Вязкий туман лег на море. Словно огромный зверь опустился брюхом на поверхность воды. Волны осторожно лизали это белесовато-сизое брюхо, прикасались к нему и тотчас отступали, словно брезговали сливаться с этой странной массой, дышащей промозглостью и ядовитыми испарениями.

Веня Сотников, задрав кверху ноги, валялся на корме в прескверном расположении духа. Турецкий и Немой все еще выясняли отношения.

– Да я в сотый раз повторяю – не было у нас другого пути удрать из Японии, – горячился Немой. – Нам надо было как-то выкручиваться.

– Да ушли бы как-нибудь!

– Да не ушли бы мы, сам знаешь!

– И ты нас сдал янкам?

– Да! Сдал! Не поубивали же они нас.

– Это случайно!

– Нет-нет, я все продумал, – не очень уверенно парировал Немой. – Я им сказал, что оборудование у вас. Они, честно говоря, считают, что речь идет о каких-то подслушивающих устройствах.

– Хорошо. Но теперь-то что? Кто мешает теперь японцам прочесать все море и нас найти. Американцы уже в Японию доложили, что мы сбежали.

– Американцы сами себя надули,– невесело усмехнулся Немой. – «Мой» труп японцы нашли на берегу моря. Понимаешь, американцы постарались спрятать концы в воду. Теперь им соваться к японцам не резон.

– Сильно! Что ж ты раньше не рассказывал? Капитан отвернулся. Турецкому показалось, что плечи Немого вздрогнули.

– Ты что?

– Да так… – сдавленно ответил капитан. – Жену мою на опознание должны привезти. А она у меня… – Немой до скрежета стиснул зубы. При воспоминании о Боцмане его тело как-то сладко и ватно слабело. Он вспоминал ее глаза, руки, губы… Но дальше идти в своих воспоминаниях запрещал себе, потому что вообще двинулся бы умом. Он не просто любил жену – он ее боготворил. Вот и сейчас он сжал себя железным кулаком. – Но даже не в этом дело, – сказал сухо, – просто все сразу раскроется.

–М-да…– протянул Александр, потому что больше говорить было нечего.

– Господи, в мужские игры женщину заставляют играть. Она у меня крепкая, она, конечно, выдержит, но к чему все это вообще?! – все-таки вырвалось у него.

– М-да… – повторил Турецкий. – Тебе бы сейчас, конечно, выгоднее «мертвым» оставаться.

Александр положил руку на вздрогнувшее плечо Немого.

Турецкий и Немой говорили тихо, чтобы не тревожить остальных ребят. Те вымотались за последние дни – пусть отдохнут.

Веня глядел на колышущуюся водную гладь и время от времени изрекал в пространство так, чтобы слышали остальные:

– Хренотень, да и только.

В устах интеллигента Сотникова это звучало как самая грубая брань.

Впрочем, никто не реагировал. И без дурного настроения Вени хватало забот.

Капитан был прав – из Японии они сбежали. И из плена – тоже. Но теперь очутились в другом, быть может, еще более безнадежном. Третий день болталась утлая посудина посреди бескрайнего океана. Горючее кончилось еще вчера ночью. Она затонет при первом же хилом ветерке, не иначе.

Кирюха поплевывал за борт, созерцая, как от смачных плевков его торопятся-разбегаются по воде рябые круги.

Митяй грустно вздыхал, калачиком свернувшись на лавке, а Гладий как ни в чем не бывало похрапывал на носу лодки.

– Хренотень, да и только, – раздраженно повторил Сотников. – Слышь, лапоть? – призвал он в союзники Козлова.

– Не дрейфь, масон,– расслабленно потянулся Митяй. – Дальше смерти все равно не убежишь.

– Я вот думаю: и на хрена мне сдались эти тыщи долларов, если я их все равно в глаза не увижу?..

– А мне бабу хочется, – флегматично вклинился в разговор Кирюха, не оставляя прежнего занятия.– Во-от с такой грудью!

– А как же Алферова?

– Не трожь, это святое! – резко привстал Кирюха.

Сотников презрительно скривился.

– В такую минуту все и познается, – процедил он. –

Кто-то – о вечном, а кто-то – о примитивных животных инстинктах.

– Это ты, что ль, о вечном? – усмехнулся Кирюха. – Пачка «зелененьких» для тебя – вечные ценности?

– Пацаны, не ссорьтесь, – примирил Митяй. – Кому – бабы, кому – «бабки», а мне бы сейчас стопарик опрокинуть, вот был бы кайф! Может, рыбы наловить? На живца.

– А кто живцом будет? Ты, что ль? – поинтересовался Кирюха.

Турецкий тяжело молчал. Снова-здорово. Вроде одна команда, а в тяжелой ситуации опять – брожения, подначивания, ссоры…

Внезапно он насторожился.

Нет, показалось. Ничего не произошло, и туман по-прежнему окутывал пространство вокруг, и лишь глухой плеск моря доносился из белесой пелены.

Кирюха посвистывал свой навязчивый мотивчик, Гладий храпел, Сотников вновь бормотал под нос про хренотень, а Турецкий напряженно вслушивался в окружающие звуки.

И все-таки не он, а флегматичный Василий первым обнаружил появление гостя.

– Ни себе фига!

Вода вдруг закипела, пошла пузырями, точно снизу вдруг заработал подводный вулкан.

Лодка закачалась и едва не перевернулась. Мгновений было достаточно, чтобы прежнюю расслабленную беспечность членов команды как рукой сняло. Не дожидаясь указаний, напружинившись и посерьезнев, они в мгновение ока рассредоточились по посудине, словно бывалые моряки, и лишь благодаря этому удалось погасить раскачивание. Турецкий удовлетворенно кивнул сам себе; все-таки профессионалы.

Бурлящая вода заставила подняться и разойтись в стороны клочья тумана, и из морской глубины стало вырастать и очерчиваться темное и огромное.

– Чтоб я так жил, – пробормотал Сотников, а Кирюха лишь присвистнул от избытка чувств.

Турецкий мрачно наблюдал, как вода, пенясь, потоками стекает с округлого металлического корпуса.

Борта подводной лодки – теперь это было видно отчетливо – были желтыми.

– Кранты, теперь они нам припомнят, – только и сказал Митяй.

Немой клацнул затвором автомата, но Александр выхватил оружие у капитана из рук.

– Не надо – бесполезно.

Он был прав. Минуту спустя послышалось глухое лязганье люка, и несколько человек в черных облегающих костюмах высыпали на узкую площадку на корпусе подлодки. Они не издали при этом ни единого звука. Направленные на шестерых беглецов короткие автоматные стволы говорили лучше всяких слов.

Один из пиратов сделал жест рукой, указывая от лодки на люк.

– Что будем делать? – процедил Кирюха. – Кажись, дело пахнет керосином.

Турецкий помедлил, прежде чем поднять руки, своим примером показывая остальным, как поступить в данной ситуации.

Веня Сотников даже крякнул от огорчения, а Кирюха как ни в чем не бывало сплюнул за борт.

– Чего-то я не понял, – пробормотал капитан Немой, озадаченно оглядывая товарищей по несчастью. – Я чего-то не понял, мы что ж, сдаваться должны?

– Не должны, – тихо произнес Турецкий и первым с поднятыми руками ступил на металлическую обшивку пиратской подводной лодки.

Их били долго, планомерно, смачно. Били по очереди и все вместе. Били кулаками, палками, прикладами винтовок, отводили душу, что называется, на совесть. Мстили от души.

У Александра было так разбито лицо, что глаз почти не было видно. Но больше всех досталось Кирюхе. Увидев на его ноге повязку, подводники сорвали ее, плеснули на рану кислотой. Кирюха тихонько завыл. И один бугай, разогнавшись, саданул по раненой ноге кованым ботинком. Кирюха потерял сознание.

Сотникова били все вместе, он, правда, ухитрялся как-то уворачиваться, но из сотен ударов только десяток прошел мимо, остальными измолотили его тело в сплошной кровоподтек.

Митяй пытался гадов уговорить. Они его не поняли. Они били его в говорящий рот, пока Козлов не стал захлебываться собственной кровью.

А Вася Гладий как-то ухитрился выпутаться из веревок и даже завязать драку, но ему накинули петлю на шею, дернули так сильно, что хрустнули позвонки.

Немому досталось меньше всех. Видно, пираты устали. Или оставили на завтра.

Потом многие часы, брошенные в какой-то затхлый угол, ребята то впадали в мучительное полузабытье, то стонали, проснувшись в поту, крови и боли.

– Главное – не убили, –г кое-как придя в себя, сказал Александр. – Значит, еще есть шанс.

Он посмотрел на часы – было девять. Только вот утра или вечера?

– Ну как? – спросил он у остальных.

Сотников приоткрыл, разлепил спекшийся от крови рот.

– Хренотень, да и только, – сказал он.

И Александр понял – ребят не сломили.

Между тем за дверью завозились, раздался лязг, и возникший на пороге дюжий охранник неожиданно тонким и высоким голосом распорядился:

– Командира. Пленники переглянулись.

– Командира! – требовательно повторил охранник. Немой уже собирался было подняться, когда Турецкий опередил его. На беззвучный вопрос в глазах капитана Турецкий негромко произнес:

– Здесь командир – я.

Заложив руки за спину, он потащился, подталкиваемый в спину автоматом, по узкому проходу, незаметно озираясь по сторонам. Один глаз почти не видел, а второй болел от любого света. Но Александр заставлял себя смотреть.

Лодка, по всему видно, была старая, давно отработавшая свой срок. Протянутые над головой коммуникационные трубы сочились влагой и были покрыты толстым слоем бурой ржавчины. Несколько человек встретились Турецкому по пути; они злорадно ухмылялись, давая пленнику дорогу.

В капитанской рубке в покачивающемся на тонкой ножке вращающемся кресле сидел спиной к входу тучный и лысый, как бильярдный шар, человек. Тяжелые обильные складки покрывали его затылок.

– Ну что, товарищ, добегался? – по-русски произнес толстяк, не оборачиваясь..– Мои люди очень хотят вас всех убить. Они злопамятные. Прямо беда. Но и ты их пойми – профессия такая, по нескольку месяцев без цивилизации, без женской ласки. Огрубели. Я не могу их даже удержать. Тут как-то на днях зашли мы на маленький японский островок, ну вот вроде бы люди вам, цивилизация, женщины. Так нет, стервецы, поймали какого-то старика… Как бишь его? А! Акира-сан, да. Голову ему отрубили. Ну ладно, поиграли, хватит уже. Нет. Жену этого старика поймали, живот ей вспороли и туда стариковскую голову– представляешь? Звери. Я сам их боюсь, командир. Они уже и для вас казни придумали – жуть.

Турецкий сцепил зубы и молчал. Все вокруг казалось розовым из-за налившихся кровью глаз. Только в этот момент Турецкий понял, что значит выражение– видеть все в розовом цвете. Это вовсе не елейная картинка.

«Русский же, – подумал он. – Хотя, как верно говорит Веня, дело не в национальности, а в характере. У этого характер – шакал. Ах, гады-гады, старика убили…»

Капитан пиратов медленно прокрутился в кресле. Лицо его остановилось против лица пленника. Маленькие, заплывшие жиром глазки пытливо поглядели на Турецкого.

– А ты хочешь жить? Хочешь. Ты ж не старик. Ну а хочешь жить – умей проигрывать, – сказал пират.

– Что вам от нас нужно? – прохрипел Александр.

– А что вам нужно так далеко от дома? – вопросом на вопрос ответил он.

– Мы потерпели кораблекрушение, – изобразив на лице непробиваемую тупость, произнес Турецкий. В конце концов, в данных обстоятельствах не остается ничего другого, как только играть ва-банк.

– Я не люблю, когда меня обманывают, – сказал толстяк и наотмашь ударил Александра. Тот уже почти не чувствовал боли, потому что все тело и так разрывалось.

– Не понимаю вас, – тем не менее сказал Турецкий. – Ваши люди обнаружили нас посреди океана на дырявой лодке, которая должна была затонуть при первом же ветерке. У нас не было воды и пищи. Разве это не доказательство моих слов? Где ж тут обман?

– Кораблекрушение потерпели не вы. Кораблекрушение потерпел танкер «Луч». Он-то нам и нужен.

– Да, но при чем тут мы? Вы же не хотите сказать, что мы спрятали целый танкер. Всем известно его местонахождение…

Толстяк поморщился, все более и более раздражаясь непонятливостью собеседника.

– Танкер «Луч» имел при себе ценный прибор.

Мы ищем этот ценный прибор. А вы знаете, где его искать. Нам надо просто договориться. Иначе…

– Убьете?

– Не-ет, – протянул толстяк. – Зачем вас убивать? Вы и так не живы. Весь мир уже считает вас мертвыми.

– Но мы живы…

– Пока, ха-ха-ха, – весело раскатился толстяк. – Вы все равно умрете. Это уже решено. Только ведь умирать можно легко, от пули в затылок, скажем, а можно тяжко, муторно. От голода. От такого голода, что вы озвереете и будете есть своих товарищей. Это мои проказники придумали. Они вам будут кидать по куску мяса ваших товарищей каждый день. Говорят, вкусное мясо, кстати. Я против, но вы должны мне помочь. А? Что вы выбираете? Пулю в затылок или – сидят и кушают бойцы товарищей своих? – пропел он последние слова.

Турецкий сплюнул горькую кровь, накопившуюся во рту.

– Я дам вам на размышление три часа. И пять бутылок водки. Помозгуйте там хорошенько. Уведи его, – кивнул он охраннику.

И тут произошло то, что немного ободрило Турецкого.

Охранник лениво потянулся, медленно поднялся со стула и что-то недовольное сказал своему начальнику. Начальник прикрикнул на своего подчиненного. Началась ссора.

На каком языке они ругались, Турецкий не понял – скорее всего, помесь многих языков. Но понял главное – дисциплины на подлодке нет никакой.

После длинной и крикливой перебранки, в которой была даже угроза начальника применить оружие, охранник повел пленного, но на этот раз другим путем.

Турецкий получил возможность ознакомиться с расположением нескольких пересекающихся коридоров и взял на заметку дверь, за которой, надо полагать, находилось нечто вроде кают-компании: оттуда неслась приглушенная музыка и лающий мужской смех. Главный вывод, который позволила сделать вынужденная прогулка по подводной лодке, заключался в том, что экипаж пиратского судна вряд ли был многочисленным.

– Ну что? – выпалил Немой, едва Турецкий появился на. пороге камеры и тяжело опустился на пол.

– Познакомился с капитаном, – сообщил тот, пытаясь улыбаться разбитым ртом. – Он рад нашему присутствию на судне и в знак дружбы посылает угощение.

На этих словах гориллоподобный охранник, лязгнув запорами, одну за другой поставил у порога пять обещанных бутылок водки.

Кирюха попытался присвистнуть, а Митяй без лишних слов деловито принялся отвинчивать крышку. Руки его не слушались.

– Они ищут некий ценный прибор, – сказал Александр. – У нас есть три часа на размышление. Если мы не согласимся на условия, нас будут…

– Ясно, – не дал договорить Гладий.

– Они старика Акиру убили, – сказал Турецкий. – И жену его. Минуту молчали.

– С-суки, – процедил Кирюха свое привычное. Но в это слово сейчас не вмещалась вся ненависть к пиратам.

Гладий сжал до хруста кулаки. И так огромные, они казались сейчас, бомбами с подожженными фитилями – рванут, костей не соберешь.

– Выбор небольшой, – покачал головой Сотников.

– Капитан судна надеется, что мы примем единственно правильное решение, – громко произнес Турецкий. Пленники, уже хорошо знакомые с интонациями Александра, насторожились. – На карту поставлена наша жизнь, – продолжал он. – Никто не знает, где мы, и потому ждать помощи неоткуда. Считаю, мы должны принять условия…

Все это он произносил громко, а в паузах между предложениями еле слышным шепотом сообщал совсем другую информацию:

– Экипаж корабля невелик. Дисциплины никакой. У двери каюты дежурит всего один человек. Кают-компания размещается за четвертой дверью по коридору налево.

Несколько пиратов находятся там. Вход в машинное отделение – в кормовом отсеке. Пираты носят при себе оружие, но вряд ли готовы к тому, что оно может пригодиться на судне. Если напасть неожиданно, они не успеют пустить оружие в ход.

Водку они пить не стали, продезинфицировали ею раны. Вполне резонно опасались, что в питье что-нибудь подмешано.

– Все это здорово, – тоже шепотом ответил Веня, – только какие из нас бойцы? Попереломаны, поперебиты, перекалечены.

Турецкий выразительно показал глазами на руки Сотникова.

– Кулаки-то у тебя целы?

Он опасался не того, что ребята изранены и слабы, он опасался, что они в слепом гневе наделают по неосторожности глупостей. А ребята были даже не в гневе – в бешенстве.

Три часа спустя, минута в минуту, за дверью вновь загромыхало и тонкоголосый верзила, заглянув в темницу, распорядился:

– Командира!

Турецкий стоял прямо перед ним на коленях и, «пьяно» покачиваясь, «допивал» водку из бутылки, высоко запрокинув голову.

Остальные валялись, живописно изображая безобразно пьяных, что называется – в лоскуты, в доску, вдрабадан.

– Командира! – как и в прошлый раз, требовательно повторил стражник и дернул Турецкого за рукав. Тот свалился прямо под ноги охраннику.

– Земеля, давай и ты с нами, долбани маленько, – произнес Сотников «заплетающимся» языком, а когда охранник обернулся к нему, откуда-то из-за его спины выдвинулись крепкие руки Васи и, казалось, легонько повернули голову охранника набок, как откручивают колпачок с зубной пасты. Тихонько хрустнули позвонки, охранник высунул толстый язык и выпучил мертвые глаза.

Он плашмя рухнул на пол, и пять пар рук проворно втащили его в камеру. Словно не они только что были «в отключке».

Все произошло так быстро, что охранник, явившийся затем, чтобы доставить пленника к капитану судна, ничего не понял. Он подался вперед, чтобы узнать, почему тишина в камере. Турецкий рубанул его ребром ладони по горлу. Столько ярости вложил в этот удар, что голова тряпично мотнулась вперед, стукнувшись носом о собственную грудь.

Жалобно хрюкнув, охранник повалился на неподвижное тело сотоварища.

– Вперед, – скомандовал Турецкий, выхватывая оружие из коченеющих рук охранников. Он мог этого и не говорить. Ребята так рвались в бой, что Александру с трудом удалось уговорить их хоть на эту небольшую хитрость – притвориться пьяными. Они не очень-то и старались. Будь охранники хоть чуть-чуть проницательнее, сразу бы почуяли неладное. Ребята рвались в бой – напролом, в лобовую атаку, грудью на дзот. И Турецкий боялся, что они ослепли в ярости. А слепота в бою – смерть.

В кают-компании тем временем полным ходом шел просмотр захватывающего порнофильма, раздобытого на разграбленном в прошлом месяце торговом судне.

Разгоряченные увиденным пираты, потирая руки и гогоча, прихлопывая себя по коленям и соседа по спине, наблюдали, как дюжий кудрявый молодец, выставив наперевес устрашающих размеров мужское достоинство, распинает на столе грудастую блондинку. Задница блондинки лежала в блюде с майонезным салатом, но пыл любовной страсти был столь велик, что блондинка даже не замечала этого.

– Усью! – наперебой вопили пираты. – Усью яя!

Словно услыхав этот пламенный вопль, дюжий молодец направил ядреное достоинство в самые недра грудастой.

Увы, распаленным зрителям не дано было узнать, как закончилось жаркое любовное танго.

Дверь кают-компании с треском отворилась, и, выбросив ногу вперед, в помещение с диким рыком ввалился Митяй. В прямом смысле ввалился, потому что споткнулся о высокий порог и оказался на полу. Возможно, именно это его и спасло. Пока матросы хватались за оружие, Митяй тремя выстрелами вышиб мозги троим. Четвертый метнулся в сторону, хотел было выбежать прочь, однако на пороге его встретил Вася, встретил пирата лоб в лоб, и тот, обиженно мяукнув, по стенке сполз к ногам Гладия.

– Таракан, – презрительно оценил Гладий, а Митяй, поглядев вокруг на валяющиеся бездыханные тела и на экран телевизора, где в этот самый момент показывали салатное блюдо и ерзающее на нем содержимое, произнес:

– Ублюдки! – И непонятно, к изображению это относилось или к мертвым пиратам.

Экран вдруг раскололся на мелкие кусочки от попавшей в телевизор пули. Реакция команды Турецкого была мгновенной. Они теперь стреляли с двух рук, добавляя к оглушительным в маленьком помещении звукам выстрелов дикий рык озверевших мстителей.

Пираты, пытавшиеся ворваться в каюту, изгадили своими мозгами, кишками и кровью все стены, пол и даже потолок. Положили четверых. И рванули в машинное отделение.

Тем временем Турецкий и Веня Сотников, сжимая в руках пистолеты обезвреженных охранников, мчались к капитанской рубке.

Неожиданно из-за поворота вынырнул низкорослый, но коренастый крепыш, жующий на ходу огромный бутерброд. Увидав беглецов, он открыл рот, чтобы завопить, но непрожеванный хлебный мякиш помешал ему издать сколько-нибудь внятный звук. В следующее мгновение пуля вогнала непрожеванный кусок бутерброда низкорослому глубоко в глотку, крепыш отлетел к стенке, шмякнулся затылком о проржавевшую трубу и, дернувшись напоследок, застыл на полу в проходе.

– Возьми с собой, пригодится, – сказал Турецкий. Взвалив крепыша на плечо. Сотников двинулся следом за Александром. Каждый шаг давался с трудом. А тут еще труп на плечах.

У двери в капитанскую рубку Турецкий остановился и кивнул спутнику. Тот осторожно опустил крепыша и прислонил к стене, придерживая рукой так, чтобы казалось, что пират расслабленно оперся о косяк, собираясь войти. Держа наготове пистолет, Турецкий небрежно постучал. Из капитанской рубки донесся недовольный голос. Видимо, толстяк интересовался, кого черт принес.

Сотников вопросительно поглядел на Турецкого. Тот, не отвечая, постучал вновь, но на сей раз уже требовательно. Дверь отворилась, и из проема выглянуло автоматное дуло. Оно коснулось лица крепыша, точно проверяя, а затем раздался недовольный голос охранника.

Нетрудно было понять смысл его слов: мол, нашел время шутить!

Волосатая ручища охранника ухватила крепыша за ворот. Турецкий сделал знак, чтобы Веня покрепче придержал своего подопечного. Тот так и поступил.

Удивленный сопротивлением товарища; охранник подался ближе к двери – и в следующее мгновение, пролетев по воздуху добрые три метра и описав замысловатую дугу, грохнулся на пол.

Собрав все силы и саданув по двери ногой, Турецкий ворвался в рубку.

Надо отдать должное реакции капитана пиратов: даже не оборачиваясь, он через плечо пустил автоматную очередь, наповал сразившую цель. Целью оказался несчастный мертвый крепыш, потому что Турецкий предусмотрительно присел на корточки, а затем перекатился по полу к ногам капитана.

– Оружие на стол! – заорал он, ткнув пистолетом в яйца пирату.

Толстяк, оценив обстановку, не стал перечить.

Холодными заплывшими глазками он яростно смотрел на Турецкого и, казалось, жалел только об одном: что вовремя не открутил ему голову.

Сотников, обыскав постанывающего охранника и на всякий случай еще раз врезав ему промеж глаз, кивнул командиру: все о'кей. И тут же вцепился в толстяка:

– Кто? Кто убил старика?

– Я не… я не уб-бивал… – пролепетал капитан побелевшими губами. – Это он… Он! – истерично завопил и ткнул пальцем в лежащего охранника.

Веня метнулся к увальню.

Несколько оплеух привели того в чувство.

– Ты убил старика Акиру? – с ледяным спокойствием осведомился Сотников.

– Веня, он не понимает! – крикнул Турецкий.

Охранник согласно замотал головой.

– Сейчас поймет! Ты убил, гад? Это ты убил старика?! – зашелся Веня, тряся охранника так, что у того голова тряпично болталась на шее. – Ты зачем убил старика?

Турецкий не останавливал Сотникова, он понимал, что остановить это невозможно.

– Что тебе сделал старик? Что он тебе, подонку, сделал?! Что ты за мразь такая?! Они со старухой тебя, паскуду, кормили, они тебе отдавали последнее, а ты их убил?

Ты вообще человек?

Охранник криво улыбался. Он не понимал Вениных слов. Только воровато оглядывался на капитана.

– Ты ему голову отрезал, да? Ты вспорол старухе живот и туда ту голову засунул? Ну теперь смотри, теперь ты, сволочь, так же кончишь!

Веня схватил со стола плоский штык и замахнулся над шеей охранника – тот дико завизжал.

– Я тебе, гад, сейчас отрублю твою мерзкую голову и вот ему, – Веня ткнул пальцем в капитана, – вот ему в пузо затолкаю.

Теперь заорал и капитан.

– Не-на-ви-жу, – процедил Сотников, – как же я вас не-на-ви-жу!

Он снова замахнулся штыком, но рука его опустилась. Он не смог. Его воспаленные мозги кричали – отомсти, рубани по этой шее, но рука не слушала. Он был человек, а не зверь. Он просто приставил пистолет к голове увальня и спустил курок – так пристреливают загнанную лошадь.

Только теперь обернулся к капитану.

Увидел, что в опасной близости от командира пиратов остался автомат. Но тот даже не подумал им воспользоваться. Он был в шоке. Страшная смерть и ему заглянула в глаза.

Когда Сотников повернулся, капитан инстинктивно закрыл лицо рукой. И тихонько заскулил.

– Хорош, Вениамин, – хрипло проговорил Турецкий. – Не марайся ты об них. А ты слушай меня внимательно, мразь, – снова ткнул он дуло пистолета в мошонку толстяка. – Никаких трех часов на размышление я тебе не дам.. Или ты немедленно отдаешь команду повернуть судно в сторону российского берега, или пойдешь на корм рыбам. Ты мне обещал вкусное мясо товарищей – я не такой гурман. Но думаю, акулам твоя задница придется по вкусу. Ясно говорю?

– Не-ет! – заполошно прокричал толстяк. Турецкий отвел ствол пистолета чуть в сторону и выстрелил.

Взвыв, капитан откинулся на кресле и заболтал в воздухе короткими ручонками. Лицо его при этом приобрело покойницкий иссиня-зеленый оттенок.

– Это было последнее предупреждение, – невозмутимо сказал Турецкий.

Корчась от страха, пират потянулся к пульту.

– Без глупостей, – сказал Турецкий, для верности утопив пистолетное дуло в жирных складках на затылке капитана.

Толстяк пробормотал что-то птичьей раструб микрофона внутренней связи.

В динамике послышался щелчок.

– Фьюи цуи кяся фья, – повторил пират.

В глубине динамика послышалось далекое ответное воркование, перебитое зычным басом Гладия:

– Сашко, вы уже там чи шо?

– Василий?

– А кто ж еще! Машинное отделение в наших руках. Митяй захватил рубку управления.

– Никто не пострадал?

– Из наших – нет.

– Значит, так, – распорядился Турецкий. – Держим курс на Владивосток. Ты уж проследи, чтоб в машинном все было без эксцессов. – Капитану же пиратов он приказал: – Отдай распоряжение: движемся к Владивостокскому порту.

Толстяк тяжело вздохнул и, казалось, окончательно покорился судьбе.

Он видел, что и Александр и другой еле держатся на ногах. Долго они не протянут. Еще был шанс освободиться от этих железных людей. Ведь на самом деле не такие уж они и железные…