11

Турецкий был у Лары. Ее родители укатили в Штаты. Отца Лары, известного профессора-сейсмолога, составившего новую программу борьбы с ураганами и смерчами, пригласили на месяц читать лекции в нескольких американских университетах, и он взял с собой жену, Ларкину мать, оставив дочурку горевать одну. Лара шепнула об этом Турецкому еще до приезда Дениса, и Александр Борисович, чувствуя, что несколько захмелел, решил дома не показываться. Тем более что повод был. Он позвонил жене с работы и сказал, что подъедет утром или позвонит, завтра пусть она читает газеты, и ей все станет понятно. Ирина Генриховна заявила, что об этом уже трубят по телевизору, и даже показали интервью с ним самим.

— А что значит «смерть при загадочных обстоятельствах»? — спросила жена.

— Я не могу говорить об этом по телефону, — ответил Турецкий.

— Тебе не страшно?

— Страшно.

— Мне тоже, — ответила Ира. — Приезжай поскорее.

— Хорошо, — сказал он и положил трубку.

И поехал к Ларе. К ним в компанию набивался и Грязнов, но Турецкий отправил его с Питером. Во-первых, Денис должен заехать к нему доложиться, а во-вторых, у Реддвея наверняка найдется еще пара бутылок виски, а Турецкий же на этом алкогольный марафон прекращает. Голова наутро должна работать как часы, дело ему поручили нешуточное, и стружку будут снимать только так. Да и Костю нельзя подводить.

— Я-то буду работать или нет? — обиженно спросил Грязнов.

— Я когда-нибудь без тебя справлялся? — с вызовом ответил Турецкий, и Славка расплылся в довольной улыбке.

— У меня тут кое-что появилось, — загадочно сказал он, постучав по голове.

— Запиши, чтоб не забыть, — кивнул Александр Борисович.

Грязнов посмотрел на друга, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Он никогда этого не понимал.

Лариса приготовила крепкий чай с бутербродами. Она предлагала пожарить осетринки, давая понять, что умеет хорошо готовить, но Турецкий отказался. Они выпили по чашке крепкого майского чаю и занялись любовью. Разлука подействовала на нее благотворно, и Саша испытал давно забытое блаженство. Он даже признался, что был круглым дураком, пытаясь ее забыть, потому что лучшего наслаждения не знал с их первой встречи.

— Я тоже, — сказала Лара.

— У тебя кто-то был после меня?

— Один раз, — призналась она.

— Кто? — ревниво спросил он.

— Этот, сокурсник, кто меня в театр сегодня зазывал.

— И как он?

— Никак, — ответила она. — Я лишний раз поняла, что потеряла, и мечтала только о сегодняшнем вечере. Оказывается, это жуткая мука — любить. Поневоле сумасшедшей станешь. Видишь, как я влипла? Мне даже не стыдно все это говорить тебе. Сначала, когда мы расстались, я подумала, что все к лучшему. Да и родители уже попиливали, твердили о замужестве, вот я и решила: а вдруг? Парень он неглупый, работает юрисконсультом в одной крупной фирме, хорошо зарабатывает, у него машина. Пока «семерка». Словом, приличная партия. Мне хотелось увидеть твою вытянутую рожу, когда я объявлю всем о свадьбе. Мы несколько раз сходили в ресторан, потом у него был день рожденья, и он попросил меня остаться. У него своя двухкомнатная квартира. Приличная, у Савеловского. Я осталась. Он очень старался, но от волнения все сделал слишком рано, а потом у него вообще не получилось. Я его утешала. И когда утешала, поняла, что совсем его не люблю и у нас ничего не получится. Я думала, что он все понял. А тут вдруг звонок и приглашение в Большой театр, — Лара вздохнула. — Вот и все, что было.

Рассказывая, она разволновалась, принесла сигареты, вино, они выпили по бокалу сухой «Фетяски».

— А сегодня, когда ты меня обнял, я чуть сознание не потеряла. Не ворвись Грязнов, я бы, наверное, испытала самый настоящий оргазм, так меня захватило возбуждение. Я знаю, что мужикам нельзя об этом рассказывать, особенно тебе!

— Почему? — не понял Турецкий.

— Потому. Сразу же садишься на шею.

— А не наоборот? — язвительно спросил он, но Лара пропустила эту реплику мимо ушей.

— Я даже сейчас вся дрожу, вот потрогай!..

Он обнял ее, и она действительно вся затрепетала в его объятиях. Он и сам возбудился. Но тут зазвонил телефон. Это был Денис. Он вкратце пересказал ситуацию. Турецкий одобрил его план и попросил связаться с Питером.

— Ты ему только ничего не говори, потому что телефон в номере наверняка прослушивается.

— Я поэтому и звоню вам, — сказал Денис.

— Ты ему скажи, что все в порядке, и утром выдашь информацию. А если эти тебе позвонят, перезвони мне.

Александр Борисович положил трубку. «Ребята оказались смышлеными и обвели Дениску вокруг пальца, — подумал Турецкий. Он пожалел, что втравил его в это дело. — А если позвонят, и он будет с ними кататься по городу, то потом обязательно его уберут. Попросят отвезти в лес или в другое тихое место. И шлепнут. А сами укатят. Не было у бабы забот, так купила порося».

— У меня такое ощущение, что ваш Дениска немного легкомысленный и наивный, — помолчав, неожиданно сказала Лара. — Глаза горят, как у пионера. Зря вы его втягиваете в свои дела. Ему по башке когда-нибудь так настучат, что потом всю жизнь будет по больницам таскаться.

Турецкий вздохнул и поцеловал Лару. Она иногда зрила в корень. Да и вообще, Ларка была умная баба. Он обнял ее, и она снова вся вспыхнула, задрожала, и Турецкий приклеился. «И тут наваждение, — когда они через полчаса разлепились, подумал он. — Я сам влипаю в нее, как мальчишка. Ну что за жизнь пошла?»

Ночью Лара свернулась калачиком, прижалась к нему и мгновенно заснула. А Турецкий уснуть не мог. В голове то и дело возникали лаконичные строчки заключения химиков. Значит, никаких химических воздействий, никаких ядов. Вспышка давления, неизвестно чем вызванная. «Поневоле поверишь в аппарат этого… — Александр Борисович наморщил лоб, стараясь вспомнить фамилию изобретателя. — Бородин, Воеводин… Володин! Тьфу ты! Но если американцы искали его полгода, то куда он мог провалиться? И почему? Фээсбэшники зашифровали?» Но тогда они должны были знать, что случилось, а Фомин в восемь вечера позвонил Турецкому и минут сорок расспрашивал его о том, что могло случиться с Шелишем. Расспрашивал искренне и обеспокоенно. Ему тоже Ковалеву надо докладывать. Если б Володин был в их руках, они бы тихо молчали в тряпочку. А тут, видно, вообще ничего не знают. Фомин обиделся еще на то, что Реддвей общается исключительно с Турецким, а не заявился сразу же к ним. Потому что официально Антитеррористический центр в России возглавляет ФСБ, а не прокуратура. А Питер как бы руководит таким центром в международном масштабе.

— Какого черта он валандается с вами? Я же знаю, что он и сейчас у тебя! — сказал жестко Фомин.

«Проболтался, приятель! — поймал его Турецкий. — Значит, номерок Реддвея вы все же прослушиваете! Иначе откуда тебе знать, что он у меня». Впрочем, в этом следователь и не сомневался, но такое признание дорогого стоит.

— Ты его медом, что ли, потчуешь? — не унимался Фомин.

— Банькой, — заметил Турецкий, внимательно слушая, как Фомин отреагирует. Он не сбрасывал со счетов и версию с фээсбэшниками, долбанувшими Дениса. Грязнов-старший отдал снимки протектора на автотехническую экспертизу в лабораторию гаишникам, попросив найти эту машинку. Через недельку у Славки память должна проясниться. Можно, конечно, попробовать гипноз, но недельку можно подождать.

— Какой банькой? — не понял Фомин.

— Обыкновенной, по-черному, со снежком и пивом, — усмехнулся Турецкий.

— Ну, баньку и мы можем организовать, — с упреком сказал Фомин. — Ты ему подскажи там, что как-то неприлично нас обходить стороной.

«Не отреагировал на баньку, — подумал Александр Борисович. — Хотя мог и сыграть, они это умеют. Но о Володине они ничего не знают, тут чутье меня не подводит».

Лара неожиданно вздохнула во сне и еще сильнее к нему прижалась, сбросив с себя одеяло. Турецкий поднялся, укрыл ее длинные стройные ноги. Сходил в туалет, потом прошел на кухню, выпил сухого светлого вина, наполовину разбавив его водой. Сел голышом на табурет и закурил. Свет зажигать не стал. В окно смотрела полная луна, заливая кухню голубоватым светом.

«Значит, надо искать Володина, — вздохнул Турецкий. — Пускать Славку, как гончую, по следу. Он способный. Если, конечно, не сам Володин нажал свою кнопочку в 16.15 сегодня днем. Но это тоже вряд ли. Иначе американские спецслужбы его бы нашли. Скорее всего, Володин залег на дно с помощью братьев ученых. Если он жутко талантливый, то надо искать такого же талантливого, только под другой фамилией, и проверять. Это первое. С физиками переговорить. Они таких помнят и знают. Второе. Кто-то кнопочку все же нажимал и, судя по всему, находился неподалеку. Их могли видеть. Удобнее это сделать из другой дачи или из машины. Проверить все спецпропуска. Кто, приезжал, к кому. Хотя доказать будет ничего невозможно, пока не найдется Володин. Без него не докажешь».

Турецкий налил себе остатки вина, достал лед из морозилки. Если сейчас с неба свалится Ларкин папаша-сейсмолог с женой, хорошенькую картинку они узреют на своей кухне. Пожилой мужик расхаживает по ней голышом. Уже половина второго. Денис не позвонил. Но это еще ничего не значит. Они могут позвонить и утром. Но если не позвонят, выходит, они его раскусили. Значит, у них тут есть крепкие связи. Хотя их не может не быть. Или уж слишком осторожные. Ему только террористов сейчас для полного счастья не хватало. Пусть Питер подключает фээсбэшников. В конечном счете это их работа. Чего он опасается? Когда Александр Борисович спросил у него об этом впрямую, Реддвей как-то поморщился и ничего не ответил. Что-то он знает, но делиться не хочет. «Тоже гусь! — разозлился следователь. — Я на него паши, а он делиться информацией не хочет. Завтра же расколю его, иначе пошлю подальше!»

Турецкий вздохнул. Задумался. «А может быть, он делает правильно: лишняя информация, да еще какая-нибудь гадостная про славную ФСБ, мне ни к чему. Неужели от них просачивается информация?»

Мысли снова перекинулись к Шелишу. Чикагского мальчика не любила половина государства. Коммунисты кричали, что он агент ЦРУ. И любопытно, что вице-премьера убивают в тот момент, когда бывший заместитель начальника ЦРУ в Москве. А что, если Питер? Мягкая игрушка. Сын Питера Рон называет его «моя мягкая игрушка». Податливый, принимающий любые формы. «У разведчика нет нравственности». Это из афоризмов господина Реддвея. «Но мысль интересная, — загорелся Турецкий. — Реддвей компостирует нам мозги каким-то аппаратом Володина, чтобы завести следствие в тупик, пугает террористами, а его люди спокойно ликвидируют Шелиша. Стоп! Надо завтра ехать в морг к Николашке и присутствовать при судебно-медицинском исследовании трупа вице-премьера. А что, если на теле есть след от укола? Могли что-то ввести в кровь. Заключение о составе крови будет только завтра. Судмедэксперт обязан взять пробу крови и в лаборатории установить ее группу».

Турецкий так разволновался, что достал из бара профессорский французский «Мартель», явно привезенный в подарок знаменитому сейсмологу, и выпил полрюмки. Папаша Лары хранил его, видимо, для особо торжественных случаев, а тут нагрянул алкаш «важняк» и разорил коллекцию. Впрочем, профессор переживет, а господину Турецкому нужна именно рюмка хорошего коньяка, чтоб лучше голова заработала. Нет, в версию Питер-убийца, ни на чем не основанную, он мало верил. С Реддвеем они познакомились полтора года назад, и кое-что Александр Борисович про него проведал, кое-что высмотрел, вызнал, как бы американец ни разыгрывал из себя мягкую игрушку. Питер — сложный человек, можно сказать, что и сукин сын, но не паскуда. Да и притвора из него неважный. И потом, если б Питер задумал убить Шелиша, он бы сделал все тоньше. И уж сам бы никогда при этом не светился. Чего стоит нанять хорошего снайпера, который подстрелил бы в 16.00 обоих Шелишей, и у него бы оставался еще час до прихода уборщицы, а за этот час он бы добрался до Шереметьева. А тут кто-то явно еще захотел испытать и прибор.

— Тьфу ты! Дался мне этот прибор! — вслух выругался Турецкий и налил себе еще рюмку коньяку.

«Стоп! — еще раз скомандовал он сам себе. — Тим Нортон тоже кончал Чикагский университет. Физик и интересуется магнитными волнами. Зачем посылать сюда физика? А может быть, они приехали не за тем, чтобы убивать Токмакова, как предполагает Питер? Он ждет, что они присланы за этим, гоняется за ними, а в это время кто-то тихо и спокойно расправляется с красноярским алюминщиком. Браво, браво, господин Турецкий. Головка еще шурупит. И действительно, какого черта двум иностранцам переться в неведомый им Красноярск, где они никого не знают, когда проще нанять своего киллера. Да и дешевле».

— В этом что-то есть, — вслух проговорил Турецкий.

— Ты с кем тут разговариваешь? — послышался за спиной сонный голос, и Турецкий, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Вспыхнул свет. На пороге стояла сонная Лара.

— Напугала ты меня, — прижимая ее к себе, сказал Александр Борисович.

— А почему ты не со мной? Я проснулась — тебя нет, и так испугалась, что сон прошел. А ты один тут пьянствуешь! Отцовскую коллекцию разорил! Ты с ума сошел! Он на свое шестидесятилетие собирает. А это какой-то редкий «Мартель», он мне говорил. Ты же не хотел пить. — Она внимательно посмотрела на него. — Из-за Шелиша своего не спишь?

— Когда-то и я должен работать, — усмехнулся он. — «Мартель» я ему верну. Свистну — и завтра из Парижа привезут. А расследование дела — это обыкновенная тяжелая работа. — Он обнял ее. — Ладно, пошли, завтра все равно вставать надо. И лучше как следует выспаться.