16
Была уже полночь, когда Мансуров со своей охраной подъехал к дому сына Президента.
Там его ждали. Мансуров жестом остановил охранников, и они снова сели в автомобили.
Мансуров молча отдал свой пистолет секьюрити, встретившим его у входа. Потом в их сопровождении поднялся наверх.
Алекпер ждал его в небольшой гостиной, уставленной мягкой восточной мебелью. В углу дымился кальян.
— Прошу, — сказал Алекпер, указав гостю на свободное кресло.
Тот направился к нему и запнулся, увидев в другом кресле знакомого человека.
— Самед Асланович? — сказал Мансуров. — Вы здесь, в Баку?
— А почему по-русски? — усмехнулся Самед. — Это язык межнационального общения, но не национального. Не так ли?
— Я не у себя дома, — почтительно склонился в сторону Алекпера Мансуров. — Здесь принято говорить по-русски, и у меня было время убедиться в Бутырской тюрьме, куда я попал благодаря вам, Самед Асланович, что для серьезных
Переговоров этот язык лучше всего подходит.
— Вам пришлось там вести серьезные переговоры? — Самед продолжал улыбаться.
— И не безуспешные, надо признать, — ответил Мансуров. — Потому я сейчас и нахожусь здесь, а мой брат у меня дома.
— Оставим колкости, Рагим, — сказал Алекпер. — Я решил возобновить с вами контакты, как только убедился, что не вы были причиной моего пленения.
— А кто? — осторожно спросил Мансуров. — Я могу об этом спросить?
— Всему свое время, Рухолла-оглы, — сказал Алекпер. — Вы после Москвы стали похожи на разумного человека.
— Вы мне льстите, — склонил голову Мансуров, поглядывая на Самеда, по-видимому, ожидая, что тот скажет. — Так о чем вы хотели со мной побеседовать?
— Насчет последних событий... — сомкнул брови Алекпер. — Скажите, вы не могли бы мне объяснить, почему взрывы в нашем метро чередуются со взрывами в московских троллейбусах?
— Полагаю, вы это знаете, — сказал Мансуров. — В Москве метро лучше охраняется.
Алекпер и Самед переглянулись. Четки в пальцах Самеда замерли.
— А вы полагаете, уважаемый, что лучше бы взрывы устраивать в Московском метро? — спросил Самед.
— Туда труднее попасть взрывникам, — ответил Мансуров, напряженно улыбаясь. — Лиц кавказской национальности, как известно, там обыскивают. Лиц славянской национальности, вроде украинцев, пока не решаются.
— Не хотите ли сказать, что вы эти взрывы организуете и финансируете? — спросил Самед.
— Нет, но вы так спросили... — уже от всей души улыбнулся Мансуров, — как будто я этим занимаюсь. Я знаю, что вы, Самед Асланович, с детства любите кататься в Московском метро, разглядывая русских женщин. И метро самое лучшее, и девушки самые красивые. Но наше метро — это наше метро, не так ли? И наши люди нам дороги, поскольку это наши люди. И лицам славянской национальности вход в наши подземные дворцы еще не запрещен...
— Как вы полагаете, будет ли в ответ что-то взорвано в Москве? — спросил Самед.
— Я бы посоветовал вам поменьше кататься в общественном транспорте, уважаемый Самед Асланович, — склонив к плечу голову, сказал Мансуров. — Это мой вам совет. Но не предостережение, поскольку, вопреки тому, что вы обо мне думаете, я взрывами не занимаюсь, как и похищением людей, в чем, по вашим же словам, вы недавно убедились...
Он внимательно переводил взгляд с Самеда на Алекпера, чем-то схожих между собой, хотя их родство было весьма отдаленным.
— Речь вот о чем, — сказал Алекпер. — О ваших тесных связях с чеченцами.
— Вы полагаете их предосудительными? — удивился Мансуров. — С какой стати тесные связи с братьями по вере хуже, чем такие же связи с иноверцами?
Ни Алекпер, ни Самед не успели ответить. Двери неслышно распахнулись, и в комнату вошла улыбающаяся девушка с серебряным подносом, на котором возвышался кофейный сервиз.
Мансуров заметно оживился, разглядывая ее. Постарался даже заглянуть ей в глаза, когда она подавала ему этот божественный напиток.
— А что, почтенный Самед Асланович, вы к нам надолго? — спросил он, глядя с сожалением на двери, за которыми скрылась красавица.
— Настолько же, насколько вы задержались в Москве, — ответил Самед, неспешно перебирая четки.
— Благодаря вашему попечению... — снова склонил к плечу голову Мансуров. — Но вы мне все-таки не ответили на мой вопрос.
— Видите ли... — Четки в пальцах Самеда замерли, что свидетельствовало о его внутреннем напряжении. — Видите ли, дорогой Рагим, мы постоянно забываем один из важнейших аспектов проблемы. Да, чеченцы наши единоверцы, русские много пролили их крови, все так, но мы не можем способствовать созданию прецедента на территории бывшей империи. Существует Карабах, провозгласивший независимость, как и Чечня. Кто живет в стеклянном доме, не должен бросать в соседей камнями, говорят англичане.
— Мудрое изречение, — согласился Мансуров. — И я готов был бы с ним согласиться, если бы не существовало иных возможностей вернуть Карабах.
— О каких возможностях, почтенный, вы говорите? — спросил Алекпер.
— Его мы просто купим у армян, — ответил Мансуров. — Когда достаточно разбогатеем на нефти. Чем больше мы будем богатеть, тем беднее будут армяне, которых Аллах лишил всего на свете. Но они не вняли его предупреждению даже тогда, когда он обрушил на них землетрясение.
— С чего, уважаемый, вы решили, будто Карабах возможно купить? — поднял голову от чашки Самед. — Там самые богатые и плодородные земли. Они могли бы кормить всю Армению. Вы это понимаете?
— Ртов в Армении становится все меньше и меньше, — усмехнулся Мансуров. — Они разбегаются, господа. И чем богаче мы будем, тем хуже они себя почувствуют. И Карабах сам падет к нашим ногам, как перезревшая слива.
— Или, напротив, ожесточившись, они нападут на нас, — буркнул Алекпер, неприязненно глядя на гостя.
— Пусть нападают! — воздел руки гость. — Вот тут нам и помогут наши братья чеченцы.
— Вы авантюрист, — сказал Самед, вздыхая. — Вы ослеплены своим богатством, которое слишком легко вам досталось. За счет домов, принадлежащих прежде тем же армянам.
— На все воля Аллаха! — ответил Мансуров. — Аллах дал правоверным нефть, вот пусть правоверные и пользуются этим божественным даром. И потому, дорогой Алекпер, я полагаю, что мы с вами союзники в том, что наша нефть должна последовать из мусульманской земли через мусульманскую землю.
— Так, да не совсем так. — Алекпер покачал головой. Я полагаю, что всю нефтедобычу и транспортировку государство должно взять в свои руки...
— То есть в руки президентского клана! — перебил его Мансуров.
— А вы полагаете, что это следует отдать в частные руки, то есть в ваши руки, почтенный Рагим? — вмешался Самед. — Словом, я вижу здесь две стороны вопроса: куда и как пойдет наша нефть и кто будет это контролировать. Какую проблему из этих, господин Мансуров, вы считаете для себя первоочередной?
— Вторую, разумеется, — ответил Мансуров. — Как только у нефти будет настоящий хозяин, он сам решит, куда и как ее транспортировать.
— В России у вас, между прочим, есть двойник, — заметил Алекпер. — Он тоже придерживается той точки зрения, что нефть должна пойти через Россию, но желал бы взять это в свои руки.
— Не он ли, кстати, организовал ваше похищение, довольно сумасбродное, с выездом в Латинскую Америку? — спросил, прищурясь, Мансуров. — Ну раз уж вы сняли с меня обвинение, могу я это предположить? Тем более, насколько мне известно, там вас опекали русские бандиты.
— Вернемся к нашему вопросу, — поморщился Самед. — Вы постоянно стараетесь сбить нас с толку. Итак, представьте проблему шире, чем это у вас до сих пор получалось: Чечня рвется к полному суверенитету, чему вы всеми силами способствуете. На очереди полное признание суверенитета Карабаха, вам не кажется?
— Карабах мы упустили еще раньше, чем Россия Чечню. Пора это признать наконец! — вскипел Мансуров. — И чтобы вернуть его, потребуются годы. Если хотите, они должны сами к нам попроситься, когда Армения вовсе останется без населения, разбежавшегося кто куда. Это вы мыслите категориями советского периода.
— Все мы оттуда, господин Мансуров, — меланхолично ответил Самед, спокойно перебирая свои четки. — И разница между нами небольшая: одни смотрят, как в шахматах, на три хода вперед, другие — на четыре. Хода или года — разница невелика, как видите.
— А вы, уважаемый, смотрите, конечно, на все пять? — усмехнулся Мансуров.
— Может, и на десять, — сказал Самед. — Во всяком случае, стараюсь. И понимаю, что тогда мы будем иметь дело с процветающей и могучей Россией, в которую Чечня, уставшая сама от себя, запросится назад... И та Россия уже не позволит нам подмять христианские народы Кавказа — Грузию и Армению прежде всего. Чеченцы, на которых вы так уповаете, могут воевать только у себя дома. За спинами мирных жителей. В Карабахе их ждет другое... Все, на что они способны, они уже показали. Это их потолок. Между тем Россия только начинает разворачиваться... Впрочем, насколько я знаю, вы стараетесь подстраховаться и на всякий случай имеете в виду вариант, о котором я говорю.
Мансуров перевел взгляд на Алекпера. Похоже, президентскому сыну самому было интересно, что имеет в виду Самед. Теперь он будет об этом знать. И маска верного слуги Аллаха, какую до сих пор носит он, Мансуров, будет сброшена.
— Если я учитываю будущее, то только из человеколюбия, — вздохнул Мансуров. — Я это не скрываю. Я выкупаю русских пленных. Подстраховываюсь, как верно заметил уважаемый Самед Асланович. Так же подстраховывается наш хозяин Алекпер, делая реверансы в сторону Ирана... Что делать, господа! Мы — маленький народ, обладающий огромными сокровищами. Мы должны по-умному обходиться с нашими соседями, которые зарятся на то, чем одарил нас Аллах...
— Это вам делает честь. — Самед склонил в его сторону голову с аккуратным пробором. — Признаться, я даже не ожидал.
— А меня, Самед Асланович, не без помощи таких, как вы, — откликнулся Мансуров, — упрятали за решетку. Там мне пришлось многое пересмотреть в жизни.
— Я начинаю думать, что наш гость непричастен к твоему похищению и похищению прекрасной Делары, — обратился Самед к троюродному брату. — Хотя и здесь и там фигурировали все те же чеченцы.
— У них могут быть свои дела, — сказал Мансуров. — И свои интересы, сплетающиеся с интересами кое-кого из русских. Разве не так?
— Вы имеете в виду этого Козлачевского? — пытливо заглянул ему в глаза Самед. — Он любитель дергать за незримые нити.
— Он достойный противник, — согласился Мансуров. — Полагаю, он устраивал все эти акции, включая взрывы в метро, и пытался свалить на меня все эти ужасы.
— А вы отвечаете ему тем же? — спросил Алекпер.
— Я сейчас чувствую себя так, будто снова попал в МУР на допрос, — ответил Мансуров. — И это вы называете деловыми переговорами?
Братья помолчали.
— Вам подлить? — спросил гостя Алекпер, показав на кофейник.
— Извольте, — кивнул тот. — Замечательный кофейник. Такие делали только в старину. Моя Фирюза собирает антиквариат, причем в основном европейский. Но я предпочитаю персидский или армянский.
Ведь угораздило же этих армян принять христианство! Такие головы, такие таланты...
Он покачал осуждающе головой, принимаясь за кофе.
— Полагаете, они избежали бы землетрясения и взрывов на газопроводе, если бы приняли мусульманскую веру? — спросил не без иронии Алекпер.
— А можно я вас спрошу? — отставил свою чашечку Мансуров. — Вы можете предъявить мне полномочия, данные вам Президентом? Вы уверены, что он всецело одобрил бы вашу позицию на этих, как вы их называете, переговорах? Судя по последним его заявлениям, — это сомнительно.
— Политика малой страны, обладающей огромными запасами нефти, как вы верно недавно заметили, редко может быть однозначной, — осторожно произнес Самед. — Но здесь, у себя дома, мы с Алекпером можем называть вещи своими именами. Поэтому считайте, что такие полномочия у нас есть...