10
Между тем в далекой от американского поместья Славских Москве имелась женщина, у которой неожиданный приезд Леонида в российскую столицу вызвал панику не меньшую, если не большую, чем у Джины.
После звонка двоюродного братца, оповещавшего ее о своем приезде, Софья Эдуардовна Сор-кина пришла в ужас: этот визит мог окончательно разрушить всю ее налаженную, вполне комфортно протекавшую в последние годы жизнь! Конечно, человеком практичным Ленька, во всяком случае в свои юные годы, не был: тетя Манечка часто сетовала на то, что сын удался в отца, вечно «витает в облаках», существует в каком-то собственном потустороннем мире. Однако то, что свойственно семнадцатилетнему пацану, совсем не обязательно будет присуще ему и в тридцать с «хвостиком». К тому же американцы, как слышала Соня, самый практичный народ в мире. А с волками жить — как известно, по-волчьи выть!..
Ночь после звонка Леонида она спала, мягко говоря, плохо, можно сказать, и вовсе не спала. И едва дождавшись более-менее приличного часа — девяти утра, схватилась за телефон… Впрочем, приличным для утренних звонков этот час считался у нормальных людей, чего никак нельзя было сказать о Владимире Ивановиче Клабукове — старом Сони-ном приятеле. И Соркина заранее смирилась с тем, что прежде, чем перейти к сути дела, ей придется вытерпеть целый поток ругани за столь раннюю побудку человека, который, скорее всего, и спать-то лег совсем недавно…
Однако, как выяснилось, Владимир еще и не ложился. То ли гулял всю ночь напролет, то ли был занят своими темными делишками, о которых Соня имела самое смутное представление, а более ясного иметь не желала: собственное спокойствие дороже, а ее ныне покойный любовник, у которого Клабуков ходил в ближайших приятелях, еще в далекой молодости внушил Соркиной простую истину — «меньше знаешь — крепче спишь»… Ах, будь он жив, в свое время хорошо известный в самых разных кругах Муся Аркан, Сонечкина судьба сложилась бы совсем иначе!
Поскольку Клабуков ответил Соркиной голосом вполне трезвым, она склонилась к мысли, что тот вряд ли занят гульками, скорее, делами, вполне соответствующими темному времени суток.
Изложив Владимиру Ивановичу в виде тезисов, то бишь весьма для нее сжато, свои горести, Софья
Эдуардовна вопросительно умолкла: до сих пор все советы, которые он ей давал, были весьма и весьма полезными. Очевидно, в память о погибшем друге Клабуков, в обиходе смолоду известный больше под кличкой Кабул, все эти годы, прошедшие со смерти Муси, продолжал опекать его овдовевшую подругу. И если поначалу это и впрямь было что-то вроде дани памяти, со временем Соня и Кабул действительно сдружились.
Выслушав ее горькие сетования, Владимир Иванович немного помолчал, после чего поинтересовался:
— Ну и чего же ты, Софочка, от меня ждешь? Самое разумное, ты и сама это знаешь, припугнуть твоего братца, коли есть чем… Неужто нечем?… Святых-то в наше время — тю-тю!..
— Ленька, конечно, не святой, — вздохнула Софья Эдуардовна, — но вот блаженненький — точно! Вообрази, денежки-то ведь он один зарабатывал, с какой, спрашивается, стати эти сопляки на них претендуют?! Мало ли, что там в детстве они себе напридумывали? Вон, Витька, к примеру, с которым я тебя в прошлый год знакомила… Помнишь?…
Кабул неопределенно хмыкнул:
— Это с которым ты в его соплячьей юности переспала?
Теперь хихикнула Соня:
— Он мне спасибо должен всю жизнь говорить за то, что мужиком его сделала… А почему ты думаешь, что только в юности? — жеманно поинтересовалась она.
— Ничего я не думаю, — неожиданно сердито буркнул Владимир Иванович. — Твои постельные делишки, с кем ты там и когда кувыркаешься, меня отродясь не занимали… Так что там с этим бизнесменом?
— Ясно что! Коли бизнесмен, значит, и свои деньги водятся, а он еще и на наши, паразит, претендует! Звонила я ему как-то, так и слушать меня не стал…
— Ай-я-яй! — ядовито отозвался Кабул. — Как же это он так, со своей-то первой полюбовницей?
— Ох, Кабульчик, так это ж когда было! Ты не подумай, еще до нашего Мусечки, пусть земля ему будет пухом…
— Это вряд ли, — вздохнул Кабул. — Грехов на Аркане, считай, не меньше, чем на мне и тебе, вместе взятых, какой уж там пух!
— Не говори так! — обиделась за покойного друга сердца Соня. — Мусечка и доброго много сделать успел, взять хотя бы меня…
— Слушай, ты ж вроде как посоветоваться хотела? Так мой тебе совет самый первый: не говори братцу про свою квартиру, скажи, что ее давным-давно захапало государство! Коли он и впрямь, как ты считаешь, «блаженный», проверять вряд ли станет.
— Это я и сама понимаю, не дура…
— А вообще-то, Софочка, — вздохнул Клабу-ков, — положение твое и вправду не очень… Я бы сказал, хреновое.
— П-почему?… — глупо спросила Соркина.
— Рассуди сама: наилучший выход был бы от твоего братца избавиться, так?
— Ой, что ты такое говоришь?! — всполошилась Софья Эдуардовна, почувствовав, как испуганно трепыхнулось ее сердце. Конечно, она понимала, что старых связей Кабула, даже если он и вправду, как утверждает, отошел от дел, во что она не верила, хватило бы и на такой ужасный исход тоже. Однако она предпочитала делать вид, будто ничего не знает и ведать не ведает. Ну держит Владимир Иванович Клабуков небольшую охранную фирму, и что тут особенного? Таких фирм по Москве — пруд пруди. С нее и живет — не горюет! Охрана нынче каждому второму состоятельному человеку нужна, дело-то выгодное…
— А ты дослушай сперва, потом ойкай! — оборвал ее Кабул. — Вот я и говорю: избавляться тебе от него никак нельзя, поскольку денежки на твое содержание слать будет некому. Тетка-то твоя, ты говорила, тоже на сыночка живет?
— Ох, Вовик, что же мне делать? — Соня всхлипнула.
— Да погоди ты сырость-то разводить! — нагрубил своей приятельнице Кабул. — Прежде всего надо его планы выяснить.
— А как?
— Ну, может, тебе сам расскажет, он ведь у тебя на глазах будет? У тебя и остановится?… Будь с ним поласковей, расспрашивай, как да что, каждый день и сочувственно… Мол, все понимаешь, одобряешь и… Да не мне тебя учить! Это-то ты всегда умела! Ну а в остальном, чтобы, значит, все время на глазах был — так и быть, по старой дружбе велю своим ребятам за ним приглядывать. Чтоб, значит, никаких неожиданностей от него нам… то есть тебе, не было.
На том и порешили. Положив трубку, Софья Эдуардовна почувствовала себя значительно спокойнее, чем до разговора с Кабулом. Только вот никак не могла припомнить, когда ж это она ему рассказывала про свою тетку, вообще про американских родичей?… Ну, упоминала конечно то там, то сям… Впрочем, память ее в последнее время стала здорово подводить. А Вован — он всегда умел и слушать, и запоминать. Правильно она сделала, позвонив ему. Теперь ей есть на кого положиться: Кабул — настоящий друг… И Соня с умилением подумала о том, что с годами его привязанность к ней становится все крепче и крепче.
В прежние годы он ей, конечно, тоже помогал: например, пару раз припугнул ее зарвавшихся, опостылевших кавалеров. Но и денежки за свои услуги брать тоже не забывал! А сейчас вон взялся помочь совершенно бесплатно.
Растроганная Соня утерла глаза, повлажневшие от избытка чувств, и, почти успокоившись, решила все-таки прилечь и попробовать уснуть: в ее возрасте бессонные ночи уже не прокатывают мимо бесследно…
Александр Борисович Турецкий, внимательно выслушав Володю Яковлева, докладывающего о результатах своего рейда на фирму Банникова, удовлетворенно кивнул. И, немного помолчав, обратился к участникам рабочего совещания — всем сразу.
Оперативно-следственной группе предстояло с учетом собранной на первом этапе информации откорректировать дальнейший план следствия. Все они, включая вырвавшегося из пучины собственных дел Вячеслава Грязнова, вопросительно взирали в данный момент на своего руководителя. В самом дальнем от Турецкого углу пристроился, что бывало крайне редко, Константин Дмитриевич Меркулов. Костя, как с усмешкой отметил про себя Турецкий, изо всех сил старался быть как можно незаметнее, что ему плохо удавалось. И Галочку, и Яковлева, и даже Померанцева его присутствие в той или иной мере сковывало.
— Что ж, — произнес наконец Александр Борисович, — мне тоже есть о чем вам поведать. Прежде всего должен вас порадовать. Благодаря присутствующему здесь Вячеславу Ивановичу Грязнову, сумевшему задействовать свои связи, экспертизу наши медики провели в срочном порядке, а результаты ее господин генерал привез самолично. — Турецкий подмигнул невозмутимому, как буддийский бог, Грязнову-старшему и продолжил: — А в итоге у нас с вами появилась еще одна интересная зацепочка… Слава, давай-ка дальше сам, поскольку именно ты упомянутую зацепочку и обнаружил.
— Совершенно случайно. — Вячеслав Иванович кивнул, что не помешало ему поглядеть с гордостью в сторону Меркулова. — Бывают в нашей практике дела, которые запоминаются, как никакие другие, особенно если все заканчивается заурядным «тухляком»… Восемь лет назад, когда я еще трудился в МУРе, о чем все вы знаете, мы, помнится, почти полтора года кружили вокруг тогдашнего криминального авторитета, отличавшегося прямо-таки садистской кровожадностью, — некоего Мирослава Дубко… Сволочью этот хохол был знатной, но работал чисто: за полтора года мы с трудом наскребли на него исключительно косвенные улики. Но надеялись на лучшее, потому и тянули с арестом. На основании собранных нами косвенных доказательств дело в суде вообще могло развалиться, в лучшем случае получил бы этот гад пару-тройку годиков отсидки… Ну, дело известное… И вдруг — настоящий дар судьбы: в один прекрасный день Дубко находят зарезанным в его собственном загородном доме, охраняемом не хуже военного завода, в собственной постели… И пришлось нам в итоге заниматься поисками ловкача, засадившего ему перышко прямиком в сердце, да еще и со спины…
При этих словах все присутствующие слегка напряглись, уже понимая, что именно скажет Гряз-нов-старший дальше.
— Вижу, сообразили, — кивнул Вячеслав Иванович. — Все верно: результаты экспертизы раны Алексея Баканина абсолютно идентичны результатам в том давнем деле… Проще говоря, Алексей убит тем же колющим предметом, что и Дубко, — предположительно ножом, имеющим характерный изъян в нижней части лезвия, оставляющий в ране не менее характерные следы… Убийца загнал оружие под тем же углом в спину жертвы, что когда-то и Дубко… Судя по всему, орудовал он финкой, сделанной по индивидуальному заказу и давным-давно ему привычной…
— Может, с какой-нибудь из последних войн привез? Как память… А обернулось вон чем… — задумчиво произнес Померанцев.
Никто из присутствующих ему не возразил: и Афган, и последовавшие за ним две чеченские, увы, существенно пополнили ряды российских киллеров… Не новость, что война калечит людские души, порой до полной потери человеческого облика. Особенно если, вернувшись на родину, за которую ты проливал кровь, толком даже не понимая причин, по которым это делал, обнаруживаешь, что в любимой державе ты, оказывается, никому не нужен, а она уже давно занята другими проблемами…
Грязнов вздохнул и продолжил:
— В общем, поднял я из архива все нераскрытые дела, связанные с поножовщиной, за последние десять лет и к нынешнему утру обнаружил еще одно, в котором явно наследил «наш» убийца. И произошло это очень скоро после убийства Дубко, причем жертвой оказался один из охранников нашего адвокатишки… Я, кажется, забыл упомянуть, что по своему официальному статусу Мирослав Дубко был адвокатом… Да, так вот насчет охранника: молодой парень, и четверти века не прожил. Здесь причины, по каким его угробили, тоже не установлены, да, честно говоря, не очень-то и старались установить. Сошлись на том, что все это «внутрисемейные» разборки. Точно так же не зафиксировано документально и то, что по всем признакам и Дубко, и этот парень из мелких сошек убиты одним и тем же оружием.
— А что сейчас с группировкой Дубко? — поинтересовался Померанцев.
— Кто примкнул к «ореховским», кто и вовсе от дел отошел.
— Иными словами, — вернул себе инициативу Турецкий, — искать исполнителя следует в бывшем окружении покойного Мирослава… Володя, — он повернулся к Яковлеву, — упомянутое Вячеславом Ивановичем архивное дело получишь у меня, изучишь его досконально. Я успел по диагонали просмотреть все, что касается Дубко, кое-что весьма интересное, на мой взгляд, там имеется.
— Мы тогда довольно близко подошли к сути, — согласился Грязнов, — а потом, как водится, уперлись лбом в стену. Вроде бы проще всего это было сделать его любовнице, но у дамочки оказалось стопроцентное алиби… В любом случае «наш клиент» маячит в близком окружении Дубко: кто, скажите на милость, кроме начальника охраны и его жлобов, мог это сделать? А сам этот тип, начальничек, клялся-божился, что в доме уже два дня никого не было, ни единого посетителя… Его хозяин приболел и гостей не принимал даже по делу… Кстати, убитый позднее тем же оружием бандит как раз в ту ночь, когда зарезали адвоката, дежурил в особняке.
— Я бы тоже не отказался посмотреть это дельце, — проворчал Померанцев.
— Всему свое время, — возразил Турецкий, строго глянув на Валерия. — Володя ознакомится с ним раньше, поскольку ему необходимо как можно быстрее начать работать по этой версии. Потом, разумеется, все документы лягут тебе на стол. Не плачь, у тебя будет чем заняться! Я, между прочим, еще не все вам рассказал!
И Александр Борисович, пододвинув поближе лежавший у него на столе факс от Вутервуда, коротко изложил полученную из Штатов информацию.
— Слава, — поинтересовался он, — я едва не забыл… Думаю, Денис не откажет тебе в этом: Леонид Ильич Славский прибывает в Москву послезавтра, номер рейса и время прилета имеются — это чартер. Необходимо его встретить и «попасти», нельзя выпускать его из вида ни на минуту. Гале необходим сменщик, а Володя будет занят.
— Я все понял, — кивнул Грязнов. — Конечно, кто-нибудь из ребят Дениса подключится, я договорюсь.
— Вот и отлично. Теперь ты, Валерий: пока то да се, пока господин Славский добирается до нашей общей родины, у тебя чуть больше суток на то, чтобы найти повод и возможность пообщаться с его кузиной, не раскрывая истинной причины нашего интереса. Капитан Романова в самые сжатые сроки, на что я весьма надеюсь, соберет о ней все сведения… Верно, Галя?
— Верно, Александр Борисович… Мне тоже не светиться?
— Желательно. Уж как-нибудь постарайся… В общем, как видите, на ближайшие двое суток работы хватает всем. А результаты я жду утром, в день прилета Славского, — я имею в виду, по его сестре… Генерал Баканин, с которым я уже поговорил, эту деву смутно, но помнит. Вроде бы в свое время она вела весьма лихой образ жизни, в последние годы он о ней ничего не слышал. Всем все ясно?
И, поскольку вопросов ни от оперативников, ни от Померанцева не последовало, Александр Борисович завершил совещание. И первое, что сделал после того, как все, кроме Славы Грязнова, ушли, предъявил претензии собственному шефу.
— Костя, — сердито произнес он, — я, конечно, тронут твоим повышенным вниманием к этому делу, но, как и предупреждал тебя сразу, ребят ты напряг! Где это видано, чтоб даже у Валеры после совещания не возникло ни единого вопроса?! Тебя постеснялся, чтоб дураком в глазах высокого начальства, не дай-то бог, не показаться!
— Ну, знаешь… — Меркулов обиженно посмотрел на Сашу. — Даже в школе бывают открытые уроки!
— Вот именно, что в школе!
— Ребята, брэк! — остановил перепалку Слава Грязнов. — Чего это вы? Я думал, как обычно, посидим, на троих сообразим, расслабимся и побалакаем о деле…
— В рабочее время?! — свирепо нахмурился Меркулов. — А выговорешник своему другу Турецкому выхлопотать не хочешь?
Неизвестно, чем бы завершилась неожиданная перепалка, но в этот момент на столе у Саши ожил селектор и послышался голос бессменной секретарши Меркулова Клавы:
— Саша, Константин Дмитриевич у тебя?
— У меня!
— Передай, его срочно вызывает к себе Генеральный!
Таким образом у Меркулова и появилась возможность покинуть этот кабинет, не растеряв ни грамма чувства собственного достоинства.
— Ты чего такой нервный? — покачал головой Слава, дождавшись, когда Костя закроет за собой дверь.
— Я не нервный… Просто терпеть не могу, когда в процессе работы кто-нибудь висит над душой… Вот, забыл отдать Яковлеву протокол дознания любовницы этого типа, я его перед совещанием из папки достал, перечитать хотел, да не успел…
— Да ладно тебе, давай сюда, я передам. Володя сейчас наверняка в департамент поехал, у него там дела есть.
Вячеслав Иванович взял из рук Турецкого бумаги, мельком глянул в них и убрал в папку, а Саша неожиданно нахмурился:
— Слушай, у меня такое чувство, что я упустил что-то очень важное.
Он прикрыл глаза, попытавшись сосредоточиться, а Грязнов, поняв, что на коньячок сегодня рассчитывать не приходится, незаметно вздохнул. И, подождав немного, поднялся:
— Слушай, Сань, ты тут думай, а я, пожалуй, поеду, а то упущу Володьку и он эту Соркину не прочтет… Ты чего?
Турецкий внезапно подскочил на стуле и не просто открыл, а широко округлил глаза:
— Как, ты сказал, эту девку зовут?!
— С-соркина… — слегка вздрогнул от неожиданности Слава. — Соркина Софья Эдуардовна… А что?
Ничего не ответив, Саша молниеносно ткнул пальцем в селектор, и через несколько секунд в кабинете раздался голос Померанцева:
— Да, Александр Борисович?
— Валерий, вернись на минуту… Яковлев уже ушел, не знаешь?
— Знаю, — немного обиженно проворчал важ-няк. — Вот он тут сидит, напротив меня, ждет, пока я…
— Давайте оба сюда!
— Есть!
Еще через три минуты они входили в кабинет Турецкого. При этом Валерий прямо с порога бросил быстрый взгляд в тот угол, где еще недавно сидел Меркулов, и на его физиономии явственно обозначилось облегчение.
— Значит, так… Я был не прав: дело Дубко сейчас сядете и прочтете для начала оба…
— Уже! — буркнул Померанцев. — Володя потому и задержался, чтобы…
— Молодцы, — усмехнулся Саша, — поправили шефа… Но в следующий раз, пожалуйста, свои вопросы и аргументы высказывайте непосредственно в процессе совещания… Независимо от того, кто таится по углам!
Все четверо дружно заулыбались, после чего Турецкий продолжил:
— А теперь, ребятки, едва нами не упущенное, очень важное обстоятельство: упомянутая Вячеславом Ивановичем любовница Дубко и двоюродная сестрица Славского — одно и то же лицо. То бишь Софья Эдуардовна Соркина.
Последовавшая за этим сообщением немая сцена, с точки зрения, Саши была ничуть не хуже финальной сцены знаменитого «Ревизора»…