20
Структурно-логическая схема следствия, выведенная Турецким из компьютера с максимальным увеличением, была приколота к стене его кабинета так, чтобы все члены оперативно-следственной бригады, занимающиеся делами Баканина и Белецкого, видели ее во всех деталях.
После разговора со Славским, а затем и с собственной супругой, с которой они проговорили почти до утра, Саша, кажется, понял наконец, что именно в процессе расследования подсознательно не дает ему покоя. Он отлично знал эту почти неуловимую, время от времени возникающую в душе тревогу, которая всегда свидетельствует о том, что нечто существенное Турецким упущено. Что именно?… Вчера, точнее, сегодня под утро ему показалось, что он уловил ответ на этот вопрос. И, переговорив около восьми утра с еще сонным Денисом, он обзвонил оперативников, весьма удивленных тем, что их на этапе следствия, явно близком к завершению, внезапно снимают с заданий и собирают на совещание.
Не меньше оперов был удивлен и Слава Гряз-нов, которого вслед за Денисом Турецкий поднял с постели и озаботил в срочном порядке заданием, на взгляд генерала, совсем не срочным. Пожалуй, и вовсе бесполезным. Однако, подумав и справедливо решив, что Сане, как говорится, виднее, в свою очередь, поднял с постели новенькую оперативницу, недавно появившуюся у них в департаменте, Марину Шишканову: девушка, по его наблюдениям, отличалась сообразительностью, веселым характером и бесценной способностью схватывать информацию на лету.
И только Валерий Померанцев, получив с утра пораньше вызов на внеочередное совещание от своего шефа, нимало не удивился. Его и самого время от времени мучило ощущение, что, несмотря на режим, в котором Турецкий вел следствие, что-то гдето они упускают. Именно это он не надеялся «вычислить» самостоятельно, понимая, что, если кому такая задачка по плечу, так, несомненно, драгоценному Сан Борисычу… И вот сейчас, сидя напротив шефа, стоявшего с указкой возле структурной схемы, вслушиваясь в то, что он говорил, Валерий смутно начал догадываться, к чему тот ведет.
— Итак, как видите, «пустых» квадратов с вопросами у нас с вами на данный момент не так уж и много. Но сосредоточены они практически все во второй части дела, а если точнее, вокруг первой предположительной жертвы — пропавшего бесследно Романа Антоновича Белецкого. Труп его, как вы знаете, до сих пор не найден, хотя благодаря в том числе связям генерала Баканина его действительно ищут, а не делают вид… Что, Галина?
Романова, на чьем лице отчетливо читалось недоумение, секунду поколебавшись, решилась:
— Александр Борисович, но разве… Разве весь ход следствия не указывает на одного и того же человека?… Я имею в виду…
— Всем понятно, кого ты имеешь в виду, — спокойно прервал ее Саша. — И ты права — указывает. Да так настойчиво, словно кто-то тычет в него специально пальцем… Кто-то умный, сумевший просчитать заранее все ходы, связи, соответственно, и логику наших с вами размышлений над случившимся… — Валерий, — Турецкий посмотрел на Померанцева, — Кабула доставили?
— Как вы и просили — около часа назад, — кивнул Померанцев. — Когда ребята его запирали в моем кабинете, матерился по-черному… Насколько известно от Яковлева, — следователь стрельнул глазами в сторону Володи, — до Соркиной он вчера так и не добрался, хотя караулил ее возле подъезда больше часа.
— Она что, действительно ночевала у своих квартирантов?
— Не думаю, — улыбнулся Валерий, — поскольку сегодня утром была дома. Судя по телефонному разговору с какой-то Лизой, после прокуратуры отправилась к ней в гости, вернулась поздно. Повезло ей, что со своим приятелем не столкнулась, — мог бы сгоряча и покоцать старушку…
— Она, Александр Борисович, — вставил Яковлев, — действительно вернулась поздно, как раз в тот момент, когда вы сняли «наружку» за Славским. Мне Денис сообщил, видел, как они с кузеном нос к носу столкнулись у собственного подъезда.
— С какой это стати Денис тебе доложился? — удивился Саша.
— Он мне не докладывался, — возразил Яковлев. — Просто Денис и я, если работаем по одному делу и ведем фигурантов, созваниваемся изредка… Тем более если вы его с «наружки» за Славс-ким сняли.
— Снял, — кивнул Александр Борисович и ненадолго задумался, после чего вновь повернулся к Романовой: — Во сколько тебя нынче подменил Щербак?
— Ни во сколько, — отозвалась Галя. — Ваш звонок застал меня на подъезде к Новопеределкино… Ночью там был Агеев, я успела с ним созвониться… Ничего нового: Банников сидит на даче, как мышь в норе, под охраной. Его поход в «Эдем» — единственная вылазка за все эти дни.
Телефон на столе Александра Борисовича настойчиво затрезвонил и, поскольку ожил аппарат, номер которого был известен далеко не всем знакомым важняка, тот поспешно подошел к столу и взял трубку.
— Да… Привет, Слава… — до оперативников доносились характерные басовитые раскаты голоса Грязнова-старшего, но разобрать слова было невозможно. Между тем слушал Турецкий генерала довольно долго, и по мере этого процесса на лице его все отчетливее проступала озабоченность. Наконец по ту сторону провода Славин басок умолк.
— Спасибо и тебе, и твоей девочке… Шишкано-ва, говоришь, Марина? Надо запомнить… Да, это очень важно, думаю, ты и сам понимаешь… Конечно, невероятно, но как видишь… Да! Все, Слава, пока!
Обратно к наколотой на стену схеме Александр Борисович возвращался медленно и некоторое время, не обращая никакого внимания на оперативников и Померанцева, смотрел на нее отсутствующим взглядом, что-то обдумывая. Наконец, видимо, приняв какое-то решение, он встряхнулся и повернулся к присутствующим.
— Так, ребятишки… — Он откашлялся и зорко оглядел притихшую бригаду: — Сейчас каждого из вас я озабочу заданием, выполнять которое желательно четко, но главное — быстро… Похоже, времени мы и так потеряли достаточно… Галина, ты отправишься по адресу Белецких, но не к сестре Романа Антоновича, а пройдешься еще раз по тем квартирам, окна которых выходят, так же как и подъезды, во двор. Сегодня суббота, многие должны быть дома, поскольку на дачи пока рано… Вдруг да повезет и все-таки отыщется хотя бы один свидетель отъезда Белецкого?
— Но ведь не отыскался же, когда их опрашивали в первый раз? — В голосе Гали слышалось разочарование. Такого рода опросы, да еще проводимые в гордом одиночестве, она терпеть не могла.
— Мы не знаем, насколько тщательно поработали тамошние опера с «земли», а скорее всего, паршиво работали… Если и у тебя будет пусто, попытайся наведаться в соседний дом, благо, он там такой один, из него тоже кто-нибудь что-то мог увидеть…
Валерий посмотрел на Галочку сочувственно и, поколебавшись, решился все-таки дать совет:
— Ты вначале зайди в отделение, прихватишь из тамошних оперов кого-нибудь с собой, все равно им делать наверняка нечего… — И, повернувшись к Турецкому, пояснил: — Вы ж понимаете, у одной у нее быстро точно не получится.
Саша кивнул и переключился на Яковлева:
— Володя, на твоей совести доставка сюда Банникова… Скажем, часам к трем. До этого поприсутствуешь у меня при дружеской беседе с Кабулом, который, возможно, уже успел на данный момент высадить дверь в кабинете Померанцева. Мужик он, как вы все знаете, весьма темпераментный… И последнее: независимо от наработок, а также от того, кто чем будет на тот момент занят, в семнадцать ноль-ноль на связь со мной выходишь ты, Галочка, потом — ты, Валерий, где-нибудь в семнадцать десять…
— Пока что вы, Сан Борисыч, ни словом не обмолвились, где мне предстоит в указанный час находиться.
— Галя, ты свободна, иди выполняй. — Саша кивнул Романовой и повернулся к Володе: — Ты сейчас отправишься в кабинет Померанцева… Валера, дай ему, пожалуйста, ключ… если есть необходимость, утихомиришь Владимира Ивановича и подготовишь аппаратуру к собеседованию: допрашивать его будем там… Ну а теперь с тобой, Валерий.
Дождавшись, когда они останутся вдвоем, Турецкий пытливо посмотрел на следователя:
— Ну что? Гадаешь все еще над смыслом моих действий?
— И да, и нет, — неуверенно улыбнулся Померанцев.
— Тогда попробуй предположить, куда именно ты сейчас отправишься?
— Вообще-то я должен был сегодня посетить сестру Белецкого Марту Антоновну. Что-то изменилось?
— Ничего, кроме вопросов, которые ты ей задашь. Ну и того факта, что в ее квартире вполне можешь столкнуться с господином Славским, который что-то весьма бурно вокруг нее расхлопотался… Кстати, насчет Славского. Вчера вечером я с ним разговаривал. Патрик сейчас тщательнейшим образом проверяет его супругу, которая, по его сведениям, такой
«генерал в юбке», секущий в бизнесе куда лучше мужа… Семейным счастьем там не пахнет совсем…
— Что, наш Леонид Ильич из категории подкаблучников? — заинтересовался Валерий.
— Во всяком случае, человеком с очень сильным характером его не назовешь. Но и не слабак, не трус… Будешь смеяться, скорее, романтик…
Померанцев округлил глаза до максимальной высоты:
— Хотите сказать, что, по вашему мнению, его можно исключить из категории подозреваемых?
— И, боюсь, не его одного, — вздохнул Турецкий.
И Валерий, и его шеф некоторое время пристально глядели друг на друга. Молчание нарушил Померанцев. Для человека стороннего заданный им вопрос никакого особого смысла не имел:
— По-моему, вы, Сан Борисыч, хотите сказать, что Белецкого до сих пор не нашли потому, что не там искали?…
Турецкий посмотрел на Валерия почти любовно и широко улыбнулся, поскольку не был человеком со стороны и отлично понял, что именно хотел сказать важняк Померанцев на самом деле.
— Рад, что мы понимаем друг друга с полуслова.
— Это что же… Вячеслав Иванович что-то та-кое-эдакое нарыл?
— Вячеслав Иванович просто-напросто выполнил одну мою небольшую просьбу. А нарыла новая оперативница, которую он мне, судя по всему, нахваливал пару дней назад вполне заслуженно… А теперь слушай меня внимательно…
Примерно через полчаса после короткого, но весьма содержательного разговора, состоявшегося между «важняками», Александр Борисович как ни в чем не бывало входил в кабинет успевшего уехать на задание Валерия. Вопреки его ожиданиям, обстановка там была более-менее мирная. Яковлев, явно успевший подготовить аппаратуру, спокойно вписывал в бланк протокола дознания данные с паспорта Кабула, придерживая документ в раскрытом состоянии одним пальцем. Сам Кабул, хмурый, как осенняя туча, молча пялился на заоконный пейзаж. Впрочем, назвать пейзажем успевшее после ясного утра затянуться тучами небо, служившее фоном для крыш нескольких домов, можно было лишь с натяжкой.
— Здравствуйте, Владимир Иванович, — произнес Турецкий, направляясь к столу, возле которого сидел Кабул, и сделав вид, что не заметил удивленного взгляда фигуранта, обнаружившего, что окликнули его по имени-отчеству.
Расположившись напротив Клабукова поудобнее, Турецкий не стал затягивать с началом дознания, сразу же приступил к делу.
— Если помните, вчера мы с вами остановились на вашей ссоре с адвокатом Дубко — из-за бесследно пропавших денег, которые вы должны были перевести на его счет, но не перевели… Только не вздумайте утверждать, что все это ложь: сумма нам тоже известна… назвать?
— Ни к чему, — буркнул Кабул, судя по всему, ничуть не удивившийся словам Турецкого. И неожиданно криво ухмыльнулся: — Вижу, Сонька здорово с вами разоткровенничалась… Однако не до конца!
— Буду рад послушать продолжение, — кивнул Саша.
— А и продолжать нечего, — пожал плечами Клабуков. — Деньги на счет пришли на другой день, когда Муся порадоваться этому уже не имел возможности, поскольку там, где он пребывал, баксы и вовсе ни к чему… Думаю, они там и сейчас находятся: номер счета того Австрийского банка я вам дам, проверяйте, коли не верите… Не мочил я его! Ясно вам? И никакой причины мочить, хоть век ищите, не найдете!
— Не сомневаюсь, что счет, упомянутый вами, открыт на предъявителя, — прищурился Александр Борисович. Но и это Кабула тоже не смутило.
— Копайте… — Он вздохнул и бросил на следователя насмешливый взгляд. — Зря время потратите, гражданин следователь, вот вам крест. Лучше поспрошайте Соньку, за какие такие грехи покойный мой дружбан Муся так ее перед разборкой с интересующим вас абсолютно понапрасну счетом отделал, что она в его спальне отлеживалась? По этой причине и заполучила возможность наш базар послушать…
— С этого места, пожалуйста, подробнее, — подобрался Турецкий. — Ну и?
— Подробнее? — проворчал Кабул. — Кабы знал, выспросил бы тогда у Муськи подробности-то, а так… Сонька наша примерной девочкой отродясь не была, это-то хоть вам известно?
Турецкий кивнул.
— К Муське у нее в основном корысть имелась, будь она не такой дурой, сидела бы тихо. Но тихо она тогда еще не могла… Ничего еще бабенка была, хоть и в возрасте. Муська ее к каждому столбешни-ку ревновал. Между прочим, правильно делал: девка своего не упускала! Ну и засек он ее в конце концов с каким-то молодым кобелем, да так отделал, что как раз с тех пор с Соньки всю ее красоту как ветром сдуло…
— Вы что же, — поинтересовался Турецкий, намекаете, что Софья Эдуардовна самолично Дубко…
— Да где ей? — невежливо перебил следователя Кабул. — А вот дружку ее — в самый раз! Говорили, парень-то отмороженный был у нее тогда, «чеченец» какой-то…
— Кто говорил?
— Кто?… Да я уж и не помню, кто-то из охранников… Вроде бы с одним из них он как раз друж-банил. А Сонька тогда не то что перышко в кого всадить, шевельнуться лишний раз не могла. Муся ее, когда я от него уезжал, в мою машину, как тряпку, зашвырнул: отвези, сказал, эту шваль куда хочешь, мол, оба вы суки продажные… А более я его живым не видел…
— И куда вы отвезли тогда Софью Эдуардовну? В дом отсутствующего кузена?
— Какого еще кузена?… А-а-а… Брательника, что ли, этого?… Не-а, туда она побоялась, зная Му-сечку: запросто мог наведаться и добавить ей по шарам… К подружке какой-то отвез, такой же оторве, как Сонька. А дальше, гражданин следователь, вам работа предстоит: ройте, проверяйте, а я погляжу, чего нароете… А держать меня тут права не имеете!
— Где подружка жила и как звали, помнишь?
— Нужно мне больно имена еще их запоминать! А жила та… — Кабул наморщил лоб, старательно припоминая, а у Турецкого ожил мобильный телефон. Быстренько глянув на номер, он включил связь и, послушав с минуту, поблагодарил кого-то, находившегося на том конце мобильной линии, нажал отбой и вновь вопросительно уставился на Кабула.
— Где-то на Ордынке, не помню я где…
— Ну а если прокатиться по Ордынке, вспомнишь? — прищурился Турецкий.
— Да с какой стати-то?! Мне на фирму надо, а не раскатывать тут с вами… Права не имеете меня тут держать и того… заставлять!
— Успокойся, Кабул, — усмехнулся Турецкий. — За своими правами обращаться будешь в Комитет по их охране, только вряд ли тебе там пойдут навстречу. Разрешение у тебя, насколько мне известно, есть на один ствол, а не на четыре. Или я не прав насчет прав?
Клабуков побледнел и нервно дернул плечом:
— Поехали, твоя взяла… Покажу тебе дом, а номер квартиры и так помню… Ту оторву звали то ли Лизка, то ли Катька, точно не помню, вот те крест!..
— Так бы сразу и сказал, — кивнул Турецкий. — Вместо того чтобы чинить препятствия следствию… А арсенал свой домашний — даю тебе ровно сутки, чтобы либо уничтожил, либо зарегистрировал… Учти, номера у нас есть…
— Ладно… — Кабул, по наблюдениям и Турецкого, и Яковлева, был огорчен обнаружением «арсенала», но не перепуган. Если учесть, что номера на пистолетах спилены не были, стволы, видимо, оказались против ожиданий не паленые… Побывавший на квартире Клабукова с несанкционированным обыском Денис на пару со своим сотрудником Головановым не удержался и высказал данное мнение Турецкому по телефону. Как и просил Александр Борисович, все четыре найденных пистолета они не тронули, оставив их лежать в тайнике под подоконником, где те и были обнаружены. Турецкого интересовал нож, а никак не эти старые, вышедшие в основном из употребления «макаровы».
Клабуков между тем тяжело поднялся с места и, ожидая, когда следователь и опер будут готовы к выходу, неожиданно счел нужным хотя бы раз в жизни пооткровенничать с «мусорами» по собственной инициативе:
— Стволы эти, гражданин Турецкий, дружба-нам моим принадлежали, на веки вечные оставшимся в Афгане. Ясно? Это чтоб ты чего лишнего не подумал!
Появлению Померанцева Марта Белецкая ничуть не удивилась и встретила его вполне приветливо. К облегчению Валерия, никого постороннего (предполагаемого Славского, например) в квартире не было. Анна Васильевна хлопотала на кухне, куда и удалилась, оставив их с Мартой вдвоем.
— Вы… — Девушка неловко подтянулась на руках, принимая полусидячее положение. — У вас есть что-то… новое? — В ее глазах вспыхнула тревога.
— Нет-нет, — поспешно возразил Валерий. — Ничего нового, помимо предположений, которые я и пришел проверить с вашей помощью.
Марта удивленно глянула на следователя, но тут же кивнула:
— Конечно, я вам помогу, если сумею. Валерий отметил, что сегодня она выглядит гораздо лучше, чем при первом их общении. Девушка словно посвежела, боли в ее глазах как будто поубавилось. Очевидно, все это было следствием визита к ней Славского, о котором ему рассказал подробно Александр Борисович. Подумав об этом, Померанцев невольно почувствовал, как его настроение начало стремительно падать: если предположения шефа верны, еще неизвестно, чем все это обернется для Марты… Девушка ему нравилась, да она и не могла не нравиться — не только потому, что была по-настоящему красива, но и обладала какой-то совершенно не передаваемой в словах чистотой натуры, которой от нее веяло, и — мужеством, удивительнейшим образом сочетавшимся в ней с чуть ли не христианским смирением…
Следователь вздохнул и приступил к самой неприятной части своего визита: вопросам, которые предстояло задать.
— Скажите, Марта Антоновна, когда ваш брат уезжал и оставил при этом вам «Соглашение», он ведь предупреждал вас, что говорить о том, что оригинал у вас, нельзя никому и ни под каким видом?
— Да, но об этом я вам уже рассказывала.
— Тем не менее вы его мне вручили…
— А что, не надо было? — Она едва заметно усмехнулась: — Рома ведь не мог знать, что… что именно случится… Конечно, вас он в виду не имел, верно?
— Абсолютно! — кивнул Валерий. — Вы поступили правильно, не сомневайтесь.
— Вы тоже, когда временно переселили меня к тете Нюре… Это все, что вы хотели узнать?
— Далеко не все, — покачал головой Валерий. — Видите ли, сейчас, когда поиски ведутся ежедневно столько времени, можно с уверенностью утверждать, что, если Роман Антонович поехал в аэропорт, по дороге с ним самого страшного не случилось… Вся трасса благодаря генералу Баканину, его настойчивости проверена…
— Что значит «если поехал»? — Марта нахмурилась: — Куда же он мог еще поехать, кроме аэропорта? Рома специально пораньше вышел, чтобы успеть поймать машину!
— Давайте представим такой вариант… — Валерий отвел глаза, поскольку намеревался сейчас «нести пургу», чего проделывать с этой девушкой ему никак не хотелось. Но распоряжение Турецкого любыми методами «прокачать» Мартусю было, с его точки зрения, вполне обоснованным.
— Какой? — поторопила его она.
— Допустим, Романа Антоновича заранее поджидала машина с каким-то его знакомым, который знал об отъезде вашего брата и которому срочно нужно было с ним поговорить… Скажем, это был его близкий приятель?
— Вы что же, Витю имеете в виду?!
— Не обязательно! Разве у Романа Антоновича других друзей нет?
— Конечно… То есть я хотела сказать, что есть, конечно, товарищи по работе, но… В общем, Рома после армии очень трудно сходился с людьми…
— А до армии?
Марта задумалась, потом слегка пожала плечами:
— Наверное, тоже не слишком легко… Алеша с Витей от него как-то отошли, что ли…
— И он совсем ни с кем из своих ровесников не общался?
— Почти. — Марта задумчиво поглядела в окно. — Одно время вроде бы подружился с парнем одним… Они вместе поступали в институт, и оба неудачно… Он с ним и после армии какое-то время общался, а потом они, по-моему, поссорились… Но это было давным-давно, я еще ребенком была… А почему вы спрашиваете?
— Вы не помните, как звали его приятеля?
— Кажется, Паша… Как-то он к нам заходил, тогда они, по-моему, и поссорились… Хотя нет, точно я не знаю.
— Словом, вы никого не в состоянии представить на месте этого гипотетического приятеля, кроме Банникова или Баканина?
— Наверное, кроме Баканина… Виктор у нас вообще ни разу не был с тех пор, как я… В общем, не был. А тот Паша и вовсе ни при чем, говорю же, все это было давным-давно!
— Да, невеселая жизнь у вашего брата: ни друга, ни подруги…
— Это из-за меня. — Марта вспыхнула и с горечью пояснила: — Я имею в виду подругу… Точно знаю, что у Ромочки была девушка, хотя кто — не знаю. Он о своей личной жизни не рассказывал даже мне, но одно время я хоть и была тогда подростком, но сразу поняла, что у Ромки роман… Он ходил такой… такой… — Марта покачала головой, не найдя нужных слов. Потом вздохнула: — Я его жутко ревновала, сама не знаю к кому, наверное, он это заметил и… и все… А может, эта девушка, узнав обо мне, его бросила, не знаю…
— А еще вполне возможно, — сочувственно коснулся Померанцев Мартиной руки, — что все это нарисовано вашим воображением! И в любом случае винить себя вам не в чем, поверьте.
— Воображение тут ни при чем, по Ромке все было видно, как по открытой книжке: бери и читай… — Она взглянула на Валерия: — Знаете, совершенно не понимаю, к чему этот наш разговор. А вы?
— Почти, — через силу улыбнулся Валерий. — Но у меня к вам уже самые последние вопросы остались.
— Это радует, — сухо прокомментировала девушка.
— И вновь — гипотетические, учтите! Допустим, ваш брат попал все-таки в ситуацию, когда ему угрожает реальная опасность? Ехать на аэродром, как бы важно это ни было, нельзя. При отсутствии друзей, как думаете, если бы ему понадобилось укрытие…
— Вы с ума сошли! — Марта сердито сверкнула на Валерия глазами: — Ромке — опасность?! Он никогда не был трусом и с любой опасностью справился бы в два счета! И никогда не стал бы прятаться! Вы забыли, он же в Чечне воевал!
— Помню, — мягко произнес Валерий. — И тем не менее, если бы случилось нечто, вынудившее его исчезнуть… Это ведь факт, верно?
— Вынудившее? — Марта растерялась.
— Возможно, его просто где-то удерживают… Роман Антонович — не единственный храбрец на свете, есть ведь и еще… А среди них — люди с тем же опытом, способные справиться даже с очень сильным и профессиональным человеком… Да не пугайтесь вы так! Это не более чем предположение! Лучше подумайте: если он исчез, вынужден был исчезнуть, скрыться на какое-то время…
— Я вас поняла, — выдохнула Марта. — И хотя ни секунды не верю, что Ромка мог так сделать и не найти за все это время возможности сообщить мне… Есть всего одно место, куда он мог спря… поехать: тети Нюрин домик в Дубне…
— В Дубне?
— Это не та Дубна, про которую вы подумали… Это деревенька такая маленькая, под Орехово-Зуевом…
На этот раз квартиру Белецких Валерий покидал с еще более тяжелым осадком на душе, чем в первый раз. Несмотря на то что вся информация, на которую рассчитывал Турецкий, была им получена.
В квартире на Ордынке, адрес которой был уточнен с помощью Кабула, оказавшегося куда более памятливым, чем ему хотелось выглядеть в глазах следствия, проживала некая Елизавета Константиновна Станцева одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Помимо нее, там же был прописан и Станцев Вадим Константинович, год рождения тысяча девятьсот восемьдесят первый. Брат? Ну тогда «очень младший». Скорее всего, подумал Александр Борисович, сын. А то, что отчество у них одно, может свидетельствовать, например, об изначальном отсутствии папаши… и о том, что, по словам Клабукова, которым он почему-то верил, подружка — «такая же оторва, как Сонька». Саша не забыл.
В общем и целом все так и оказалось. Хотя женщине, легко и сразу, даже не спросив, кто это, открывшей им дверь, на вид можно было дать ну никак не более тридцати пяти лет. Поверить в то, что она всего лишь на год моложе Софьи Эдуардовны, было просто невозможно.
— Ох… — Обнаружив на пороге двоих незнакомых мужчин, хозяйка квартиры испуганно отступила, едва не уронив дымящуюся сигарету, зажатую в пальцах левой руки. В темных, умело накрашенных глазах мелькнула настороженность. — Вы… Вам кого?
— Если вы Елизавета Константиновна Станце-ва, то вас, — доброжелательно улыбнулся Турецкий, одновременно доставая удостоверение. — Не пугайтесь… Хотя спрашивать: «Кто стучится в дверь ко мне», разумеется, надо.
— Я думала, сын… Вадик должен приехать вот-вот… — Тревоги и настороженности в глазах женщины, после того как она посмотрела на Сашины «корочки», ничуть не убавилось. — А в чем, собственно, дело?
— Поверьте, совсем не в вас, — по-прежнему доброжелательно сказал Турецкий. — Возможно, вы все-таки впустите незваных гостей? Нам необходимо поговорить о вашей подруге, Софье Эдуардовне Соркиной…
— С Соней что-то случилось?! — всполошилась Елизавета Константиновна, отступая наконец в сторону. — Проходите, конечно! Я просто растерялась… Так что с Соней?
— Не волнуйтесь, жива-здорова. — Александр Борисович первым вошел в просторный коридор, исполнявший здесь функции прихожей, и проследовал за хозяйкой в сторону одной из двух распахнутых дверей, оценивающе разглядывая даму со спины: удивительно стройная, подтянутая фигура, тяжелый узел темно-рыжих волос на затылке, дорогой брючный костюм цвета морской волны… Словом, диаметральная противоположность кузине Славского. Что, помимо веселого прошлого, явно на этой женщине, в отличие от Сони, никак не отразившегося, может их связывать? Все-таки женщины — народ действительно загадочный…
Гостиная, в которую их провела хозяйка, тоже в отличие от Сониной, блистала чистотой и порядком, была обставлена хорошей итальянской мебелью, далеко не всем доступной по цене. Хозяева квартиры явно не бедствовали.
Усадив гостей на удобный мягкий диван, Елизавета Константиновна и сама присела на другой его конец, после чего Володя Яковлев, извинившись, попросил разрешения пересесть в одно из полукресел напротив хозяйки — к круглому столу на витых ножках
— Конечно-конечно, — немного смутилась Станцева. — Я не сообразила, вы ведь, наверное, должны что-то писать. Так вам удобно?
— Вполне, — заверил ее Турецкий. И, внимательно глянув на хозяйку, добавил: — Знаете, не могу удержаться от комплимента… Замечательно выглядите, никогда бы не сказал, что вы с Сорки-ной ровесницы.
Елизавета Константиновна польщенно улыбнулась:
— Вообще-то, я ее на полтора года младше, но вы правы: никто не верит, что у меня двадцатипятилетний сын, хотя родила я его совсем не рано… Вадим у меня умница, занимается бизнесом… — Она немного помолчала и, слегка нахмурившись, покачала головой: — Что касается Сони, она очень больной человек, ее нельзя не пожалеть, зная Со-нечкину жизнь…
— Я слышал, вы дружите с юности, — осторожно отозвался Саша, — общая молодость, друзья, словом…
— Словом, — усмехнулась Станцева, — судя по всему, вам уже успели охарактеризовать этот период, как не в меру бурный… — и, не дав ему возможности возразить, продолжила: — Что ж… Я не собираюсь открещиваться от ошибок своей молодости. Благодаря рождению сына я, как мне кажется, сумела их исправить. А Соне, ей просто не повезло.
— Вы имеете в виду гибель Дубко, с которым она прожила больше десяти лет?
— Если точно, двенадцать с половиной… Да, его в первую очередь. Соне не нужно было связываться с Мирославом сразу, я ее тогда предупреждала.
— То есть вы хотите сказать, что знали о Дубко нечто такое, из-за чего не советовали подруге с ним связываться?
— Нет! Нас познакомила Соня. До этого я о нем и не слышала, не то что знать… Просто он мне не понравился с первого взгляда, интуитивно! В отличие от Сони, у меня всегда была безошибочная интуиция на таких типов… Чувствовалось в Мирославе что-то… не просто неприятное, ужасное! Взгляд у него был такой… Такой, словно он в человека гвозди заколачивает… — Елизавета Константиновна слегка поежилась.
— Подруга вас, судя по всему, не послушалась.
— Не послушалась, — кивнула Станцева. — Она поначалу влюбилась в него, простите, как кошка. А потом, когда сама разобралась, и рада была бы от него уйти, да он ей такой возможности не дал: Дубко оказался ревнивым, как Отелло… Я совсем не уверена, что от какой-то там безумной любви к ней! Скорее — из садизма! Вот садистом он точно был! — Елизавета Константиновна достала из кармана пачку «Парламента» и, ловко выбив одну сигарету, закурила. — Ну а завершилось это все тем, что он, до того, как какой-то божий человек отправил Мирослава в преисподнюю, не просто избил Сонечку — бил он ее и раньше — а изуродовал на всю жизнь!..
— Мы в курсе, что после избиения, накануне своей гибели, он отправил вашу подругу сюда, к вам…
— Он ее просто вышвырнул, как ненужную тряпку, а ко мне ее привез Володя Клабуков… Тоже тот еще тип, но ни в какое сравнение с Дубко не идет. По крайней мере, что-то человеческое в нем все же и тогда было… Они с Соней до сих пор дружат, насколько знаю.
— Вы, вероятно, тогда же вызвали «неотложку»? Станцева ответила не сразу. Докурив сигарету и затушив ее в хрустальной пепельнице, стоявшей рядом с диваном на журнальном столике, она вздохнула:
— Я хотела… Возможно, если бы настояла на своем, последствия для нее были бы не такими тяжелыми… Но Соня мне не позволила…
Женщина отвела глаза и вновь достала пачку «Парламента».
— Елизавета Константиновна, — продолжил Турецкий. — Мы в курсе того, что у Софьи Эдуардовны в то время был тайный друг, я имею в виду «тайный» от Дубко. И знаем, что именно из-за этого и случилось избиение…
Станцева крепко сжала губы и сердито сверкнула глазами на Александра Борисовича:
— Никто не вправе судить ее за это! Сонина жизнь с этим типом была сущим адом, но должен же быть у человека даже в аду хоть какой-то просвет?!
— Я и не сужу, Боже упаси! — остановил ее Турецкий. — Я просто даю вам понять, что скрывать какие-то детали случившегося у вас никакой необходимости нет. Ведь Софья Эдуардовна в тот вечер, когда Клабуков привез ее сюда, отказавшись от врача, вызвала этого человека, верно?
Женщина помолчала, раскуривая новую сигарету, потом мрачно посмотрела на Турецкого:
— Понимаю… Понимаю, к чему вы ведете… Вы ведь доследуете дело об убийстве этого подонка? И, вероятно, решили… И что это вам даст? Я понятия не имею, где он сейчас, что с ним… Соня с этим мужчиной больше не встречалась, она вообще ни с кем больше не встречалась! Доктор, которого я все-таки привела на третий день, настоял на том, чтобы она легла в больницу… Насколько знаю, этот парень (я даже имени его не помню!) пытался с ней связаться, но она…
— Ей, судя по всему, было не до любви. Кроме того, своего молодого любовника Софья Эдуардовна, вероятно, как раз и подозревала в этом убийстве… Почему бы нам с вами не назвать вещи своими именами? А, Елизавета Константиновна? — сухо произнес Турецкий. — И, соответственно, предпочла держаться от него подальше.
— Я понятия не имею, кого и в чем подозревала Соня. — Станцева сверкнула на Сашу глазами. — Об этом лучше поговорить с ней самой. А относительно того, что ей было и в больнице, и после нее не до любви, — тут вы правы! Этот подонок отбил Софье почку, сломал несколько ребер, все тело у нее было в синяках и кровоподтеках… С тех пор моя несчастная подруга так и живет с одной, к тому же нездоровой, почкой и нарушенным обменом веществ. Стоит ли удивляться, что она выглядит старше меня?
Александр Борисович посмотрел на крепко сжавшиеся после этого риторического вопроса губы женщины и покачал головой.
— Я понимаю вас. Поверьте, никто бы не стал ворошить эту старую историю, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Ваше желание дистанци-роватъся от нее понятно. Но ведь я прошу о немногом: поподробнее рассказать о том вечере, когда Соркину привезли к вам и она, отказавшись от «неотложки», попросила вызвать сюда того человека, имя которого вы, судя по всему, забыли. Все-таки лет прошло немало, понять можно.
— Я его не вызывала сюда! — возразила Елизавета Константиновна. — Соня сама ему позвонила, поэтому имени его я не забыла, а просто не знала! Она его и от меня скрывала на всякий случай… Хотя кое-что и рассказывала, но не все…
— Что именно?
Станцева едва заметно пожала плечами и невесело улыбнулась:
— Вряд ли это вам что-то даст… Женщины в таких случаях любят фантазировать, в основном, чтобы произвести впечатление друг на друга.
— И все же?
— Да ерунду всякую, типа того, что этот мужчина чуть ли не с детства был в нее влюблен… Жили они когда-то недалеко друг от друга, кажется, или кто-то из Сониных родственников с ним рядом жил, я точно и не помню уже… Просто мало внимания обращала на ее россказни. У Сони всегда, как только вспыхивал новый роман, получалась, по ее словам, какая-то безумная влюбленность со стороны мужчины… Которая потом почему-то очень быстро таяла как дым… Ну и в тот раз ничего нового про него она не говорила, как обычно, вроде бы он ее чуть ли не преследовал своей любовью, а она спустя много лет его чуть ли не пожалела и уступила… Поверьте, ерунда все это, — наши «женские штучки»…
— Возможно, — легко согласился Турецкий и глянул на Яковлева, прилежно заполнявшего протокол дознания и не забывавшего следить за диктофоном, на который хозяйка квартиры время от времени неодобрительно косилась.
Володя истолковал взгляд шефа правильно и, вынув из своего внутреннего кармана несколько снимков, выложил их перед Елизаветой Константиновной.
— Не думаю, — усмехнулся Турецкий, — что ваша зрительная память подводит вас так же, как память на имена… Узнаете ли вы в ком-нибудь из этих людей человека, который восемь лет назад приходил сюда по вызову Софьи Эдуардовны Сор-киной?
Женщина, слегка побледнев, молча разглядывала снимки.
— Елизавета Константиновна, — произнес Саша, — речь идет не о «разовом» убийстве негодяя, который, вполне возможно, заслужил свой ужасный конец… Речь идет об убийце, поднявшем руку теперь уже на вполне невинных людей. — И, поскольку Станцева продолжала молчать, добавил: — Один из этих людей замечательный, между прочим, парень, был единственным сыном у отца, воспитавшего его без матери… У вас тоже единственный сын, вы, вероятно, способны представить всю степень его горя, всю непоправимость случившегося… И если мы этого человека не остановим, будет следующая жертва, а возможно, и жертвы. Непременно будут! Убийца, уверовавший в свою безнаказанность, никогда сам не остановится, поверьте!
— Вот он. — Елизавета Константиновна резко выхватила один из снимков и протянула его Турецкому.
— Вы уверены?
— Да. Я абсолютно уверена…
Мучивший ее вопрос Станцева задала Александру Борисовичу, уже когда они с Яковлевым покидали квартиру на Ордынке:
— Скажите… Соня… ее осудят за то, что она тогда, много лет назад?…
— Побеседовать с вашей подругой придется непременно, — ответил Александр Борисович. — Но в целом, к сожалению, боюсь, Софья Эдуардовна отделается легким испугом…
Испуг, прямо скажем, получился не слишком легким, во всяком случае, для самого Турецкого: понадобилось не менее получаса, графин воды и дважды по сорок капель валидола, дабы справиться с Сониной истерикой. Наконец взмыленный Яковлев получил возможность заняться своими прямыми обязанностям и, вместо того чтобы бегать между кухней и гостиной, находя время по дороге для того, чтобы успокаивать и не на шутку взволнованного Славского, на свою беду, заехавшего домой по дороге от Банникова к Белецким.
Что касается Саши, для него появление Леонида в разгар описанных событий было как раз везением. Пока Володя возился с его кузиной, Турецкий задал единственный, возникший после вчерашнего разговора вопрос ему лично, а не по телефону, как рассчитывал. И ответ получил вполне ожидаемый.
— Конечно, он мне звонил, — сказал Леонид Ильич, нервно поправляя очки. — По-моему, дважды… Да, дважды… Собственно говоря, я тогда просто не придал значения его дурным предчувствиям, хотя и удивился… Вообще-то, это было совсем не в его духе. Только сейчас понимаю, что следовало отнестись к этому всерьез, надо было вылетать в Москву сразу… Но я и подумать не мог…
— Он просил вас приехать сюда самого?
— Только в случае, если с кем-нибудь из ребят что-нибудь случится…
— Вчера вы не сказали мне об этой причине своего приезда…
— Потому что я о ней не думал, я прилетел бы в любом случае, я имею в виду, в таких обстоятельствах… Вы можете не поверить, но о том звонке я вспомнил уже в самолете!
Между тем приведенная более-менее в чувство Софья Эдуардовна начала внятно разговаривать с того вопроса, на котором завершила свое общение с Турецким ее подруга Станцева.
— Что… что мне теперь будет?!
— Если скажете правду — ничего, — поспешно заверил ее Володя и, глянув на Александра Борисовича, передал бразды правления в его руки.
Разговор по существу с Соркиной занял не так уж много времени. И в итоге оказался не настолько тяжелым, как последовавший затем разговор с ее братом: Александр Борисович после недолгих колебаний счел необходимым сказать Славскому правду, поскольку имя убийцы теперь было ему известно…
Глядя на побледневшего до синевы Леонида, он сочувственно покачал головой и отвел глаза:
— Вы уж простите за неприятный сюрприз, но… Если я правильно понял, вы сейчас намерены… намеревались ехать к Белецким… Надеюсь, вам понятны мои мотивы: то, что известно вам, пока никому, включая Марту Антоновну и Анну Васильевну, известно быть не должно.
Славский в ответ кивнул, не проронив ни звука.
— Александр Борисович, — напомнил Володя, — половина третьего… Я звонил в прокуратуру. Банников в дороге, его «ведут» ребята Дениса. Пока все тихо…
— Будем надеяться, что обойдется, — мрачно буркнул Саша и повернулся к Славскому, чтобы попрощаться. Его кузина, для того чтобы проводить «важняков», в прихожую так и не вышла.
Едва оказавшись в своем «пежо», только что прибывшем из ремонта после роковой перестрелки, Турецкий набрал номер Грязнова-старшего:
— Привет, Слава… Думаю, нам следует поторопиться, звонить в спецназ придется тебе, договорись с ребятами по-дружески, скажи, постановление будет у них к вечеру… Да, напишу, как только доберусь до Конторы… Пока в дороге, вместе с Володей… Яковлев, — повернулся он к оперативнику, — начальство интересуется, не желаешь ли прогуляться вместе с нашими «крутейшими» по известному тебе адресу?
— Куда ж я денусь? — усмехнулся Володя. — А на Банникова Валеру посадите?
— Всенепременно! Он, когда докладывал мне о беседе с Мартой Антоновной, как обычно, рвался в бой лично… Сам понимаешь, в этой ситуации единственный способ удержать нашего Валеру — усадить под присмотр начальства!
Яковлев понимающе кивнул, и спустя минуту, завершив разговор с Грязновым-старшим, Александр Борисович развернул свой синий «пежо» в сторону Большой Дмитровки.
И, вероятно, самым удивительным во всей этой истории было то, что всего мастерства спецназовцев на момент захвата убийцы Алексея Баканина знаменитым «альфовцам» не понадобилась. Несмотря на то что брали они человека, почти равного им по боевой подготовке, прошедшего первую чеченскую, «бесследно пропавшего» Романа Антоновича Белецкого… Определяющую роль здесь сыграло то, что ничего подобного он не ожидал, спокойно хозяйничая в доме Анны Васильевны в наполовину заброшенной деревеньке. Уверенный в том, что его хитроумный и безжалостный план никому не раскрыть.
Откуда ж ему было знать, что на его пути окажется «важняк» Турецкий Александр Борисович со своей не менее знаменитой, чем он сам, командой?
Сидя наутро в понедельник в Сашином кабинете, Вячеслав Иванович Грязнов, самолично отправившийся накануне поздно вечером на взятие убийцы сына своего друга генерала Баканина, дабы, как минимум, наблюдать за операцией, если не руководить ею, все еще нервозно пересказывал своему другу Турецкому о происшедших событиях.
— Вообрази, Сань, даже дверь у него заперта не была! Спокойненько варил картошечку на плите, селедку, гад, успел нарезать и бутылкой водяры запастись не забыл… И это после того, как прирезал Алешку, друга своего, и как пить дать Банникова собирался тем же манером на тот свет… Не зря, похоже, наш бизнесменишка труса-то праздновал!.. Удивительно, что ночью тогда из своей норы вылез…
— Так ведь тоже ради собственной безопасности, — отозвался Александр Борисович. — Вчера признался: профессионализму собственных охранников не доверял, решил братанов из Кабулова ЧОПа нанять. А чтобы в дурных связях не светиться, через братца аванс передал и по темноте… Конечно, подозревать Белецкого ему и в голову не пришло, думал, ножки из Штатов растут, от Слав-ского. Вот и надумал запастись к его приезду охраной понадежнее. М-да!..
Они немного помолчали, после чего Саша покосился на Яковлева, спокойно, в расслабленной позе сидевшего в кресле возле окна, которое обычно облюбовывал себе Вячеслав Иванович:
— А нож, Володя, вы где нашли?
— В подполе, — отозвался Яковлев. — Среди прочих декораций.
— А-а-а, ты уже в курсе, что он там себе «сцену» оборудовал? — фыркнул Грязнов-старший. — Собирался имитировать собственное якобы похищение и заключение в подвале негодяями, которые почему-то позабыли его убить…
— По-своему, наивный мужик, — покачал головой Сан Борисыч. — Он что, про экспертов никогда не слышал? Развенчали бы на раз-два…
— Ну, надо полагать, — подал реплику Яковлев, — он для правдоподобия пырнул бы себя тем ножичком пару-тройку раз… Кстати, в деревне никто его в лицо не видел, видать, только по темноте, когда старики спали, выбирался… Его ж там знали, домик он часто проведывал… Когда-то даже с друзьями своими приезжал. Анна Васильевна была подругой его матери, если помните.
— Таким образом, — констатировал Саша, — после обнаружения его «места заключения» подозрения вновь упали бы на Банникова: знал про эту псевдо-Дубну, получается. Да, неглупо… Если б, конечно, все прошло по его плану! А? Вячеслав Иванович хмуро кивнул:
— Да уж… Причем, если валить все на нашего бизнесменишку, ведь что получается? После того как Белецкий его убивает, люди якобы Банникова естественным образом бросают «несчастного пленника» на произвол судьбы, после чего он и «освобождается» из плена в подвале. Можно сказать, комар носа не подточит! А далее — дележ капитала Славского в пропорции «фифти-фифти». Ты, кстати, с нашим американцем успел пообщаться и доложиться?
— Зря иронизируешь, — упрекнул друга Саша. — Хороший мужик этот Славский оказался… Планов своих по отношению к Марте Антоновне менять не стал… Тем более что братец ее не пожалел, когда за оригиналом «Соглашения» наведывался в собственную квартиру… Конечно, убивать бы он там никого не стал, рассчитывал, видать, по-тихому свистнуть оригинал… Но ведь и нервов сестры-инвалида не пожалел, когда, обнаружив отсутствие и ее, и бумаги, устроил там разгром! Сволочь, одним словом…
— Деньги, братцы, да еще такие огромные, и не таким, как Белецкий, глаза застилали, — возразил Грязнов. — К тому же, Саня, про первую чеченскую забывать тоже нельзя. Много их оттуда нормальными-то вернулось? То-то и оно! А ты, как говорят нынешние полуподросшие, ништяк! Честно если, лично я просто уверен был, что за всем этим стоит наш подразорившийся бизнесменчик…
Александр Борисович немного поколебался, бросив при этом неуверенный взгляд на Яковлева, но все же решился:
— Вообще-то, если б не моя Ирина Генрихов-на, я б еще долго до сути доковыривался…
Володя, которому относительно событий в семье Турецких известно ничего не было, в отличие от Вячеслава Ивановича, посмотрел на Сашу непонимающе.
— Ты что же, снова ей материалы следствия показывал? — со смешком поинтересовался Слава.
— И показывал! В том смысле, что фигурантов дал послушать! И, к твоему сведению, Ирина твердо и безапелляционно заявила мне, что «заказчика» среди них категорически нет! А в Славского она, можно сказать, почти влюбилась! Тьфу-тьфу-тьфу!
— Э-э-э… — начал было Яковлев, но, поймав предостерегающий взгляд своего шефа Грязнова, счел за благо не продолжать и, живенько поднявшись с кресла, озабоченно посмотрел на часы. — Мне, похоже, пора, Сан Борисыч, — пробормотал он и, подумав, добавил: — Надо бы еще с Галкой Романовой повидаться…
— Повидайся, — фыркнул Турецкий, — будешь очень кстати в качестве психологической бригады: они с Померанцевым в его кабинете сидят, помогают друг другу раны зализывать, нанесенные тем фактом, что главное, по их мнению, пропустили… А виноват кто? Нехороший шеф виноват!.. Одну услал на никому не нужное задание, другого писарем определил, пока вы там воевали, опасного преступника брали почти что голыми руками!
— Так ведь и правда, — улыбнулся Володя.
— А ты чего хотел? Чтоб Померанцев в очередной раз свою башку под возможные пули совал, практически не имея соответствующего опыта? Чтоб я девчонку под те же пули на взятие отправлял?
— Что вы!
— «Что вы…» — передразнил его Саша. — А иначе и того, и другого хрен удержишь… Ладно, иди к этим сотоварищам по тому, что они сочли большим несчастьем! — И, как только они со Славой остались в кабинете вдвоем, тут же схватился за телефон, предварительно подмигнув Грязнову: — Сейчас мы с тобой кой-чего сорганизуем… Алло, Иришка? Это я! Как смотришь на то, чтобы мы со Славкой нагрянули к нам для совместного с тобой празднования общей победы?… Так и знал, что обрадуешься!.. Тогда давай говори, чего у нас там, в холодильнике, не хватает? Водяра есть, тебе, как всегда, красненького, полусухенького, это ясно… Почему не ясно?… Как это — морковный сок?… Вместо вина, я не ослышался?… Какой еще сюрприз? Ты что — вступила в общество борьбы за абсолютную трезвость, что ли?…
Послушав еще некоторое время свою супругу, Александр Борисович положил трубку на место и задумчиво посмотрел на генерала Грязнова.
— Что? — заволновался тот. — Не разрешает праздновать?
— Разрешает, и даже очень рада, — отозвался Саша. — Не в том дело!
— А в чем?!
— Женщины — существа странные и загадочные, — вздохнул Турецкий. — Проживи еще сто лет, все равно их логика останется загадкой без правильного ответа.
— Твоя — тоже! Во всяком случае, в данный момент я никак не возьму в толк, что ты имеешь в виду: Иринка тебе что, велела купить в качестве напитка «Вдову Клико» непосредственно из подвалов производящей фирмы?
— Наоборот, вместо всю жизнь любимого ею полусухого каберне велено приобресть всю жизнь ненавидимый ею же морковный сок… Экая гадость! — красноречиво скривился Саша. — Да еще говорит, что это связано с каким-то сюрпризом, который она мне готовит… Как думаешь, может быть действительно приятным сюрприз, связанный с литровым пакетом этой мерзости?
Прежде чем ответить, генерал Грязнов немного подумал. Потом в его глазах мелькнула какая-то мысль. Потом эта мысль исчезла так же быстро, как появилась, и он недоуменно развел руками:
— Понятия не имею… Кто их, женщин, действительно знает? Только не я — старый и, можно сказать, почти уже дряхлый холостяк… И очень, между нами говоря, этому рад!
— Тому, что не знаешь, или тому, что холостяк? — прищурился Александр Борисыч.
— Я имел в виду второе, не при тебе, женатом, будь сказано! Дискуссию на эту тему считаю закрытой еще до ее открытия, предлагаю двигаться к месту действия. Там, на месте, все и выясним!
— Разумно! — усмехнулся Александр Борисович и поднялся из-за стола.
За окнами его кабинета все ярче разгорался необыкновенно теплый и яркий день конца апреля. Рабочий, между прочим, день. Но мог, в конце концов, и Саша Турецкий, хотя бы крайне редко и по вескому поводу, позволить себе нарушение трудовой дисциплины? Тем более в отсутствие шефа и друга Меркулова, отбывшего накануне в составе президентского сопровождения в далекую восточную страну? Мог! И это было только справедливо.
— Ладно, двигаем навстречу загадочному сюрпризу, — подвел он черту под различными сомнениями.
И они, разумеется, двинули.
notes
