Егору Корабельникову, начальнику службы охраны и личному телохранителю Молчанова, вовсе не светило вешать себе на причинное место мину замедленного действия, и, когда подполковник Грязнов, прибывший из Москвы именно с этой специальной целью, объяснил ему популярно действие этой мины, быстро согласился указать адрес местопребывания своего шефа. Выполняя условия сыщика, еще можно было рассчитывать на совпадение случайных обстоятельств — плохо себя почувствовал хозяин, время отпуска подошло, то, другое. Если же они объявят федеральный розыск, наручниками дело пахнет. А такого рода промаха Молчанов не простит даже самому близкому человеку — беспощаден бывает. Словом, этот вопрос решился быстро, не стал упорствовать себе и своей фирме во вред Корабельников.

Хуже пошло дело, когда Грязнов, памятуя о разговоре с Турецким в Быковском аэропорту по поводу выросших, как грибы, баснословных состояний, основанных на переделе собственности, решил копнуть богатое молчановское досье, подготовленное для него местными сыщиками. Либо тот, кто собирал это досье, отлично представлял себе, чего не должен знать московский сыщик, либо чист был Молчанов перед Отечеством, как крещенская вода, по выражению американца О. Генри. Но Слава опытным глазом сыскаря сразу усек, что второе попросту нереально, ибо убийства святых на Руси ныне почти не практикуются, в то время как первое — дело не только возможное, но, вероятно, и хорошо оплаченное. Он пока не стал развивать свои мысли и подозрения дальше, а сам пошел по соседнему, параллельному пути — кадровому.

Не могло случиться так, чтобы среди молчановской свиты, начинавшей восхождение с горбачевской оттепели, не было потерь, причем значительных. С этой целью, точнее для выявления подобных потерь, Слава попросил местных коллег дать ему в помощь опытного в хозяйственных делах следователя.

Указание, последовавшее по просьбе Грязнова из Генеральной прокуратуры областному прокурору, быстро помогло организовать небольшую ревизию на предмет нарушения некоторых положений налогового законодательства, все службы сработали четко, в результате чего Слава получил доступ в святая святых молчановского концерна — его «кадры». И здесь ему удалось обнаружить несколько лиц из руководства концерна, которые по тем или иным причинам покинули в последние годы такое весьма «хлебное» место. Особенно его заинтересовал главный бухгалтер Саидов, не фронтовик и не инвалид, вышедший на пенсию в пятьдесят восемь лет, имея зарплату, превышавшую его, Славину, в три раза, и это без всяких дополнительных премиальных и прочих выплат. Будто миллионер плюнул вдруг и в одночасье ушел на отдых. В наш век без очень значительных причин подобные вещи не случаются.

Разыскать Саидова особого труда, конечно, не составляло. Уже к концу дня перед Грязновым лежала карточка с его адресом в Тольятти, куда он выехал в семью дочери, работавшей на ВАЗе. Посовещавшись в узком кругу своих самарских коллег, Слава решил с утра выехать в Тольятти и лично переговорить с пенсионером-бухгалтером. Заместитель начальника областного уголовного розыска, крепенький мужичок с лукавыми глазами, капитан Хомяков, которого все звали только по фамилии, а не по имени-отчеству, словно у него их не было, несколько раз неназойливо пробовал интересоваться причиной, по которой московскому сыщику необходимо столь срочно и обязательно лично встретиться с этим Саидовым. Куда ведь проще позвонить тольяттинским товарищам и поручить это дело. И машину за сто верст гонять не надо, бензину опять же экономия. Но кончилось тем, что он сам и вызвался сопровождать гостя.

Выехать решили утром, пораньше, а нынешним вечером Грязнов хотел встретиться еще с одним «перебежчиком» из молчановского стана, начальником охраны нефтеперерабатывающего завода, перешедшего на работу в химико-технологический институт на ту же должность, но с вдвое меньшей зарплатой.

   Давно привыкший ко всякого рода «неожиданностям», Слава успел заметить, что почти  одновременно с его «Волгой», которую ему выделил начальник розыска, тронулся синий «жигуленок» и вскоре пристроился в хвост. Это было интересно, и Грязнов указал на преследователя водителю. Тот лишь усмехнулся, а затем сделал несколько неожиданных виражей, быстро оторвался и, вернувшись на трассу, хвост не обнаружил.

Был уже вечер, и хозяин находился дома. Звали его Солдатов Василий Иванович, и он пышными усами, тонким хрящеватым носом, да и вообще резкими движениями напоминал своего кинематографического тезку из фильма братьев Васильевых. Супруга у него, напротив, была ему полной противоположностью — спокойной женщиной с мягким и, вероятно, очень доброжелательным характером. Увидев московского гостя, она сразу же отправилась на кухню.

В маленькой двухкомнатной квартирке было уютно. И когда хозяин и гость уселись в гостиной друг против друга, Грязнов объяснил цель своего посещения. Василий Иванович сначала задумался, а потом сказал, что вообще-то не хотел бы обсуждать эту тему, поскольку собственная жизнь, как говорится, дороже. Но чтоб уж приезд ответственного человека не был полностью бессмысленным, объяснил, что его уход был вынужденным, поскольку он не собирался мириться с откровенным воровством нефтепродукта, которое особенно усилилось после вхождения предприятия в молчановский концерн. Продукт стал уходить уже не отдельными цистернами, оформленными на липового покупателя, а целыми железнодорожными составами. Невозможность какого-либо контроля и постоянные угрозы молчановских молодчиков, с одной стороны, и твердая уверенность, что однажды эта кормушка будет накрыта законными властями, а тогда уж не взыщи охрана — с другой, заставили Василия Ивановича, не в пример его знаменитому тезке, плюнуть на хорошую зарплату и отступить. Такова суть истории, а частности ее надо искать не у бывшего начальника охраны, а у тех, кто ревизии на предприятии проводил и никогда ни одного злоупотребления не обнаружил.

Грязнову стало ясно, что конец ниточки найден правильно, но не ему и не с его силами добираться до середины клубка. Хотя дополнительным подтверждением узаконенного воровства на молчановских предприятиях могло бы стать свидетельство Саидова.

Распрощавшись с хозяином и слегка расстроенной хозяйкой, не успевшей угостить гостя, Грязнов отбыл в гостиницу, чтобы с утра махнуть в Тольятти. Но среди ночи его разбудил звонок начальника уголовного розыска. Тот сказал, что выслал машину, и просил срочно подъехать в отдел.

Оказалось, что буквально следом за уходом Грязнова в квартиру Василия Ивановича позвонили. Он даже решил, что это москвич что-то забыл и вернулся, даже не выходя из дома. Открыл дверь и тут же отлетел к противоположной стене, сбитый сильным ударом в солнечное сплетение.

Трое ворвавшихся в квартиру моментально скрутили хозяйку и швырнули ее в ванную, а хозяина растянули на столе и стали допрашивать, чем интересовался московский мент. Сперва для острастки гасили о его голую грудь окурки сигарет, а потом принесли с кухни утюг и включили его в сеть. Василий Иванович, чувствуя, что долго не выдержит пытки, да, собственно, и не понимая, почему он должен изображать Героя Советского Союза в тылу врага, сказал, что речь шла о ворованном бензине. Но бандитам этого показалось мало, и они взялись за утюг. Василий Иванович, казалось, уже лишившийся голоса, вдруг заорал с такой силой, что в соседних домах должны были полопаться стекла. Ошарашенные бандиты забыли про утюг и рванули из квартиры. А когда минут через двадцать прибывшая милиция, выставив впереди себя пистолеты, вошла в квартиру, их глазам представилась довольно жуткая картина: на столе посреди комнаты был распят обнаженный человек с багрово-черной, обожженной грудью, на полу валялся утюг, и с минуты на минуту мог вспыхнуть ковер, а в ванной лежала лицом вниз связанная женщина с залепленными пластырем ртом и глазами. Словом, типичный эпизод-страшилка из какого-нибудь западного боевика, если бы это не произошло в тихом районе и спокойном доме, где соседи оказались людьми непугаными и сразу позвонили в милицию.

Женщину развязали, привели в чувство, чего, к сожалению, не удалось сделать с ее мужем. Врач констатировал смерть.

Все это и рассказал начальник угрозыска примчавшемуся, еще сонному Грязнову, мгновенно проснувшемуся от такого известия. Они сидели вдвоем, и Слава вспомнил о синем «жигуленке». Намекнул, как это ни обидно, на возможность присутствия на их узком совещании осведомителя. Ну а то, что против «московского мента», как выражались те бандиты, уже повсюду могут быть выставлены засады, это, как полагал Грязнов, в порядке вещей. И тем не менее он не хотел отказываться от поездки в Тольятти.

—  А ты хорошо знаешь этого своего Хомякова? — только и поинтересовался Слава.

—  Ну как тебе сказать? — озадачился начальник розыска. — Третий год человек у нас работает. Звезд не хватает, как говорится, но свои звездочки вроде оправдывает.

На том и закончили разговор.

Утром Хомяков заехал за Грязновым в гостиницу. Но не на «Волге», а на «Жигулях», и водитель был Грязнову незнаком, не тот «артист», что вчера так легко ушел от преследователя. Хомяков объяснил перемены, связав их со вчерашним происшествием. И еще он задал, как бы между прочим, странный вопрос: «Вы ничего не забыли? Все нужные документы взяли?» Не обратил внимания на заботу Хомякова Грязнов, счел это обычной предосторожностью: мало ли кто за время отсутствия может поинтересоваться содержимым гостиничного номера.

Степная дорога из Самары в Тольятти, изредка сменяемая перелесками, утомляла глаза. День был яркий, солнечный, зелень только начинала распускаться, была совсем нежной и дымчатой. И это некоторое однообразие красок клонило в сон, тем более что ночью выспаться не очень удалось.

Все-таки тесная машина «жигуль» этот. Сзади — тесно, и Славе пришлось, вопреки какому-то внутреннему желанию или беспокойству, что ли, сесть на переднее сиденье, рядом с водителем. Хоть ногам легче, не так затекут.

На втором часу езды, когда встречное солнце стало припекать основательно, и от вида слепящей ленты дороги, несущейся под колеса, стало совсем невмоготу, и Славин нос начал все чаще опускаться на грудь. Грязнов вдруг почувствовал болезненно-холодное прикосновение чего-то железного к своей левой ушной раковине. Он попробовал плечом машинально избавиться от помехи, но тут же ощутил действительную боль от тычка в ухо. Попробовал повернуть голову, но не смог, перед его носом качнулся ствол пистолета и снова уперся в голову, теперь уже за ухом, недалеко от мозжечка.

—  Поспал, Грязнов? — услышал он вкрадчивый какой-то голос Хомякова. — А теперь просыпайся и давай поговорим.

Ты что, охренел, Хомяков? — крикнул Слава, хотя понял уже, что это не игра воображения и совсем не шутил Хомяков. — Убери пушку!

—  Сиди, сиди, — успокоил Хомяков. — И слушай меня внимательно: если договоримся, вон там, в десяти минутах езды, поворот к аэропорту, подвезем — и лети в свою Москву. Доложишь: задание выполнил, ни хера не нашел! — хохотнул Хомяков. — Ну а не договоримся, маленько подальше мост через речку, где авария произойдет — чтоб избежать столкновения со встречным транспортом, уйдет вправо машина и рухнет в речку. А выплывут двое. Московский же мент будет вытащен коллегами совсем утопшим. Все понятно? И в цинке отправлен в столицу для вскрытия и захоронения. Жду ответа.

—  А надо-то чего, не понял, — Слава решил играть в дурачка.

—  Все ты знаешь, — успокоил тычком под свод черепа Хомяков. Водитель, двигая челюстью, расправлялся со жвачкой и не обращал на них никакого внимания. Все было разыграно гениально просто. Но что же им было нужно от него? Чего они еще не знали?

—  Говори... Только какие у меня гарантии, что, когда я скажу, что вас интересует, вы меня не прикончите этим или каким-нибудь другим способом?

—  А на хрена ты нам сдался? На твой труп сюда вся Петровка пожалует, а нам лишняя слава не нужна. Скажешь, бумажку подпишешь с благодарностью за помощь — и лети на все четыре стороны.

«А что, может, так и сделать? — подумал Слава. — Один труп у них уже есть. Будет два, а то и три. Ради чего? А если тот главбух не раскроется и вся поездка — чистая фикция? Стоит ли рисковать жизнью?..» Мысли бились в голове, а параллельно шла другая, не менее насыщенная работа мозга: как вырваться из ситуации? Какие действия... действия... Ведь есть же, должен быть выход! Ищи! Шофер слева, Хомяков сзади, в затылке — ствол. Рвануть руль — глупо, оглушит, либо пристрелит. Но им сведения нужны, знать необходимо, что мне уже известно. Налоговая служба с потолка с ревизией не падает. Что мы у них откопали — вот ради чего весь этот спектакль с возможным смертельным исходом.

—   Что тебе говорил Солдатов?

«Выходит, ничего не сказал им Василий Иванович? Или они на всякий случай перепроверяют? Соврать он под пытками не мог. Значит, правду можно слегка подкорректировать».

—   Я спрашивал, по каким адресам уходил ворованный бензин. Он сказал, что адресами не интересовался, а что воровали — знал. Но молчал, самому за это дело срок мог грозить.

—   Еще чего говорил?

—   Да я у него был-то десять минут всего. Не помнит, не знает, давно забыл. Да убери ты свое железо, мать твою! Куда я денусь, на ходу, что ли, выпрыгну? Мне жить не надоело!

—   Ты портфельчик-то дай свой. — Хомяков протянул руку между сиденьями к портфелю, лежавшему на коленях у Грязнова. — Давай, давай, мы его на досуге посмотрим. А теперь поговорим, что тебе от Саидова требуется. Ну?

Вот он нужный момент! Левой рукой Слава взял портфель за ручку и, отводя его назад, к Хомякову, задел локоть водителя, который тут же метнул взгляд на него. Отдавая портфель. Слава слегка сполз с сиденья вперед и правой рукой достал рукоятку, которой регулируется положение спинки.

—   Ты куда смотришь?— заорал вдруг Грязнов на водителя. — Слева! Обгон!

Дальнейшее произошло так быстро, словно было тщательно отрепетировано заранее.

Водитель от неожиданности кинул голову влево. Хомяков, принимая портфель, слегка помог себе правой рукой с зажатым в кулаке пистолетом. Грязнов, резко дернув рукоятку, обрушил спинку переднего сиденья на Хомякова. Тот же, от шока нажав на курок, всадил пулю точно в затылок водителю. Грязнов, изо всех сил упираясь длинными своими ногами в днище автомобиля, захватом обеих рук изогнул и прижал к себе голову Хомякова.

Машина, резко вильнув, сошла с шоссе, правые ее колеса влетели в неглубокий придорожный кювет, она перевернулась раз, другой и навалилась крышей на густой кустарник.

Несколько мгновений Грязнов пролежал лицом вниз, прижатый к потолку кабины, видя прямо перед глазами перекошенное от боли, залитое кровью из разбитого носа лицо Хомякова. Затем он медленно выбрался задом через разбитое ветровое стекло наружу и за шиворот выволок следом Хомякова с намертво зажатым в левой руке грязновским портфелем. Пистолета в другой не было, скорее всего, выронил во время всей этой катавасии.

Слава хотел было вернуться к машине, чтобы взглянуть, что с водителем, но в этот миг вдруг беззвучно и страшно из машины ударил сноп огня, и Славу с опаленными бровями отшвырнуло в сторону.

Окончательно придя в себя, услышав крики и шум работающих автомобильных моторов в десятке метров, на шоссе. Грязнов обратил, наконец, внимание на Хомякова. Тот, видимо, на свое счастье, был без сознания.

Подбежавшим людям, прикрывающим ладонями от жара горящей машины лица, Слава объяснил, что нужно немедленно с ближайшего же телефона сообщить об аварии в Самарский уголовный розыск.

Прибывшая на место происшествия машина ГАИ вызвала «скорую», и в ожидании ее Грязнов, представившись, коротко рассказал, не вдаваясь пока в ненужные подробности, что машина неожиданно потеряла управление, сошла с шоссе — и вот результат. И сам связался с Самарой, с уголовным розыском. Понимая, что милицейская волна несомненно прослушивается, он сообщил лишь, что напарник оказался тем самым, да, именно тем, о ком они сегодня ночью беседовали.

Молодая женщина, врач «скорой», обследовала Грязнова и, замазав йодом несколько ссадин на локтях и коленях, предложила проехать с ними в ближайшую санчасть в аэропорту. Хомякова положили на носилки и задвинули в «рафик», Грязнов сел с ним рядом. И они поехали с места аварии. Милиция осталась, чтобы окончательно потушить пожар в машине и извлечь оттуда обгоревший труп водителя.

Слава, наблюдавший за лежащим на носилках Хомяковым, вдруг понял, что тот уже пришел в себя и притворяется. Тогда он, к полному недоумению устроившихся рядом санитаров, достал из портфеля наручники и, отведя руки Хомякова за спину, защелкнул их, поймав полный ненависти взгляд капитана милиции.

—  Опасный преступник, — коротко объяснил он санитарам.