Турецкий. 9 апреля. 20.20

Турецкий остановился за квартал от Лидочкиного дома и, не выходя из машины, набрал ее номер.

— Я на секунду, поделиться последними новостями.

— У меня тоже новости, — сказала Лидочка, и по ее голосу он понял, что новости не из приятных. Отнюдь. — Вы скоро? Особый китайский чай с травами будете? Ему полчаса завариваться.

— Нет. Я подъеду через двадцать минут. Спускайся, прогуляемся немного. — Раз способна думать про китайский чай с травами, — значит, все не так плохо, решил Турецкий. Или держится из последних сил. Ладно, если наступил полный аллес, пойду к Грязнову за помощью. Не для себя же, в конце концов, стараюсь.

Он оставил служебную «Волгу» в безлюдном месте — авось не сопрут за полчаса, — и, проверив несколько раз, нет ли хвоста, через проходной подъезд, который заприметил в первый визит, вышел во двор неподалеку от Лидочкиного подъезда. Вся эта процедура заняла около пяти минут. Если Лидочкин телефон прослушивается, кто-то должен появиться под ее окнами. Турецкий выбрал самую темную скамейку, закурил и стал ждать. Во дворе было темно и практически пусто: компания тинейджеров, несколько старушек, — никого вызывающего подозрения.

Лидочка появилась точно в назначенный срок и принялась нервно прохаживаться взад-вперед. Турецкий подождал для очистки совести еще пару минут — все спокойно. Видимо, парень на бежевой «пятерке» — самодеятельный лопух и прослушивание телефонов ему не по зубам. И про Лидочку он, слава богу, ничего не знает. Непонятно, правда, кого он представляет, но это не беда. Рано или поздно он попадется, тогда и поговорим…

— Я думала, вы на машине, Александр Борисович, — удивилась Лидочка, — или это была военная хитрость на случай слежки?

— Заглохла, — Турецкий беспечно махнул рукой, не желая дополнительно сгущать краски, — оставил на дороге. Там хоть прохожих попросить можно, чтобы подтолкнули… С Шестовым все непонятно. Не похоже на убийство, но документы, скорее всего, похищены, а не сгорели. Или он их кому-то передал, сразу после твоего отъезда, а потом уже случился пожар.

— Слишком странное стечение обстоятельств, — покачала головой Лидочка. — Кому он мог их передать и зачем? Какой-то таинственной третьей стороне: не Аркадию Братишко и не Ильичеву? Или как раз Аркадию? Нет. Это объясняет, откуда он знал, что я привезла документы Шестову. Но тогда он знал бы и всю подноготную. И даже после внезапной смерти Леонида Макаровича не стал бы от меня ничего домогаться. Наоборот — помалкивал бы, чтобы не привлекать к себе лишних подозрений. А третья сторона? — Лидочка опять покачала головой. — Нет, очень сомнительно, Александр Борисович.

— Браво, — похвалил Турецкий Лидочку, — блестящий пример дедукции. Тогда еще одна версия: пожар произошел случайно, а документы Шестов положил в ящик письменного стола, там же лежали и шестьдесят тысяч долларов, полученные им от Тихонова и Свешникова. Кто-то из тушивших пожар спер и деньги, и документы, справедливо рассудив, что шестьдесят тысяч баксов не хранят вместе с макулатурой. А Братишко подозревает, что ты замешана в этой истории.

— Откуда ему вообще столько обо всем известно?! — Вопрос был обращен в пустоту, и голос у Лидочки дрожал.

Хотел бы я знать, подумал Турецкий, но тут же поспешил ее успокоить:

— Сам Шестов его и посвятил, другого объяснения я не вижу.

Однако его рассудительный тон Лидочку ничуть не обманул.

— Вы верите, что все так просто, Александр Борисович?! Я не маленькая, и с дедукцией у меня все в порядке, вы сами только что признали. Не надо меня обманывать.

— Не знаю, — вздохнул Турецкий. — Если честно: не нравится мне этот пожар, не нравятся мне эти документы, мне вообще ни черта в этой истории не нравится! А что у тебя за новости?

— Тихонов сегодня поджидал меня прямо на стоянке «Данко». Дал три дня сроку, чтобы раздобыть интересующие их документы. Сказал, что это последнее предупреждение: если я не принесу бумаги, меня могут убрать. И он не способен будет этому воспрепятствовать, хотя лично он мне симпатизирует.

— Ты думаешь, он это серьезно?

— Про «симпатизирует» или про «убрать»? — усмехнулась Лидочка.

— Про последнее!

— Думаю, что нет, почти уверена. Но все равно рисковать не хотелось бы.