ПРОМЕЖУТОЧНЫЕ ИТОГИ

Собрались в кабинете Турецкого.

Меркулов сказал, что так ему удобнее: отвлекать не будут — а Клавдию предупредил, где находится, и велел ни с кем не соединять, кроме, разумеется, генерального. Но у того день был жестко распланирован, и в этом плане заместитель, курирующий следственное управление, не значился.

Грязнов, пока ехали с вокзала, острил на разные темы, пытаясь исподволь выпытать некоторые тайны пребывания «важняка» в Питере, поскольку даже от близкого товарища — имелся в виду, конечно, Гоголев — никакой стоящей информации не получил. Как ни подъезжал. Ну да, кремень человек!

Турецкий не «кололся». Чего он никогда не скрывал от своих товарищей и, естественно, от любимого начальства — он имел в виду Костю, — так это своих промахов, а пуще — обидных ошибок. Поэтому и отчет о поездке начал с потери части дневника Кокорина. Правда, благодаря Славе имелась копия, но от этого не легче.

— Почему же? — возразил насупившийся было Костя, не терпевший разгильдяйства ни в чем. — Теперь они знают, что конкретно надо искать. Начало и конец.

— Так, может, снять копии и со вновь найденных материалов, а затем передать им оригиналы? — с иронией спросил Турецкий.

Костя серьезно взглянул на него и ответил:

— Вопрос не так уж и глуп, каким ты хочешь его представить. Я подумывал над этим. Возможно. Но торопиться опять-таки не следует.

— Новая постановка?

— Диалектика, Саня.

Грязнов слушал и делал многозначительное лицо. С чего бы это они? Будто спелись.

— Что, пока меня тут не было, открылись некие обстоятельства?

— Вот именно, — как-то неохотно ответил Меркулов. — Я получил кое-какие сведения от нашего друга.

— С Чертановской? — догадался Турецкий.

— Вот именно.

— И что мы имеем с гуся?

— Тебе не надоело хохмить? — поморщился Меркулов. — Так вот, мы имеем информацию о том, что есть интересующая нас информация. Ясно?

— Уж куда больше! — невольно рассмеялись Грязнов с Турецким. Улыбнулся и Меркулов.

— Но я сказал, что староват для прогулок, а поскольку есть более заинтересованное, чем я, лицо, то оно и прибудет. То есть ты.

— И когда?

— А чего ждать? Сегодня вечерком, как стемнеет, и вали. У тебя ж вся картина на руках, а мне соображать да запоминать надо… У тебя, Вячеслав, как дела?

— Ну про киллера ты, Костя, уже в курсе.

— Я-то да, ты ему расскажи.

Грязнов начал повествование о том, как его служба вычислила-таки «официанта». Назвал людей, подтвердивших тождество некоего американца Думитриу Апостолу с фотороботом, составленным по описанию телохранителя консула. Словом, прошли по следу, который оборвался возле берлинского самолета. Дальнейший путь можно будет проследить теперь лишь по дипломатическим каналам. Либо через связи любезнейшего Александра Борисовича в американской криминальной полиции. Либо через Интерпол. Хотя последние не любят заниматься конкретно киллерами, все-таки их епархия — экономические преступления, наркота, торговля оружием. В конце концов, можно попробовать как-то поискать через Питера Реддвея. Все-таки Международный антитеррористический центр никто пока не собирался списывать со счетов. А Турецкому, как одному из заместителей начальника «Пятого уровня», так центр назывался в быту, что называется, и карты в руки. Только надо еще, правда, убедить толстого Пита, что убийство в «Мегаполисе» русского журналиста и американского консула есть акт терроризма, а не обычная сволочная уголовщина, настоянная на политике. Но у старины Питера нос таков, что его на мякине не проведешь. Стреляный воробей!

Турецкий подумал, что последнее очень бы пригодилось Питеру в его личную копилку всяческих русских идиом и специфических выражений, до коих Реддвей был великий любитель.

— А что? — изобразив глубочайшее размышление, добавил Турецкий. — Мы могли бы, в конце концов, и личную подругу нашего Кости задействовать!

Меркулов даже онемел от такой наглости. У него — подруга?!

— Я вспомнил мисс Джеми Эванс, Костя! Это уже не наш, это твой уровень. В конце концов, ты меня знаешь, я могу ради дела переспать с кем угодно — от жены министра до уборщицы в отеле. О Славкиных возможностях я уже и не говорю! А тут… — Он развел руками.

Меркулов переводил взгляд с одного на другого и, пробуя что-то сказать, лишь открывал рот, не издавая при этом ни звука.

— Ну вот видишь, ты даже дара речи лишился… Слав, ты не в курсе, за время моего отсутствия у меня в сейфе коньячок, случаем, не появился? Косте сейчас бы очень помогло.

— Ты циник и… бабник! — наконец сумел выдавить из себя Меркулов. — Вячеслав, я все делал, чтобы превратить его в интеллигентного человека! Но это была последняя капля.

— Костя, — серьезно поправил Грязнов, — ты забыл, что последняя была чуть меньше года назад!

— За это время, — расхохотался Турецкий, — у чаши заметно выросли борта! Так что поживем еще, не дрейфь!.. А ведь я серьезно, между прочим, ребяты, хлопчики мои дорогие. Сейчас я вам расскажу про одну шпионку, которую очень сильно любил папаша нашего покойного журналиста, из-за которого, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. А также засекреченный американский атомщик. И уж тут — точно военная тайна. А вот великая политическая тайна заключается в тех документах, ради которых и произошли убийства в отеле. Но там оказались копии. А оригиналы — вот они тут, у меня.

И Меркулов, и Грязнов смотрели на Турецкого как на фокусника, который морочил им головы битый час, после чего сообщил, что вообще-то он не фокусник, а укротитель диких зверей. О чем же тогда говорили, обсуждали что?!

Выдержав паузу, Турецкий залез в сумку и достал свои находки. Разложил их на столе. И начал:

— Итак, здесь, в этой папке, деловая переписка директора нью-йоркского частного института «Российское общество», который занимался тем, что готовил перестройку в нашей стране, а заодно совместно с ЦРУ засылал сюда своих резидентов. Также оплачивал деятельность диссидентов, устраивал демонстрации всяких протестов, и прочее. Среди так называемых «засланцев» упоминается некий Музыкант, посещавший нашу страну в восьмидесятом и восемьдесят втором годах. Полагаю, что Костя со своими личными связями в Службе внешней разведки поможет установить эту личность. Меня вы знаете как признанного мастера версий. Так вот, могу предположить, что Музыкант вполне мог носить в то время, да и теперь, фамилию Клинтон. Билл Клинтон, господа. Впрочем, не ошибается только… Костя знает, кто не ошибается никогда. Откуда мой вывод? Интуиция, будь она неладна.

Турецкий подвинул папочку к Меркулову и продолжил:

— Все, конечно, нуждается в толковом переводе. На мой вкус, так я бы попросил этим заняться всем нам известного полиглота Дениску. Иначе тайна уплывет… Вот эти две стопки в клеточку. Это начало и конец дневника Кокорина, середину которого я доблестно прос… извини, Костя. Но у Славки она есть. Все, кроме концовки, дает возможность представить атмосферу в институте, где работал папаша Кокорина. Почему я упомянул о концовке? А потому что это эротические изыски автора по поводу героини, которая оказала нашему следствию неоценимые услуги: предоставила материалы, полагаясь на нашу совесть. Поскольку и для Кости, и для нас с тобой, Слава, это слово святое, предлагаю концовку изъять и запереть в моем сейфе как материал, не представляющий интереса для следствия. И наконец вот этот труд — иначе назвать не могу. Мемуары папаши, в которых даются эмоциональные оценки окружающих его людей, обстоятельств, касающихся ссылки, обмена, любовных похождений с вышеуказанной мною шпионкой. И так далее. Со шпионкой я беседовал лично в интимной обстановке. То, что я назвал «и так далее», еще прочитать не успел. Таков мой отчет. И последнее. Меня «пасли» изо всех сил. Шпионка явилась с магнитофоном, но я убедил ее выключить. Был полный консенсус. Вообще, у «соседей» в Питере получился явный облом. В этом смысле особая благодарность в приказе замначугрозыска Виктору Петровичу Гоголеву. Я кончил, господа! — Турецкий склонил голову. — Остальное — по мере.

— Ну что ж, — солидно заметил Меркулов, — вижу, что ты не только занимался обычными своими… Неплохо. В общем.

— Спасибо, благодетель, — тихо, опустив глаза, сказал Турецкий.

— Не юродствуй! — возвысил голос Костя. — Мы только начали. Это, как бы сказать, пока лишь промежуточные итоги. Но некоторые выводы мы уже сделать можем. Чем и займемся. А теперь, Вячеслав, доложи и ты, что слышно от наших «соседей»?

Турецкий с удивлением посмотрел на Грязнова. Тот пожал плечами:

— Пришлось.

— Ну да, стреляли… — подмигнул Турецкий.

— По моей личной просьбе Влад Богаткин постарался разузнать, по чьей конкретной команде ОПУ забегало. — Грязнов имел в виду Оперативно-поисковое управление ФСБ, бывшую «семерку». — Откуда уши торчат — из собственной конторы или из службы охраны и так далее. Должен заметить, что Влад постарался, в пределах дозволенного конечно.

— Фантастика! — Турецкий вскинул руки, как бы призывая в свидетели высшие силы. — Чтоб Влад!.. И безвозмездно? — Он взглянул на Грязнова подозрительно.

— Держи карман, — хмыкнул Грязнов, — станет он… Мзда как раз была. Пришлось отобедать.

— Грязнов! — сделал страшные глаза Турецкий. — И ты посмел отвести его к Рубену? Ты «засветил» точку?!

— А что мне оставалось делать? — оправдывался Слава.

— Минуту! — вмешался Меркулов. — О чем речь? Какой еще Рубен?

— Подожди! — отмахнулся совершенно без всякого почтения к начальству Турецкий. — Рубен — мэтр в «Узбекистане». Вот такие лагманы!.. — Он показал большой палец. — Слушай, Грязнов, тебя судить надо за предательство!

— Перестаньте валять дурака! — вдруг взвился Костя. — Здесь серьезные дела решаются, а вы балаган устраиваете!

— Ну Грязнов! Ну приспособленец! Ничего святого! — гнул свое Турецкий. — Я теперь понимаю, за что тебя генералом сделали! Вы, поди, потом и на нашей лавочке курили?… — Это уже он произнес совсем зловещим тоном.

Вячеслав удрученно молчал, кусая губу, чтобы удержаться от хохота.

— Курили, — с трудом выдавил он.

— Ну я ж говорил…

— Зато он мне выдал информацию.

— Мог бы и не выдавать… За такую цену! Я и сам знаю.

— Тогда говори: кто?

— Наумов, — спокойно сказал Турецкий.

— Кто тебе сказал?

— Сам вычислил.

— Но как?!

— Думал, Славка. Лежал и думал… Вот посуди. Откуда взялся Наумов? Он же не из того КГБ, который мы с тобой хорошо помним. Это новая генерация, либеральная. Та, что похваляется своими постоянными деловыми и не знаю уж какими там еще контактами с ЦРУ. Коллеги, одним словом. Если мои догадки по поводу Музыканта, которого, кстати говоря, кажется, звали Саксофонистом, верны, то в сокрытии откровенно позорящего главу великого государства факта должны быть заинтересованы прежде всего эти самые коллеги. На фоне всяких блядских скандалов…

— Фу-у! — поморщился Меркулов.

— Извини, Костя, я могу произнести это по-английски, но смысл-то не изменится. Так вот, на этом фоне новая волна, полагаю, ни им, ни, что самое странное, нам ничуть не нужна. Напротив — вредна. Поссоримся — денег не дадут в очередной раз. Надо смотреть на вещи трезво… чему нас постоянно учит наш лучший друг и учитель Константин Дмитриевич Меркулов. Перед которым я снимаю шляпу.

— Вот же босяк! — усмехнулся Меркулов. — И тут выкрутится! Да ты отродясь шляп-то не носил! Все в кепочке щеголяешь… И ту у Вячеслава стибрил, прости господи! Но ведь не Наумов же давал команду ОПУ!

— Все верно, — подтвердил Грязнов, — команда пришла от Коптева, зама директора ФСБ.

— А Коптева я помню еще замом у «академика», — заметил Костя, именовавший так по старой памяти бывшего директора Службы внешней разведки. — Смотри как закрутилось! А как ты говоришь, Саня, твою девочку-то зовут? Питерскую.

— Ирина Васильевна Косенкова. Все данные тут, — Турецкий показал открытую ладонь.

— Напиши мне, я запоминать не собираюсь.

— Йес, сэр! Только если она там работала под крышей нашего резидента, вряд ли разрешат ее открывать. Да нам, собственно, в этом и нужды особой нет. Хорошо, что, как я понимаю, ее деятельность со смертью физика Красновского никак не связана. С жизнью — да, но это совсем иная песня… Костя, а ведь у тебя в самом начале проскользнула одна оригинальная мысль, от которой ты быстро ушел…

— Только одна?

— Я сказал, оригинальная, — не обращая внимания на иронию, продолжил Турецкий. — Насчет раздела наших находок.

— Молодец, я все ждал, когда и ты начнешь думать по-настоящему. И в этой связи предлагаю тебе сделать следующее. Сформулируй нам с Вячеславом свою основную следственную задачу. Не вообще, а совершенно конкретно и… узко.

— В первый раз в жизни вопрос ставится таким образом!

— И тем не менее. А мы послушаем. Да, Вячеслав?

Грязнов кивнул с выражением восточного мудреца. У него здорово получалась этакая многозначительность. Особенно когда сказать было нечего.

— Если вопрос, я повторяю, ставится именно так, то — поймать и разоблачить убийцу двух посетителей отеля, один из которых гражданин Соединенных Штатов и высокое дипломатическое лицо.

— Все! Причина двух убийств, насколько я понимаю, тебе уже известна. Обозначим ее так — торговля государственными секретами. Мы разве обязаны знать, что это за секреты?

— Костя, но это же демагогия!

— Верно. Я просто проверяю на тебе варианты переговоров с Наумовым, с директором ФСБ, с одним из его замов, скажем так, лояльным к нам с тобой. Итак, нам чужие секреты не нужны. Поэтому мы их выделяем и передаем заинтересованным в них лицам. Мы в политику не лезем, а раскрываем исключительно уголовно наказуемые преступления. Не перебивай! — Меркулов остановил нетерпеливый жест Турецкого. — Далее. Тем самым мы прекращаем ненужное соперничество и получаем взамен признательность «соседей». И даже, если потребуется, определенную помощь. Хотя лучше обходиться без оной. Все литературные упражнения, как документы, не представляющие государственной ценности, остаются до конца следствия у тебя. Вячеслав мне уже показывал копию утерянного дневника, оригинал которого вполне может вернуться к тебе, если нам сильно потребуется, в чем я не уверен. Так вот, я просмотрел. Вся эта мышиная возня, закончившаяся убийствами эмигрантов-ученых, к нашему делу никакого отношения не имеет. Но! Чтобы ты окончательно не почувствовал себя обездоленным и обманутым в лучших надеждах, могу предложить вариант. Эти материалы со своими выводами и комментариями ты можешь передать той даме, о которой так неуважительно сказал в начале нашего разговора. Кроме того, насколько нам известно, у тебя имеются контакты и с Питером Реддвеем, и с нью-йоркской полицией. Действуй! Но основное твое задание — все тот же убийца, след которого тебе представили сыщики Вячеслава… И наконец, последнее. О Косенковой. Я полагаю, и не без основания, что там, где у меня состоится разговор, мне, скорее всего, посоветуют оставить эту девочку в покое. Она, кстати, где работает?

— В питерском отделении Манхэттен-банка.

— Ну вот видишь! И что, симпатичная?

— Костя, — засмеялся Турецкий, — мы все давно знаем, что ты — старый ловелас и дамский угодник. Но поверь мне, эта девочка сорока с лишком лет даже тебе не по зубам. О себе я уж и не говорю! Вот разве что Вячеслав.

— Все, закончили совет, а то вы забредете черт-те куда! Значит, если нет возражений, примем за основу. Сегодня ты, Саня, встреться с другом. А ты, Вячеслав, обеспечь ему полную… сам понимаешь. Мы пока еще, к сожалению, в состоянии конфронтации. И должны быть абсолютно уверены, что компромат будет передан именно в нужные руки. А поэтому, Саня, оригиналы компромата я заберу к себе, а ты сделай у Клавдии копию, которую передашь нашему другу. Постарайся быть максимально осторожным, не влипни в неприятность и не попади в аварию, и вообще, своей машиной сегодня не пользуйся. Впрочем, Вячеслав обеспечит.

— Да чего вы вдруг так всполошились? — удивился Турецкий.

— А после твоих фортелей в Питере, о которых нам с Костей уже хорошо известно, — ответил Грязнов, — ты кое-кого крепко обозлил. Именно поэтому Костя так и торопится сделать шаг навстречу. Я правильно понимаю? — Он посмотрел на Меркулова, и тот кивнул.

— Значит, Витька настучал-таки?

— Ничего он не настучал. Не будь мальчишкой, — сухо бросил Меркулов. — Он тебе верный товарищ и заботится в первую очередь о твоей же безопасности. Артист!.. — Нехорошо сказал, с укоризной.

— Ладно, я шучу. Я все понимаю. Но почему мы просто не можем позвонить тому же Наумову и все рассказать?

— А ты совершенно уверен, что это он? Тебе разве ни о чем не говорит пример его предшественника? А если это игра с противоположным знаком? Если кто-то именно добивается возможности завладеть этим компроматом? Хорошо мы тогда будем выглядеть!

— Ты прав, Костя, я не подумал.

— Вот поэтому ты до сих пор и не заместитель генерального прокурора! — с сарказмом заметил Костя.

Отомстил— таки.

— Согласен, — в который раз уже развел руками Турецкий. — Но ты походя кинул насчет передачи материалов в Штаты. Это-то как понимать?

— Сядешь в самолет, полетишь и вручишь лично. Чего непонятного? Тебе не привыкать. И вообще, все это мелочи. Не занимайся пустяками! — Костя начал раздражаться и поднялся. — О чем мы говорим? Только зря время тратим… Все, большой совет закончен. Занимаемся делами. Я из-за тебя, Александр Борисович, уже полдня потерял!

Когда Меркулов, забрав пластиковую папочку с материалами, удалился к себе, Грязнов сказал:

— Иди за ним, быстренько сделай нужные копии и заодно стрельни у Клавдии пару конфеток.

А сам достал из кармана своей роскошной генеральской куртки фляжку коньяка.

Потом они сели друг напротив друга и под коньячок стали обсуждать вопросы взаимодействия и транспортные проблемы. А когда прикончили, Грязнов отправился к себе на Петровку, а Турецкий, позвонив домой и радостно сообщив о своем возвращении, уселся, чтобы добить наконец рукопись Игоря Красновского. Ибо до вечера было далеко.