Глава 15
ПОДРОБНОСТИ
Наталия заметалась, выхватывая из шкафа юбку и свитер, одновременно причесывая растрепанные волосы, подкрашивая губы и припудривая нос. Почему-то она была уверена, что длинной, настойчивой трелью в квартиру названивает Виктор. Его стиль!
Наконец она подошла к двери, заглянула в глазок. На площадке действительно стоял Виктор с пакетом в руке.
— Кто? — на всякий случай спросила Наташа.
— Вы же видите кто, — проворчали из-за двери.
Наташа открыла.
— Не стыдно? — вместо приветствия поинтересовался усач, отстраняя Наташу, заполняя собой прихожую, закрывая дверь и начиная снимать куртку. Словно муж после работы.
— Не поняла, — изумилась натиску Наталия.
— Я звоню, звоню, ты где пропадаешь?
— А что? Во-первых, это не я пропадаю… И никто не звонил…
— Разговорчики!
— И вообще… Я должна отчитываться? — начала заводиться Ковригина. Что это, в самом-то деле? Родная мать так себя не ведет, боится Наташиного гнева. Но усач ее гнева, похоже, ничуть не боялся, так как спокойно ответил:
— Не должна, но обязана! Если о тебе беспокоятся, ты, как человек воспитанный, обязана это учитывать! Зачем я тебе визитку оставил? Чтобы ты ее потеряла?
Наташа как-то даже испуганно посмотрела на мужчину. Ясновидящий, что ли? Может, пришелец? Посланец внеземной цивилизации, призванной облегчить жизнь отдельно взятых землян? Или землянок.
Пришелец тем временем снял ботинки, сунул ноги в гостевые шлепанцы, подхватил пакет и направился на кухню:
— Ого! Выпиваем в одиночестве?
Наталия мысленно чертыхнулась: занятая своим внешним видом, она забыла спрятать бутылку. И что он о ней подумает?
— Я думаю, данное времяпрепровождение тебе не очень свойственно, — тут же откликнулся Виктор. — Что случилось?
Противостоять телепатии бессмысленно. Лучше сдаваться сразу, без боя.
— Садись и рассказывай, все равно не отстану, — подтвердил Виктор. — Возражения есть? Возражений нет!
Он вынул из пакета фрукты, помыл их, положил и вазу, достал две тарелки, вторую рюмку, стаканы, открыл пакет сока, сел напротив Наташи, налил себе и ей и уперся взглядом умных серых глаз в Наташино лицо. И она, непонятно почему, начала рассказывать ему все с самого начала, с того момента, как приняла решение уйти из института. Он слушал ее внимательно, предлагая ей фрукты, подливая коньяк и сок. Она рассказала про смерть Бобровниковой, про бандитов, скрывающихся в клинике, про фальшивые анализы…
— И Баркова, и Стрельцов — они с самого начала хотели от меня избавиться. Я только одного не понимаю: зачем было принимать меня на работу?
— Постой, Стрельцов — это кто?
— Медицинский директор. Ну если переводить на язык муниципальной больницы — начмед.
— А как его зовут?
— Александр Арнольдович.
— Возраст?
— Лет сорок пять. А что?
— Да так. Служил я с одним Стрельцовым. Тоже Александр. Отчества не помню. Мы тогда без отчеств обходились… Он не из бывших военврачей?
— Не знаю, не докладывал. А вы что, из них?
— Во-первых, мы давно на «ты», — назидательно произнес Виктор. — Во-вторых, я не из них. Я из летчиков.
— Вы летчик?
— Ты! Повтори: ты летчик? А то заставлю пить на брудершафт со всеми вытекающими…
— Хорошо, хорошо, ты летчик? — торопливо поправилась Наташа.
— Да. Летчик. Подполковник запаса Туманов к вашим услугам! В прошлом — командир эскадрильи. Но не «Нормандии — Неман». Поздно родился. Сорок семь лет тому. В настоящее время работаю в компьютерной фирме, занимаюсь веб-программированием. На жизнь хватает.
— Вот и познакомились, — язвительно улыбнулась Наташа, изящно, как ей казалось, намекнув на то, что давно бы пора представиться по полной форме.
— Еще не совсем, — невозмутимо продолжил Туманов. — Разведен, имею взрослую дочь Машу и брюссельского гриффона Матильду. У первой характер ангельский, вторая — сущий дьявол! Но, как это часто бывает в жизни, живу не с ангелом, а с дьяволицей. Проживаем мы с ней в двухкомнатной квартире на соседней улице. Так что строгий и постоянный надзор тебе обеспечен.
— Зачем мне надзор? Я взрослая девочка и подписку о невыезде не давала…
— По поводу первого: взрослая не значит умная. По поводу второго: это временно! Запросто могут потребовать.
— Что?
— Подписку о невыезде.
— Кто?
— Тот, кто займется этой камарильей. У меня сосед по даче — начальник уголовного розыска, можно и его подключить…
— На предмет?
— Ну как же! Ты говорила, что там была облава милицейская, значит, и расследование будет. И всплывет твоя фамилия под липовыми анализами. И все будут на тебя валить как на покойника.
— И что же мне делать? — не на шутку испугалась Наташа.
— Положиться на меня. Считай, что я тебе послан Богом. И, так сказать, хранитель твой. Я тебе, часом, в сновидениях не являлся?
— Нет, Бог миловал, — слегка огрызнулась Наташа.
— Ладно, расслабься. Шучу. Думаю, милиция удовлетворилась тем, что поймала преступников. А па каждую частную клинику оперов и следаков не напасешься. Это что у тебя? — Он взял в руки буклет и прочитал: — «Корпоративный кодекс клиники «Престиж». Ого! Красиво издано. Бумага хорошая.
Открыв первый лист, Виктор пробежал его глазами, удивленно хмыкнул, затем надел очки, прочел еще раз, более внимательно.
— Чудны дела твои, Господи! — воскликнул он.
— Что? Что там? — Наташа протянула руку к буклету.
— Ты первую страницу читала?
— Нет.
На первой странице была изложена история создания клиники. Наташа ее пропустила.
— Читай вслух! — приказал бывший летчик.
Удивляясь и даже сердясь на себя, Наташа почему-то подчинилась.
— «…Хороший солдат хочет стать генералом, одаренный архитектор надеется построить дворец, талантливый врач мечтает об идеальной клинике…» — читала Наташа. — Ну и что?
— Дальше читай. То есть ниже. Четвертый абзац.
— «…Доктор Александр Арнольдович Стрельцов в условиях Крайнего Севера руководил медицинской службой летных войск…» — Наташа вопросительно взглянула на Виктора.
Тот кивнул, воскликнув:
— Что меня больше всего поражает — это размеры планеты! Вот нам кажется, что она такая большая… Вон как далеко, скажем, Владивосток или Курилы. Не говоря уж о какой-нибудь Индонезии. На самом деле мир на удивление мал. Особенно в пашей стране, где на фоне постоянно снижающейся численности населения скоро будет просто некуда друг от друга деться! Люди, с которыми ты пересекался сто лет назад и которых надеешься более никогда не увидеть, выпрыгивают из небытия как черт из табакерки!
— Так вы вместе служили?
— Ну да! Он у нас медслужбой заведовал. Служили, как в песне поется, два товарища в однем и тем полке… Правда, мы с Сашей Стрельцовым в друзьях не ходили.
Наташа испытала мгновенное облегчение.
— А что ж так? — спросила она. — Одного возраста, положения…
— Положение у нас было разное. Я, как говорится, слуга царю, отец солдатам. А доктор наш… Впрочем, не его вина… Время было такое… Хотя…
— А попонятнее можно?
— Нельзя, — сурово ответил Виктор. — Военная тайна! Надо же, он и воинами — «афганцами» успел заняться, — хмыкнул Виктор, снова заглянув на первую страницу. — Ладно, я об этом подумаю позже.
Он захлопнул буклет, решительно отложил, как бы давая понять, что эта тема исчерпана.
— Я считаю, очень хорошо, что ты оттуда ноги унесла!
— Только куда мне их теперь направить, вот в чем вопрос, — усмехнулась Наташа.
— Ну… Будем думать. А если назад вернуться, в институт твой?
— Стыдно.
— А что же тебе стыдно-то?
— Что ушла, что не получилось у меня на новом месте… Не знаю, как объяснить.
— В том, что ушла, ничего зазорного нет. Крепостное право давно отменили. И каждый человек может испытать себя на новом поприще. Что не получилось — понятно. У тебя там ничего и не могло получиться. Думаю, ты была просто пешкой, разменной фигурой, извини уж за откровенность. И твои деловые качества в их играх ничего не значили. Если у них там бандюганы отдыхают, зачем им в лаборатории чужой человек, сама-то подумай. Все диагнозы ставятся на основе лабораторных данных, ну и там рентгенах всяких, томографиях… У них там, я думаю, своя крепко сколоченная банда.
— Так зачем же они меня брали-то?
— Ну не они сами, — наверное, брали.
Виктор снова придвинул буклет, начал листать:
— Вон гляди, что написано: «…В апреле 2003 года пост генерального директора занял… Имеющий опыт работы в банковской сфере и в. инвестиционпых компаниях, а также в подготовке и реализации проектов реорганизации и запуска новых предприятий». Когда они новое здание отстроили?
— В августе переехали.
— Сколько там вначале врачей работало? Пять, — уткнувшись в текст, пересчитал Виктор, — її теперь пятьдесят. Ну вот! Решили расширяться, наняли топ-менеджера, а он, видимо, дал указание нанимать наивных гражданок, падких до легких денег и преступно нажитых капиталов…
— Нет, деньги тяжелые, а он хороший, — серьезно ответила Наташа.
— Кто?
— Генеральный директор.
— Сколько лет? — напрягся Виктор.
— Молодой, — отмахнулась Наташа.
— Тогда ладно… Однако! — Он снова углубился в текст… — Инвестиции-то составляют больше десяти миллионов баксов. И кто у них учредитель? Чьи дровишки?
— Нигде не написано, я тоже внимание обратила.
— Ладно, не наша печаль. Не горюй, Наташа, устроим тебя на работу. Ты как с компьютерами, ладишь?
— На уровне пользователя.
— А английский у тебя как?
— На уровне переводов.
— Понятно.
— Что тебе понятно?
— Что у тебя есть шансы. В нашей конторе, где я человек не последний…
— Я больше в незнакомый коллектив работать не пойду, хватит! И потом, спасибо, конечно, за участие, но… Как бы это выразиться…
— Не лезь не в свое дело?
— Ну я не хотела так резко, но… Мне нужно в себя прийти и самой определиться, что дальше делать. Самой, понимаешь?
— А-а, — протянул Виктор. — Ну ладно, определяйся. Не буду мешать.
Он встал, направился в прихожую. Наташа и хотела его удержать, но в то же время и не хотела. Раздражал он ее своей чрезмерной опекой… Или отвыкла она от этого за десять лет холостой жизни? Так или иначе, она заставила себя остаться на Месте.
Из прихожей послышалось короткое:
— Пока!
Хлопнула дверь. Дуся, дремавшая на диване, распахнула желтые глаза, уставилась на Наталию.
«Ну и дура!» — прочитала Наташа в ее взгляде.
— Сама знаю! — огрызнулась Ковригина.
Сама знаю, что похожа на вздорную кошку, которая хочет подружиться с котом, но едва его вводят в дом, бьет наотмашь лапой… Что за характер? Расстроенная, она прошла в прихожую, чтобы погасить свет. На столике лежала визитка. Под фамилией «Туманов» и номером телефона была сделана приписка: «Поумнеешь, позвони».
Понятно, продолжаем телепатировать… Ладно, жди, когда поумнею.
Настроение тем не менее улучшилось.
Вячеслав Иванович Грязнов заявился на Большую Дмитровку вскоре после возвращения из Питера. Едва разобравшись с неотложными делами, он заехал к Турецкому, дабы продемонстрировать свежий шрам — украшение настоящего мужчины и отчитаться о путешествии из Петербурга в Москву. То есть наоборот.
— Господи, Славка, как тебя угораздило? — разглядывая шрам, с некоторой даже завистью спросил Турецкий.
— Так ведь на охоту ездил! — весело откликнулся Грязнов, извлекая фляжку с коньяком. — Соскучился я по тебе, черту! Давай дернем по малой! За начало петушиного года.
— Без возражений! А то здесь без тебя и выпить не с кем, у меня прямо-таки кислородное голодание…
Друзья чокнулись, выпили.
— Ну рассказывай! Я пока кофе сварю.
— Отлично! Я уж соскучился по твоему кофе. Где Ириша его покупает?
— Это к ней, я не в курсе.
— Как они отдохнули с Ниночкой?
— Спасибо, хорошо. Ладно, ты мне голову не морочь, рассказывай. И в подробностях!
— Ну что? Можно сказать, охота вышла удачной…
Вячеслав начал живописать питерские события, Гурецкий слушал и колдовал над кофеваркой.
— В итоге за шесть дней раскрыли преступление, поймали и изобличили преступников. А все благодаря кому? Благодаря мне!
— Естественно! — хмыкнул Турецкий. — Ты самим фактом своего присутствия способствовал раскрытию… Не мог же Гоголев позволить себе оплошать.
— Дело не в тем, а в тем… Твой покорный слуга вовремя вспомнил ключевое слово! Вернее, разговор. Помнишь, Гоголев рассказывал о своем возвращении из деревни? Как он в одном купе с бандюганами ехал?
— Помню, — улыбнулся Турецкий. — Это те братки, что его по перрону бегать заставили?
— Ну да. Гоголеву нашему как видение было свыше: не связывайся, це раскрывай себя! Прикинься мышкой. Что он и сделал. И услышал из пьяного разговора о существовании некой клиники, где «наш брат бандос завсегда отлежаться может». Я ему об этом разговоре и напомнил. Нашли эту клинику! С громким именем «Престиж». А что? Укрывать бандитов — это нынче весьма престижно!
— М-да. — Александр разлил кофе, закурил. — Как говорит моя жена моей дочери, когда Нинка манкирует геометрией, лишних знаний не бывает!
— Особенно в нашем деле!
— Так тебя прямо в клинике и ранило?
— Ну! Там и зашивали, не отходя от кассы, так сказать. Кстати о кассе. Я просмотрел их прайс-лист, так те три шва, что они мне наложили, тянут на мою квартальную зарплату. Правда, учтено все, от первого взгляда медперсонала до заключительного «Приходите еще». Но с меня, честно скажу, денег не взяли. Видимо, в надежде на снисхождение угрозыска. Ладно, что мы все обо мне да обо мне. Вы-то здесь как без меня? Как Костя? Я ему еще не звонил.
— Мы что? Мы в облавах не участвовали. Пока. Мы собирали крупицы информации. Крупицы, правда, вышли довольно внушительные. Костя озадачил меня чиновником Муравьевым, а заодно и девицей, покусившейся на его честное имя.
— Это ты про барышню, что въехала в его честную рожу пирожными?
— Тортом, — уточнил Александр.
— Твоя поправка повлияет на ее судьбу?
— На судьбу Дарьи Устюговой повлияет, ясное дело, суд. А на решение нашего самого беспристрастного и справедливого суда — установка сверху. Пока есть установка шибко сильно не наказывать. Но года два впаяют как минимум. А жаль. Славная девушка, она мне понравилась.
— Ты с ней встречался?
— Ага, допрашивал. Мы надзор осуществляем за следствием. Жаль ее еще и потому, что она сирота. Родители погибли пару лет назад. А вот только что, буквально днями, умерли друг за другом старики. Дед-то у нее был известной личностью — академик Бобровников.
— Это… Математик, кажется?
— Физик… Вот ведь как жизнь непредсказуема: он нашему Меркулову письмо написал с просьбой изменить внучке меру пресечения на подписку о невыезде. Мотивировка: смерть жены, то, что он в уходе нуждается. Очень толковое письмо. Было это… Числа пятого. А через несколько дней и старика не стало. И осталась Даша полной сиротой.
— Что-то очень уж ты о ней печалишься, с чего бы это? — пытливо взглянул на друга Грязнов.
— Господи, что вам с Костей мерещится всякое… Я старый и больной, у меня жена хорошая…
— Ой, ну вот этого не надо! Не кокетничай, как Паниковский. А хорошая жена тебя раньше не останавливала…
— Ленивый я стал, Слава. А что до Устюговой, так она меня интересует с позиций отца, у которого дочь подрастает. Хочется понять, на какой почве революционный задор формируется. Или фашиствующий беспредел. Или религиозный фанатизм.
— И?
— На почве свойственного юности максимализма, обостренного чувства справедливости, которое страдает при взгляде на действительность. По причине заброшенности наших детей, на которых у нас никак не хватает времени. Мы думаем, они ничего не видят и не слышат, заняты поп-группами, Днем святого Валентина, тряпками и борьбой с прыщами. А все совсем не так. Видят, слышат и уходят кто в скинхеды, кто в юные бизнесмены, а кто в революционеры. Устюгова пошла в революцию. Мирную, заметь! Меркулов пытался было изменить ей меру пресечения, да не удалось.
— Что так?
— Следователь… все фамилию забываю — не то Белоногов, не то Чернопятов… короче, он заявил, что не видит оснований. Дескать, поскольку старики умерли, ухаживать более не за кем и, кроме того, теперь никто не гарантирует, что Устюгова не скроется от карающей десницы закона.
— А кто же ее стариков хоронил? Вернее, старика?
— Ну похоронили… У нас непохороненный только один гражданин на всю страну, как известно. Похороны Бобровникова больница организовала, где он умер, так Костя говорил. Он интересовался. Ну и друзья, наверное, подключились.
— А ты ее после смерти деда видел?
— Дашу? Нет. Честно говоря, не хватило гражданского мужества. Помочь я ей ничем не смог, а пустые слова утешения от человека незнакомого, да еще и представителя прокуратуры, ей вряд ли нужны.
— Ладно, давай еще по полрюмки, да хватит разговоры разговаривать. Пора дела делать, — взглянув на часы, произнес Грязнов.
— Это верно, — откликнулся Турецкий. — Всех разговоров не переговоришь.
