Леонид Георгиевич Богачев
Всему достигнутому в жизни Леонид Георгиевич Богачев был обязан в первую очередь самому себе. Положение в обществе, деньги не свалились на него с неба подарком судьбы, а были закономерным итогом многолетних трудов, упорного, энергичного характера. И неудивительно, что корни его успехов находились еще в далеком детстве.
Леня рос в музыкальной семье. Мать преподавала в консерватории сольфеджио, отец был профессиональным композитором, часто востребованным киностудиями и отдельными эстрадными исполнителями. Москва как губка впитывала в себя таланты со всей необъятной страны, давала им шанс, возносила вверх или безжалостно бросала на дно. У маленького Лени с первого дня его рождения было преимущественное положение. В доме Богачевых часто собирались знаменитости, которых основная масса населения могла наблюдать только по телевизору или слушать по радио. Приходили и такие, о которых мало кто знал за исключением очень узкого круга.
Музыкальный Олимп реально вставал перед Леней (мальчик получил в наследство от родителей безупречный слух), вздумай он продолжить семейные традиции. Все вышло, к немалому удивлению родственников и близких знакомых, совсем не так, как планировалось и предсказывалось.
В семь лет Леня пошел сразу в два первых класса: общеобразовательной школы и музыкальной. Он везде успевал, учился хорошо, и родители не могли нарадоваться на подрастающее чадо.
Гром среди ясного неба прогремел после окончания музыкальной школы. Начавший крепнуть характером подросток заявил папе с мамой, что продолжать музыкальный путь он не намерен, а если они будут настаивать, то он просто возненавидит пианино, которое прилежно изучал последние годы. Богачевы-старшие были просто ошарашены, но после безуспешных попыток уговорить, к которым стратегически хитроумно были подключены родня и друзья семьи, оставили атаки и смирились с тем, что посвятить жизнь музыке их сын не хочет.
Последнюю попытку образумить Леню предприняла его тетка по отцу Ольга Семеновна, которую он очень любил и уважал (быть может оттого, что она была человеком немузыкальным). Но и у нее ничего не вышло. Вот тогда и стало окончательно ясно, что сломить упорство наследника не удастся. И от него отстали.
Леня записался в секцию бокса.
Сперва приходил домой с разбитыми губами и ссадинами, чем ввергал мать в состояние, близкое к обмороку. Отец больше молчал, только качал головой и повторял: ну-ну. Вскоре последствия тренировок на лице перестали появляться, и обрадованные родители дружно предположили вслух, что он, наверное, оставил бокс. Леня в очередной раз их огорчил, объяснив, что не оставил, а научился. Как можно было разъяснить им, живущим в своем тесном, замкнутом мире, что таким образом он отвоевывает себе место под солнцем.
А началось все давно, с первых дней в школе. Леня рос полноватым невзрачным ребенком, не гонявшим после уроков в футбол, а спешившим в музыкальную школу. Одноклассники постоянно над ним подшучивали, хотя серьезно зацепить никто не решался: Леня бросался на обидчика, даже если явно было видно, что проиграет. Но и это не подарило ему друга и даже не открыло доступ в компании сверстников. Единственным, с кем можно было пообщаться, оставалось пианино. Постепенно Леня начинал его ненавидеть.
И все же он упорно продолжал ходить в музыкальную школу, решив не расстраивать родных и довести начатое дело до конца.
Проучившись семь положенных лет и блестяще сдав выпускные экзамены, он и сделал то историческое заявление о нежелании серьезно заниматься музыкой, а полученных знаний, по его мнению, вполне хватит для общего развития. С восьмого класса Леня начал заниматься боксом.
За лето перед этим он вытянулся и похудел. В классе его не сразу узнали. А когда стало известно о перемене увлечений, то и посматривать начали с интересом. Вокруг Лени возник ореол таинственности.
Именно в это время он обнаружил в себе тягу к точным наукам. Особенно к новому предмету – химии. И сам удивлялся происходящим в нем переменам.
Расположение класса пришло неожиданно. Праздник Победы его одноклассники отмечали в Чертановском парке, в котором можно было затеряться, как в лесу. На этот раз Леню позвали.
Все проходило прилично и весело: печеная в костре картошка, собранный общими усилиями стол, гитара. Спиртное отсутствовало, за исключением нескольких бутылок пива, да и те прихваченные кем-то чисто в качестве напитка для утоления жажды. Уже было засобирались по домам, когда к залитому водой костру подошли четверо. Явно на два-три года старше, в приличном подпитии и совсем не мирными намерениями.
Просьба получить гитару в прокат была только поводом. Затем последовало предложение одолжить на вечер за бутылку портвейна пару девчонок. Стриженный под бокс здоровяк, видать заводила, уже тянул за руку Машу Орлову – русоволосую гордость класса, самую красивую девушку. Леня отреагировал первым.
Классический прямой в челюсть, только не правой, а левой, сбил парня с ног и отправил в глубокий нокаут. Подскочивший тут же его дружок получил под челюсть и, громко хрюкнув, плюхнулся на задницу. Двое других уже уносили ноги, подгоняемые криками и палками пришедших в себя и осмелевших одноклассников.
Маша Орлова сама подала вмиг оробевшему Лене свою руку и уже не отнимала ее до самого дома.
Так началась первая Ленина любовь. Два года они с Машей не расставались, строили планы на будущее. Всю ночь на выпускном балу протанцевали вместе. Утро готовило им расставание. И хотя оба знали об этом, старались не думать.
К тому времени он твердо знал, куда будет поступать – в МГУ на химический факультет. Родителей это нисколько не удивило. Они давно уже смирились с мыслью об ином пути, выбранном наследником. Оставалось надеяться на внуков как возможных продолжателей музыкальной фамилии Богачевых. Сам Леонид подобной ерундой голову не забивал.
Маша сразу после выпускного уехала в Ленинград готовиться к поступлению в институт гидрометеорологии. В Ленинграде у нее жила бабушка, бывший преподаватель этого вуза. Фамилию Орловых там знали хорошо, и Маша без особого труда поступила, если еще учесть, что закончила школу она с медалью.
Леонид же на вступительных экзаменах с грохотом провалился и через год загремел в армию.
Последним ярким воспоминанием перед армией стала поездка в Ленинград, где они с Машей провели три самых счастливых дня в своей жизни. И первые три ночи.
Два года в спортроте пролетели как один день. Старший сержант Богачев возвращался домой весь в ярко начищенных, блестящих значках. Перед ним лежал весь мир, в котором он твердо решил занять наконец-то свое место.
На этот раз Леонид поступил, на тот же химический факультет Университета. И для него началась новая жизнь.
Он регулярно ездил в Ленинград к Маше, но чувствовал, что в их отношениях появился какой-то холодок, какая-то недосказанность и непонимание. У них были разные жизни и уж совсем разное будущее, которое они себе готовили. В нем не было места друг для друга.
Все разрешилось само собой. После четвертого курса Маша сообщила, что выходит замуж за молодого канадского ученого-океанографа, с которым познакомилась на летней практике. Леонид тяжело перенес это известие, хотя внутренне давно был к нему готов. Он тогда перешел на второй курс.
Спасительным лекарством от депрессии стал Петька Лапин, однокурсник и ближайший товарищ. Он прибегнул к единственно, по его мнению, эффективному средству в таких случаях: забирал с собой Леонида на ночевки в студенческое общежитие. После интенсивной двухнедельной терапии душевная болезнь уступила место «болезни любви».
Петька Лапин оказался специалистом и в излечивании заболеваний подобного рода. Раздобыв у знакомых студентов медиков «бицелин», он десять дней прилежно истязал ягодицы друга болючими уколами. Подобная практика пошла Леониду на пользу. И в дальнейшем он избегал случайных интимных отношений.
Впереди была определенная цель, и он к ней упорно стремился. Первой ступенькой к достижению ее стало поступление на химический факультет. Ее он преодолел. Предстояло преодолеть вторую: закончить учебу. И не просто отсидеть пять лет в аудиториях, а получить достаточные знания, чтобы стать высококлассным специалистом. Леониду уже трудно было разобраться, привлекает ли его химия сама по себе, или им движет желание быть, подобно родителям, настоящим профессионалом в своей области. Он редко над этим задумывался.
Пара университетских романов закончилась ничем. Леонид особо и не жалел. Для себя он давно и окончательно решил, что заведет серьезные отношения и женится, только когда устроится самостоятельно и прочно в жизни. Мама понимала это по-своему. Называла его однолюбом и глупым мальчишкой. Где-то она была права. Маша и впрямь сидела глубоко в подкорке сознания и периодически всплывала оттуда с неизменной детской улыбкой на губах. Леониду казалось, что все это было вчера.
И опять учеба, экзамены, летние стройотряды. И так, по кругу, каждый год. Бокс он не бросил. Но теперь занимался им вместо зарядки дома. Мочалил до третьего пота грушу и спаринговался с воображаемым противником. Как-то пожаловался Петьке, что закис без настоящего поединка. Тот сразу предложил организовать все в общежитии в лучшем виде, комар носа не подточит. Найти двух борзых идиотов, как два пальца об асфальт. Леонид, не раздумывая, предложение отверг.
Вообще Петька всегда его удивлял незаурядными организаторскими способностями и познаниями во многих щепетильных областях. Родом из Зеленограда, он большую часть времени проводил в Москве. Поселившись в общежитии, домой вырывался на выходные, да и то не всегда. В основном, когда гнала нужда. И в свою очередь удивлялся Леониду, проживавшему в шикарной сталинской квартире на Тверской и до сих пор не ставшему в своем районе секс-символом.
Мне бы твои квадратные метры, мечтательно повторял он всякий раз, пребывая в гостях у друга в компании очаровательных девиц.
Впрочем, такие посещения были не часты по причине проживания на одной жилплощади с Леонидом его родителей. Возможность предоставлялась в редкие летние месяцы, когда родня уезжала на подмосковную дачу. И тогда друзья скромно оттягивались.
Нельзя сказать, чтобы Леонид не пользовался успехом у противоположного пола. Высокий, крепко сбитый, накачанный, он привлекал не по годам мужественным видом. Хотя и имел непримечательную внешность: светло-серые, почти бесцветные глаза, редкие рыжеватые волосы, крупный нос. Девушек он покорял исходившими от него волнами обаянием.
По окончании университета Леониду предложили остаться в аспирантуре. Его не привлекала перспектива преподавания и сухой бумагомарательной научной работы. Он жаждал практики, действия. И потому отказался.
Родителям Леонид предусмотрительно об этом не сообщил, боясь расстроить известием о добровольно упущенном престижном, в их понимании, месте. Поделился секретом только с теткой. Ольга Семеновна пожала плечами, мол, тебе виднее. Взрослый человек и решения вполне можешь принимать сам. Но в целом она понимала его и не осуждала. За это он и любил ее: за умение выслушать человека, проникнуться его проблемами и по возможности помочь. Ольга Семеновна пообещала через мужа устроить распределение (он работал в главке Министерства внешней торговли). Леонид и здесь тактично отказался. Диплом он имел более чем приличный и за себя был спокоен.
В результате он оказался в закрытом институте со сравнительно высокой для молодого специалиста зарплатой и обязательными премиальными. Леонид подозревал, что тут не обошлось все же без хлопот тети Оли. Но эти соображения оставил при себе.
НИИ, куда он попал, работал на военных. При входе красовалась скромная вывеска: «Институт химических технологий». И это не было блефом. Если не считать того, что исследования проводились в области создания химического оружия. Возможно, проводились еще какие-то параллельные разработки. Леонид об этом не знал. Он был в курсе работы только своего отдела, отвечавшего за нервно-паралитические газы. И не более. Разговаривать с сотрудниками других отделов на производственные темы строго запрещалось.
Поначалу полная секретность, усиленный пропускной режим и многочисленные, порой доведенные до абсурда инструкции ничуть не смущали. Даже наоборот, увеличивали собственную значимость. Но со временем все эти меры безопасности, направленные на пресечение утечки информации, начали порядком надоедать. Тем более что как молодой здравомыслящий человек он прекрасно понимал полную ненужность и глупость большинства из них. Работа же нравилась. Очень. И поэтому приходилось мириться со всем остальным.
Не обошлось без служебного романа. Новый, видный из себя сотрудник привлек внимание женской половины, которая тут же заявила на него права, отвадив претенденток из других отделов. Леонид наблюдал за происходящим с иронией и удивлением одновременно: мужиков в институте хватало, примерно поровну. Но, как обычно, вскоре перестал ломать над этим голову. Он полностью ушел в работу.
Молодого талантливого специалиста заметили. Несколько раз премировали. И вскоре стали поручать более ответственные участки работы. Леонид с удвоенной энергией принимался за дело. Удача не покидала его – у него все получалось.
Первой на него положила глаз Ираида Кононова, пышнотелая блондинка, года на два старше. Одинокая женщина была явно не удовлетворена жизнью и недвусмысленно обхаживала парня. Когда ее намеки и плоские шутки стали невыносимы, Леонид решил прибегнуть к испытанному способу, взятому из бесценного арсенала Петьки Лапина. Он принялся ухаживать за поступившей на работу в одно время с ним Юлей Коробченко.
Молоденькая скромная брюнетка, лишний раз боявшаяся поднять глаза, была в его руках щитом против домогательств Ираиды и ей подобных. А таких оказалось немало, что лишний раз подтверждало статистику о преобладании женского населения над мужским. Но отношения Леонида и Юли очень скоро переросли в более тесные. И он, сам того не замечая, серьезно увлекся девушкой.
Никто, ни на работе, ни дома, не удивился, когда через год они поженились.
Отец с матерью предлагали жить с ними или разменять квартиру. Леонид не согласился, ссылаясь на льготы у них в институте в получении жилплощади. И молодожены сняли отдельную квартиру.
Юля оказалась великолепной женой и хозяйкой, уступчивой и мягкой. Он пребывал на седьмом небе от счастья. С ребенком решили не спешить. Но родители не прекращали натиск, желая при жизни понянчить внуков. С Юлиными было легче – они жили в Киеве.
На четвертый год их совместной жизни Юля забеременела. Мама Леонида только что не носила ее на руках. В будущем внуке или внучке она несомненно видела музыканта, продолжателя добрых семейных традиций.
Ее мечтам не суждено было сбыться. Хрупкая от природы, Юля при родах умерла, родив мертвого ребенка.
В тридцать лет Леонид потерял сразу двух дорогих ему людей. Тетя Оля увезла его к себе на дачу, где он целый месяц беспробудно пил.
...После смерти жены Леонид Богачев долго втягивался в работу. Но она его и спасла от затянувшейся депрессии. Он, не жалея сил, работал над новыми составами и формулами, не задумываясь, в каких целях и где будет использован конечный продукт. То, что не в мирных, было ясно и последнему дауну. Но Леонид выполнял поставленные перед их НИИ задачи, а если таковые существовали, значит, существовала и государственная необходимость в них. В конечном счете, он сам выбрал этот путь, и сворачивать было поздно.
Леонид и не предполагал, как круто изменит всю его жизнь начавшаяся в стране «перестройка». Перемены в политике, общественном устройстве и сознании затронули и неприступный до того институт. Режимность уже не была настолько строгой, инструкции обязательными, секретность рассекречивалась направо и налево, просачиваясь даже в средства массовой информации, где обильно поливали грязью прежнее, как оказалось, агрессивное правительство. Но самым страшным стало то (главным образом для сотрудников), что государственное финансирование НИИ снизилось до ничтожно малых цифр. Можно было смело заявить: прекратилось вовсе.
Вокруг с поразительной быстротой происходили удивительные вещи. Союзные республики, провозгласив независимость, отпочковывались одна за другой, в срочном порядке придумывая собственные гимн, герб и флаг (вы забыли про тугрики и карбованцы). Еще вчера могучая держава распалась на удельные княжества, с остервенением выясняющие между собой отношения. В основном: кто кому чего должен.
В обстановке демократизации и гуманизации общества началось повальное разоружение. Оказалось, что все, над чем трудился и что создавал институт Леонида, античеловечно и даже преступно. Они остались одни, невостребованные у государства. Но оно же подсказало и выход: перейти на самоокупаемость и мирные рельсы. Бронепоезд НИИ химических технологий оказался довольно тяжелым на подъем, и для него наступили тяжелые времена.
Регулярные до привычности невыплаты зарплат погнали лаборантов, инженеров, технологов на улицу искать другой жизни. В считанные месяцы институт опустел на треть. А после проведенного сокращения, по причине ограниченности фонда зарплаты, наполовину.
Леонид не стал дожидаться сокращения штатов, хотя его оно вряд ли коснулось бы. Сам написал заявление об уходе, чем немало удивил начальника, и покинул стены, в которых провел более семи лет.
Он не жалел о принятом решении. Его деятельная натура требовала движения, роста. А в институте время, казалось, остановилось. Жизнь диктовала новые условия, к которым нужно было приспосабливаться, чтобы выжить. И не просто выжить, а выжить достойно. Леонид интуитивно почувствовал момент, когда надо оказаться в первых рядах зарождающегося класса. Потом догонять он не хотел, да и понимал, что это будет сложнее. Вот так и начал новую страницу в своей биографии.
Вначале торговал перекупленными у поляков джинсами. Небольших сбережений, явившихся стартовым капиталом, пока хватило только на это. Через полгода он уже сам мотался в Польшу, а затем в Турцию за джинсовой продукцией, наводнившей вещевые рынки. Вскоре у него появилось два помощника-продавца. Сам управиться не успевал. А еще через год Леонид сбывал свой товар оптом приезжавшим в Москву челнокам из провинций, а часть менял на черную икру, которую тут же с успехом продавал. Дела шли хорошо, даже очень хорошо, несмотря на возросшую конкуренцию.
Народ, ощутивший упадок отечественной продукции и ее неэстетичность и дорвавшийся до западных и псевдозападных товаров, большую часть своих денег оставлял на рынках. Но это не могло продолжаться вечно.
Леонид начал подумывать об организации собственного производства: небольшого цеха по пошиву джинсовой одежды. Его планы в корне изменил случай.
Как-то ему предложили бартер корейскими калькуляторами. Он рискнул. И удивился результатам. Маленькие счетные машинки улетели в два дня. Попробовал еще раз. Результат тот же. Вот тогда Леонид и взглянул на торговлю с другой стороны. И не только на нее.
Надвигалась новая эпоха. Эпоха компьютеров и другой электронной техники. Эта ниша на рынке была еще не занята. И он опять не стал ждать, пока его опередят.
Вместо цеха арендовал небольшой отдел в одном из центральных комиссионных магазинов и забил его калькуляторами, часами, магнитолами. Ходовой, сравнительно дешевый товар быстро расходился. Леонид едва успевал завозить новый.
У хозяев, впустивших его, наоборот, дела шли хуже некуда. Последовал ряд сокращений. Набегали долги по уплате коммунальных услуг и аренде домоуправлению. Леонид обернул критическую ситуацию с пользой для себя.
Он заключил с домоуправлением договор аренды с правом выкупа помещения магазина-банкрота и стал, таким образом, единственным хозяином. Коллектив, пожелавший остаться, принял на работу почти в полном составе. Здесь он опять выигрывал: кроме штата продавцов приобретал сразу бухгалтера и заведующую. Магазин, переименованный в «ХХ век», начал новую жизнь.
Леонид закупил партию компьютеров, расширил ассортимент бытовой техникой, и фирменный магазинчик на Никитском бульваре процветал. Самым популярным и прибыльным товаром оказались компьютеры. Он не просчитался и, заглядывая в будущее, продумывал иные направления. В одном Леонид был твердо убежден: стоять на месте нельзя, жизнь – это постоянное движение. И неукоснительно следовал своему правилу.
Родные не знали, радоваться или нет его успехам. Не сомневалась только тетя Оля, гордясь тем, что племянник самостоятельно пробивается в жизни, притом в смутное время. Отца и мать Леонид понимал. Они люди другой эпохи и другого духовного мира с присущими ему индивидуальными ценностями. Они вообще редко опускались с небес музыки на землю. В какой-то мере он им завидовал.
Жениться второй раз он не собирался. Хотя и прошло три года, воспоминания о Юле не отпускали, держали в крепких, до сих пор терзающих душу клещах. Почему-то он решил, что заводить с кем-то серьезные отношения предательство по отношению к ее памяти. Другая, рациональная часть мозга убеждала, что это глупо, надо жить дальше. Человек не вечен. И оглядываясь на прошлое, надо думать о будущем.
Леонид в который уже раз спасался работой. Казалось, он сделан из железа и ему нет износа. Если про кого-то и пелось в песне: «ни минуты покоя, ни секунды покоя», так это про него. А по-другому и нельзя было. Вынужденно и осознанно потраченная энергия не пропадала впустую. Его детище росло и крепло
Они появились в канун Нового года. Прилично одетые молодые люди, в дубленках и норковых шапках, с застывшими улыбками на квадратных лицах и пустыми немигающими глазами.
– Добрый вечер, Леонид Георгиевич, – поздоровался здоровяк с маленькими поломанными ушами.
– Чем могу служить? – Леониду хватило одного взгляда, чтобы догадаться, зачем пожаловали гости. Он уже отпустил сотрудников после небольшого праздничного стола и собирался сам уходить. Замешкавшаяся у двери бухгалтер Зина вопросительно посмотрела на него. Леонид отправил и ее.
Гости обступили его кольцом.
– Мы к вам с поздравлениями и пожеланиями удачного бизнеса в наступающем году и за подарками для наших детишек, – сказал все тот же здоровяк. Остальные двое замерли, как статуи, опрометчиво утопив руки в карманах.
Дальше все пошло по написанному неизвестными лихим парням сценарию. Предложение делиться частью от прибыли (другими словами отстегивать) и обещания своей защиты и покровительства. На вопрос о последствиях в случае отказа последовало многозначительное «гм-м» и угроза дурнопахнущему бородатому животному обломать рога.
Говоривший не успел прикурить сигарету. Кулак Леонида впечатал ее в зубы, и она исчезла во рту. Парень схватился за горло и, откашливаясь, рухнул на пол. Оставшаяся парочка не успела вынуть из карманов руки. Получив целую порцию профессиональных жестоких ударов, гости присоединились к онемевшему оратору.
Вынос трех тел стал возможен с помощью знакомого дворника Степаныча. Ребятки оказались довольно тяжелыми. На улице, на морозе, они стали приходить в себя. И очень кстати. Вызванный Леонидом наряд милиции погрузил их в «воронок» тепленькими.
Через два месяца, по договору, Леонид делал последний взнос выкупа за магазин. Теперь он владел им на правах частной собственности.
А еще через неделю магазин полностью сгорел со всем товаром, который находился внутри. Пострадали и квартиры, находящиеся этажом выше. Но не столько от огня, сколько от воды рьяных пожарных. Следствие установило поджог. Леонид догадался, что новогодние гости выждали, пока он станет полноправным хозяином этого помещения, и отомстили несговорчивому парню. Он опять остался ни с чем. Как и тогда, три года назад. Когда добровольно покидал институт.
Леониду Богачеву пришлось все начинать с нуля. Единственное, что у него осталось после пожара в магазине, однокомнатная квартира в Выхине, полученная еще в период работы в НИИ химических технологий. Оставшиеся на банковском счету деньги он выплатил своим работникам и укатил в Крым подышать свежим морским воздухом и решить в одиночестве, как быть дальше.
Март не лучший месяц в Крыму. Местные утверждают, что самый ненастный, с мокрым снегом и ветром. Богачев этого не заметил. Он был погружен в себя и молчаливо созерцал свинцово-серые волны. В Гурзуфе, где он остановился, пустынный пирс находился в полном его распоряжении. Компанию составляли только неугомонные в любое время года чайки. Невдалеке вползал в воду угрюмый Аюдаг. Вспоминая легенду об этой горе, Богачев улыбался и задавался вопросом, а как бы он поступил на месте медведей, если бы на его глазах из-под самого носа уводили дорогое существо, отбирали то, что считал по праву своим. Он преклонялся перед древними животными, не побоявшимися бросить вызов могучему, неукротимому морю.
Спустя десять дней Богачев вернулся в Москву, пообещав себе при первой возможности купить в Крыму небольшой домик. Он снова был полон сил и энергии и имел четкий план дальнейших действий.
Шел 1990 год. Ему исполнилось тридцать пять, а приходилось начинать на голом месте. Это был период возникающих как грибы после дождя бирж. Каждый третий, если не второй, свободный предприниматель считал себя удачливым брокером. Продавалось и покупалось все, разве что не воздух. Да и тот, наверное, по той лишь причине, что его-то как раз и гоняли туда-сюда. Богачев прошел брокерскую школу с самых азов. Присматривался к процессам, происходящим в экономике страны, к рынку. Он наблюдал, запоминал и участвовал во всем этом сумасшедшем действе.
Удачные сделки по продаже металлолома позволили собрать небольшую сумму. На этом он не остановился и замахнулся выше, сообразив, что на сцену выходит повальная продажа за границу цветных металлов.
Поднять такое дело в одиночку, без связей было ему не по силам. Но навязчивая идея не оставляла, заставляя мозг лихорадочно искать выход.
Как раз тогда тяжелым ударом обрушилась на Богачева смерть Ольги Семеновны. Бросив все дела, он вылетел на похороны любимой тетки.
Уже несколько последних лет она проживала в Свердловске, где ее муж, Борис Борисович Ясень, занимал пост губернатора Урала. На похоронах собрались местные и некоторые столичные тузы, особенно близко знавшие Ольгу Семеновну. Богачев был мрачнее тучи. Не такой он представлял себе их встречу (ровно через месяц собирался в гости к ее дню рождения). Но парадокс состоял в том, что даже своей смертью тетя Оля оказала ему неоценимую услугу.
На поминках Борис Борисович, стараясь отвлечься от свалившегося горя, расспрашивал, чем занимается он сейчас, каковы планы. Богачев без утайки все выложил, и Ясень обещал помочь. На следующий день познакомил с несколькими видными уральцами и вручил визитки московских друзей. Казалось, на этом все и закончится.
В Москве Богачев все же связался с людьми, рекомендованными Борисом Борисовичем, и нанес им визиты. Оказалось, что уральский губернатор уже звонил им, предупреждал о его приходе, просил посодействовать. Еще больше удивился Леонид, когда, сняв вечером трубку ожившего телефона, услышал знакомый густой бас. Борис Борисович приглашал в Свердловск на деловые переговоры по его, Богачева, вопросу.
Дальше, с легкой руки Ясеня, все пошло как по маслу. У Богачева не оставалось ни минуты свободного времени. Вот где по настоящему пригодилась его неистощимая энергия и упорство. Он разрывался между Москвой и уральской столицей, зачастил в Тверь и Калининград. Налаживал каналы экспорта, решал транспортные вопросы, контролировал банковские операции. Через год созданная им фирма «Металлэкспо» успешно торговала с ближним зарубежьем цветным металлом, принося ощутимые прибыли.
Борис Борисович выполнил свое обещание, как бы заняв место Ольги Семеновны, которая всегда с любовью, участливо относилась к единственному племяннику. Даже на один день прилетая в Свердловск, обязательно заскакивал к Ясеню.
И все же события последних лет наложили свой отпечаток на характер Богачева. Это уже был не упрямый, но наивный Леня, не бескорыстный, честный трудяга Леонид, а молодой мужчина с деловой хваткой и жестким характером Леонид Георгиевич Богачев. Урок, преподнесенный жизнью в виде выгоревшего дотла магазина «ХХ век», намертво врезался в память. Вывод напрашивался однозначный: не ты, так тебя. Наступила эпоха диких джунглей, где правил один закон – закон силы, а значит, выживал сильнейший.
Богачев хотел выжить, чтобы жить. И не жалел для этого ни своих сил, ни времени. Его успехи были налицо. Фирма «Металлэкспо» имела хорошую репутацию и немалую известность в соответствующих кругах. Он часто появлялся в качестве уважаемого гостя на различных презентациях и выставках. Спонсировал несколько культурных и экономических проектов.
На одной из таких презентаций, которую частично спонсировал он, и появилась на его пути Катя Головина.
Проходило открытие нового дома моделей, где принимали участие как опытные профессионалы, так и начинающие. Катя не была новичком. Она сразу привлекла внимание Богачева обворожительной улыбкой и большими, по-кошачьи зелеными глазами. И двигалась она по подиуму, словно кошка, мягко и грациозно, соблазнительно покачивая узкими бедрами. Богачев быстро ощутил, как давно у него не было женщины.
Неделю спустя, после джентльменских ухаживаний с цветами и ужинами в ресторанах, Катя преподнесла ему в постели урок настоящей женской любви. Такого он не испытывал ни с одной женщиной. Покорная и нежная, она вдруг из домашней кошки превращалась в дикую пантеру и доводила себя и Богачева до умопомрачительного экстаза. Больше они не расставались ни на одну ночь.
Через несколько месяцев Катя забеременела. Богачев решил узаконить отношения. Она не была против. Но повинилась, что у нее был еще один воздыхатель, бывший одноклассник. До постели у них, правда, не доходило, но все равно ей нужно объясниться, потому что встречались они не один год и не два. Богачев сам отвез ее в институт, где работал парень, а через час они уже направлялись к ЗАГСу подавать заявление. Катя украдкой смахивала слезы.
К тому времени у Богачева была трехкомнатная крупногабаритная квартира на Кутузовском проспекте и новенькая «мазда». Он мог себе позволить содержать семью. Оставалось еще осуществить старую мечту: домик в Крыму. Но сейчас его занимало другое – Катя.
Родилась девочка. Ее назвали Юлей, в честь бывшей жены Богачева. Он сам настоял. Катя и родители ничего не имели против. Ребенок унаследовал рыжеватые волосики папы и зеленые глаза матери.
Семейные отношения Леонида и Кати складывались нормально, несмотря на четырнадцатилетнюю разницу в возрасте. Объединял ребенок. Катя оставила работу модели и занималась только дочерью.
Когда Юлечке исполнился месяц, Богачева срочно вызвал к себе в Свердловск Борис Борисович. Срочность удивила, не хотелось оставлять семью, но и не лететь он не мог: большую услугу оказал ему полтора года назад уральский губернатор, по-родственному, из уважения к памяти супруги и личного расположения. И Богачев вылетел на следующий же день.
Борис Борисович встретился с ним в своем рабочем кабинете и два часа разговаривал с глазу на глаз. Его предложение ошеломило. Он предлагал Богачеву возглавить фармацевтический концерн. Сам ссылался на возраст и занимаемый пост, но постоянную поддержку обещал. Леонид в этом нисколько не сомневался.
Борис Борисович рисовал радужные перспективы молодой, только начинающей возрождаться в России отрасли. Вспоминая свою молодость, напрямую связанную с этим направлением. Уж с его связями в подобной области можно было сворачивать горы.
В качестве последнего аргумента он напомнил о химическом образовании Богачева и довольно продолжительной работе в НИИ. Пусть не медицина, но близко.
Для самого Богачева решающим аргументом явилось другое. Цветные металлы постепенно теряли свои позиции на рынке, он это видел. Их запасы катастрофически таяли. Государство все жестче брало под контроль их экспорт. То, что предлагал Ясень, было перспективно. По сути, он становился во главе новой могучей империи, не имевшей пока достойных конкурентов.
От такого предложения просто глупо было отказываться.
Юля росла здоровым, жизнерадостным ребенком. Богачевы не могли нарадоваться. Рядом с ней Леонид чувствовал себя помолодевшим на добрую пару десятков лет. Ей посвящал все свое ограниченное свободное время: вывозил в парк или за город, играл, часами стойко смотрел мультики, посадив себе на колени и за компанию хохоча до слез. Катя понимала все, только не это. Нехорошо крутила пальцем у виска и говорила, что он впал в детство. Богачев отмахивался и не обращал внимания.
У него с дочерью появилось совместное хобби. Поначалу он записывал для нее на видеомагнитофон отечественные мультфильмы, любимым из которых у Юли был «Трое из Простоквашино». Потом начал записывать и покупать импортные, в основном студии Уолта Диснея. Богачев настолько заразился анимацией, что незаметно для себя превратился в ее ярого поклонника. Он собрал видеотеку мультфильмов, которой мог бы позавидовать любой специалист. И уже не знал, для кого продолжает приобретать кассеты и следить за новинками, для себя или для дочери. Но это было неважно.
Когда они усаживались перед телевизором с банкой «кока-колы» для сто первого просмотра приключений Тома и Джерри, Катя исчезала к подруге. В такие часы она чувствовала себя забытой. Богачев не обижался и не изводил подозрениями. Он считал, что его семейная жизнь удалась.
Как-то он пообещал Юле, что обязательно свозит ее в настоящий Диснейленд. И это обещание переросло в новую мечту – мечту для дочери. Прежняя мечта самого Леонида – домик в Крыму, на самом берегу моря – уже осуществилась.
Бабушка, мать Богачева, звонила каждый день и регулярно наведывалась по выходным. С Катей она ладила, от Юли была без ума. И твердо решила сделать из внучки профессионально музыкального человека. Супруги Богачевы ничего не имели против. Катя была двумя руками «за». Ей не довелось получить в детстве хоть какое-нибудь музыкальное образование. Леонид, соглашаясь, улыбался и вспоминал себя (вот будет подарочек для бабушки и дедушки, если любимая внучка, их единственная надежда, повторит его подвиг).
Вместе с дочерью рос и концерн Богачева «Махаон». Разрастался, как спрут, охватывая своими цепкими щупальцами чуть ли не все регионы России. Ясеню просьбами Богачев не докучал. Жалел старика. Да и без него успешно управлялся сам. Структура была продумана тщательно, механизм отлажен. Оставалось только запустить его и поддерживать в рабочем состоянии. Что с успехом выполнил и продолжал выполнять Богачев.
Связи Бориса Борисовича Ясеня и его авторитет служили прочным фундаментом «Махаона». Но деятельная натура Богачева требовала постоянной надстройки здания и расширения его границ. Отечественные медицинские препараты слабо конкурировали с импортными, главным образом в ассортименте. Специалисты концерна тщательно подбирали смешанный ассортимент, но закупка его отнимала много времени. А сеть реализации росла, и потребитель требовал все больше и больше. Как будто за последние пять лет и болеть стали в пять раз больше.
Богачев лихорадочно искал выход, чтобы в минимальные сроки всегда иметь достаточное количество и разнообразие медпрепаратов. Это позволило бы упрочить уже занятые позиции и занять новые.
Таким выходом явилось сотрудничество с германской фирмой, концерном-производителем «Лотта». Она уже была известна на российском рынке. И на мировом занимала далеко не последнее место. По всем параметрам: ассортименту, качеству, объему продукции «Лотта» как нельзя лучше подходила к планам и запросам «Махаона». Оставался открытым вопрос цены. Большая часть населения не смогла бы покупать дорогие медикаменты. А цены у немцев кусались. Богачев предполагал решить этот вопрос в рабочем порядке.
Оставив временно исполняющим обязанности генерального директора Петра Лапина (он отыскал его и предложил работу у себя, когда набирал штат будущего концерна), Богачев вылетел в Германию, в Хекст. С собой он взял только пресс-секретаря, расторопного и хватающего все на лету Римаса Будвитиса.
В самолете Богачев в который уже раз проигрывал возможные варианты предстоящих переговоров. Немцы народ специфичный. Он это знал. И вести себя с ними нужно соответственно их представлениям о деловых людях и существующим в мире законам бизнеса. А еще – осторожно. Слишком лакомый кусок – огромный российский рынок, который многие хотят отхватить.
Герман Вульф, владелец концерна «Лотта» и по сути фармацевтический король Германии, оказался крупным, упитанным мужчиной лет под шестьдесят. Из-под очков в тонкой золотой оправе оценивающе смотрели маленькие, глубоко посаженные глаза. Он принял Богачева в своем просторном, шикарно обставленном кабинете, куда того доставили прямо из аэропорта встречающие заместитель, телохранители и переводчик. Существовала предварительная договоренность, что переговоры займут два дня.
Они заняли три.
Вульф, безошибочно ориентируясь в положении предполагаемого русского партнера, выдвинул жесткие условия контракта. Отдавая себе полный отчет, что ведет переговоры с наиболее крупным восточным фармацевтическим дельцом, он тем не менее не собирался ни в чем уступать и держался учтиво-снисходительно.
Богачев пытался представить его лет двадцать назад, когда с ним общался Ясень (именно он посоветовал завязать отношения с Вульфом). И не смог. Борис Борисович предупреждал, что немец этот – крепкий орешек. Раздавить может кого угодно, а попробуй его самого раздави! Хребет сломаешь.
Ломать себе хребет Богачев не собирался, но и полностью соглашаться со всеми требованиями Вульфа и идти у него на поводу в его планы не входило. Началась упорная тактическая игра.
По основному условию контракта концерн «Махаон» не должен был продавать в России никаких медпрепаратов, кроме произведенных «Лоттой». Это было кабальное условие, связывающее руки, с одной стороны. А с другой – делало «Махаон» монополистом на медикаменты «Лотты» в России.
Богачев взвесил эти два факта, пытаясь определить, какой из них перевесит. И сделал вывод: надо идти на соглашение с Вульфом, другого выхода сейчас нет. А там – время покажет. Но выторговать что-то в свою пользу все же попытался.
Вульф долго не сдавался, приводил массу аргументов вплоть до американо-иракского конфликта и войны на Балканах (хотя это-то тут было при чем?). Но на один его Богачев находил два своих. И в конце концов маленькое чудо произошло. Педантичный расчетливый немец пошел на уступку. Закупочная цена всех препаратов «Лотты» была снижена для «Махаона» на 12 процентов.
На третий день переговоров контракт подписали.
– Вы далеко пойдете, герр Богачев, – сказал Вульф при расставании в аэропорту и протянул плотную, заросшую рыжими волосами руку. – Приятно было иметь с вами дело.
– Взаимно, – расплылся в улыбке Богачев. – Надеюсь, наше сотрудничество будет таким же приятным.
Вульф пристально посмотрел ему в глаза, словно хотел прочесть, что там у этого нахрапистого русского в голове.
– Ну, как там у вас говорят: ни пуха ни пера, – попрощался он.
– К черту!
Богачев поднялся по трапу. За ним, как тень, последовал Римас Будвитис. Уже в салоне пресс-секретарь глубоко вздохнул:
– Жаль, Германии так и не увидели.
– Еще насмотришься. Начнем с ними работать – надоест, – успокоил его Богачев.
ТУ-154 взмыл в небо, унося к дому. Там ждала семья и ждал своего генерального концерн «Махаон». Богачев возвращался с хорошими, на сегодняшний день, новостями. Он преодолел еще одну ступеньку вверх.
