8
Володя Фрязин появился в кабинете Грязнова.
— Вы меня вызывали?
— Вызывал, вызывал... — ответил Грязнов, держа в руках негативы с волнистыми изображениями. — Вот полюбуйся! Твоих рук дело. Все сходится, смотри и радуйся.
— Чему тут радоваться, — вздохнул Володя. — Люди погибли ужасной смертью... И к тому же неизвестно, кто зарезал Новруза в Баку.
— Пока неизвестно, — поморщился Грязнов. — Но Борисыч это убийство не выпускает из поля зрения, жмет на нас. А что мы можем? Их полиция, чуть что, сразу начинает верещать по поводу нашего вмешательства... Соглашения-то нет до сих пор. Я так Турецкому и сообщил.
Грязнов положил рядом с негативами уже знакомое Володе заключение биологической экспертизы крови. Потирая руки, сказал:
— Все один к одному. Могу тебя поздравить. Теперь твоему Тимуру не отвертеться.
— И кто его будет арестовывать? — спросил Володя.
— Не мы же... Получен ордер на его арест. Прокуратура пошлет им факс. Арестуют, если успеют.
— Думаете?..
— А что тут думать? — сказал Грязнов. — Ты же видел его хозяина. Тому палец в рот не клади. Сразу просек, что к чему. Теперь этот громила Тимур обречен. Такие болячки они отсекают сразу. Я уж и так и этак прикидывал, как бы его увезти с нами в Москву. А потом понял: бесполезно. Ничего бы он нам не сказал. Что он знает про хозяина? И если даже знает, не скажет. Не удивлюсь, если он уже получил свою пулю в затылок.
— Значит, до Козлачевского нам пока не добраться? — спросил Володя.
— Пока нет...
— Есть еще Томилин, — сказал Володя. — С ним бы побеседовать. Он пока тоже в Тюмени.
— Побеседовать можно, — согласился Грязнов. — Весь вопрос в том, кого он больше боится, тебя или Козлачевского. Боюсь, не тебя...
Его слова прервал телефонный звонок.
— Борисыч! — обрадовался Грязнов. — Какими судьбами? — И подал знак Володе, чтобы тот снял трубку на параллельном аппарате.
— Вчера было покушение на Мансурова, — сказал Турецкий.
— Да ты что! — не удержался от возмущения Грязнов. — И кто? Опять третья сила?
— Никто ничего не понимает, — ответил Турецкий. — Не думаю, что и вам там в Москве что-нибудь известно. Лучше постарайся выяснить, и побыстрее, что такое архивы Грозненского нефтяного института? Представляют ли они в настоящее время ценность. И если да, то какую? Слава, мне это нужно очень срочно. Тут происходят либо могут произойти кое-какие события... Кстати, как там Козлачевский? Где он, что поделывает?
— Сейчас он в Тюмени. А что?
— Слишком заметен его интерес к тому, что здесь происходит. Возможно, он причастен к стрельбе по Мансурову.
— Вас понял, — сказал Грязнов и выразительно посмотрел на Володю.
— Слава, с Козлачевским будь осторожнее, вернее, с теми, кто его окружает. А насчет архивов я хотел бы знать уже сегодня. Обратись к Косте. Он найдет скорее концы. Я к нему не могу пробиться.
— Я так и собирался, — ответил Грязнов. — Что еще?
— По поводу убийства Новруза... Есть что-нибудь? У вас же было что-то подобное. Какие-то тюменские «генералы». Хоть какая-то зацепка есть?
— Да нарыли кое-что. Володя привет тебе передает. Он тут отличился. С риском для жизни, можно сказать. Но все подробности при встрече. Какое это имеет отношение к вашему Новрузу, пока не пойму... Может, узнаю что-нибудь... Как там погода?
— Пошел к черту со своей погодой, — на смешке произнес Турецкий. — Ты понял, что я сказал? Давай звони Меркулову. А я буду ждать твоего звонка.
И положил трубку.
Вячеслав Иванович набрал номер Меркулова:
— Константин Дмитриевич? Вам пламенный привет от Вячеслава Ивановича...
— Что-то тон у тебя сегодня игривый, — заметил Меркулов. — Случилось что?
— ...А также от Александра Борисовича. Тоже шлет пламенный привет из солнечного Баку, хотя вполне мог позвонить вам и сам по интересующему его вопросу... Но почему-то решил нагрузить меня. Боится вас, что ли? Хотя мне сказал, что не может дозвониться.
Вячеслава Ивановича редко охватывало такое пустословие. Но сегодня была причина — убийца «генералов» установлен. Отсюда и хорошее настроение, которое всегда вызывало у него желание говорить.
— Мне некогда, — остудил его Меркулов. — У меня люди. Говори, что случилось.
— У меня тут тоже люди. — Грязнов подмигнул Володе. — И еще какие. Бьюсь об заклад — не чета вашим. А случилось вот что: Борисыч срочно интересуется, что такое архивы Грозненского нефтяного института. И какую они имеют ценность...
— Когда? — встревоженно спросил Меркулов. — Когда он о них спросил?
— Да вот только что, — ответил Грязнов. — А ты с чего так разволновался?
— Да у нас тут было целых два дела по их пропаже... Он нашел какие-то следы?
— Этого не знаю, — вздохнул Грязнов. — Так что ему сказать, или сам позвонишь?
— Позвоню сам. А ты мне скажи, что нового у вас по тюменскому делу? Что-нибудь прояснилось?
— Да самую малость, — ответил Грязнов. — Идентифицировали того, кто резал глотки. Телохранитель известного тебе...
— При встрече расскажешь, — перебил его Меркулов.
— Дожили! — рявкнул Грязнов. — Генпрокуратуру уже прослушивают!
— Ну, что ты чушь порешь? Никто не прослушивает. Но это очень важное сообщение. Что ж ты раньше об этом не сказал?
— А если у меня голова кругом? — спросил Грязнов. — Если я уже ни черта не могу понять, что надо сразу, а что потом. А если я сам только что об этом узнал?
— Успокойся, — примирительно сказал Меркулов. — Убийца, наверное, стрелочник?
— Скорее всего. И даже наверняка. Стрелочник... Вы посмотрели бы на этого Гошу Козлачевского... Он сразу все просек. И от этого своего киллера откажется, не моргнув. Этого, как вы говорите, стрелочника уберут, и концы в воду. Если мы, конечно, не опередим.
— Ну-ну, зачастил, — вздохнул Меркулов. — Нервы у тебя в последнее время...
— Так хоть вы меня не дергайте! — взмолился Грязнов. — Я должен, Володя должен, все мы должны, а кто нам хоть какой-нибудь должок вернет? Вон Володе опять в Тюмень лететь. Он голову там положит в пасть тигра, которого никто не дрессировал. А может, там следы этих архивов обнаружатся, откуда я знаю...
— Теперь узнаешь, — сказал Меркулов. — Сейчас важнее этих архивов ничего нет. Когда мы объединяли эти два следственных дела о пропаже архивов, я разговаривал с учеными, с теми, кто эти архивы создавал. Раньше им особого значения никто не придавал, не до них, видимо, было. А сейчас, говорят, им цены нет.
— Вот-вот, — вздохнул Грязнов. — Каким-то бумажкам нет цены. А люди — тьфу! Пусть из-за бумажек этих на смерть лезут. Вот как я после этого Володю Фрязина могу туда одного отправлять? После того, как мне стало известно, какой это риск...
— Я все равно поеду, — сказал Володя, прикрыв ладонью микрофон.
— Не с тобой разговаривают! — прикрикнул на него Грязнов. И, уже приструнив себя, успокоившись, другим тоном спросил Меркулова: — Так объясните вы мне, что это за архивы?
— Изыскания, предположения, гипотезы, которым долгое время не придавали значения, — стал объяснять Меркулов. — А сегодня эти гипотезы нашли подтверждение... Если бы занялись ими в свое время всерьез, может, жизнь нашей страны пошла бы по другим рельсам. Словом, передай Александру Борисовичу, пусть звонит и не сомневается...
Когда разговор закончился, Грязнов спросил Володю:
— Не передумал ехать в Тюмень? А как будешь действовать? Ведь Козлачевскому ты был нужен, чтобы раскрутить это дело с его бывшей любовницей. И потому он тебя терпел. А сейчас, когда ты его телохранителя расколол, думаешь, ты будешь ему нужен?
— Не думаю, — ответил Володя. — Но, с другой стороны, пока он там, со мной ничего не может случиться. Он понимает, что сам под колпаком. Вот когда он будет возвращаться назад, в Москву, тогда мне снова придется к нему напроситься на чартер...
— Это верно, — согласился Грязнов. — Держись к нему ближе. Он больше чем под колпаком. Он у меня на крючке. Намекни ему об этом при случае. А вот как ты разговоришь его по поводу этих архивов, уж и не знаю... — Грязнов задумался. — Значит, ордер на арест Тимура будет у тебя завтра. Завтра же и вылетай. Сначала заявишься с ним в прокуратуру, потом в областное УВД. И никакой самодеятельности. И звони. Держи меня в курсе всех событий... Договорились?
Володя смотрел на него с сочувствием. Старый ворчун. Вернее, работает под такого. Очень хочет, чтобы у него были ученики. Чтобы было кому передать традиции и все такое...
А сейчас надо опять лететь в Тюмень. Хоть и не успел толком здесь, в Москве, выспаться.
— Я хотел спросить про Коноплева, — сказал Володя. — Нового «генерала» «Сургутнефтегаза». Что про него известно? Где-нибудь с Козлачевским он пересекался?
— Еще как, — усмехнулся Вячеслав Иванович. — Гоша — на верхних нарах. Коноплев — внизу. У Гоши, чтоб ты знал, недержание мочи было. А Коноплев эту детскую болезнь его терпел. И Гоша это не забыл, остался благодарным...
Их разговор прервал телефонный звонок. Это был Турецкий.
— Ну что? — спросил он. — Говорил с Костей?
— Ну ты, Александр Борисыч, даешь! — восхитился Грязнов. — Прямо как за дверью стоял и слушал. Говорил, только что закончил. — И кивнул Володе, пока, мол, иди, свободен.
Володя вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— И что? — спросил Турецкий. — Говори, не томи.
— Цены этим архивам нет, — сказал Грязнов. — Ценнее нас с тобой, вместе взятых. Говорит, Союз бы не распался, вернее, пошел бы по другим рельсам, если бы в эти архивы кто-нибудь в свое время вчитался. Мол, чеченцы теперь локти себе кусают, что Мансурову их продали... А Мансуров в госпитале лежит?
— Да, без сознания, — подтвердил Турецкий. — Вот я посоветоваться с тобой хотел. Что, на твой взгляд, предпримут те, кто захочет вернуть архивы?
— Что бы я на их месте сделал? — призадумался Грязнов. — Все ты меня, Борисыч, в несостоявшихся уголовниках держишь... хоть я уже полковник милиции. А я бы на их месте его женой занялся. Говорят, симпатичная бабочка...
— Есть такое, — согласился Турецкий. — Только не стать бы ей в скором времени вдовой. Не добили бы они ее муженька в госпитале.
— Будем надеяться на лучшее.
— Будем, — поддакнул Турецкий. — Им сейчас, думаю, кроме этих бумаг, никто не нужен. Толку от Мансурова сейчас никакого... Витя Солонин мне тут то же самое втолковывал, мол, теперь они за дамочку примутся, а я понял это так, что он сам не прочь ее поохранять, пока муж в коме пребывает.
В трубке послышалась какая-то возня, прерываемая смехом и бормотаньем.
— Еще один обиженный — некто Витя! — сказал Турецкий, запыхавшись. — Стоит тут у меня над ухом и мешает. Привет тебе передает, включая благодарность за моральную поддержку.
— Взаимно, — буркнул Грязнов и положил трубку.
