи царская стража тоже не знала, что происходит. Они вынули мечи из ножен, готовые действовать. Потом появился Полит со своим телохранителем; у Полита был встревоженный вид.
— Почему там кричат, Полит? — спросила Андромаха, но тот покачал головой.
Тут по вымощенной камнем улице к ним галопом подскакал всадник, слетел с коня и крикнул:
— Царевич Гектор вернулся, господин! Он здесь, в городе!
Приветственные крики раздались ближе, и теперь Андромаха услышала, что одно и то же слово повторяется снова и снова:
— Гектор! Гектор! ГЕКТОР!
В сердце Андромахи расцвела надежда, за которой немедленно последовал укол страха.
Лето было утомительным, но не богатым событиями. Хотя у ворот стоял враг, невозможно было все время бояться, и, по мере того как один жаркий день сменялся другим, в городе наконец наступило благодушное спокойствие. Теперь же снова начало поворачиваться колесо событий, и что-то в душе Андромахи говорило ей, что это начало конца.
Когда ее муж наконец-то появился в поле зрения (его конь медленно направлялся к царскому дворцу), его окружала толпа восторженных троянцев. Воины образовали вокруг Гектора защитный круг, но люди все время пытались прорваться внутрь, коснуться его одежды или сандалий. Черный конь нервно приплясывал, но Гектор, туго натянув узду, продолжал вести его ровным шагом.
Когда Гектор достиг дворца, царская стража оттолкнула толпу назад, но люди продолжали выкрикивать его имя и приветствия.
Увидев Андромаху, Гектор улыбнулся и осадил коня. Он устало спешился, обнял жену и протянул руку брату.
— Андромаха! Полит! Рад видеть вас обоих.
— Мы благодарим богов за то, что ты здесь, Гектор, — ответил Полит. — Но почему и каким образом ты тут? Ты явился неожиданно…
Гектор покачал головой.
— Сперва я должен поговорить с отцом.
— Но отец нездоров… — начал Полит.
— Знаю, — с сожалением ответил Гектор. — Тем не менее он все еще царь, и я сперва должен поговорить с ним.
На миг он крепко сжал руку Андромахи, потом отпустил, повернулся и вместе с братом пошел в сторону царского дворца.
Андромаха вернулась в свои покои; мысли ее были в смятении. Ожидание никогда не давалось ей легко, и она невольно начала расхаживать взад-вперед по террасе. Ее мучили предчувствия и беспокойство неизвестности. Стемнело, оба мальчика отправились спать, а Гектора все еще не было.
Наконец дверь с тихим скрипом открылась, и он вошел, одетый в серую старую тунику и выношенный до дыр плащ.
Андромаха бросилась в его объятья. Некоторое время Гектор прижимал ее к себе, уткнувшись лицом в ее волосы. Потом она подняла на мужа глаза и, улыбаясь, сказала:
— На берегу Симоиса я сказала тебе, что мы увидимся снова.
Глядя в ее глаза, Гектор с суровым лицом ответил:
— Мне предстоит поединок, Андромаха.
Сделав глубокий вдох, она спросила:
— С Ахиллом, да?
Он кивнул.
— Я убил его друга Патрокла, и он жаждет мести.
Андромаха почувствовала, как в ней разгорается гнев, и отодвинулась от Гектора.
— Это не игра, муж! Его друг явился сюда, как и сам Ахилл, чтобы разграбить наш город, чтобы убивать и калечить. И ты считаешь себя обязанным перед Ахиллом, считаешь, что должен сражаться с ним оттого, что убил его друга? Гектор, с тех пор как началась война, ты убил в битвах сотни людей. Ты должен сражаться и с их друзьями тоже?
Она слышала в своем голосе едкую издевку и ненавидела себя за нее, но не могла остановиться.
— Это полная бессмыслица, муж!
Гектор открыл было рот, чтобы заговорить, и тогда она закричала:
— И не произноси передо мной слово «честь»! Я устала от этого слова, меня уже тошнит от него. Мне кажется, оно значит все, что вам, мужчинам, заблагорассудится в него вложить.
Гектор смотрел на Андромаху до тех пор, пока ее ярость слегка не утихла.
— Если я сражусь с Ахиллом, они позволят нашим женщинам и детям уйти. Агамемнон дал торжественное обещание, и Одиссей гарантирует, что тот сдержит слово.
— И ты ему веришь? — спросила Андромаха, но гнев ее ослаб, и она не могла больше черпать в нем силу. — Астианакса отправят в безопасное место?
Гектор печально покачал головой.
— Если бы они на такое согласились, я бы им не доверял.
— И все равно это полная бессмыслица, — повторила она грустно.
— Что с тобой, Андромаха? — ласково спросил он.
Она покачала головой, пытаясь собраться с мыслями.
«Что со мной? — подумала она. — Мой муж вернулся ко мне, он борется за жизни троянских женщин и детей, а я кричу на него, как торговка рыбой».
Андромаха улыбнулась Гектору.
— Прости, любовь моя. Но что будет, если Ахилл тебя убьет? Тогда Агамемнон сдержит слово? Зачем ему будет это нужно?
— Ворота откроются на рассвете, и женщинам и детям позволят уйти, — объяснил Гектор. — Их будут сопровождать до бухты Геракла, где они сядут на корабли, идущие на Лесбос. В полдень ворота закроются снова, и тогда начнется поединок. То есть мы с Ахиллом не встретимся до тех пор, пока невинные не будут на свободе.
— Ты можешь победить?
— Я уже победил всех, с кем когда-либо встречался в битве. И я уже побеждал раньше Ахилла. Ты была при этом.
— Да. Это было отвратительно.
Он кивнул.
— Кулачные бои бывают отвратительными. Теперь же это будет поединок насмерть на мечах.
Кровь Андромахи застыла в жилах, когда она подумала об этом.
— Все должно кончиться быстро, — сказала она Гектору, вспомнив о поединке Геликаона с Персионом.
— Да, — кивнул он. — Чем дольше будет продолжаться бой, тем больше вероятность того, что Ахилл меня прикончит. Он очень умелый боец, очень быстрый, и он моложе. Но и у него есть свои слабости. Гордость и тщеславие — его постоянные спутники. Они его неверные друзья и часто дают ему плохие советы.
— Это не очень-то утешает, — ответила Андромаха, чуть улыбнувшись.
Гектор покачал головой.
— Это все, что я могу предложить, Андромаха.
Гектор велел подать еды и пообедал соленой рыбой и пшеничным хлебом, а потом они с Андромахой, прихлебывая вино, проговорили далеко за полночь.
Она рассказала Гектору об отчаянном положении в Трое, о том, что весь город теперь зависит от воды единственного ненадежного колодца, об ужасном состоянии зернохранилищ. Они обсудили успехи «Ксантоса» и Троянской конницы. Гектор спросил об Астианаксе, и Андромаха заставила его смеяться, рассказывая пошлые дворцовые слухи.
Наконец Гектор, смертельно усталый, бросился на ложе и тотчас уснул. Андромаха некоторое время наблюдала за ним с ноющим сердцем, потом вернулась на террасу.
Луна уже поднялась высоко, и Андромаха постояла, глядя на нее, а после сделала то, чего не делала с тех пор, как покинула святилище Теры. Она обратилась с молитвой к своей покровительнице, Артемиде, богине Луны.
— О, Госпожа Диких Тварей, — молила Андромаха, — защити маленьких детей, сжалься над своей сестрой и защити завтра моего мужа. Сбереги его, чтобы он смог вернуться и защитить своего сына.
Потом она легла на ложе, слушая звуки ночного города, и в конце концов погрузилась в беспокойный сон.
Уже занялся день, когда Андромаху внезапно разбудил пронзительный вопль. Она вскочила, испуганная, и ринулась в комнату, где увидела, что маленький Астианакс стоит в дверях и со страхом глядит на Гектора, облаченного в бронзовые доспехи и высокий шлем с черно-белым гребнем.
Гектор засмеялся и снова снял шлем.
— Не бойся, мальчик.
Он опустился на колени перед ребенком и поднял его перед собой.
— Посмотри, ты ведь помнишь меня. Я твой отец.
Астианакс восхищенно улыбнулся и закричал:
— Папа! Ты привез мне маленькую лошадку?
— Пока нет, мальчик. Когда ты станешь чуть постарше, ты получишь лошадку, как я обещал.
Ребенок протянул руку и провел маленьким пальчиком по рельефной золотой лошади, украшающей нагрудник Гектора.
— Такую, папа?
— Да, точно такую.
Гектор посмотрел на Андромаху; в его глазах была мука, когда он крепче прижал к себе мальчика. Гектор покачал головой, и Андромаха знала, о чем он думает.
— Сыновья многих других будут жить благодаря тому, что ты сегодня совершишь, моя любовь, — утешила она.
Гектор глубоко вздохнул, глядя на пламенные волосы ребенка.
— Этого слишком мало, — ответил он. — Я никогда не могу совершить того, что было бы достаточно.
