ПО СЛЕДУ С ФОТОРОБОТОМ

Капитан Саватеев получил от Грязнова специальное задание: катить в Шереметьево-2, отыскать там дежуривших в день убийства таможенников, пограничников и с ними поработать над фотороботом «официанта».

Вообще— то говоря, работка не для ленивых. Объем ее Николай представлял себе заранее и поэтому выпросил у Вячеслава Ивановича помощника. Вдвоем и уехали. Лейтенант Жигалов сидел рядом с водителем милицейского «жигуленка», а капитан, как старший, развалился на заднем сиденье. И оттуда инструктировал недавнего выпускника Высшей школы милиции.

— Значит, для начала запоминай, Гриша, нам нужны только те рейсы, которые уходили бы после четырнадцати тридцати.

— А откуда такая точность?

— Сам считай. Трупы обнаружены в два часа. Врачи установили, что со времени убийства прошел примерно час. То же подтверждает и американец охранник. «Официант», говорил он, появился где-то около часу дня. А теперь смотри: сколько времени убийце потребовалось бы, чтобы добраться из «Мегаполиса» до аэропорта? Середина дня, от транспорта не продохнуть. Получается, минут сорок, никак не меньше. Далее — так не бывает, чтоб все рассчитывалось по секундам. Должен иметься хоть небольшой люфт во времени. Час. Приехал около двух. Если регистрация объявлена, значит, накидываем еще минут тридцать. Посадка, рулежка, взлет. Вот я и говорю, отсчет надо вести от половины третьего. А кстати, в это время, по-моему, у них нет особого напряжения. Самое важное — найти людей из той смены. Лицо у этого киллера довольно запоминающееся. Как твое мнение?

— Полностью согласен, товарищ капитан.

— Закончим с таможней, перейдем к погранцам…

— А откуда вы, товарищ капитан, знаете, что он уходил через Шереметьево? А не через Домодедово? Или Быково? Или вообще не сел в поезд — и поминай, как звали!

— Ты думаешь, один такой умный? Это тебя по моему указанию к операции подключили, понял? А до тебя люди весь вчерашний день уже все, что могли, обшмонали. Этот фоторобот во всех линейных отделах обсудили, на автовокзале, в портах. А вчера, поздно уже, в Шереметьеве-2 один носильщик сказал, что определенно видел это лицо, но где и когда, не помнит. Да оно и понять можно: у него в течение дня сотни людей мелькают перед глазами, как упомнить. Но это уже для нас конкретное указание.

— Но если он не знает, где его видел, то как же…

— Видел-то он его в порту, а вот справа или слева или просто тот ошивался в зале, — это нам с тобой и предстоит выяснить. И учти, на тебя теперь весь МУР в упор глядит и лично Вячеслав Иванович. Понял ответственность?

— Так точно!

— Вот и молодец.

Молодых надо учить! Это хорошо знал по своему опыту Николай Саватеев, который работал в МУРе уже четвертый год. Правда, еще в прошлом году, до присвоения ему звания капитана, уважаемый человек Александр Борисович Турецкий, лучший друг Вячеслава Ивановича, некоторым образом обидел Николая. Они с Грязновым послали его в магазин за бутылкой коньяка — выпал у них какой-то повод, — а когда он принес и поставил, «важняк» заметил Грязнову, что детям он бы не стал разрешать спиртное. И самое обидное, что Вячеслав Иванович согласился:

— Верно, Коля, тебе еще рано. Вот получишь капитана, тут мы тебе с милой душой, а пока — извини. Посиди в приемной, чтоб к нам чужие не заходили…

Но это, можно сказать, давно было. В прошлом году. Поэтому какие теперь обиды!

Мягкий женский голос объявлял на английском и русском языках о начале регистрации билетов на рейс номер… вылетающий… Пассажиров просят пройти к стойке номер… И вдруг в привычные звуки суматошного аэропорта ворвалась непривычная фраза:

— Равиль, зайди, пожалуйста, срочно в линейный отдел!

Минут через пятнадцать в кабинет майора милиции Христенко вошел высокий и худой парень в комбинезоне и форменной голубой куртке носильщиков Шереметьева. Навстречу ему со стула поднялся белобрысый крепыш, по возрасту — его ровесник, протянул руку, представился:

— Капитан Саватеев, МУР. — Потом он ткнул большим пальцем за спину, на сидящего совсем молодого парня: — Лейтенант Жигалов, мой помощник.

— А-а, — догадался носильщик, — это вы все по поводу того мужика, да? Позавчерашнего, да?

— Ну?

— Так я ж вспомнил!

— Присядьте, расскажите.

— Так чего сидеть-то, мне работать надо! Сейчас Гонконг повалит! Днем было, точно помню. А чего обратил внимание, да? Это я как раз сегодня подумал и вспомнил. У нас как. Бежишь, а сам Веркин голос слушаешь, чего объявит. Вот и было. Только, значит, Сингапур разгрузили, он с большим опозданием шел, товарищ майор, — Равиль обернулся к начальству, — а там во-от такие упаковки, — он руками показал размеры картонных ящиков, — их же больше шести на тележку и не поставишь, и в смене, как назло, трое не вышли — Трофимов, Рыжих и этот, новенький, как его…

— Ты давай по делу, Равиль! — перебил майор. — Людям же некогда слушать про твои проблемы.

— Так а я про что? Дело и есть. Людей-то нету! Бегаешь за двоих! Вот я и бегу, да? И Верку слышу. Чудно говорит: «Господин Апостол, пройдите на регистрацию…» — ну и называет куда. Мне это не нужно. А сам думаю: вот уж и апостолы летают, кто следующий? Патриарха вашего однажды видел, еврей этот, в шляпе, — тоже летал, армянскому Вазгену однажды две большие сумки к машине подвозил. Ну наш верховный мулла — я и не говорю, сколько раз тут видел! А вот апостолов не видал! И тут мужик — чего он мне запомнился? — останавливает меня вот так, пальцем, — Равиль тронул себя указательным пальцем в плечо, — потом поднимает его вверх и говорит: «О, Берлин?» И смотрит на меня. Я не сразу сообразил, что ему на берлинский надо, на «Люфтганзу». Ну и говорю: «Вам в Берлин, что ли?» А он кивает: «Берлин, Берлин». Показываю ему налево, где вылеты. Справа-то мы как раз Сингапур принимали. Он и побежал. Нет, быстро так пошел — высокий мужик, а лицо длинное и бледное, будто он больной, да? Ну он туда, а я — к дверям. У меня работа была.

— Значит, по-вашему выходит, что он летел в Берлин?

— А я знаю, летел он или нет? Может, провожал. Хотя нет, у него же сумка такая была — кофр называется. Кожаная и на «молниях», с замочками. Только эти замки, товарищ майор, один смех! Их же вскрыть — как два пальца!

— Ты не по делу не выступай, Равиль! — строго заметил майор. — Если к тебе больше вопросов нет, можешь быть свободен. Как, капитан?

— Последний вопрос: фоторобот соответствует? — Саватеев показал Равилю фотографию.

Тот взял, посмотрел близко, отодвинул, пожал плечами.

— Вроде он. Только тут усов нет, а у него были.

— Какие усы? — насторожился Саватеев.

— Обычно какие. Как волосы, светлые. Короткие такие, во! — он на себе показал пальцами.

— Ясно, спасибо. Вы свободны. — А когда носильщик вышел, Саватеев сказал майору: — В гостинице у него точно не было усов. Значит, для маскировки мог вполне приклеить. А во сколько был этот берлинский рейс?

— Сейчас поглядим, — ответил майор и, сняв телефонную трубку, принялся звонить в диспетчерскую. — Кто это? Лидь Иванна? Христенко беспокоит. А что, Марины нету?… А чего с ней случилось? Не, правда? А чего ж не сказала? Ну вы, бабы, все такие! Как чего, так это… Ха! Ну молодец! — Прикрыв ладонью трубку, радостно сообщил муровцам: — Она три дня взяла. Маринка-то замуж, говорят, выходит! — И снова в трубку: — Ну надо ж! Повезло, говоришь, девке? Ну ладно… ладненько. Скажи, Лидь Иванна, у тебя там есть чего про берлинский борт, не, не вчерашний, тут позавчерашним дневным интересуются… Погляди, а? — И подмигнул Саватееву: — Тоже баба в соку! У них там, у диспетчеров, — все ядреные!.. Чего говоришь? Во сколько?… И без задержек?… Ага, ну ладненько, а Маринке, значит, наши поздравления, давай, ага.

Саватеев достал блокнот с ручкой и терпеливо ждал объяснений от словоохотливого майора, который все никак не мог успокоиться и пережить свадьбу какой-то «ядреной» Маринки — улыбался, чмокал губами, качал головой. А сам он был пухлый, вальяжный, сильно лысеющий со лба и очень напоминал известного «и. о. премьера», как его изображают в «Куклах» по телику.

— Ну чего скажу… — вернулся к делу майор. — Опозданий не было. Пассажиров — комплект. Ушел по расписанию. Ступайте в администрацию, там вам покажут список пассажиров. А смена, которая обслуживала этот рейс, выйдет только завтра, как я понимаю. Ну это семечки, вам скажут. Есть еще вопросы? Нет? Ну и ладненько. Заходите, если чего.

Он приподнялся на стуле и пожал капитану руку, лейтенанту так махнул…

Совпадение было просто удивительным. В списке пассажиров, которые улетали в Берлин, оказался господин Апостолу, с «у» на конце. Думитриу Апостолу, вероятно, румын. И возможно, именно тот, который опаздывал на регистрацию. А регистрация на берлинский рейс закончилась в четырнадцать часов. Значит, если расписать действия киллера буквально по минутам, это мог быть именно он. Профессионал высочайшего класса, который исключает любые случайности. Обратный билет уже в кармане — выстрел, второй — машина — аэропорт — самолет — ку-ку! Только его тут и видели. Румын, улетевший в Германию. Это как же получается? Чтоб выполнить заказ, Россия теперь из-за границы киллеров выписывает? Не государство, конечно, нет, а те, кому у нас это надо… Ну журналист — ладно, а американский-то консул нам зачем? Не стыкуется что-то…

Саватеев посадил Жигалова на телефон в диспетчерской, чтобы тот выяснял, кто, где и когда продал авиационный билет этому Апостолу. Сам же отправился искать тех людей, через чьи «руки» проходил изображенный на фотороботе человек.

Ребята — пограничники, к его великому сожалению, ничего путного сказать не могли.

Оставалось надеяться на таможенников. Зоя Николаевна Махоткина обслуживала позавчера пассажиров «Люфтганзы». Жила она недалеко, в поселке Хлебниково, туда автобус ходит.

Взяв не без труда ее адрес, поскольку таможенное начальство никак не хотело понять трудности Московского уголовного розыска и не собиралось открывать адреса своих сотрудников — помогло лишь вмешательство генерала Грязнова, — Николай Саватеев отправился в Хлебниково.

Зою Николаевна все звали просто Зоей, это форма ее важной делала, а так — девчонка девчонкой. Понравилась она Николаю — смышленая, улыбчивая. Но прежде чем начать отвечать на вопросы капитана, Зоя удостоверилась, что разрешение на это ей дано начальством. Она не преминула даже воспользоваться телефоном в машине Николая и позвонила в аэропорт. Серьезная оказалась девушка и в высшей степени ответственная. Иначе и нельзя, словно оправдываясь, заявила она, работа у них такая.

Саватеев наконец смог ей предъявить фоторобот. Предупредил насчет возможных усов. И терпеливо ждал ответа.

Они сидели за столом, накрытым вязаной скатертью, в большой комнате одноэтажного дома, буквально утопающего в старом саду, где деревья вскинули свои ветки гораздо выше крыши. Но сейчас они почти все облетели, приготовившись к недалекой уже зиме. А летом здесь, наверное, просто чудо. Самая настоящая дача. Но со всеми необходимыми удобствами. И чистенько, женская рука чувствуется.

Он даже подумал: жить бы вот так. Рядом канал, залив, катер можно завести, рыбалка хорошая. Яблоки в саду. Что еще надо?…

Зоя сидела, уперев локти в стол и положив подбородок с кокетливой ямочкой на скрещенные пальцы. Фоторобот лежал перед ней, на скатерти. И лицо ее было свежим и очень домашним, теплым, доверчивым.

— А вы знаете, вспомнила я его. Он действительно был с усами, тонкая такая ниточка, я еще удивилась.

— Что его вызвало?

— Странное несоответствие. Фамилия, как я подумала, румынская. Я спросила: «Господин Апостолу?» — с ударением на первом «о». Регистрация-то уже практически закончилась, и мы собирались менять трафарет. А у меня список перед глазами, вот мы и передали на центральную, чтоб громко оповестили: мало ли, может, этот румын ни по-английски, ни по-русски ни бэ ни мэ? Понимаете? Ну вот, а он меня поправляет, и с таким непонятным акцентом: «Апостолу, плиз», — на второе «о». Нет, думаю, значит, не глухой. И паспорт у него гражданина Соединенных Штатов Америки. Посмотрела я: все в порядке, визы на месте, в сумке — он ее на транспортер поставил — тоже ничего подозрительного. Отдала я ему документы, смотрю на его лицо — бледное какое-то, как после тяжелой болезни. Говорю по-английски: мол, вам плохо, мистер Апостолу? Может быть, нужна помощь? Он покачал вот так, отрицательно головой, как лошадь, и ответил, что с ним все в порядке. Я говорю: тогда догоняйте быстрее, уже посадка началась. Ну и он бегом к паспортному контролю. Я его даже пожалела. Растерянный какой-то, странный. А почему он вас заинтересовал?

— Есть предположение, что это крупный международный преступник Но говорить вам это я не должен был, просто вы мне очень помогли, поэтому. Но вы все равно ничего не знаете, договорились?

— Договорились, раз такое дело! — кокетливо улыбнулась она.

И Коля расцвел. Такая девушка! Он спросил про сад, про то, не скучно ли здесь жить. Зоя тут же кинулась на кухоньку и принесла тарелку с большими краснобокими яблоками. Капитан аппетитно хрустел сочными плодами и писал протокол опознания. Зоя читала его записи, четко и грамотно формулировала ответы, ходила по комнате, наклоняясь над ним, отчего у Коли подрагивала пишущая рука. От Зои тоже пахло яблоками, и это очень мешало сосредоточиться.

Но… всему приходит конец. Закончен был протокол, Зоя прочла собственные показания и расписалась везде, где указал ей пальцем Николай. А он все сидел, не решаясь подняться, хотя служба давно уже звала его к исполнению. Расставались не без сожаления, втайне надеясь на счастливый случай…

Жигалов, молодец, тоже постарался. Нашел концы. Узнал, что билет на имя Апостолу был куплен в кассе офиса «Люфтганзы» на Олимпийском проспекте, в гостинице «Олимпик-Пента». Даже несмотря на то что по просьбе лейтенанта дежурный диспетчер подтвердила по телефону его полномочия, сотрудники компании отказались дать какие-либо дополнительные сведения. Приезжайте, предъявляйте эта ваши полномочия и — пожалуйста. Правда, еще дали одну информацию — наверное, просто сжалились: продан билет был в двенадцать часов дня. Накануне вылета. Это что ж получается, все было заранее, еще за сутки, распланировано по минутам? Фантастика!

И они отправились на Олимпийский проспект, поскольку все равно выходило по пути.