Турецкий. Крым, Ялта. 28 августа, 17.40
Он решил совершить какую-нибудь морскую прогулку, чтобы хорошенько проветрить мозги, но куда именно съездить еще не придумал и предпочел оставить это решение на последний момент.
Набережная Ялты отличалась от набережной Гурзуфа так же, как центр Москвы – от любого областного или губернского центра.
Несмотря на некоторую уже испорченность цивилизацией, Гурзуф непостижимым образом сохранял свое обаяние. Ялта же в полном соответствии со статусом «всенародной здравницы» брала не умением, а числом. Здесь было все, и всего было много.
Поэтому тем более было удивительно, что ленивый глаз Турецкого выхватил из огромного человеческого броуновского движения знакомый силуэт. Силуэт был тощей барышней неопределенного возраста – гурзуфской художницей Тютюкиной, просветившей московского следователя на предмет сюрреализма.
Турецкий подгреб к ней с банкой пива в левой руке и кулечком креветок в кармане шортов.
Тютюкина снова выставила на обозрение свои нетленные произведения, и заметно было, что направленность их несколько изменилась.
– В Гурзуфе народ попродвинутей отдыхает, – объяснила Тютюкина. – Из Москвы опять же, Питера, Киева. Там сюр проканает. А здесь – широкие народные массы, им что попроще давай.
«Что попроще» было различными вариациями сугубо крымских пейзажей. Классическое Ласточкино гнездо, Коктебель, мыс Сарыч, другие менее известные Турецкому географические объекты. И один, знакомый уже до боли – трехэтажный дом на взморье. Перед ним – крутой спуск к бухте, скорее даже – к небольшому заливу. Широкий фасад, две башенки по краям, имитирующие сторожевые посты средневековых крепостей. Широченные веранды на первом и третьем этажах. Красная черепичная крыша, веселые флюгера. При закате дом смотрелся потрясающе. Тем более что это был дом Богачевых. Но самое интересное было, что перед калиткой застыла мужская фигура, протянувшая к ней правую руку. Это был взгляд на виллу с городских пляжей.
– Школа передвижников, – меланхолично продемонстрировала Тютюкина. – Кондовый реализм. Обыватель тащится.
– Школа реализма? – переспросил Турецкий. – А когда вы это рисовали? Простите, писали? Старая работа?
– Три ночи подряд. С неделю назад.
– А точнее можете вспомнить? В ночь на девятнадцатое?
– Может быть. А может, и нет. Да вам-то что?
Москва, Генеральная прокуратура, Меркулову К. Д.
РАПОРТ № 11
Мною достоверно установлено, что алиби, выдвигаемое Виктором Гукком, – несостоятельно, поскольку свидетель Тютюкина В. С. видела его возле виллы Богачева в ночь на 19 августа. Согласно показаниям самого Гукка в 3.30 он заказал бутылку шампанского в номер гостиницы «Ялта», который снял за несколько часов до этого. Но, по уточненным данным, шампанское принесли не в 3.55, как предполагалось ранее и что подтверждалось показаниями официантки, а в 3.45, что отражено в счете, найденном в столе В. Гукка в его комнате в доме Богачевых.
Таким образом, учитывая, что убийство Богачева было совершено между 3.30 и 4.20 утра, становится не исключено участие в этом преступлении Виктора Гукка. 35 минут могло хватить на то, чтобы добраться до гурзуфского дома Богачевых, совершить убийство и опустошить сейф.
Получить объяснения на этот счет от самого Гукка и тем более задержать его не удалось. 27 августа рейсом авиакомпании «Люфтганза» он вылетел в ФРГ.
Турецкий.17 часов 55 минут. 28 августа.
