Глава 12
Нищий и лук
В продуваемом сквозняками мегароне на ветреной Итаке пираты наслаждались ночной пирушкой. Многие стояли во дворе, греясь у огня, на котором жарились на вертелах овцы Одиссея, но большинство оставались в зале, смеялись, ссорились, ели и пили.
Несколько человек уже сползли с сидений и спали на холодном каменном полу. Время от времени вспыхивали стычки, но пока этой ночью никто еще не погиб. Пенелопа сожалела об этом.
Правда, тех, кто погибал каждый день во внезапных поножовщинах, с лихвой возмещали вновь прибывшие. Больше сотни этих подонков морей появились тут за последние несколько дней. Их пригнали со всех концов зимнего моря рассказы о гостеприимстве Итаки. К пиратам присоединились несколько членов племени сикулов с Огненного Острова, лежащего на западе, — грубые, дикие люди с татуировкой на лицах, с изогнутым бронзовым оружием.
Царица сидела, прикованная к резному деревянному трону и, как делала каждую ночь, пыталась отвлечься от того, что творилось вокруг.
Она была измучена, но высоко держала обритую голову и не сводила глаз с противоположной стены, на которой висел всеми забытый огромный раскрашенный щит отца Одиссея. Царица пыталась не думать о боли в сломанных пальцах, о пульсации в связанных запястьях и об усиливающемся зуде из-за вшивых тряпок, которые ее принуждали носить.
Она сосредоточилась на счастливых днях, когда она и Одиссей были молоды, и мысленно представила себе лицо их сына Лаэрта.
В первые годы после его смерти Пенелопа могла видеть его лишь таким неподвижным, каким он был после смерти, но теперь обнаружила, что может точно вспомнить оттенок его глаз, ощущение его мягкой щеки, прижатой к ее губам, и доподлинно вспомнить выражение лица мальчика, когда его отец входил в комнату. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала своего сына, но мысли о нем теперь были спокойными и спасали ее на несколько драгоценных мгновений от бесконечной пытки.
Однако, как всегда, разум продолжал ее предавать, подавая беспочвенные надежды, что Одиссей войдет в двери мегарона, размахивая мечом, прорубая к ней путь; потом освободит ее от уз и спасет в надежном убежище своих огромных рук. Мысль об этом походила на одну из его историй, рассказанную ночью в этом зале с высоким потолком, когда горел высокий огонь и Пенелопу окружали любимые люди. Но потом холодный рассудок гасил ее мечты.
Теперь Одиссей был старше, ему почти исполнилось пятьдесят. Дни его огромной силы и неиссякаемой выносливости остались в прошлом. Зимой его суставы ныли, и после дневных трудов он опускался в удобное кресло с тяжелым благодарным вздохом старца.
Время, этот вор, медленно похищало жизнь любимого ею мужчины, и Пенелопа знала, что если Одиссей придет, его стареющее тело предаст его. А собравшиеся здесь молодые люди упивались мощью своей юности.
Потом ударило отчаяние, и она взмолилась: «Не приходи, Уродливый! Хоть раз в жизни соверши разумный поступок и останься в стороне. Подожди до весны и приведи с собой армию, чтобы отомстить за меня. Пожалуйста, не приходи ко мне сейчас».
Но он придет. Пенелопа не сомневалась в этом. При всей свой хитрости, уме и изворотливости из-за любви к ней Одиссей будет глух к голосу разума.
Ее мысли мрачно обратились к самоубийству. Если Одиссей будет знать, что она мертва, он все равно придет, но с ясным рассудком, думая только о мести. Он выждет, собирая флот до тех пор, пока не будет в силах убить каждого пирата на Итаке десять раз подряд.
Если Пенелопе удастся схватить нож или острую палку, она сумеет мгновенно пронзить свою грудь. Но как раз когда к ней пришла эта мысль, она почувствовала, как в ней шевельнулся ребенок, и глаза ее затуманились слезами.
«Я могла бы убить себя, не могу убить тебя, малыш».
— Ну, царица, окажешь ты нам честь поесть и выпить с нами нынче ночью? — спросил ненавистный голос.
Взгляд Пенелопы нехотя сосредоточился на осунувшемся, жестоком лице Антиноя, взявшего ее в плен, ставшего ее палачом, а сейчас с преувеличенным почтением склонившегося перед ней. Он был молод, не старше двадцати, но умен и безжалостен.
Намек на безумие в его зеленых глазах мог быть притворным, думалось Пенелопе, но заставлял пиратов постарше обращаться с ним с опаской. У него были темные длинные волосы, с правого виска свисала одна тонкая коса, украшенная золотым кольцом.
За девятнадцать бесконечных дней после нападения — дней, которые царица помнила так же ясно, как помнила движения ребенка в своем животе — Пенелопа узнала многое о пиратах и их обычаях. Большинство из них были жестокими тупыми людьми, верившими, что зверства и убийства делают их сильными. Они не ведали дисциплины и были подвержены внезапным вспышкам ярости и насилия. Из пяти предводителей пиратов, собравшихся под началом Антиноя, чтобы напасть на Итаку, трое уже погибли от руки самого Антиноя. Еще один был убит в драке из-за пленницы.
— Ну, моя госпожа? Я развяжу твои руки и принесу еды?
Ухмыляющееся лицо Антиноя было всего в нескольких дюймах от лица Пенелопы. Она ощущала запах мяса в его дыхании, но не вина — он никогда не пил.
Пенелопа притворилась, что не заметила его. Его рука взметнулась, сильно ударив ее по лицу, так что лязгнули зубы. Пенелопа ощутила на языке вкус крови.
— Или мне отдать тебя этой ночью своим людям? — тихо спросил Антиной, жестом показав на пьяный сброд. — Они заставят тебя визжать.
Царица посмотрела в его слишком спокойные глаза — глаза, которые будут сниться ей, пока она жива.
— Делай, что хочешь, пират, — холодно сказала она. — Я — Пенелопа, царица Итаки. Мой муж — великий Одиссей, и он придет сюда, чтобы тебя убить. Слушай слова своей смерти, Антиной.
Антиной пренебрежительно засмеялся и выпрямился.
— Мы с нетерпением ждем появления твоего мужа. Я слышал, что он и еще несколько стариков вроде него идут тебя спасать. Я жду, что скоро об этом заговорят по всему Зеленому морю.
Он снова обвел жестом зал.
— Мои бойцы молоды, сильны и бесстрашны. Они с наслаждением перережут глотку жирному Одиссею.
Потом Антиной придвинулся к ней сбоку и прошептал на ухо:
— Но сперва я заставлю его смотреть, как ты умрешь. Он увидит, как тебя изнасилуют мои люди, потом будет наблюдать, как я выдавлю тебе глаза и вырежу из твоего живота его грязного ублюдка.
Несмотря на ужас, сжавший ее сердце, Пенелопа сумела улыбнуться.
— Твои слова ничего не значат, хвастун. Ты уже мертвец. Это я тебе обещаю.
В дверях в дальнем конце зала возникло движение, и Пенелопа увидела, как в мегарон входит группа новых людей. Она жадно рассматривала лица. Среди вновь прибывших был мускулистый гигант, которого она сперва приняла за Леукона, но, когда тот повернулся к ней, царица увидела жестокость в его глазах и поняла, что это простой убийца.
Потом она увидела знакомое лицо. Секундос! Старый негодяй, с которым Одиссей знался в более счастливые дни, но все равно пиратское отребье. Тут ей не на что было надеяться.
За Секундосом вошли члены его команды, оборванные, в изношенных туниках. Они походили скорее на нищих, чем на пиратов.
— Ищешь спасения, Пенелопа? — спросил Антиной. — Старый Секундос не спаситель. Он мягок, как щенячье дерьмо, и почти дряхл, но он сказал, что хорошо знает остров. Все потайные места, где твои крестьяне и их женщины съежились в страхе.
Пенелопа закрыла глаза, пытаясь на несколько биений сердца освободиться от присутствия Антиноя, но не могла выбросить из памяти его лицо… И снова увидела тот ужасный день, когда Антиной пришел на Итаку.
Его восемь галер выплыли из утреннего тумана, и две сотни воинов ринулись на берег. Тридцать защитников острова доблестно бились весь день, но, когда сгустились сумерки, все здешние воины, большинство из которых были мальчиками или стариками, лежали мертвыми. Тела этих храбрых людей насадили на копья и оставили торчать на берегу, чтобы Одиссей увидел их по возвращении. Вонь гниющей плоти, которую доносил ветер, была ужасной.
Пиратский главарь снова заговорил, и Пенелопа открыла глаза.
— И Секундос покажет нам, где прячется черный дикарь. Я приведу его сюда и медленно разрежу на куски. Ты будешь смотреть на его страдания и слушать его вопли.
Когда напали пираты, однорукий Биас защищал Пенелопу весь долгий день, убив и ранив больше дюжины захватчиков, пока не угасла последняя надежда — тогда, повинуясь ее суровому приказу, он нехотя отступил и исчез в ночи, словно призрак. Каждый день Пенелопа слышала, как пираты шепчутся о черном демоне, который убивает часовых и отбившихся от остальных пиратов. Антиной обшарил весь остров в поисках Биаса, но так и не нашел его.
Пенелопу в тот день притащили в ее дворец и швырнули на пол перед молодым пиратским главарем. Он пнул ее в лицо и вздернул за волосы вверх. Когда она попыталась его ударить, пират сжал ее пальцы и вывернул, сломав их. Потом пинком послал ее на пол. Почти потеряв сознание от боли, Пенелопа услышала его холодный голос:
— Я — Антиной, сын человека, убитого Одиссеем. Я здесь для того, чтобы отомстить.
— Одиссей не убийца, — ответила она, выплюнув кровь.
— Грязная ложь. Он был на корабле с Нестором и Идоменеем в морской битве против моего отца.
— Три царя в морском сражении? А, да, — сказала Пенелопа, глядя снизу вверх на его длинное угловатое лицо. — Одиссей часто говорил об этом, и теперь я вижу сходство. Твой отец — тот, кого называли Ослиной Мордой.
Он снова ударил ее, сломав нос, потом схватил за волосы и стал бить по лицу снова и снова. Наконец, она без сознания осела на пол, а очнулась в крошечной камере.
Теперь Пенелопа наблюдала, как Секундос Критянин идет к ней; на его плече болтался старый щит. Секундос казался испуганным, на его лысой голове блестел пот.
Нервно посмотрев сперва на Антиноя, он перевел взгляд на Пенелопу и сказал:
— Приветствию тебя, госпожа. Мне жаль видеть тебя такой униженной.
Пенелопа видела, как взгляд его примечает ее искалеченные пальцы, запекшуюся кровь вокруг глаз и рта.
Она ласково улыбнулась.
— Приветствую, Секундос. Тебе следует стыдиться только компании, с которой ты водишься.
— В моей жизни так много стыда, госпожа, что еще немножко не ляжет на мои плечи тяжким грузом.
Антиной засмеялся и отпихнул старого пирата прочь. Потом повернулся к Пенелопе.
— Ты говоришь о стыде в моем присутствии, когда я так хорошо с тобой обращался? Боюсь, я должен поучить тебя манерам!
Он поднял левую руку, чтобы ударить ее. В тот же миг раздался шипящий звук, и стрела с черным оперением, направленная ему в голову, воткнулась вместо головы в предплечье. Антиной закричал от боли и отшатнулся назад.
Пенелопа посмотрела на другой конец зала.
В дальнем дверном проеме, переодетый в нищего, стоял Одиссей с огромным луком Акилиной в руке.
— А теперь, коровьи сыны, — взревел он, — пришло время вам умереть!
Воцарилась ошеломленная тишина. Никто не двигался. Одиссей спокойно наложил на тетиву еще одну стрелу и послал в полет. Стрела вонзилась в горло желтоволосого островитянина, и тот упал на спину мертвым.
Вот теперь разверзся тартар. Некоторые пираты попытались найти укрытие, другие схватились за оружие и ринулись на царя Итаки, но огромный темноволосый воин с двумя мечами заступил им дорогу. Клинком одного меча он рассек горло первого нападавшего, прежде чем вогнать второй меч глубоко в грудь пирата, стоявшего рядом.
Остальные переодетые моряки Одиссея вытащили оружие и бросились в атаку. Одиссей побежал к длинному пиршественному столу в центре зала. Перед ним поднялся человек, Одиссей плечом швырнул его на пол, потом вскочил на стол.
— Я — Одиссей! — прокричал он. — Вам всем теперь конец!
Его голос прогремел, как гром, слова эхом отдались от стропил.
Ахилл и команда «Кровавого ястреба» яростно сражались у дверей, заставляя врага пятиться к центру зала. Одиссей послал стрелу в голову высокого пирата. Еще двое воинов взобрались на стол и ринулись на Одиссея, но тот взмахнул Акилиной, как дубинкой, и лук с треском врезался в лицо первого нападавшего. Тот слетел со стола, Одиссей резко развернулся и пнул второго в колено. Пират с воплем упал.
Копье пролетело мимо головы Одиссея, и он послал стрелу в грудь человека, метнувшего это копье.
Стоявший у трона Антиной сломал стрелу, торчащую из его предплечья, и с криком боли вытащил древко. От его левой руки теперь не было толку, большой палец был парализован. Вытащив короткий меч, Антиной крикнул:
— Одиссей! Смотри, как умрет твоя жена!
Пенелопа отпрянула, когда клинок устремился к ее горлу — устремился, чтобы удариться о щит Секундоса. Старый пират сделал рубящий выпад, но слишком медленно, и Антиной увернулся.
— Ты, предательская шавка! — прошипел Антиной. — Ты привел их сюда! Теперь ты умрешь вместе с ними!
Он бросился вперед. Секундос заслонился щитом, но Антиной упал на одно колено, его меч мелькнул под щитом и воткнулся глубоко в бедро старика. Секундос закричал и упал.
Антиной бросил взгляд вдоль длинного мегарона.
Одиссей спрыгнул со стола и отбросил в сторону лук. Теперь он сражался мечом, неистово рубя направо и налево и пытаясь пробиться к жене.
Антиной понял, что ситуация изменилась. На стороне Одиссея и его людей было преимущество внезапности, но оно прошло, и начинало сказываться численное соотношение сил. В мегароне было почти сто пятьдесят пиратов. С Одиссеем сражалось только сорок бойцов. Они были вынуждены медленно отступать к огромным дверям. Их бы быстро смяли, если бы не огромный черноволосый воин с двумя мечами. Его сила была ужасающей. Снова и снова его мечи прорубались сквозь чужую защиту, и вокруг него громоздилась гора трупов.
Антиной опять посмотрел на Секундоса, потому что старик двинулся на него, высоко держа щит и готовясь ткнуть мечом. Антиной засмеялся.
— Старый дурак, ты должен был покинуть море много лет назад. Твои мышцы стали дряблыми, кости — хрупкими, быстрота ушла.
С этими словами он рванулся вперед и сделал обманное движение, целя в пах. Секундос быстро опустил щит, чтобы отбить удар, и Антиной вогнал меч в грудь старика над верхней кромкой щита. Секундос застонал и упал на спину, щит его зазвенел на полу.
В центре зала Одиссея окружили пираты, но он ринулся на них, выкрикивая проклятия.
— Взять его живым! — прокричал Антиной. — Он нужен мне живым!
Внезапно огромные двери распахнулись настежь, и новые воины с боевым кличем волной хлынули в зал.
— Пенелопа! ПЕНЕЛОПА!
Антиной застыл в ужасе: все новые и новые воины врывались во дворец. Среди них был воин в шлеме с забралом и в нагруднике из сверкающей бронзы. Он врезался в ряды пиратов, убивая их одного за другим.
Пираты снова в панике отступили. Некоторые выбежали в боковые двери, ведущие в комнаты слуг. Другие попятились к трону.
Воин в бронзе преследовал их по пятам, его меч рубил и убивал, кровь брызгала из-под клинка.
Теперь черноволосый гигант был рядом с ним. Антиной никогда еще не видел такого смертоносного воинского искусства, он не верил, что такое вообще возможно. Воин в бронзе был быстр, он уворачивался от направленных на него клинков, а его меч разил с невероятной точностью. Гиганта окружала аура непобедимости, он прорубал себе путь сквозь ряды пиратов, валя людей с ног.
Антиной попятился, выискивая пути к спасению.
Потом он увидел, что Одиссей приближается к нему; кровь текла из многочисленных порезов на руках и плечах царя. Приземистый царь ринулся вперед, заставив пиратов перед ним броситься врассыпную, и кинулся на Антиноя.
Предводитель пиратов выкрикнул ругательство и прыгнул ему навстречу. Их мечи столкнулись. Левая рука Одиссея метнулась, как атакующая змея, ухватила Антиноя за тунику и подтащила ближе; царь ударил пирата лбом в лицо, разбив ему нос. Полуослепший, Антиной пытался вырваться из хватки Одиссея. Но не смог. Боль, ужасная и обжигающая, пронзила его живот и поднялась вверх, к легким. Силы оставили его. Звуки битвы зазвучали глуше. Он понял, что смотрит в глаза Одиссея, и не увидел в них ни капли жалости.
Меч был наполовину вытащен из его живота, а потом жестоко повернут. Дикая боль разорвала грудь пирата. Клинок выдернули из его тела, а вслед за лезвием вывалились его внутренности. Упав набок, как окровавленная тряпка, Антиной умер прежде, чем ударился об пол.
Старый Секундос, с лицом пепельно-серым от боли, дотащился до Пенелопы. Ему отказывали силы, и он сел, прислонившись к трону, а потом соскользнул на пол.
Снаружи дворца удирающие пираты были встречены тучей стрел, а затем на них ринулась дюжина возглавляемых Ониакусом бойцов с «Ксантоса».
Несколько пиратов выжили и прорвались — только чтобы натолкнуться на огромного однорукого черного человека. Прыгнув вперед, Биас пырнул первого врага в шею, потом вонзил клинок в грудь второго. Третий сумел сбежать, но стрела с черным древком ударила его в спину. Он сделал несколько спотыкающихся шагов и рухнул на землю лицом вниз.
Некоторые пираты спаслись через боковые двери и ринулись на берег. На огромной галере «Ксантос» было темно, и уцелевшие побежали к ней, надеясь захватить корабль. Когда они взобрались по свисающим с борта веревкам, над ними появились черные тени, и в беглецов вонзились стрелы, выпущенные с верхней палубы. На корме корабля стояла Андромаха, спокойно стреляя из лука вместе с несколькими другими лучниками судна, ее стрелы поражали пиратов с холодной меткостью.
Во дворце бой был закончен. Некоторые пираты взывали о пощаде. Ни одному из них пощада дарована не была.
Одиссей бросил меч, побежал к жене и встал рядом с ней на колени. Быстро развязав ее руки, он нежно взял ее обритую голову в ладони и поцеловал в лоб.
В глазах Пенелопы стояли слезы.
— Пожалуйста, прости, — сказал он. — Это все моя вина.
Пенелопа вцепилась в него здоровой рукой и мгновение они молчали, обнявшись, едва осмеливаясь поверить, что они снова вместе и в безопасности.
— Я знала, что ты придешь, Уродливый. Это был самый глупый поступок, какой ты когда-либо совершал, — пробормотала она наконец.
Подняв руку со сломанными пальцами, Пенелопа нежно погладила его лицо.
— Посмотри на себя: сплошные синяки и порезы.
Воин в бронзовом нагруднике приблизился к ним и снял с головы шлем. Пенелопа посмотрела в его небесно-голубые глаза.
— Я думала, в мире осталось немного вещей, способных меня удивить, — сказала она. — Но ты доказал мне, что я ошибаюсь. Добро пожаловать в мой дом, Геликаон.
Она посмотрела мимо него на забрызганного кровью гиганта.
— Я Ахилл, — сказал тот.
— Ты и не мог бы быть никем иным, — ответила она.
Следующую пару дней люди с «Ксантоса» помогали команде Одиссея подбирать тела пиратов и готовить погребальные костры. Беженцы вернулись из убежищ на холмах в свои разграбленные дома.
Андромаха присоединилась к женщинам Итаки, когда те двинулись через мегарон и прилегающие комнаты, отскабливая кровь и отчищая грязь, которые оставили после себя пираты и их шлюхи.
Пенелопа почти не показывалась, а Одиссей появлялся лишь изредка.
К вечеру третьего дня дворец стал более пригоден для жилья.
Очищение домов помогло почувствовать, что жизнь снова вошла в свою колею, но многие потеряли близких, и над селением витал дух отчаяния. Единственный хирург Итаки был убит пиратами, и о раненых заботились Биас, Ониакус и Андромаха: они имели некоторый опыт в использовании трав и лечебных растений.
Незадолго перед рассветом четвертого дня Пенелопа вышла из своих комнат и стала ходить среди раненых; вокруг ее обритой головы был повязан яркий, вышитый золотом шарф. Она не могла помочь в работе, потому что ее пальцы были в лубках. Но она сидела со страдальцами, разговаривала с ними и подбадривала их.
Старый Секундос умирал. Пенелопа пошла туда, где он лежал на солнышке на тюфяке. Он попросил вынести его наружу, чтобы он мог в последний раз увидеть Великое Зеленое.
При появлении Пенелопы он улыбнулся и проговорил:
— Слишком старый… и нерасторопный… А было время…
— Да, — ответила Пенелопа нежно, — ты был слишком стар, чтобы победить. Но не слишком, чтобы спасти мою жизнь и жизнь моего ребенка.
Слабая улыбка тронула губы старика.
— Всегда… хотел попасть… в одну из историй Одиссея.
Он посмотрел вверх, на ясное голубое небо, и прошептал:
— Красивый день для… плавания.
У Пенелопы затуманились глаза.
— Ты герой, Секундос. И мне жаль, что, когда мы встретились, я стыдила тебя.
Этот комплимент как будто оживил старика.
— Ты… вспомнила мое имя. Это… великая честь для меня, — ответил он царице. Потом поднял на нее глаза; силы его угасали. — А теперь ты должна меня оставить. Я хочу… умереть один. Только я… и Зеленое море.
Пенелопа наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Пусть твое путешествие будет быстрым, а поля Элизиума гостеприимно встретят тебя.
В этот момент из дворца вышла Андромаха.
— Пойдем со мной, — сказала ей царица и зашагала вверх по покатому склону.
Андромаха увидела, что Пенелопа дрожит, что шаги ее неверны, и взяла царицу за руку. Вместе они двинулись к вершине холма.
— Ты все еще слаба, — сказала Андромаха. — Тебе следует отдохнуть.
Пенелопа сделала глубокий вдох.
— Одиссей не спрашивает, но я чувствую вопросительные взгляды остальных, устремленные на меня. Все они гадают, что именно я выстрадала и не лишилась ли при этом достоинства.
— Нет на свете такого мужчины, который мог бы отобрать твое достоинство, не говоря уж о том, чтобы его погубить, — ответила Андромаха.
— Прекрасные слова из уст того, кто меня не знает.
Упрек Пенелопы прозвучал ласково.
— Я знаю тебя. Знаю по рассказам Одиссея и по тому, что я слышала и видела с тех пор, как появилась здесь. Все говорили о том, как тебя любят, уважают и как гордятся тобой.
Пенелопа не ответила и молча повела Андромаху к каменной скамье над бухтой.
Пиратские корабли были все еще на берегу внизу, как и могучий «Ксантос». Женщины некоторое время сидели в молчании на скамье, потом Андромаха заговорила:
— Одиссей — хороший человек. Он мне ужасно нравится.
Пенелопа вздохнула.
— Он не спросил меня, что я выстрадала. Я этому удивляюсь.
— Не очень удивляйся, — посоветовала Андромаха. — Я видела Одиссея, когда «Ксантос» появился на пиратском острове. Я никогда не встречала человека, испытывавшего такую муку и настолько перепуганного. Он боялся потерять тебя. А теперь он грустит из-за того, что тебе больно, но не может скрыть радость в глазах от того, что ты жива. Он не спрашивает, потому что для него важно единственное: ты в безопасности, и он с тобой.
— Он сентиментальный старый дурак, — с любовью сказала Пенелопа.
Под холмом, на котором они сидели, из дворца вышли Одиссей и Геликаон. Одиссей посмотрел вверх и помахал. Пенелопа подняла в ответ руку. Мужчины продолжили путь вниз, к морю.
Пенелопа посмотрела на юную женщину рядом с собой и увидела, как ее лицо смягчилась, когда Андромаха посмотрела на этих двоих.
— Итак, почему жена Гектора путешествует по Зеленому морю? — спросила царица.
Андромаха рассказала ей о цели своего путешествия и о посещении Теры вместе с Кассандрой, но, пока она говорила, глаза ее не отрывались от Геликаона. Тогда Пенелопы коснулась великая печаль, потому что она увидела в глазах Андромахи любовь.
— Я устала, — сказала царица. — Думаю, я вернусь в свои покои.
Андромаха помогла ей вернуться во дворец, и, едва они там очутились, Пенелопа поцеловала молодую женщину в щеку.
— Несмотря все случившееся я буду дорожить памятью о последних нескольких днях, — сказала царица. — Было радостно видеть, что Геликаон и Уродливый снова вместе, как друзья. И я рада, что мы с тобой познакомились, Андромаха.
— Я тоже рада. Я теперь понимаю, почему Одиссей так любит тебя.
Пенелопа вздохнула.
— Нам с ним повезло. Брак по договоренности, который привел к такому счастью, — об этом я не смела и мечтать. Другие не столь удачливы. Но любовь стоит заботливо лелеять, где бы ты ее ни нашел. Правда, иногда любовь может привести к огромным страданиям и невообразимой боли. Ты понимаешь, о чем я?
Андромаха покраснела.
— Кажется, понимаю.
— Когда ты снова попадешь в Трою, передай мои приветы Гектору, человеку, которым я всегда восхищалась. Хорошему человеку, человеку без злобы и лживости. Скажи ему, что Пенелопа желает ему всего самого доброго.
— Я скажу ему, — спокойно ответила Андромаха, но в глазах ее вспыхнул гнев.
— Не пойми меня неправильно, моя дорогая, — продолжала Пенелопа. — Я тебя не сужу, но теперь, когда мы поговорили, я знаю тебя лучше. Ты не коварная и не капризная — и тропа, по которой ты идешь, постепенно разрушит твою душу. Одиссей рассказал мне о любви Геликаона к тебе. Он рассказал мне все.
Гнев Андромахи угас.
— Я не знаю, что делать, — прошептала она.
— Войдем внутрь. Посидим и поговорим, — предложила Пенелопа.
В покоях царицы горел очаг.
Женщины сели вместе на кушетку.
Андромаха говорила о своей первой встрече с Геликаоном, о битве во дворце Приама. Она говорила о Халисии и Дексе. Она рассказала Пенелопе о болезни Геликаона и о том, как рана его не исцелялась.
— А потом, однажды ночью, лихорадка пошла на спад, — сказала она.
— И ты была с ним тогда?
— Да, — Андромаха отвела взгляд.
— И больше никого?
Андромаха кивнула, между ними повисло молчание. Пенелопа не нарушала его, а сидела тихо и ждала. Андромаха сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
— Гектор хороший человек и мой друг, — сказала она. — Он любит моего сына.
Эти слова потрясли Пенелопу, хотя она не подала виду. «Он любит моего сына».
— Геликаон знает?
— Знает что?
— Что он отец твоего ребенка?
Андромаха широко распахнула глаза, поняв, что выдала себя.
— Нет… И не должен знать! Не должен! Всю свою жизнь он страдал от чувства вины, сперва из-за своей матери, которая покончила с собой у него на глазах, потом — потому что не мог спасти маленького Дио, а позже и Халисию. Эта новость только добавит ему страданий.
— Успокойся, Андромаха. Мы подруги, ты и я. Я не скажу ни слова. Даже Одиссею. Я обещаю. А Гектор знает?
— Да, я с самого начала сказала ему, — ответила Андромаха еле слышно. — Но об этом знаем только мы с ним, а теперь и ты. Очень важно, чтобы это не дошло до Приама. Он убьет Астианакса и меня, выследит и Геликаона, если сможет. Лучше пусть все останется как есть. Это единственный путь. Но это так трудно, — прошептала она.
— О, дорогая, как мне жаль, что ты страдаешь! Но ты должна принять решение, единственное верное решение. Ты знаешь, какое именно.
Андромаха кивнула, из глаз ее потекли слезы.
Пенелопа подалась к ней и обхватила рукой молодую женщину за плечи. Тут нечего было больше сказать.
Внизу, на берегу, команда Геликаона грузила на борт припасы.
— Ты идешь к Семи Холмам? — спросил Одиссей.
Геликаон взглянул на него, но ничего не ответил. Одиссей понял, почему друг не желает говорить о своих планах. Несмотря на спасение Пенелопы, они все еще были в разных лагерях.
— Я не предам тебя, парень, — сказал Одиссей. — Уж конечно, ты это знаешь?
Геликаон кивнул.
— Знаю. Безумие войны коснулось нас всех. Да, я иду туда. Что я там найду? Живы ли еще мои люди, Одиссей?
— Конечно, живы. Меня обижает такой вопрос. Когда началась эта война, я собрал всех людей и сказал им, что не потерплю ни неприязни, ни вражды. На земле есть разбойники и отряды кочевников. На море есть те, кто отправляются в набеги. Врагов хватит и без междоусобных ссор. Там все хорошо, Геликаон, все радушно тебя примут как друга. Я так понимаю, тебе нужно олово?
— Да. Нам понадобится столько олова, сколько мы сумеем найти.
— У нас здесь есть запасы. Возьми столько, сколько сможешь унести.
Пока они беседовали, к ним подошел Биас. Геликаон поднял на него глаза, вспомнив ненависть в голосе этого человека, когда они виделись в последний раз.
«Я надеюсь, ты сгоришь, и твой корабль вместе с тобой».
Биас не взглянул на Геликаона, он заговорил с Одиссеем:
— Мы погрузили большую часть припасов, какие ты приказал погрузить, — доложил он, — но из-за пиратов у нас мало что осталось.
— Завтра ты сможешь отплыть на Пилос, — ответил Одиссей, — и выменять новые припасы у людей Нестора.
Биас кивнул, но не ушел. Молчание все тянулось, потом он глубоко вздохнул и обратился к Геликаону:
— Я не беру назад свои слова, Геликаон. Но я благодарю тебя за то, что ты пришел нам на помощь.
Не ожидая ответа, он повернулся и пошел прочь.
— Хороший человек, но не умеет прощать, — сказал Одиссей.
Геликаон пожал плечами.
— Прощение никогда не следует даровать легко. Как Пенелопа?
— Она сильная — куда сильнее меня. Но я не хочу говорить о том, что она должна была выстрадать до того, как мы появились. Одна мысль об этом наполняет меня яростью, которую я едва могу сдержать. Ты говорил о безумии войны; нападение на Итаку — пример этого безумия. Сын Ослиной Морды хотел мести; но в любом случае пираты и разбойники набирают силу. Когда мы соберемся, чтобы уничтожить Трою, наши царства останутся без присмотра. Когда мы победим — а мы победим, Геликаон, — что мы найдем по возвращении? Я боюсь, что эта война поглотит нас всех. Тогда не будет победителей, и даже в сокровищах Трои не найдется достаточно золота, чтобы отстроить заново то, что мы потеряем.
Геликаон посмотрел на старого друга: в его волосах и бороде было больше серебра, чем рыжины, а лицо было тревожным, иссеченным морщинами.
— Все, что ты говоришь, Одиссей, правда. Кроме сокровищ Трои. Я не видел золотых запасов Приама, но они должны быть гигантскими, чтобы выдержать затраты на эту войну. Золото поступает из города каждый день, чтобы подрядить наемников, чтобы подкупить союзников. И немного золота приходит в город, потому что теперь торговцы покидают его. Если драка продлится еще какое-то время и вы в самом деле возьмете Трою, вы можете не найти там ничего особо ценного.
— Мне тоже приходило это в голову, — кивнул Одиссей. — Разве это не доказывает, что все мы обречены на бедность и разорение?
Он снова вздохнул и посмотрел в голубые глаза Геликаона.
— Я надеюсь, что не найду тебя в Трое, когда мы возьмем город.
— А где же еще мне быть, Одиссей? Там будет женщина, которую я люблю, и я буду защищать ее до последней капли крови.
— Я боюсь за тебя, парень, — у Одиссея внезапно стал очень усталый вид. — Ты и Гектор — два величайших бойца Трои, — негромко проговорил он. — Что случится, как ты думаешь, когда он обнаружит, что его жена — твоя любовница?
Геликаон сердито отодвинулся. Потом плечи его опустились.
— Это так заметно?
— Увы, заметно, раз ты никогда не стоишь рядом с ней и не глядишь на нее, когда рядом есть еще кто-нибудь; раз ты таращишься в пол всякий раз, когда она говорит, но вы покидаете комнату сразу один за другим. Пройдет немного времени, и среди команды не останется никого, кто бы этого не заподозрил — если они уже не подозревают.
Одиссей положил руку Геликаону на плечо.
— Отвези ее обратно в Трою, а потом покинь этот город. Защищай север, держи открытыми торговые пути, сражайся на море. Но оставайся подальше от нее, парень, не то мне страшно представить, что в будущем ждет вас обоих.
