Александра Ивановна вынула из сейфа папку, где был перечень всех «своих» муровских точек. Центр и новостройки ее не интересовали, и она сразу же перешла к последним страничкам, где был список частных домов, находившихся на территории Москвы. Нужно было выбрать четыре. Об охране она уже решила договориться с областной милицией – это было другое ведомство, и вероятность того, что сведения перекочуют оттуда, казалась существенно меньшей, чем если охрану этих объектов придется организовывать в Москве. Романова была уверена, что предатель работает не один, у него сеть подчиненных, причем эти также «свои».

Пересмотрев несколько дел, Романова остановилась на четырех адресах: 1. Митино, 1-ая Пинягинская ул., дом 39; 2. Южное Бутово, ул. Богучарская, дом 4; 3. Терехово, ул. Нижние Мневники, дом 16. Это был загадочный деревенский анклав между Крылатским и районом Октябрьского поля. Что бы выбрать еще? Романова еще раз просмотрела список и, наконец, записала на листе под номером четвертым: пос. Востряково Солнцевского района, 3-й Дачно-Мещерский проезд, 18.

Спецдонесения она печатала сама, понимая, что, как бы хорошо она ни относилась к своей секретарше Любочке, та тоже была под подозрением.

Совершенно секретно

Советнику юстиции А. Б. Турецкому

СПЕЦДОНЕСЕНИЕ

Довожу до Вашего сведения, что этапируемый из города Князев Владимирской области в Москву гражданин Дегтярь Олег Васильевич будет размещен не в ДПЗ МУРа, а в конспиративной точке по адресу: Терехово, улица Нижние Мневники, дом 16.

Полковник милиции Романова

Шура перепечатала этот документ четыре раза, изменяя только имя того, кому предназначался документ, а также адрес, по которому предполагалось разместить Дегтяря, а он на самом деле на пару дней остается там, где и был, в Князеве.

Теперь нужно было договориться с областной милицией, это было лучше делать лично.

– Люба, попроси, чтобы дали машину, – велела она секретарше.

Теперь все связалось в тугой узел: Дарья Лукинична Арзамасцева, на которую были зарегистрированы злополучные пейджеры, князевский «Хемингуэй» Дегтярь (он же социолог Игорь) и, наконец, Леха Алай, ставший Аркадием Сотниковым.

«Фонд содействия демократизации в экономике» был довольно известным. Турецкий припомнил, что не раз слышал такое словосочетание – о нем говорили по радио и телевидению, писали в газетах, и всегда с большой долей уважения, как о солидной, демократической организации, одной из таких, на которые только и осталась еще надежда.

Возможно, полстакана водки, выпитой натощак с закуской в виде половинки от «сладкой парочки Твикс», окончательно обострили память Турецкого, но он отчетливо вспомнил, что всего лишь пару дней назад видел краем глаза по телевизору в программе «Время», как сам Президент посещает руководство «Фонда содействия демократизации в экономике» и высказывает удовлетворение его работой, заявляя, что именно такие фонды и показывают стране реальный выход из кризиса.

«Ох, Григорий Иванович, – думал Турецкий, – дурят тебя почем зря. – Покладистость Грязнова-старшего, вполне объяснимая, была, разумеется, на руку Корсунскому и Шилову. Теперь они могли, как опытные кукловоды, дергать за нужные веревочки, и Президент, как марионетка, исполнял все, что от него было нужно. – В этот фонд зачем-то поперся, старый дурак», – с досадой думал Турецкий, хотя и понимал, что единственной возможностью для дядюшки Грязнова продержаться на этой роли было слушаться своих помощников и референтов. А уж референты у него были, видно, такие, как надо.

Турецкий, прибыв в МУР до начала рабочего дня, в коридоре нос к носу столкнулся со Славой Грязновым.

– Саша! – воскликнул он, – Тебя-то я и ищу. Звонил тебе все утро, а ты уже убежал куда-то ни свет ни заря. Ирины тоже нет. Ну я и решил, что ты здесь.

– Да, я к Романовой, – ответил Турецкий, – тут такие… Ну что там у тебя, выкладывай?

– Слушай, надо найти Точилина, племянника. Ты можешь связаться с ним через Дроздова или как-нибудь?

– А что такое?

– Не могу, понимаешь, я как телевизор включу или просто газету открою – и там он, дядя Гриша! Каких дров наломал всего-то за пару недель! Ты слышал его выступление на Совете безопасности? Да этот идиот, по-моему, хочет заваруху устроить. Не навоевался в своих ПВО!

– Слава, от него-то что зависит? Подумай. Он ведь может только делать то, что ему говорят. Надо голову ломать не над тем, как из глупой головы сделать умную, а как бы обратно умную посадить.

– Не говори, Сашок. – Грязнов махнул рукой. – Я всегда знал, что дядя Гриша звезд с неба не хватает, но чтобы он таким идиотом оказался… Стыдно, понимаешь, стыдно людям в глаза смотреть.

– Плевать, Славка. Ты слыхал про такой «Фонд содействия демократизации в экономике» ?

– Да вроде слышал чего-то. Ну да, точно, на днях мой придурок туда ездил, речь закатил… Я его слушал и знаешь, – лицо Грязнова скривилось, как будто у него внезапно заболели зубы, – я как услышал, что он «глубоко удовлетворен работой этого фонда», сразу Брежнев припомнился. И лицо-то, не черты, а само выражение – прямо Леонид Ильич. И ведь вижу-то не я один, вся страна смотрит. Стыд-то какой, Сашка!

– Погоди ты со своим стыдом. – Турецкий с нетерпением сжал кулаки. – Ты можешь выяснить про этот фонд все, что возможно? Мы через МУР и Прокуратуру узнаем официальные данные, а хотелось бы их немного прощупать… Нет ли у них каких-то загородных дач, домов отдыха, чего-нибудь такого.

– «Фонд содействия демократизации в экономике», – повторил Грязнов, – попробуем узнать.

Дом 18 по Третьему Дачно-Мещерскому проезду был особенным. Высокое двухэтажное строение с полукруглым балконом возвышалось посреди гигантского для подмосковного поселка участка площадью не меньше чем в полгектара. При этом на нем не было ни аккуратно вскопанных грядок, как на соседних участках, ни многочисленных сараев и сараюшечек. Только в самом конце стоял добротный кирпичный гараж. Дом был окружен старым яблоневым садом, так что по весне он погружался в бело-розовую пену цветов.

Второй такой не так легко найти, потому-то его и облюбовали киношники – здесь не раз снимались дачные сцены, когда ставили фильмы из жизни прошлого века. Хозяевами были пожилой седобородый старик и его взрослый сын, который рано утром уезжал на своем автомобиле в город, возвращаясь лишь поздно вечером. Впрочем, иногда к нему приезжали такие же, как он, товарищи – владельцы личных машин, и тогда из дома слышались музыка и смех.

Войти на участок можно было не с главной, а с боковой улицы, что тоже было очень удобно, так что вечерами никто не замечал, как подходят к дому люди или подъезжают, шурша, машины.

Не обратил никто внимание и на то, как дождливым ветреным днем, казалось, день толком так и не наступил, а над Москвой висели лить серые промозглые сумерки, к дому со стороны бокового проулка подъехали «Жигули» с частным номером старого образца. Из передней двери вышел человек в темном пальто, он открыл заднюю дверцу, и оттуда показался мужчина с бородой, а следом за ним сразу же появился еще один – в кожаной куртке.

Все трое двинулись по направлению к дому. Внезапно из-за сарая, стоявшего на соседнем участке у самого забора, раздались сухие щелчки – мужчина с бородой как-то странно дернулся и стал медленно оседать на землю. Двое других бросились к нему.

В тот же самый момент из гаража раздалась автоматная очередь, а через момент оттуда выскочили несколько дюжих парней в пятнистой форме и бросились через забор по направлению к сараю, откуда стреляли.

Человек с бородой по-прежнему лежал на земле. Двое других помогли ему встать.

– Ну что, жив, Петро? – спросил тот, что был в кожаной куртке.

– Да вроде жив, – отвечал Петро, поводя плечами, притопывая на месте, чтобы определить, действительно ли он отделался легким испугом. – А как стали в меня палить, уж я думал, прошьют насквозь.

– Броня-то держит, – сказал тот, что был в пальто, и похлопал товарища по плечу. – Вишь, какой ты – железобетонный.

– Тяжело только, и как это рыцари в доспехах ходили, – покачал головой Петро. – Ну давайте обратно в машину, делайте вид, что я не могу идти, может, они задумают сделать контрольный выстрел, будут проверять на выносливость.

– Ничего они не задумают, – ответил в кожаном, – их сейчас наши молодцы самих прощупают хорошенько.

«Значит, Шведов», – поняла Романова, услышав о нападении в Вострякове. Стрелявших было всего двое, но они оказались вооружены оружием с глушителями. Действовали наверняка, ведь предполагалось, что засады никто не ждет и Дегтяря доставят на секретную точку под обычным конвоем, одетым в штатское.

Один из нападавших скончался на месте, другому удалось уйти. «Догадался ли он, что это провокация?» – думала Романова. Это было очень важно. Ведь если Шведов поймет, что Романова просто устроила комедию с единственной целью вывести на чистую воду предателя, он сделает ответный ход. Поэтому Александра Ивановна решила пока молчать. Во всем МУРе о том, что похищение пейджера и устройство побега Бурмеевой было делом рук Шведова, знала только она одна.

Она задумалась. Трудно было поверить, что Толька Шведов, которого она знала не год и не два, продался. Это надо же – стрелять в своих же!

Романова вспомнила, что три месяца назад Шведов как будто переехал в новую квартиру. Он особенно не распространялся, что и как, да и Романова не слишком этим интересовалась – поменялся человек, что же в этом такого. Она тогда ни о чем его не расспрашивала – не до того было, дел, как всегда, по горло, записала только новый телефон и адрес. А вот теперь задумалась, что же это за обмен, интересно. Все прекрасно знали, что Шведов жил с семьей в небольшой однокомнатной квартирке на Кастанаевской улице в пятиэтажном панельном доме. Куда же он переехал, черт его дери? Романова подошла к шкафу, где стояла картотека с данными на сотрудников МУРа, нашла в ней Шведова и увидела его новый адрес: Рублевское шоссе, 27. Недолго думая, она набрала номер соответствующего РЭУ, где ей сообщили, что Шведов Анатолий Федорович с семьей прописан в квартире на третьем этаже я доме улучшенной планировки – квартира четырехкомнатная, общей площадью 95 квадратных метров.

«За квартиру продался, сука», – подумала Романова, в сердцах бросая трубку.

Теперь главная ее задача – отстранить Шведова от важных операций. Никаких оснований для того, чтобы снимать его с работы или тем более возбуждать против него уголовное дело, пока не было. Тем более Александра Ивановна понимала, что, решись она на такой шаг, еще неизвестно, кто будет на самом деле снят с работы – она или он. В сущности, такой поворот событий будет даже удобен власть предержащим – они получат полностью покорный им МУР, как уже получили послушных банкиров, войска спецохраны и, кто знает, что еще.

Прежде чем начнется кампания по освобождению Президента, нужно непременно отделаться от Шведова.

«Ведь это он пустил Сашку тогда по ложному пути – с этими кавказцами, – с досадой вспомнила Романова. – А что если…, – пришла ей в голову остроумная мысль.

– Любочка! – позвала она секретаршу. – Соедини меня со Шведовым. Он должен быть у себя.