Магнитофонная звукозапись допроса охранника семьи Богачевых гр-на Раструбы. Гурзуф. 24 августа, 15.05 – 15.55
Турецкий. По-вашему, можно было проникнуть в дом незаметно для охраны?
Раструба. Разве что с воздуха. На вертолете.
Турецкий. Вы серьезно?
Раструба. Да нет конечно.
Турецкий. А если с моря?
Раструба. Шутите? Во-первых, надо еще суметь заплыть в бухту. Во-вторых, без лестницы по этому обрыву на равнину не подняться никакому альпинисту. Ну а даже если найдется такой уникум, то все равно, любое проникновение в дом было бы нами зафиксировано.
Турецкий. Значит, вы считаете, что Богачева застрелил кто-то из находящихся в доме?
Раструба. Выводы – это ваша работа.
Турецкий. Ваш намек был достаточно недвусмысленным, Раструба. Расскажите о своих подозрениях.
Раструба. Нет никаких подозрений. Просто я знаю то же самое, что и все. Что подвески пропали, а вместе с ними и старый немец.
Турецкий. Вы имеете в виду Артура Карловича Гукка? Но ведь он уехал в Москву за одиннадцать дней до убийства и ограбления.
Раструба. Мог и вернуться. Хотя я лично этого не видел. Но по крайней мере, он и его племянник – два человека из домочадцев, которые вроде как отсутствовали 19 августа.
Турецкий. Вы хотите сказать, из тех, чьи отпечатки ладоней занесены в компьютер системы безопасности. А кто еще имел свободный доступ в дом, кроме охранников и Гукков? Ведь за таким домом кто-то наверняка должен был смотреть.
Раструба. Две женщины. Повар и горничная. Они обе местные, причем сестры. В доме Богачевых не жили никогда на моей памяти.
Турецкий. Вы меня удивили. Об этих дамах слышу впервые. В протоколах допросов свидетелей их никто не упоминал.
Раструба. А я знаю почему. У них обеих стопроцентное алиби. У них еще третья сестра была. В Симферополе. Умерла 17 августа. Они сразу туда и уехали. Так еще и не возвращались. Соответственно их никто и не допрашивал.
Турецкий. Логично. А еще? К примеру, садовник? Во дворе же сад большой?
Раструба. Да какой это сад? Вы посмотрите внимательней. Это ж роща. За ней отродясь никто не смотрел. Это у Леонида Георгиевича был пунктик. Имитация живой природы. И жена его переубедить не смогла. Так что не было садовника. А уж Богачевы – не те люди, чтобы фрукты с овощами себе на стол выращивать. Они бы уж как-нибудь прокормились.
Турецкий. Убедили. Теперь расскажите, чем вы все-таки так были заняты ночью 19 августа? И что произошло между Трофимовым и вашим приятелем, Кнышем.
Раструба. Откуда вы знаете?
Турецкий. Просто я гениальный сыщик.
Раструба. Ну да? А с виду не скажешь.
Турецкий. В этом весь фокус.
Раструба. Ну ладно, скажу. Мы играли в карты.
Турецкий. Это во время дежурства-то?
Раструба. А что такого? Это в порядке вещей, ничему не мешает. И Леонид Георгиевич знал и ничего против не имел. Иногда даже сам к нам подсаживался.
Турецкий. А во что играли-то?
Раструба. В покер. Это Дмитрия вообще-то увлечение. Его немец научил, Карлович то есть. А уж он – всех остальных. Ну и пошло. Ужасно заразительная вещь.
Турецкий. И что, кто-то жульничал, почему они поссорились?
Раструба. Да не ссорился никто, это перебор вышел. Просто я спасовал, а у Дмитрия с Кнышем оказались одинаковые комбинации. У обоих по две пары. Только у одного – две десятки и два короля, а у другого – две девятки и два туза. Вот они чуть друг друга не перегрызли, у кого старше. Но я бы, конечно, с Трофимовым из-за десяти баксов сильно спорить не стал. У него родственник знаете кто?
Турецкий. Догадываюсь.
Раструба. Ну да, вам ли не знать.
Турецкий. Так чем все закончилось?
Раструба. Да ничем. Я их еле-еле уговорил разделить поровну деньги, которые я проиграл. Надулись друг на друга и не разговаривали до утра, пока Катя Леонида Георгиевича не нашла. С дыркой в голове. Тут уж не до обид стало.
Турецкий. Вы уверены, что на этом все закончилось? И что между ними не было размолвок прежде?
Раструба. Слушайте, ну они же не красны девицы, в конце концов! Могли и поспорить и послать друг друга, но все профессионалы и знают, что дело – прежде всего. И потом, разве проработали бы они вместе полтора года, если б что-то было не так?!
