4
Турецкий оставил Шилова беседовать с Вячеславом Ивановичем. Им наверняка было о чем еще поговорить. А сам Александр Борисович предпочел встречу с обаятельной Лидочкой.
Он не боялся втянуть женщину в свои опасные игры. Уж Славка найдет возможность намекнуть Федору Алексеевичу на определенные наклонности в характере друга Сани, который не пропускает ни одну симпатичную юбку. Ну, посмеются, поострят, позлословят. «Знание» генерала обязательно станет достоянием тех, кому это будет, несомненно, интересно. А то, что за ним станут следить в оба глаза, так это и без того понятно.
Накинув плащ, Александр Борисович отправился к зданию администрации и, укрывшись за колонной у входа, стал наблюдать за выходящими чиновниками. Наконец точно в семь появилась Лидочка.
Александр Борисович подождал, пока она отойдет от здания и обернется в поисках кавалера, назначившего ей свидание. И тут же направился к ней, неся в руке букетик импортных цветов. Смешно, да и только! В самый сезон на юге, а продают какие-то турецкие, что ли, колокольчики. Обсудив эту тему, они посмеялись, а затем Лида предложила Турецкому посидеть в маленьком уютном кафе, которое она очень любит. Турецкий с радостью принял это предложение, ибо занудный дождь, начавшийся еще утром, так и не прекращался.
Чего хотела Лидочка, Александр Борисович мог только предполагать, но зато он точно знал, что ему требовалось узнать, о чем шел разговор у Трегубова с губернатором. Никто другой, кроме этой женщины, об этом знать не мог. И он, попивая хороший кофе с коньячком, угощая Лидию каким-то местным изысканным блюдом — надо же уставшей секретарше поужинать! — болтал с ней о всякой чепухе, придумывая то «дело», по поводу которого и пришла телефонограмма. Да сочинять-то особо ничего не требовалось — практика его была слишком богатой и впечатляющей для милых наивных провинциалок.
Исподволь Турецкий подвел Лидию к своей цели, и она стала вспоминать, что тогда происходило.
В кабинете помимо губернатора находился и его зять — этот противный Киреев. Почему противный? Да от него постоянным холодом веет, неприязнью к людям. Он с презрением относится к секретаршам, вахтерам, буфетчицам — к обслуге, словом.
А разговора у них в кабинете не было, стоял сплошной крик. Трегубов требовал немедленного ареста Киреева, а тот отвечал сплошь матерными фразами. Губернатор пробовал как-то вмешаться, но у него ничего не получалось. И ругались не с ним, а Трегубов и Киреев друг с другом. После чего Трегубов заявил, что после обеденного перерыва отправится в Законодательное собрание, где расскажет всем правду— и про акции химкомбината, и вообще о роли обоих Киреевых — дяди и племянника — в управлении городом и краем.
— Разве у него были какие-то материалы? — удивился Турецкий.
— А как же! Анатолий Юрьевич и сам, говорят, владел акциями. И Георгий Владимирович — тоже. Поэтому у них там борьба идет жуткая! Недавно директора на химкомбинате сняли, специальное собрание провели, а после говорили, что этим актом губернаторский зять обеспечил себе контрольный пакет.
Черт их всех разберет, Саша… Ведут себя как пауки в банке. Слух был, что и акционеров из-за этого убили, а тела куда-то увезли и закопали. Никто ничего не знает точно, но все очень волнуются…
— Вон оно как! А у вас в администрации говорили что-нибудь о том, как продвигается расследование убийства Трегубова?
— А чего говорить? Наверняка все организовал Киреев у себя на даче. Многие слышали стрельбу, но в милиции сказали, что в парке хотели салют устроить, да вроде пиротехника бракованной оказалась. Противно все это. Но жить-то надо. Вот и молчим. Только вы меня, Саша, не выдавайте!
— О чем вы говорите? Конечно, все строго между нами. А у Трегубова родственники остались?
— Жена… Вдова теперь, — вздохнула Лида. — Мы с ней давно знакомы. Если хотите, можем навестить ее. Я после похорон Анатолия ее еще ни разу не видела. А тогда, на кладбище, какой разговор?
— А может, сейчас и поедем?
— Действительно, почему бы нет? Давайте только позвоним сначала.
Лида продиктовала цифры, Турецкий набрал номер и, дождавшись гудков, передал трубку.
— Здравствуй, Лилечка, — начала та. — Извини, что долго не звонила, как ты себя чувствуешь?..
Ответов Турецкий не слышал, но пытался понять по лицу Лиды, что ей говорила вдова Трегубова.
— Ну да, я понимаю, тяжко… А следователи наши с тобой не встречались? Что, совсем ни разу?! Ну, дают! Слушай, а если я к тебе сейчас с одним хорошим человеком… Он из Москвы специально приехал… Ну да, расследовать будут сами… Мы подойдем, а ты ему все расскажешь, что Толя тебе говорил, ладно?.. Куда выйти? Зачем? Лиля, да мы все с собой принесем. Скажи, что надо?.. Договорились… Выходим.
— Она согласна?
— Да согласна, конечно… Только в доме, говорит, шаром покати… Я предложила что-нибудь с собой принести, но она хочет все сама приготовить. Всегда была упрямая! Ну, пойдемте? Тут не очень далеко, даже машина не понадобится. Минут пятнадцать всего идти. Она живет в бывшем обкомовском доме — так у нас его называют по старой памяти…
Они вышли из кафе. По пути Турецкий предложил зайти все-таки в гастроном и купить вкусной колбаски, сыру, бутылку легкого вина, фляжку коньяка, чтоб не понижать градус. Лида посоветовала еще взять небольшой шоколадный торт.
Выйдя из магазина, они пошли по центральному проспекту в сторону реки.
Прошли под аркой во двор дома и… замерли. У одного из подъездов, освещенного тусклой лампочкой, стояла настороженная толпа людей. И крутилась над крышей одной из машин синяя милицейская «мигалка».
— Ой! — с ужасом выдохнула Лида и невольно прижалась к Турецкому.
В этот момент послышался рев санитарной сирены и во двор с противоположной стороны с включенной «мигалкой», оглашая окрестности ревом, ворвалась санитарная машина.
Турецкий сразу все понял.
Они медленно подошли к толпе, люди чуть посторонились, но смотрели мрачно и даже злобно. Тихо переговаривались между собой. Слышалось:
— Ну вот, дождалась… И ее теперь, беднягу… Жалко-то как, молодая совсем… И что ж за люди?! А с чего ты решила, что они — люди? Волки это, шакалы вонючие!..
— Это Лиля? — тихо спросил Турецкий у Лиды.
На асфальте возле ступенек подъезда ничком лежала светловолосая женщина в светлом плаще, вокруг ее головы чернело большое пятно.
Лида отчаянно затрясла головой, словно не могла произнести ни слова.
Подошедшие с носилками санитары перевернули женщину на спину и положили на носилки. На том месте, где она лежала, осталось только пятно да обведенный мелом силуэт.
Врач в белом халате, стоявший возле нее на корточках, поднялся наконец и безнадежно махнул рукой.
— Увозим? — спросил он у милиционера, что-то писавшего на листе бумаги.
— Да забирайте. Сейчас только карманы проверим. — И он стал шарить в карманах плаща уложенной на носилки женщины. Не поднимаясь, спросил громко: — Так что, получается, никто ничего не видел?
— Я уже все сообщил, — сказал пожилой седой в светлой рубашке.
— Да, — кивнул милиционер, — понятно.
Толпа загудела, забормотала, но стало ясно, что никто не видел ничего существенного.
Лида, дрожа, отчаянно прижималась к Турецкому.
Александр Борисович отвел ее в сторону, пока не смолкли голоса толпы, и достал телефонную трубку. Нажал вызов Грязнова. Тот откликнулся:
— Кто это? А-а, ты, Саня? Какие новости?
— Слава, генерал еще у тебя? Не ушел?
— Здесь. А что?
— Скажи ему, что только что была убита вдова Трегубова. Мы сейчас неподалеку. Тут милиция, тру-повозка. Но я не вмешиваюсь.
— И правильно. Сейчас я все ему передам… Саня, — сказал он через несколько минут, — он уже убежал. Слушай, не маячь там, приезжай сюда. Я сейчас пришлю за тобой машину, а ты отвезешь даму… я правильно понимаю? — домой. Да, продолжение следует…
— Это не продолжение, Слава… Они демонстрируют то, что о нас думают. Ну что ж, эту игру они сами начали!
Утром по городу поползли новые слухи. Одни говорили, что продолжающийся беспредел в крае уже никак нельзя остановить и надо вводить крутые меры, вплоть до объявления чрезвычайного положения. Другие считали, что новое убийство ни в чем не повинной жертвы — это конкретный вызов московской бригаде следователей. Мол, вы можете думать и делать, что хотите, а хозяева в городе мы, то есть бандиты, и мафия эта подчиняется лишь зятьку губернатора, и никому другому.
Разговоры такого рода слышали и Владимир Поремский с Рюриком Елагиным, прилетевшие последним, фактически ночным рейсом из Москвы.
Следователи поселились в гостинице «Южная», в небольших одноместных номерах. И, поскольку время было уже совсем позднее, решили начальство свое не беспокоить. Александр Борисович знал их телефоны и в случае необходимости мог позвонить сам.
Так вот, о том, что произошло вечером, они услышали, когда завтракали в буфете. Находилась гостиница не в центре города, а ближе к окраине, в районе автовокзала и тянула разве что на две звездочки — и по интерьерам, и по качеству обслуживания. И народ здесь останавливался простой, специфически торговый и с явным перевесом в сторону лиц «кавказской наружности». Юг — одним словом.
Темноволосый Рюрик с небольшой горбинкой на носу, делавшей его похожим на человека, у которого в родословной наверняка имеется хотя бы капелька кавказской крови, быстро нашел общий язык с одним из «старожилов» гостиницы. И этот пожилой человек, из явных «мандаринщиков», на вопрос новенького, о чем это люди говорят, о каком убийстве, степенно разъяснил, что в городе в ближайшее время можно ожидать новых беспорядков. Местная мафия делит химический комбинат, а попадает, как всегда, больше всего тем, кто ни в чем не виноват. В прошлый раз, когда народ собирался напротив здания администрации и требовал, чтобы губернатор арестовал своего зятя и назначил расследование по поводу убийства семерых человек, под этот шум и возмущение местные бандиты устроили целое побоище на центральном рынке. Крепко досталось приезжим из Карачаево-Черкесии, из Адыгеи, из Абхазии. Никого, к счастью, не убили, но пограбили и товару испортили на большие деньги. И никому дела нет до случившегося. А когда теперь в городе произошло очередное убийство, наверное, нужно ожидать новых бандитских наездов.
Рюрик поинтересовался, известно ли, кто жертва. Собеседник ответил, что говорят, будто это вдова убитого недавно вице-губернатора, который погиб оттого, что вместе с народом выступил против губернатора. Застрелили его бандиты прямо посреди дня в центре города. Ничего они здесь больше не боятся.
— Ну, если губернатор такой всесильный, что на него никакой управы нет, может, действительно стоит уехать на время, не рисковать?
— Э-э, — печально отмахнулся пожилой человек, — сейчас осень, самое время урожай продавать, большой риск, конечно, а куда денешься, жить-то надо…
— А чего здесь про москвичей каких-то говорят? — с наивным видом поинтересовался Рюрик.
Но собеседник не был расположен обсуждать эту тему. Сказал лишь, что поговаривают, будто про возмущение населения узнали в Москве и оттуда отрядили целую команду, чтобы навести в крае порядок и наказать виновных, но никто здесь этому не верит.
— А я вот слышал, будто это месть? — настаивал Рюрик.
— Не надо верить тому, что говорит человек, который всего боится. Может, и месть. А может, кто-то слишком много знает…
Так вот и выяснили Рюрик с Владимиром, что событие, которое горячо и одновременно с опаской обсуждает народ, оказывается, имеет к ним, следователям, самое непосредственное отношение. О дерзком убийстве Трегубова они ведь уже знали. Теперь, получается, преступники убрали и его супругу.
— Пошли в номер, надо срочно позвонить Сан Борисычу, — сказал Поремский.
— Вы где? — спросил Турецкий. — Предупреждаю сразу: ведите себя крайне осмотрительно, за нами уже установлена слежка. Вчерашнее событие, подозреваю, ее прямой результат. Отныне связь только по нашим «закрытым» мобильникам. Все остальные телефоны, полагаю, прослушиваются. Ближайшие планы такие. Пока я представительствую, привлекая к себе максимум внимания, Володя вступает в контакт с отцом Москаленко и вместе с ним либо отдельно проходит по его пути. Все тщательно документируется. Желательно, чтобы, как я уже сказал, при этом он не таскал за собой «хвост», чего исключить, к сожалению, не могу.
— А мне чего делать? — спросил Рюрик. — Заняться убитой?
— Нет, тебе другое задание. Подъезжай в краевое УВД, к начальнику угрозыска. Его зовут Владилен Егорович Старков. Вячеслав уже обо всем с ним договорился. Полковник выделит тебе парочку оперов и эксперта-криминалиста. С ними ты отправляешься на дачу зятя губернатора и производишь там тщательный обыск как внутри, так и снаружи. Никакие отговорки и протесты не принимаются. У Старкова получишь постановление на обыск, подписанное прокурором Южного Федерального округа Щукиным. И последнее, Рюрик, — максимум жесткости. Там вневедомственная охрана, какие-то личные телохранители, ЧОПы всякие — так вот, не принимать никаких возражений! Работаешь открыто, как ты умеешь. Пусть они сразу поймут, с кем имеют дело. Поэтому Старков и выделит своих верных людей как прикрытие. Впрочем, тебя учить не надо. Если понадобится помощь, немедленно звони Грязнову или мне.
— А его ребята?
— У них другие дела. Галя займется вчерашним убийством, а Яковлев сейчас за городом.
— А они где устроились?
— Галя у своих родственников. А Яковлева она представила им как жениха. Так что вы там в отношении нее не очень-то губы раскатывайте, понятно?
— Да уж куда понятнее! — засмеялся Рюрик. — А у нас тут, в гостинице, такое говорят — по поводу вчерашнего!
— Потом расскажешь. Приступайте.
Гале Романовой с Володей Яковлевым с жильем повезло больше, чем следователям. Она ведь приехала в дом к своему дяде и, как они еще в Москве договорились с Володей Яковлевым, представила его своим женихом. Когда-то Галя долго жила у дяди и даже ходила здесь в школу. Ее все очень любили и, понятное дело, решили уделить максимум внимания ее жениху. Но Галя, как девушка самостоятельная и нравом не уступавшая своей знаменитой тетке из МУРа, пресекла всякие заботы о Яковлеве. Для проживания ему выделили отдельную комнату на чердаке, лестница в которую шла со двора, и никто не мог бы помешать ему уходить, когда потребуется, и так же незаметно возвращаться. Никто не стал возражать — у молодежи своя жизнь и свои причуды. Радовало, что они занимаются одним делом, однако и настораживало именно дело, которым они занимались. Не женская это работа — бандюков ловить, но спорить с Галей было невозможно, а пример, точнее, авторитет родной тетки был еще внушителен и непререкаем.
К тому же Галя с ходу объявила родственникам, что приехали они в служебную командировку, а все остальное — это чтоб соседи не задавали лишних вопросов. То, что Галя девушка серьезная, все хорошо знали, поэтому никто больше ничем не интересовался.
Вечером же в день приезда Галя позвонила Вячеславу Ивановичу и получила от него первое задание. Оно было связано с убийством Лилии Петровны Тре-губовой. Требовалось собрать об этой женщине как можно больше сведений и в первую очередь поговорить с теми, кто мог бы пролить свет на причину ее гибели.
Грязнов не верил, что Трегубову убили только из-за того, что Саня захотел ее навестить и задать какие-то свои вопросы. Это что же получается, за ними, едва они прибыли в город, плотную слежку установили? Да быть того не может.
Ну, одну «закладку» все-таки ведь обнаружили в номере, который предназначался для Вячеслава Ивановича, правда, старую, как уверял Шилов. Можно, в конце концов, перепроверить еще раз. Грязнов уже договорился со Старковым, что тот подошлет в отель сугубо «своего» человечка, который умеет держать язык за зубами, с необходимой аппаратурой. Да только вряд ли Федор Алексеевич стал бы подставляться, что нашли, то и нашли, однако лишняя проверка, видимо, не помешает.
Значит, полагал Грязнов, убийство Лилии Петровны произошло по какой-то другой причине, просто где-то что-то совпало или, наоборот, не сошлось. А Саня уже приготовился делать далеко идущие выводы. Опять же и Лидочка, по его уверению, на провокаторшу никак не похожа. Но ведь кто-то ж мог и ей, видя особое к ней внимание московского прокурора, незаметно в сумочку «закладку» сунуть. Саня ж туда не залезал и не проверял! А стоило бы…
И тем не менее вместе с гибелью вдовы Трегубова оборвалась тонкая ниточка, которая могла указать на причины смерти ее мужа и даже отчасти помочь вычислить исполнителя убийства. А стало быть, и заказчика. Теперь же необходимо было выявить круг лиц, с которыми могла общаться вдова в течение недели, до и после похорон мужа, и с кем обсуждала конкретно причины смерти мужа. Женщине выяснить это проще, чем мужчине-следователю, Галя может прикинуться какой-нибудь дальней родственницей, пытающейся, скажем, вступить в права наследства. Соб-ственных-то детей Трегубовы так себе и не завели, но родственники как с одной стороны, так и с другой наверняка какие-нибудь остались. Вот их Гале и следовало отыскать. Работа, понимал Грязнов, скрупулезная, но куда менее опасная в оперативном отношении той, которая предназначалась для мужской части бригады. Такое вот задание и получила Галина Михайловна Романова, молодой оперативный сотрудник ГУУР МВД РФ.
Второй вопрос, уже связанный с определенной опасностью, поручался Владимиру Яковлеву. Ему предстояло выяснить, где, в каких местах, в каких районах, могут быть спрятаны похищенные люди либо захоронены их трупы. Точно такое же задание получат и сыщики Владилена Старкова, однако Яковлеву придется действовать как бы в особых условиях — вместе с ними, при этом обособленно от них, но опираясь на их опыт и знание местных условий. Володя уже показал себя способным оперативником, и Грязнов считал, что ему можно доверить такое задание.
Ну и Галины знания тоже, несомненно, должны помочь, она же выросла здесь, знакомые люди наверняка найдутся. А слухами, известно, земля полнится.
Таким образом, задания сотрудникам группы были розданы, и руководители получили возможность заниматься какое-то время «отвлекающими маневрами».