4
Портье в «Кубани», у которого Владимир спросил, как проехать на Портовую улицу, немедленно поинтересовался, какой номер дома ему нужен. Поремский удивился, какое это может иметь значение? Но портье охотно и вежливо объяснил, что улица — длинная, и если этого не знать, можно потерять много времени. Лучше проехать вдоль набережной реки несколько остановок на автобусе.
Володя подумал и назвал начало улицы, объяснив, что ему нужен один из первых домов, а номер он не помнит, но на месте сориентируется. Портье ответил, что туда лучше взять такси. Собственно, городские пятиэтажки начинаются где-то с двадцатого номера, а все, что до них, то обычные окраинные хаты, окруженные садами, даже асфальта там нет — «станишники», одним словом. Похоже, толково объяснил. У Владимира уже чуть было охота не отпала ехать в такую даль, куда даже городской транспорт не ходит. Тем более когда была почти ночь на дворе. Но жажда приключений, а главным образом возникший перед внутренним взором облик улыбчивой, приятной женщины, в глазах которой плескалось бескрайнее море обещаний, толкнули его на «подвиг».
Если бы не некоторое ослепление момента, Поремский наверняка обратил бы внимание на то, с какой иронией поглядел ему вслед портье. И еще больше его насторожило бы, что портье, проследив, как за молодым человеком задвинулись автоматические стеклянные двери, поднял телефонную трубку и стал что-то объяснять абоненту.
Такси нашлось сразу. На стоянке у гостиницы стояло несколько разномастных машин, водители которых, собравшись в кружок, курили. На вопрос, кто свободен, все, перебивая друг друга, спросили, куда ехать. Владимир ответил — на Портовую. И понял, почему народ тут же уточнил: какой номер дома нужен? Ответил, в начале улицы. И все сразу заскучали. Наконец вызвался один молодой парень. Скоро выяснилось, что нежелание ехать было у большинства водителей вызвано тем обстоятельством, что ночью на обратного пассажира там рассчитывать было практически невозможно, а гонять порожняком в городе, видно, не привыкли.
Парень заломил цену — сто рублей. А Поремский не раздумывая согласился. Водителю ничего не оставалось, как садиться за руль. И всю дорогу, которая оказалась действительно долгой, сумрачно молчал: скорее всего, переживал, что не запросил больше.
Наконец закончился асфальт с его многочисленными выбоинами, и колеса зарокотали по гравию. Фонари не светили — то ли энергию здесь экономили, то ли их вообще не было. Как сейчас жалел Поремский, что у Светланы не было телефона! Ведь он запросто мог притащиться в такую даль и оказаться у запертых дверей. Почему это он вдруг решил, что она с нетерпением ждет его? Закралась даже малодушная мысль — плюнуть на ночную авантюру и вернуться в гостиницу, пока шофер не высадил его — вот уж обрадуется!
Но настойчивость, которую Рюрик иногда называл ослиной, причем не профессиональное умение доводить каждое серьезное дело до логического завершения, а вот такая, бытовая «упертость» пересилила. И когда водитель остановился и спросил, какой номер нужен конкретно, Поремский отдал ему сотенную и вышел, сказав, что дальше найдет сам то, что ему нужно. Машина немедленно развернулась, осветив фарами длинную череду заборов из штакетника, и умчалась. Да, ситуацию глупее, пожалуй, не придумаешь, сказал себе Владимир и отправился вдоль бесконечного забора в поисках любого номера, чтобы с него начать отсчет.
Вопреки сомнениям, он сразу вышел на номер восемь, прибитый к калитке, и понял, что десятый номер — следующий. Нечетные дома стояли на противоположной стороне.
Темное одноэтажное строение, со слабо светящимися окнами, вероятно, и являлось тем домом, который ему требовался. Нет, все-таки еще не совсем стемнело, и Владимир быстро отыскал калитку. Толкнул, затем сунул руку в щель между штакетинами, нащупал задвижку, открыл. По ступенькам поднялся на крыльцо и понял, почему свет такой слабый — в доме смотрели телевизор.
Владимир постучал, и скоро на крыльце вспыхнул такой яркий свет, что он даже зажмурился. Из-за двери раздался мужской голос:
— Кто там? Кого нужно?
— Простите, Светлана здесь живет?
— Светка? — удивился голос. — Слышь, к тебе кто-то!
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Светлана. На ней был легкий, явно тесноватый ей халатик, который вызывающе подчеркивал женские формы, и домашние тапочки без задников.
— Вы-ы?! — изумилась она. — Какой сюрприз! — Но по ее глазам было видно, что она его очень даже ждала.
— Еще раз извините, Светлана, — начал оправдываться Поремский, — я ведь утром не спросил вашего отчества.
— Зовите меня просто Светой, я привыкла. Ой, да заходите ж! — Она отодвинулась, пропуская его мимо себя, и он, проходя в тесный коридорчик, просто не мог не задеть своей грудью ее бюста, и почувствовал, как его словно качнуло к ней.
Получилось как-то нахально с его стороны, но в глазах у Светланы блеснул игривый огонек, и неудобство вмиг исчезло.
В комнате перед телевизором сидели пожилые мужчина и женщина, вероятно, отец и мать Светланы, которые смотрели на непрошеного гостя с подозрением. Но она сразу прояснила ситуацию.
— Я уж, честно говоря, и не думала, что вы приедете. Дела, да?
— Разумеется, только что удалось освободиться. Совещание закончилось буквально полчаса назад. Да я еще и вашего города не знаю. И без телефона вы…
— Мама, папа, это товарищ из Москвы. Он приехал по делу, о котором вы слышали.
— Очень приятно. Владимир, — представился Поремский.
Родители невнятно пробормотали, что, мол, не стоило бы дочке вмешиваться в такие дела, которые до хорошего не доведут.
— Извините, Светлана, давайте вернемся к нашему утреннему разговору…
— Ах, ну да, конечно! — с готовностью ответила она. — Где нам будет удобнее беседовать? Здесь или?..
— Давайте не будем мешать смотреть телевизор, а выйдем куда-нибудь?..
— Конечно! Можно во дворе, в курене, я только накину что-нибудь на плечи.
— Сидели б у хаты, — проворчал отец, — ничь на двори…
— Ну, зачем же мы будем мешать вам своими разговорами? Да и времени у меня немного, — сказал Поремский. — Спасибо, мы сейчас переговорим накоротке, и я уеду к себе в гостиницу.
— То ж на чем? — без интереса спросил отец.
— Я на такси приехал, опять поймаю.
— Я провожу его, — быстро добавила Светлана.
— Як хочите, — махнул рукой отец и отвернулся к телевизору, где шел какой-то фильм на украинском языке.
Повинуясь жесту Светланы, Владимир поклонился и вышел следом за ней. В коридоре она накинула на плечи пальто и призывно мотнула головой в сторону улицы.
В темноте они прошли по узкой дорожке к небольшому строению, напоминавшему сарай, откуда пахло куриным пометом. У Поремского мелькнула веселая мысль, что в курятнике он с дамами дел еще никогда не имел. Что ж, всему, выходит, свое время. Но он ошибся. Сарай был сараем, а куренем Света называла небольшую пристройку с задней стороны дома — нечто вроде летнего помещения, которое на юге обычно сдают приезжим отдыхающим.
В курене стояли старый диван, небольшой шкаф, стол и несколько стульев, то есть весь необходимый минимум мебели для любого нетребовательного к уюту отпускника советских времен.
Светлана быстро закрыла на ключ дверь, зажгла тусклую лампочку, свисающую с потолка на витом проводе, и задернула плотные занавески. Затем сбросила на стул пальто и повернулась к нему. При этом халатик ее натянулся до такой степени, что казалось, еще мгновение — и полетят пуговицы во все стороны. Разве можно было позволить такое? А как же она потом домой пойдет? И что скажут родители, увидев ее, вернувшуюся, в халате без единой пуговицы?..
Он только вытянул к ней руки, слегка разведя их в стороны, а больше ничем не выдал своих намерений. Но и этого оказалось для нее вполне достаточно…
Сперва они истово состязались, категорически не желая уступать друг другу, чьи тиски крепче и чей затяжной поцелуй слаще и жарче. Затем со все возрастающим темпераментом они продолжали взаимно открывать тайны собственных тел. И, наконец, когда неутомимый спортсмен Владимир Поремский, как и положено борцу среднего веса, перевел свою неукротимую партнершу в партер — по той же борцовской терминологии, — вот тут уж действительно все смешалось. Где верх, где низ и кто на ком…
А когда во время краткой передышки Владимир обнаружил, что он и его подруга лежат в самом что ни на есть первозданном виде на смятой и крученой-перекрученой белой простыне, он как-то даже не смог вспомнить, в какой момент эта простыня, вообще-то, появилась. Нельзя отключаться или терять ощущение реальности, подумал он. Однако женщина и тут дала ему фору, отчего он немедленно ринулся в новую схватку и вскоре снова окунулся в призрачный, раскачивающийся и неистово скрипящий, стонущий мир, в котором и забылся окончательно.
В середине ночи — так, во всяком случае, Владимиру показалось — Светлана накинула на обнаженное тело пальто, отперла дверь и тихо выскользнула куда-то. И вскоре вернулась с большим кувшином и кружкой в руках.
— Это что, смертельный яд? — не имея уже сил, попробовал пошутить он.
— А ты попробуй, — засмеялась она. — Мертвых на ноги поднимает!
Это было черт знает что — то ли густое вино, то ли медовая настойка на травах, то ли все, вместе взятое. Но, только начав, Владимир с наслаждением единым махом выпил большую кружку и сказал, чтоб Света далеко кувшин не уносила. И до самого наступления утра они по очереди приникали то к кувшину, то друг к другу, пока не осушили до дна и кувшин, и себя. Но, самое поразительное, Поремский не чувствовал больше никакой усталости. Ну разве что обычная человеческая, мужская порядочность подсказывала ему, что если уж он на этот раз оказался столь крепким и выносливым, то слабой женщине сам Бог велел давать передышку.
Он попробовал сформулировать эту мысль, хотя всего, что касалось слабости, Света категорически не хотела принимать и по-прежнему тянулась к нему. Что ж, похоже, они нашли друг друга. Оставался последний козырь: мужчине следовало уйти до того момента, когда проснутся родители и соседи, ибо компрометировать незамужнюю женщину Владимир не собирался. Вникнув в смысл сказанного, Света, кажется, почувствовала себя на вершине блаженства — замечательный кавалер еще и заботится о ее репутации! «Господи, есть же еще такие мужчины!» — без труда прочитал Владимир в восхищенном взгляде женщины. Ну, теперь-то тем более нельзя было ронять своего престижа.
Несмотря на ее слабые протесты, быстро одеваясь, он не преминул этак ненавязчиво продемонстрировать женщине кобуру с пистолетом, которую привычно закрепил под пиджаком на ремнях оперативной сбруи. Заметил ее почтительный взгляд и подмигнул со значением.
— Ох и страшный! — засмеялась она.
— Положено, — коротко ответил Поремский.
Уже во дворе Владимир плеснул себе на лицо пару горстей холодной воды из водосточной бочки, смочил волосы, причесался и повернулся к Светлане, которая тоже надела халат, сунула руки в рукава пальто — прохладно все-таки — и смотрела на него с ожиданием. Чего? Повторения? Условий новой встречи?
— Мы ведь так и не поговорили, — сказал он, пряча глаза.
— А надо было? — наивным тоном спросила она.
— Дело в том, что я хотел…
— Ну и получил, чего хотел, — спокойно ответила она. — Когда еще захочешь, приезжай. Я рада буду. Только не надо так поздно, а то мама с папой серчают, я ж видела.
Она была проста, как чистое стеклышко. И мысли с желаниями у нее такие же ясные и откровенные. Какие могут быть сомнения в ее искренности? А может, так оно и должно быть? Поремский усмехнулся и, не стесняясь случайных свидетелей, крепко поцеловал ее. Так крепко, что она едва устояла на ногах, только прерывисто охнула.
Светлана хотела проводить его, как она сказала, «до асфальта», но Владимир сказал, что сам доберется. Еще раз обняв ее уже перед калиткой, он спокойным шагом отправился по пустынной улице в сторону города.
Но это только казалось, что улица пустынна. Нет, прохожих не было, но в сотне метров впереди стояли «Жигули» шестой модели и из-за приспущенного стекла заметно выползала струйка табачного дыма. Правда, не со стороны водителя, а справа. Значит, там уже был пассажир. Жаль, а то можно было бы прокатиться до гостиницы.
Подойдя ближе, Владимир увидел, что в машине двое. И когда он миновал ее, сзади окликнули:
— Эй, парень, не беги, побазлать надо!
Какое-то нехорошее чувство появилось у Поремского. Он обернулся и увидел, как у машины разом открылись обе дверцы и из них выбрались двое верзил — даже странно, что они помещались в этом «Жигуленке». Они неторопливо, словно отходя от длительного сидения в неудобной позе, покряхтывали, расправляя руки чуть в стороны. И собирались они, скорее всего, не базлать, а устроить с ним маленькую разборку. Они ничуть не сомневались в своих возможностях и потому криво улыбались, как улыбаются бандиты, видящие перед собой трясущуюся от страха жертву, которая никуда от них убежать не может. Да и вообще, о чем говорить, если у него только ноги, а у них колеса? Не поймают, так задавят. А улица — широкая, пустая, и бежать ему некуда.
Почувствовав холодок, проскользнувший по спине, Поремский не стал ждать, когда те подойдут совсем близко — их намерения были очевидны.
— Не спится, парни? — крикнул он, останавливаясь и поворачиваясь к ним. — Или сторожите кого?
— Да вот по твою душу, — некрасиво ощерился тот, что был справа — с бритой до блеска круглой головой и пудовыми кулаками, которыми он недвусмысленно постукивал один о другой.
— По мою? — удивился Владимир. — А на хрена я вам сдался?
Ему не хотелось вступать в конфликт. Да и настроение было не драчливое. Он чувствовал в себе поразительную легкость и подумал, что, может, все еще и обойдется.
— А чтоб ты, сука ментовская, по чужой земле не шлялся, усек? Чего тебе в Москве не сидится? Чего ты здесь вынюхиваешь?
— Пустые вопросы! Отдыхайте лучше, рано еще, — скучно ответил Поремский и сделал движение, чтобы повернуться и идти дальше, но его остановил уже наглый, повелительный окрик:
— Не торопись, базар не кончен.
Эти молодцы были действительно уверены, что он никуда от них не денется, а базар — это так, вроде разминки. Нет, просто так разойтись не удастся, придется обострять отношения, решил Владимир.
— И кто ж это вас послал, таких раздолбаев, следить за мной?
— Смотри, сам нарывается, козел! — с удовольствием констатировал лысый. — А у него поджилки трясутся, ага? Боишься, шкура ментовская?
— Не, погоди, — тронул его рукой второй, черноволосый, но одетый тоже в спортивный костюм. — Он, кажется, не понял. Он решил, что мы шутим, Кулек, да? А мы разве шутим?
— Кончайте трепаться, кульки, — поморщился Поремский. — Кто вас послал?
— А тебе это надо? — засмеялся лысый.
— Мне — надо, — твердо сказал Поремский, расставляя ноги на ширину плеч. — Должен ведь я вашему хозяину позвонить, чтоб он за вами «скорую» прислал, как вы считаете? Так кого будить? Юрия Петровича Киреева? Или Федора Алексеевича Шилова?
— Ну, дает! — уже заржал лысый, многозначительно хлопая кулаком в раскрытую свою ладонь. — Смотри, сколько знает! Да как же его после этого живого отпускать?
— Ну, короче, ребятки, вы как знаете, а я вас предупредил. И в воздух стрелять меня не учили.
Поремский обманчиво медленно сложил руки на груди, затем ловко выхватил из подмышечной кобуры пистолет, вмиг оттянул затвор и не целясь выстрелил под ноги лысому. В воздухе сухо трахнуло, Кулек невольно подпрыгнул и растерянно уставился на Владимира.
— Ты че делаешь, гнида? — взревел черноволосый, но следующий выстрел выбил фонтанчик уже у его ног, заставив отступить.
— Следующий — по ногам, — негромко предупредил Поремский и чуть приподнял пистолет. — Ну так что, не хотите колоться? Ладно, ребятки, ваше дело, но советую на глаза мне больше не попадаться. И номер у своей тачки смените, этот я уже срисовал.
Он медленно сунул пистолет обратно в кобуру, повернулся к ним спиной и спокойно, хотя все внутри подсказывало ему, подталкивало, что надо исчезнуть как можно быстрее, пошел дальше. Не оборачиваясь прислушался, задерживая дыхание, — шагов за спиной не услышал. И машина тоже не урчала.
Потом, уже через два десятка шагов, Порбмский почувствовал, как у него онемели руки, и сунул их в карманы. Вот в такой, почти мертвой тишине еще не проснувшегося города, остро ловя каждое возможное движение за спиной, он и прошел расстояние до первой автобусной остановки, где можно было остановить хотя бы попутку. И ни разу не обернулся. Чем, вероятно, и вызвал растерянность у тех бандитов. Наверно, им велели только хорошенько отделать его, чтобы напугать. А вступать в перестрелку команды не было?
Но шутки шутками, а ведь кто-то их навел на его след. Не дай бог, еще Свету вычислят… А как ей сказать?
Владимир прикинул и так и этак и пришел к выводу, что вйноват во всем тот хитромордый портье, который старательно пытался выпытать у него номер дома на Портовой улице. Но Поремский так и не «прокололся», и тогда за ним поспешили эти молодцы, но, видимо, потеряли из виду, а потом приехали сюда и стали ждать, когда он появится. И вот дождались на свою же голову.
А еще Поремский спрашивал себя: стал бы он стрелять в людей? Ну, под ноги — это старая страшилка, не больше, хотя и действует, но в основном как фактор неожиданности. Все-таки с вооруженным ментом нахрапом не справиться. Да еще с таким, которому не надо отчитываться перед начальством за расстрелянную обойму, — так наверняка они подумали. И отстали же! Но это совсем не значит, что теперь они не постараются подкараулить его в каком-нибудь темном месте в другой раз.
Конечно, следовало бы проверить, кому конкретно служат бандиты, которым, как и их хозяину, не нравятся действия московских сыщиков. Они ж ведь не ошиблись, остановив именно его, выходит, уже знали в лицо. И на фамилии Киреева с Шиловым отреагировали однозначно, значит, скорее всего они из их команды.
Но, опять же подумал Поремский, обсуждать эту тему придется только с Александром Борисовичем, и лучше наедине, ибо никто, кроме него, не захочет понять, каким образом оказался на Портовой улице его сотрудник, да еще в часы, когда, по словам известного поэта, все чистое ложится, а все нечистое встает. Впрочем, в данном случае чистое успело проснуться, а вот нечистое вышло на большую дорогу.
В общем, про выстрелы поутру наверняка уже к обеду заговорят в городе. И хотя вряд ли бандиты станут хвастаться своей неудачей, предупредить Турецкого все равно придется. Он опытный человек и обязательно что-нибудь придумает.